между
Коминтерном  и  немецкими националистами (1919  г.  --  Радек  и Людендорф).
Борьба двух тенденций в политике Коминтерна: ориентация на революцию старого
типа,   с  одной  стороны,  и  ориентация  на   соглашение  с   руководящими
националистическими  кругами. Борьбы этих двух тенденций  в  1923  г.  Итоги
немецкого  поражения  1923  г.  Публикация  набросков   Ленина  против  Розы
Люксембург (январь 1924 г.) Отказ от ,,революционной романтики''. Ориентация
на сокрушение власти Антанты в Европе в результате дипломатических и военных
конфликтов между разными странами (Бухарин в ,,Большевике'' 1924 г.)"(35).
     Проводником этой  политики в  1918 --  двадцатых годах  как раз  и были
Радек,  с одной стороны, и Карл Моор, с другой. Как пишет Николаевский, Моор
"начал  превращаться  в  политического  коммивояжера, пытающегося  завоевать
доверие   московского   Политбюро   старательным   проведением   работы   по
сколачиванию,  как  определил Радек, союза немецких  генералов-реваншистов с
советскими коммунистами-милитаристами  для совместной борьбы  против Запада.
Это  -- особый период в биографии Карла  Моора. Начало его можно  определить
довольно точно: с момента,  когда он  7 марта 1919 г. появился в Стокгольме,
приехав  с поручениями  от Ленина.  Это он маклеровал  те  встречи  Радека с
немецкими  военными и разведчиками,  о которых  рассказывает  Радек  в своих
воспоминаниях о немецком "Ноябре"''(36).
     С момента своего ареста, последовавшего в Берлине в начале февраля 1919
года, Радек уже не скрывал связей с немецким правительством.  С прекращением
официального  судебного  дела  германского правительства по обвинению его  в
подрывной деятельности изоляции  Радека пришел конец. Он все еще оставался в
тюрьме  Моабит, но ему разрешили в почти неограниченном количестве принимать
посетителей в  бывшей  квартире  тюремного  сторожа. В салоне  Радека  часто
бывали  высшие  германские  офицеры, с  одной  стороны,  связные  германской
компартии -- с  другой. Среди  высокопоставленных гостей салона  Радека  был
Вальтер Ратенау, будущий  министр  иностранных  дел Германии (подписавший  с
советским  правительством в  1922 году  Раппальский  договор и в том же году
убитый  за это террористами)(37). Ратенау приходил  к Радеку договориться об
условиях возобновления дипломатических отношений между Германией и советской
Россией(38).
     Моор  привел  также  к Радеку  барона  Ойгена  фон  Рейбница,  товарища
Людендорфа по  кадетскому корпусу.  Живший затем какое-то  время  у Рейбница
Радек назвал  Рейбница первым  представителем  "национал-большевизма".  (Сам
термин   "национал-большевизм",   похоже,   принадлежал   Радеку).   Рейбниц
действительно  выступал впоследствии за  союз  с советской  Россией с  целью
освобождения      Германии     от      Версальского     договора.     Однако
национал-большевистские  идеи находили  отклик  не  только  в  офицерских  и
академических кругах, но и в рядах ГКП, прежде всего в Гамбурге.
     Организацией  встреч  Радека  (и добычей  фальшивых  паспортов  для его
посетителей) занимался старый знакомый -- агент  германского  правительства,
швейцарский социал-демократ Карл Моор. Последний отправился в  Россию вскоре
после большевистского переворота,  с  небольшими перерывами пробыл там почти
полтора  года и в марте  1919 года  приехал в Берлин. В Берлине Моор пытался
добиться     согласия     германского     правительства     на    совместные
советско-германские  действия  против  Антанты  и  параллельно  стал главным
связующим звеном между Радеком  и  внешним миром. Моор заручился разрешением
германских  властей  говорить с Радеком с  глазу на глаз и стал его курьером
для  всех передач. Вот как описывала организацию  встречи с  Радеком  видный
руководитель  австрийской,   а  затем  и  германской,  компартий  Рут  Фишер
(Эльфрида Фридлендер, урожденная Эйслер), переселившаяся из Вены в Берлин  в
августе 1919 года:
     "Радек хотел познакомиться со  мною и послал ко  мне  Моора,  чтобы тот
привел меня в Моабитскую  тюрьму.  К моему громадному удивлению Моор  привел
меня  в ставку  Генштаба  на  Бендлерштрассе, где перед  нами  автоматически
открывались все двери. Один из офицеров передал мне паспорт с явно фальшивой
фамилией и биографическими данными, и с этим  паспортом я имела право трижды
в неделю приходить к Радеку в его камеру"(39).
     По мнению Рут Фишер Радек начал склоняться к национал-большевизму уже в
октябре  1919 года, когда Юденич стоял у Петербурга. В то время, находясь  в
тюрьме,  он  приготовился  к  самым плохим  известиям  из России  и надеялся
добиться   взаимопонимания   с  определенными  кругами  германской  армии  и
обеспечить себе защиту  от  войск союзников  (которые могли  добиваться -- и
действительно добивались -- его выдачи, как противника Антанты). В это время
он  и  начал  принимать  у  себя  двух  видных  представителей   германского
(гамбургского)   национал-большевизма   --  Генриха   Лауфенберга   и  Фрица
Вольфгейма. А  еще  через два  месяца,  в доме  у  барона  фон Рейбница и на
квартире шенбергского комиссара полиции Шмидта, в ожидании отъезда в Россию,
он дискутировал на тему о национал-большевизме с офицером германской военной
разведки полковником Бауэром и контр-адмиралом фон Гинце, доказывая, как и в
своем  "салоне",  что  "Ленин  желает  союза  с  Германией  против  западных
государств-победителей"(40).
     Это было продолжение ленинской брестской  политики. Ее фундаментом были
дореволюционные тайные германо-большевистские  отношения.  Ее  будущим стали
Раппальский договор,  секретное советско-германское  военное сотрудничество,
успешно подрывавшее версальскую систему. Ее апогеем стал советско-германский
пакт о разделе Европы, подписанный в  1939  году  Молотовым и  Риббентропом.
"Линия  политических   отношений  между  Германией  и  Россией,  ведущая  от
Брест-Литовска  к 23 августа  1939  года и 22  июня  1941 [...] внешне столь
причудливая,  в действительности  совершенно  прямая --  это  линия  тайного
соглашения,  преступного сговора!"(41). Так  закончил  свой  дневник  Теодор
Либкнехт, всю свою жизнь расследовавшего убийство брата.

     Примечания

     1.  Paul  Frolich.  Rosa  Luxemburg.   Gedanke  und   Tat.  Europaische
Verlagsanstalt, Frankfurt am Main, 1967, S. 284.
     2.  АГИН,  ящик 6, папка  12.  Роза Люксембург о большевиках.  Листовка
Российской    социал-демократической   рабочей    партии.   Перепечатка   из
"Социалистического  вестника", No 1,  1922.  Издание Петроградского комитета
РСДРП. Февраль 1922, с. 2.
     3. А. Варски. Роза Люксембург. Тактические проблемы революции, Гамбург,
1922, с. 7.
     4.  Бертрам  Вольф (1896  -- 1977), возглавлял  фракцию  в американской
компартии  и  в  1929  году  был   исключен  из   компартии  за  фракционную
деятельность.  До конца 1937 г. выступал с  поддержкой обвинений, выдвинутых
на московских процессах  против ,,оппозиции''.  В  конце  1937  г.  публично
отмежевался от  своих прежних взглядов и выступил  против  процессов.  Позже
вообще  отказался  от  коммунистической деятельности,  стал  респектабельным
профессором. Автор  ряда  книг,  самой  известной  из  которых стала  "Трое,
сделавшие революцию".
     5. АГИН, ящик 727, папка  4. B. Wolf. Rosa Luxemburg and  V.  I. Lenin:
The Opposite  Poles of  Revolutionary Socialism. The Antioch Review, Summer,
1961. The Antioch Press, Yellow Springs, Ohio, p. 222.
     6.  Пауль  Леви  выпустил  книгу  под   названием  "Русская  революция.
Критическая оценка слабости Розы Люксембург" (Берлин, 1922).
     7. Wolf, указ. соч., с. 222.
     8. Ленин, ПСС, т. 37, с. 99.
     9. The Trotsky Papers, 1917-1922, т. 1. Гаага, 1964, с. 200.
     10. АГИН, ящик 510, папка 1.
     11. Wolf, указ., соч., с. 216.
     12. Подробнее об этом см. Дело  Радека. -- Вопросы истории, No 9, 1997,
с.  15-34;  Marie-Luise Goldbach.  Karl Radek und  die  deutsch-sowjetischen
Beziehungen 1918-1923. Verlag Neue  Gesellschaft  GmbH.  Bonn-Bad Godesberg,
1973.
     13. Из письма С. Ю. Бадаша Ю. Г. Фельштинскому, 29 июля 1989 года.  Бад
Эмс, Германия, стр. 1. Запись рассказа отца С. Ю. Бадаша.
     14. К. Radek. Der Zusammenbruch des Imperialismus. 1919, S. 44.
     15. Wolf, указ. соч., с. 216.
     16. А бежавший от Гитлера в СССР Эберлин в 1937 году был расстрелян.
     17. Густав Штюбель. "Ich Habe sie  richten lassen"  (статья, посвященая
70-летию убийства  Люксембург  и Либкнехта) -- Die  Zeit, 13 января 1989, с.
41.
     18. The Trotsky Papers, 1917-1922, т. 2. Гаага, 1971, с. 760, 762.
     19. См. Себастиан Хаффнер. Революция в Германии 1918/19. Как это было в
действительности? Пер. с нем. Изд. Прогресс, М., 1983, с. 158, 163.
     20. См. Дело Георга Скларца. -- Вопросы истории, No 10, 1997, с. 33-33;
No 11, 1997, с. 3-24.
     21.  См. Записки Теодора Либкнехта. --  Вопросы истории, No 2, 1998, с.
3-29.
     22. АГИН, ящик  489,  папка 2. Письмо  Николаевского Т. Либкнехту от 16
декабря 1947 г. 1 л. На нем. яз.
     23. АГИН, ящик 496, папка 3. Письмо Николаевского М.Н.Павловскому от 24
марта 1962 г. 1 лист.
     24. МИСИ, кол.  Суварина,  письмо Николаевского Суварину от  11  апреля
1957 г.
     25.  АГИН,  ящик  508,  папка  48.  Письмо  Николаевского  Р.  (Георгию
Иосифовичу) Враге от 15 июля 1960 г. 1 л.
     26. АГИН,  ящик  496, папка 3. Письмо Николаевского  Павловскому  от 16
ноября 1961 г., 1 лист.
     27.  Полковник  Вальтер  Николаи,  руководитель  3-го  бюро --  военной
разведки  Германии. После  первой мировой войны,  формально уйдя в отставку,
оставался  в  разведке. В  июле  1932 года зарегистрирована  его  поездка из
Берлина в Мюнхен для  встречи на квартире командира  германских  штурмовиков
Эрнста Рема с нацистскими руководителями, в том числе с Гиммлером и Гессем.
     28. МИСИ,  кол.  Балабановой,  письмо Николаевского  Балабановой от  20
апреля 1962 г., 1 л.
     29.  АГИН, ящик 500, папка 19. Письмо Николаевского Отто Шюддекопфу) от
25 августа 1962 года. 1 лист;  ящик 4478, папка 21. Письмо Николаевского  Г.
Эккерту от 14  апреля 1964 г., с.  1, где он  цитирует  из  своего же письма
Шюддекопфу.
     30. АГИН, ящик 496, папка 3. Письмо Николаевского М.Н.Павловскому от  2
сентября 1962 г., 1 лист.
     31. АГИН, ящик 496, папка 3. Письмо М.Н.Павловского Б. Николаевскому от
11 августа 1962 г., 2 листа.
     32. Wolf, указ. соч., с. 222.
     33. Из книги "Роза Люксембург. Жизнь для свободы". Rosa Luxemburg.  Ein
Leben  fur  die  Freiheit.  Reden  -   Schriften  -  Briefe.  Ein  Lesebuch.
Herausgegeben von Frederik Hetmann. Fischer Taschenbuch Verlag, Frankfurt am
Main, 1980. Вильгельм Пик. Сообщение о последних часах, с. 308-309.
     34. АГИН,  ящик 511, папка 41. Б. Николаевский. Судьбы комитерна. (план
книги). 1 лист.
     35.  АГИН,  ящик  510,  папка  24.  Итоги  русского эксперимента  (Пути
развития российского большевизма). 1917-1941, с. 4.
     36.  АГИН, ящик 478, папка  21. Письмо  Николаевского Г.Эккерту  от  26
декабря 1962 г., стр. 2.
     37. К своему  напарнику по переговорам, как наверное и  Радек,  Раненау
относился без особого  уважения. В  феврале  1922  года  Ратенау  в беседе с
виконтом Д'Арбеноном,  английским послом  в  Берлине,  сказал о Радеке: "Это
нечистоплотный  тип, настоящий  подлый жидснок". Ленин  как-то  сказал,  что
после разговоров с Радеком он испытывает желание вымыться с ног до головы.
     38.   АГИН,  ящик  18,  папка  27.  От  бюро   печати  при  полномочном
представительстве РСФСР в Эстонии. 9 августа 1921 г. С. 2.
     39.  Ruth  Fischer. Stalin  und  der Deutsche Kommunismus. Frankfurt am
Main, 1950, S. 251.
     40.  Густав  Штюбель  в  "Ди Цайт"  No 3,  13  января  1989, в  статье,
посвященной 70-летия со дня смерти Розы Люксембург и Карла Либкнехта.
     41. Записки Теодора Либкнехта, с. 29.

     Заговор шестой:
     Тайна смерти Ленина

     Вопрос  о болезни и  смерти  В. И.  Ленина в  историографии был  окутан
тайной.  Между тем его следует назвать отправным моментом советской истории.
Считалось, что  к ускорению смерти Ленина мог иметь отношение И. В.  Сталин.
По  крайней  мере именно  его  видели  чуть  ли  ни  единственным  советским
руководителем,  незаинтересованным  в  вызродовлении  председателя   СНК.  В
настоящей главе будет  показано,  что Ленин  был смещен с поста председателя
СНК  уже в середине  1922  года,  что происшедшие  события  были равносильны
государственному  перевороту,  что  заговор,  в  результате  которого  Ленин
оказался изолированным  вплоть до самой своей смерти, носил широкий характер
и  что  руководителями  этого  заговора  были,  скорее всего,  Дзержинский и
Сталин.
     В  1983 году  этой теме посвятил статью А. Авторханов, назвав ее: "Убил
ли  Сталин  Ленина?"(1).  "В  высших партийных кругах Грузии,  --  писал  А.
Авторханов,  --  [...]  упорно  распространялся  слух, что Ленин  не умер, а
покончил жизнь  самоубийством,  приняв  яд, данный ему  Сталиным. Слух  этот
передавался  в  разных  вариантах  --  то  Сталин  дал  Ленину  яд   по  его
настойчивому требованию, чтобы избавиться  от адских мук, то  этот яд Сталин
дал Ленину через своего агента-врача [...] (называли даже  имя). Был и такой
вариант -- Сталин разыскал для Ленина  в Грузии  народного целителя, [...] а
на самом деле этот целитель не лечил,  а залечивал Ленина ядовитыми травами.
Интересно, что  во всех вариантах  слухов неизменно  присутствует  яд, будто
Сталин так и ездил к Ленину с флакончиком яда"(2).
     Авторханову   вторил  один  из   американских   биографов  Ленина:   "В
последующие годы коммунисты,  знавшие Ленина, собирались и шепотом обсуждали
странный слух о том, что его отравил Сталин"(3).
     Формальное  назначение  Сталина на пост генерального секретаря партии в
апреле 1922  году было не началом восхождения Сталина к власти, а признанием
того факта, что Сталин  уже  сосредоточил в своих руках  необъятную  власть.
Возможность  восхождения  Сталина  к  власти  в самом  начале  1920-х  годов
предопределялась двумя  факторами: болезненным состоянием Ленина, помешавшем
тонкому  психологу   внутрипартийной  борьбы  прозевать  восхождение  своего
политического  (и даже  физического) убийцы; и личными качествами Сталина. В
историографии, особенно западной, было  принято сохранять определенный язык,
не  называть  вещи  своими  именами.  Здесь  не  место  искать  первопричины
самоцензуры многочисленных западных авторов. Отметим только, что с крушением
Советского Союза  почувствовали себя свободней и западные исследователи. Вот
как  характеризует  Сталина в своей последней  книге  известный американский
историк, дипломат, политический, общественный деятель Дж. Кеннан:
     "Сталин представляется мне  человеком, применительно к  которому  слово
"негодяй"  --  огромная  недооценка.  Зависть,  подозрительность,  с   явная
наклонностью к  садизму,  поистине  безграничная  и сумасшедшая  ревность  в
дополнение   к  столь   же   безграничным   амбициям   были   его   главными
качествами"(4).
     С  этой  характеристикой  Сталина  трудно  не согласиться.  Именно этот
человек  в 1922  году,  заимствовав, говоря  языком Кеннана -- самые  гадкие
черты   Ленина  и  Свердлова,  стал  восходить  к  руководству  в  партии  и
государстве.
     До VIII съезда  РКП(б) "генсеком"  был Я. М. Свердлов. Секретариат  ЦК,
как  тогда   говорили,  находился  в   его  записной  книжке.  Ответственным
секретарем ЦК  была Е.  С.  Стасова, затем  Н. Н. Крестинский, затем  В.  М.
Молотов. Из  членов Политбюро,  избранных после Одиннадцатого  съезда партии
(Ленин, Зиновьев, Л.  Б.  Каменев, А.  И. Рыков, Сталин,  Томский,  Троцкий)
выбор, как на генсека, пал на Сталина. Отметим, что до начала болезни Ленина
никаких политических разногласий между Лениным и Сталиным  не было. 28 марта
1922  года  Ленин  публично защищает Сталина против Е.  А.  Преображенского,
показывая  всем делегатам Одиннадцатого  съезда, на чьей  он стороне, причем
защищает  Ленин Сталина  по тем направлениям,  на  которых  буквально  через
несколько недель он начнет с ним войну: национальная политика и Рабкрин(5).
     О болезни Ленина,  начиная с  декабря  1920  года, мы знаем  из  многих
источников.  3  марта  1921  г.  Ленин   пишет   записку  Каменеву,  впервые
опубликованную в 1989 году:
     "Вижу, что  на съезде. вероятно,  не смогу читать доклада. Ухудшение  в
болезни  после  трех  месяцев  лечения  явное:  меня  "утешали"  тем,  что я
преувеличиваю   [...]   и   за  умным   занятием   утешения  и   восклицания
"преувеличиваете! мнительность!"  --  прозевали  три  месяца.  По-российски,
по-советски. Я попробую готовиться. Но готовьтесь и Вы.  На съезде и пленуме
Цека важен  и мой  доклад. Очень боюсь, что ни там, ни здесь не смогу. [...]
Разговоров и заседаний  хуже не выношу, чем "сказануть раз в полгода". [...]
Имейте в виду, что обмен  коротенькими записочками [...] нервы выносят лучше
разговоров  (ибо  я  могу обдумать,  отложить на час  и т. д. Оч[ень]  прошу
поэтому  завести  стенографистку  и чаще  посылать  мне  (перед Пол[ит]Бюро)
записки в 5-10 строк. Я подумаю час-два и отвечу"(6).
     Думать час-два над  запиской в несколько строк? Это уже  не Ленин  1917
года!
     О болезни Ленина писал Троцкий: "Здоровье  Ленина  резко надломилось  в
конце 1921 года"(7).  В  конце  ноября 1921  года Ленина перед  отъездом  за
границу посетила Андреева. 29 января 1924 года, скоре  после смерти  Ленина,
она рассказывала в письме Горькому об этой  встрече, оказавшейся  последней:
,,Он  долго  что-то слушал,  а  потом  вдруг  говорит: "Какая  вы еще, Мария
Федоровна, молодая!  Даже  румянец  во всю  щеку  от волнения... Краснеть не
разучились. А вот я -- уставать стал. Сильно уставать"''(8).
     Наблюдательный Сталин  не мог не знать,  что Ленин  заболевает. Отметим
также, что 1921 год, когда писалась записка  Ленина Каменеву -- год введения
НЭПа,  второго,  после Бресткого мира,  оппортунистического  шага Ленина. По
непопулярности  в  кругах  партийно-коммунистической  номенклатуры  НЭП  мог
сравниться только с Брестом. Точнее -- компромисс на внутреннем фронте (НЭП)
явился следствием компромисса на фронте  внешнем (Брестское  соглашение).  А
поскольку именно об этом и  предупреждали  Ленина многочисленные  противники
мира, от Троцкого  до левых коммунистов, провозглашение НЭПа было со стороны
Ленина обманом и издевательством над партией.
     Однако,  если  при подписании Брестского  мира его  сторонники  (в лице
Ленина)  и его  противники  (в лице  всех остальных)  с  одинаковым  рвением
подчеркивали  недолговечность  Бреста,  к  НЭПу отношение было  совсем иным.
Насколько именно вводился  НЭП и  к каким  последствиям он мог привести -- в
1921  году не знал никто.  Трудно  сказать, насколько буквально  воспринимал
Ленин  собственную фразу о  том,  что  НЭП вводился "всерьез и  надолго". По
крайней  мере этот лозунг  ни у кого  не должен был  вызвать  восторга.  При
хладнокровном анализе системы НЭПа должно  было стать очевидным, что мирного
сосуществования   между  всевластным,  вооруженным,  но  бедным  и  голодным
коммунисте,  с  одной  стороны,  и  безоружным, сытым и  богатым  нэпмане, с
другой, быть  не может. Либо  коммунист  убьет нэпмана, либо нэпман  отнимет
власть у коммуниста. Случилось первое.
     Во внутрипартийной борьбе  в этот  период  Ленин и  его  оппоненты учли
уроки Брестского мира. Было ясно, что Ленина не  возьмешь открытой критикой,
как  делалось это  спрошь и рядом  во время  дискуссии о мире  в 1918  году.
Одновременно Ленин  пытался избежать теперь открытой дискуссии,  приведшей в
1918 году к  расколу партии и фактическому остранению Ленина  от власти. При
внешней поддержке Политбюро (которой  в вопросе НЭПа никогда  не  было  и не
могло  быть)  Ленин круто  изменил  внутриполитический  курс  правительства,
искре