се  о киевской  Раде не склонны  были уступать  и, в
случае  отказа  германской  и  австро-венгерской  делегации  признать  новое
украинское руководство в Харькове правомочным вести переговоры, предполагали
разорвать  переговоры в  Бресте. Так, 5 февраля  по н. ст.  1918  года посол
Франции  в  России Ж.  Нуланс  телеграфировал в Париж  о разговоре Ленина  с
капитаном  Садулем,  служившим  посредником  между  советским  и французским
правительствами. Ленин, по словам  Ж. Садуля, сказал, что  "сторонников мира
любой ценой среди большевиков весьма  мало" и мир  будет подписан лишь в том
случае, если "будут
     236
     соблюдены  принципы  демократического  мира"39.  Аналогичное
мнение   высказал   осведомленный   о  состоянии   дел   в  Бресте   Л.   Б.
Красин40. Под "демократическими принципами"  мог  пониматься  мир
без  аннексий и контрибуций  или же  принцип самоопределения народов.  Но  в
рамках  "самоопределения народов"  уступить  немцам  Украину большинство  ЦК
отказалось  (поскольку  было ясно,  что  сепаратный  украино-германский  мир
фактически отдаст Украину под германскую оккупацию).
     5  февраля  по  н.  ст. Троцкий встретился с  Черниным. Глава советской
делегации в  Бресте был готов  к разрыву  и в  общем  провоцировал немцев  и
австрийцев  на   предъявление  требований,  которые  позволили   бы  Советам
разорвать переговоры. "Пусть германцы заявят коротко и ясно, каковы границы,
которых  они  требуют",  -- сказал  Троцкий,  --  и советское  правительство
объявит всей Европе, что "совершается грубая аннексия, но что Россия слишком
слаба для  того, чтобы защищаться" и уступает силе. Поскольку Троцкий вместе
с этим заявлял, что "никогда не  согласится", чтобы страны Четверного  союза
заключили "отдельный мирный договор с Украиной", разрыв был неизбежен.
     Немцы  начали  платить  большевикам  тем  же.  5  февраля по  н. ст. на
совещании  в Берлине под председательством  канцлера Гертлинга и с  участием
Людендорфа было принято решение  "достичь  мира с Украиной, а затем свести к
концу   переговоры  с  Троцким  независимо   от   того,  положительным   или
отрицательным  будет  результат".  Форма  разрыва  (ультимативная  или  нет)
оставлялась на усмотрение делегации в Бресте.
     Было  очевидно,  что  на  таком  решении  вопроса настаивали германские
военные.  Совещание  потребовало  "ясности"  в  Бресте  именно  "по  военным
соображениям",  причем Людендорф указал,  что  на случай разрыва с Троцким у
него  имеется план  "быстрой  военной  акции"41.  В  тот  же день
состоявший  при  советской  делегации представителем  русского  командования
генерал А.  А. Самойло телеграфировал по поручению Троцкого в штаб Западного
фронта о том, что в ближайшие дни перемирие может быть прервано, а гер-
     237


     майское  наступление  возобновлено.  Троцкий в  связи  с  этим требовал
"провести самым ускоренным образом меры по вывозу  в тыл" материальной части
армий.  Через  два  дня  штаб Западного  фронта ответил,  что  "все  меры  к
ускорению    вывоза    в    тыл    артиллерии    и    материальной    части"
приняты42.
     Кюльман и Чернин, очевидно, не разделяли воинственности  Людендорфа. Но
им трудно было отрицать тот факт, что прогресса в переговорах с большевиками
нет. Позиция их поэтому  была слабой. И на очередном заседании, 7 февраля по
н.  ст.,  они  решили  "взять более ясный  и  угрожающий тон по отношению  к
Троцкому"43,  который  пытался не допустить  германо-австрийского
соглашения  с Украиной. Предварительно Чернин добился согласия императора на
то,  чтобы еще  раз попробовать убедить Троцкого  в необходимости  подписать
мир. А  Кюльман в  письме  канцлеру  составил  свой  проект  соглашения,  по
которому Германия отказывалась от оккупации Эстляндии и Лифляндии и  военной
поддержки  Финляндии  и грозил  отставкой в  случае отклонения этого  плана.
Кюльман указывал,  что  в  случае  возобновления военных  действий,  как  то
предлагали  Людендорф   и  Гофман,  для  Германии  война   "примет  характер
интервенции  в  пользу  консервативных  интересов России против  радикальных
тенденций левых  партий",  что  "придется  по  душе  очень  многим  людям" в
Германии  и в Австрии,  но возбудит  в этих странах "левую оппозицию", а это
"весьма опасно". К тому же оккупация Эстляндии  и Курляндии навсегда сделает
будущую Россию врагом Германии44.
     27 января (9 февраля), открывая утреннее заседание,  Кюльман, а затем и
Чернин предложили советской делегации подписать  мир. Тогда же на  заседании
политической  комиссии представители Четверного  союза объявили о подписании
ими сепаратного  договора  с  Украинской республикой45.  Согласно
договору,  Рада признавалась единственным  законным правительством  Украины,
причем Германия обязалась оказать Украине военную и политическую  помощь для
стабилизации режима страны. Правительство
     238
     Рады, со своей стороны, обязалось продать Германии и  Австро-Венгрии до
31  июля 1918 года 1 млн. тонн  хлеба, до 500  тыс. тонн мяса, 400 млн. штук
яиц и другие виды продовольствия  и сырья46.  Договор о поставках
одного миллиона тонн зерна считался  секретным. Предусматривалось также, что
договор  не  будет  ратифицирован  германским  правительством,  если Украина
нарушит соглашение о поставках47.
     Вечером  27  января (9  февраля)  Троцкий  доносил из  Брест-Литовска в
Смольный, что  Кюльман  и  Чернин  "предложили  завтра  окончательно  решить
основной  вопрос".  Историк  А.  О.  Чубарьян  расшифровывает,  что  в  этой
телеграмме Троцкого речь шла о подписании мирного договора между Германией и
Австро-Венгрией,  с одной стороны, и Украиной -- с  другой.  "Таким образом,
повторяю,  -- продолжал  Троцкий,  -- окончательное  решение  будет вынесено
завтра  вечером".   Тем   временем  в   Киеве  большевиками  предпринимались
судорожные  попытки  организовать  власть. "Если  мы  до  пяти часов  вечера
получим от вас  точное и проверенное сообщение, что Киев в руках  советского
народа,--  телеграфировал  в  Петроград  Троцкий,-- это может иметь  крупное
значение  для  переговоров"48.  Через  несколько   часов  просьба
Троцкого была уважена и  ему телеграфировали из Петрограда  о победе в Киеве
советской власти49. Троцкий уведомил об этом делегации Четверного
союза.  Но очевидно,  что  даже  в  том  случае,  если  бы  Троцкий  говорил
правду50, немцы и австрийцы не собирались  следовать его совету и
отказываться от соглашения, которое  было нужно еще и как средство  давления
на большевиков.
     Видимо,  окончательный  обмен  мнениями   по  украинскому  вопросу  был
назначен на 6 часов вечера 28 января  (10  февраля). "Сегодня около 6  часов
нами  будет  дан  окончательный  ответ,  --  телеграфировал  в  этот  день в
Петроград  Троцкий. --  Необходимо, чтобы он в существе  своем стал известен
всему миру.  Примите  необходимые к  тому меры"51. Историк  С. М.
Майоров комментирует:
     "Однако, ни в первом, ни  во втором донесении Троцкий не сообщал, в чем
же будет состоять существо того
     239


     ответа, который  он собирался  дать на  ультиматум германской делегации
[...].  Ему даны были совершенно точные инструкции,  как поступить  в случае
предъявления  ультиматума  с немецкой стороны. [...  ]  Троцкий  должен был,
руководствуясь   этими   инструкциями,    принять   предложенные   немецкими
империалистами условия мира"52.
     Такой вывод безоснователен.  Майоров  ошибочно считает, что  "28 января
(10 февраля) В. И. Ленин и И. В. Сталин53 от имени ЦК партии, еще
раз подтверждая неизменность указаний партии и правительства о необходимости
заключения мира, телеграфировали в Брест-Литовск Троцкому [... ]. Но Троцкий
[...  ]  нарушил директиву партии и правительства и совершил акт величайшего
предательства"54.
     В  телеграмме,  посланной  Троцкому в  6.30  утра  в  ответ  на  запрос
Троцкого, Ленин писал:
     "Наша  точка зрения Вам  известна; она  только  укрепилась за последнее
время55 и особенно после письма Иоффе. Повторяем еще раз, что  от
киевской Рады ничего не осталось и что немцы вынуждены будут  признать факт,
если они еще не признали его. Информируйте нас почаще"56.
     О  мире Ленин  ничего не  писал.  Между тем, если бы известной Троцкому
"точкой зрения"  было согласие на германский ультиматум и подписание мирного
договора, Ленину не нужно  было бы выражаться  эзоповым языком.  Можно  было
дать  открытым  текстом  директиву  подписать  мир.  Разгадка,  конечно  же,
находится  там,  где  оборвал  цитирование  ленинской телеграммы  Майоров: в
письме  Иоффе.  Касалось  оно  не мира,  а  попытки советского правительства
добиться от Германии признания в качестве полноправной участницы переговоров
советской украинской  делегации.  Именно  по  этому  вопросу  известна  была
Троцкому точка  зрения  ЦК:  никаких уступок,  отказ  от  признания киевской
"буржуазной" Рады, в случае упорства немцев  -- разрыв мирных переговоров. В
этот  решающий  для  судеб   украинской  коммунистической  революции  момент
советское правительство не могло признать Украинскую Раду
     240
     даже ради сепаратного мира с Германией57, даже если  на этом
настаивал Ленин.
     Однако разногласия по  вопросу  о  мире  в  те дни захватили  не только
большевиков,  но и  немцев. 9 февраля по н. ст. в Берлине  было  перехвачено
воззвание,  призывающее германских  солдат "убить императора и  генералов  и
побрататься с советскими войсками"58. В ответ император Вильгельм
послал в Брест Кюльману телеграмму  с директивой завершить  переговоры в  24
часа на очевидно неприемлемых для большевиков условиях. Вильгельм писал:
     "Сегодня  большевистское  правительство   напрямую  обратилось  к  моим
войскам с открытым радиообращением, призывающим к восстанию  и неповиновению
своим высшим командирам. Ни я, ни фельдмаршал фон Гинденбург больше не можем
терпеть такое  положение  вещей.  [... ] Троцкий должен к завтрашнему вечеру
[...  ] подписать мир с отдачей  Прибалтики  до  линии  Нарва --  Плескау --
Дю-набург включительно, без самоопределения и с  признанием компенсации всем
затронутым  сторонам.   В   случае  отказа  или  при   попытках  затягивания
переговоров  и  увертках  переговоры  будут  разорваны   в  8  часов  вечера
завтрашнего   дня,   а   перемирие    расторжено.    При   этом    верховное
главнокомандование  армий  Восточного  фронта  должно   вывести  войска   на
указанную  линию". Гинденбург  в  собственноручной телеграмме  добавил,  что
Германия не может допускать такого рода вмешательства в свои внутренние дела
и даже в случае заключения мира с  Россией  ответит на подобного рода  акции
"повторным объявлением войны"59.
     Кюльман  торговался.  В телеграмме  канцлеру  он указал,  что положение
должно полностью разъясниться 10 февраля по н. ст., на воскресном заседании,
где  советская  делегация должна  будет  принять или  отвергнуть  германские
условия. Если случится второе -- переговоры будут разорваны в 24 часа; затем
будет  разорвано  и перемирие.  Если же  Троцкий примет  германские условия,
срывать  мир из-за вопроса  об  освобождении Советами Эстляндии и  Лифляндии
будет крайне неразумно, так как это приведет к конфликту с Австро-Венгрией и
к беспорядкам в Герма-
     241


     нии. "Я готов потребовать освобождения этих областей, -- писал Кюльман,
-- но  не  готов  включить этот пункт  в ультиматум или, в  связи  с отказом
русских,  провалить мир в том случае, если все наши прочие требования  будут
удовлетворены". Требования Вильгельма  Кюльман назвал  "неприемлемыми  ни  с
точки зрения политики, ни с позиции  прав народов",  указав  к тому  же, что
будет  абсолютно  невозможно  привлечь  союзников  Германии  к  защите  этих
требований.  "К  сожалению,  я  по  политическим  причинам  не  в  состоянии
выполнить августейшего  указания, -- продолжал Кюльман. -- [... ] Я не  могу
отделаться от  впечатления, что  со  стороны верховного главнокомандования в
последние  дни  делается  все, чтобы склонить Его величество решить в пользу
войны  против  большевиков,  которая,  по-моему,   перед  лицом  теперешнего
политического положения, невозможна"60.
     10  февраля  Кюльман  обсуждал  возникшие сложности с Черниным, который
полностью  поддержал германского министра иностранных дел  и указал,  что  в
случае   изменения  Германией  курса  на  достижение   мира  с  большевиками
Австро-Венгрия не сможет поддержать своего союзника и пойдет своей  дорогой.
Кюльман, со своей стороны, добавил, что проведение им  нового жесткого курса
"совершенно невозможно"61  и  если Берлин намерен  настаивать  на
ультиматуме  Троцкому,  то  Кюльману  остается только  уйти  в отставку. Для
ответа  он  предоставил императору  и канцлеру  четыре часа: если ответа  не
последует,   Кюльман  останется  на  своем   посту  и  ультиматума  Троцкому
предъявлять   не  будет.  Прошло   четыре  часа.  Ответа  от  императора  не
последовало.    Кюльман    остался    в     должности.    Переговоры    были
продолжены62.
     Вечером 28 января (10 февраля), в ответ на вновь повторенное требование
Германии "обсуждать только пункты, дающие возможность  придти к определенным
результатам",    в   соответствии   с   директивами   ЦК   РСДРП   (б),   ЦК
ПЛСР63 и телеграммой Ленина, Троцкий от имени советской делегации
заявил о разрыве переговоров: "Мы выхо-
     242
     дим   из   войны,   но  вынуждены  отказаться   от  подписания  мирного
договора"64.
     Генерал  Гофман   вспоминает,  что  после  заявления  Троцкого  в  зале
заседаний  воцарилось молчание. "Смущение было всеобщее".  В  тот  же  вечер
между австро-венгерскими и германскими дипломатами  состоялось совещание, на
которое  был  приглашен  Гофман.  Кюльман  считал,  что предложение генерала
Гофмана о разрыве переговоров и объявлении войны -- "совершенно неприемлемо"
и намного разумнее, как и предложил Троцкий, "сохранять  состояние войны, не
прерывая перемирия". "Мы можем при удачном стечении обстоятельств, -- указал
Кюльман, -- [... ] в течение нескольких месяцев продвинуться до окрестностей
Петербурга. Однако я думаю, что это ничего  не даст. Ничто не помешает тому,
чтобы  [новое]  революционное правительство, которое,  может  быть, сменит к
тому  времени  большевиков, переместилось  в  другой город или даже за Урал.
[...  ] При столь  огромных  размерах  России  мы  можем  очень  долго вести
кампанию  против  нее [... ], но при  этом не добьемся своей  цели, т. е. не
усадим людей за стол переговоров и не заставим их подписать договор. Степень
военного давления,  которая воздействует на людей, т.е. максимальная степень
[... ] уже достигнута. Дальнейшая  война не имеет  более какой-либо  высокой
цели,  чем простое уничтожение военных  сил  противника. Мы знаем на примере
малых  стран, в  частности Сербии, что даже после оккупации всей  территории
государства находящееся в эмиграции правительство [... ] продолжает являться
правительством  страны.  При   этом  никакая   степень   военного   давления
(увеличение  этой  степени уже невозможно,  так  как  все,  что  можно  было
оккупировать, уже оккупировано)  не  в  состоянии заставить  людей подписать
мир. [... ] Война не может быть признана пригодным средством для того, чтобы
достичь желаемого нами подписания мирного договора"6^.
     После речи  Кюльмана  дипломаты  Германии  и  Австро-Венгрии,  Турции и
Болгарии  единогласно  заявили, что  принимают  предложение Троцкого:  "Хотя
декларацией мир и не заключен, но все же восстановлено состояние мира
     243


     между  обеими сторонами". Гофман остался в полном одиночестве: "Мне  не
удалось убедить дипломатов  в  правильности  моего  мнения",  --  пишет  он.
Формула Троцкого "ни мира, ни войны" была принята конференцией, констатирует
Чернин66.    И    австрийская    делегация    первой    поспешила
телеграфировать в Вену, что "мир с Россией уже заключен"67.
     Гофман  не  остался  пассивен,  а  немедленно  сообщил  о   результатах
совещания в Ставку. Германское главнокомандование, давно искавшее повода для
новых  конфликтом  с  МИДом,  решило  поддержать  Гофмана  против  Кюльмана.
Почувствовав за  собой  силу,  Гофман начал  настаивать,  что  на  заявление
Троцкого необходимо ответить  прекращением перемирия, походом на Петербург и
открытой поддержкой Украины против России. Но  10-11 февраля по новому стилю
требование  Гофмана было  проигнорировано. И  в торжественном заключительном
заседании  11 февраля по н.  ст.  Кюльман "встал полностью на  точку зрения,
выраженную   большинством  мирных  делегаций,   и  поддержал  ее   в   очень
внушительной речи"6*. Троцкий победил. Его расчет Оказался верен.
Состояние  "ни  мира,  ни войны" стало фактом. Оставалось только  распустить
армию. И Троцкий дал указание о демобилизации.
     В это время в  Берлине проходили события, судьбоносные  для  германской
истории.    Канцлер   Гертлинг,    в    целом    поддерживавший    верховное
главнокомандование, обратился к Вильгельму, настаивая на том,  что заявление
Троцкого -- это  "фактический разрыв перемирия". Правда, Гертлинг, в отличие
от  Гофмана,  не  предполагал   объявлять   о  возобновлении  войны,  но  он
намеревался сделать  заявление  о прекращении 10  февраля действия перемирия
(по условиям  соглашения  о  перемирии  это дало  бы Германии  с  18 февраля
свободу рук)69. И хотя  Гертлинг еще не объявлял о начале военных
действий против России, было очевидно, что он клонит именно к этому.
     МИД, как и  прежде, выступал  против,  выдвигая теперь на  первый  план
соображения внутриполитического характера.  Германских "социал-демократов до
сих пор уда-
     244
     валось  удерживать в руках  только благодаря тому, что они  в некоторой
степени убедились в том, что политика правительства направлена на достижение
не завоевательного, а братского и равноправного мира, -- писал 12 февраля по
н. ст.  в официальной записке один из заместителей  Р. Кюльмана Г. Бусше. --
Последние недели показали,  сколь большая  опасность возникнет в том случае,
если в массах рабочих укрепится мысль, что правительство хоть сколько-нибудь
пытается затормозить продвижение к миру или ставит  препятствия на его пути.
Последняя  забастовка  [...   ]  была  вызвана  [...   ]   все  возрастающей
потребностью в  мире среди широких слоев народа, а также недоверием к мирной
политике правительства. [... ]  Говорить  о  спокойствии рабочих масс  никак
нельзя.  Состояние,  как и прежде, весьма  неустойчивое.  При  любом внешнем
поводе,  который   даст  агитаторам   материал  для  новых  предположений  о
недостаточном стремлении правительства к миру, следует ожидать возобновления
забастовки,  причем  во  много  большем  масштабе.  [...  ]  Троцкий   своим
заявлением  о  том,  что война  закончена  де-факто,  дает  нам  фактическую
возможность ликвидировать состояние  войны на  Востоке, а также практическую
свободу рук в проведении на  занятых нами территориях  тех предупредительных
мероприятий, которые необходимы для нашего будущего"70.
     Тем не менее 13 февраля на  состоявшемся рано утром в Гамбурге Коронном
совете под  председательством  кайзера  было окончательно  решено продолжать
военные действия  против  России71 и  считать  заявление Троцкого
фактическим  разрывом  перемирия  с  17  февраля  (поскольку  Троцкий  делал
заявление 10-го). Предполагалось, что официальное заявление  о разрыве будет
сделано германским правительством сразу же после того, как пределы советской
России  покинет находившаяся в  Петрограде германская дипломатическая миссия
во главе с графом В. Мирбахом72.
     245



ПРИМЕЧАНИЯ
     AT, T-2788, с. 34. Из историков, кажется, лишь один А. А. Авто-
     рханов указал на правильность (с точки зрения коммунистиче
     ских интересов) позиции Бухарина. Именно поэтому первона
     чально его позиция разделялась абсолютным большинством рус
     ских революционеров: она