м - увидим.
Мы ведь как-никак получим  премию,  и  я  лично  намерен  выжить,  чтобы  ее
потратить. - Он встал и зевнул. - Но это мне не удастся,  если  я  не  сосну
малость прямо сейчас.
   На этом разговор прервался, и офицеры разошлись. Дверь за ними закрылась,
и Гален услышал, как Выхирски сказала: "Приятных сновидений, Мдейно".
   Мичман повел плечами, пытаясь стряхнуть с себя  мрачные  картины  Геенны,
переполняющие его ум. Как же, дождешься тут приятных сновидений.

ГЕЕННА

   Каменные плиты под ногами уступили  место  голой  скале,  и  стены  мокро
поблескивали при свете факелов. Лондри содрогнулась, когда они  прошли  мимо
колонии пещерных пауков, которые  висели  в  трещинах  потолка,  раздувая  в
унисон свои похожие на виноградины тела.
   Гат-Бору шел впереди с факелом из каменного дерева, согнувшись чуть ли не
пополам. За ним шел Лазоро - во весь рост, но в кои-то  веки  молча.  Степан
ковылял рядом с Лондри, опираясь на трость, а сзади двигалась надежная масса
Ани.
   Никто  не  разговаривал.  Слышно  было  только  шарканье  ног   и   порой
потрескивание пламени.
   Наконец узкий скальный ход влился в пещеру, заваленную каменными  глыбами
- немым свидетельством ударной волны, созданной  Звездопадом.  Среди  камней
была расчищена тропа, в конце которой светился тусклый красный огонь.
   Лондри сморщила нос от дурного запаха, который  встретил  их,  когда  они
вошли через каменную арку в другую, более  просторную  пещеру.  Впереди  над
глубоким провалом свисала со скалы корявая клетка  из  каменного  дерева.  В
клетке сидел человек, прикрытый только собственными волосами.  Длиннее,  чем
его тело, они свисали сквозь прутья, трепеща на  сквозняке.  Аня  проворчала
что-то с отвращением, Лондри старалась дышать  ртом.  Насколько  она  знала,
Оракул никогда не выходил из клетки, хотя она  не  запиралась;  в  ней  даже
дверцы не было - стена, примыкающая к скале, отсутствовала.
   Пришедшие  остановились  в  десяти  шагах  от   провала.   Струйки   пара
поднимались из его глубины; в скальных выемках, наполненных  маслом,  горели
огни, тускло освещая пещеру.
   Лондри не сразу разглядела, что в сумраке шевелятся какие-то  существа  -
уродцы, еще хуже человека-лягушки, который приходил за ней. Отвергнутые даже
жителями Геенны, ценившими почти всякую человеческую жизнь, они нашли  приют
здесь. Аня обняла королеву своей ручищей, и  Лондри  благодарно  приникла  к
ней.
   Не желая видеть эти уродливые тени, она стала смотреть  на  Оракула,  чьи
черты  нельзя  было  разглядеть  за  спутанной  массой   волос   и   бороды,
затвердевшей и желтой от грязи и остатков пищи. Его высадили на  Геенне  еще
при прабабке Лондри. Никто из живущих ныне не знал,  какое  преступление  он
совершил, - знали только, что он был фанистом Дезриена и сделал нечто  столь
ужасное в подведомственном  ему  храме,  что  Магистерий  приговорил  его  к
изгнанию.
   Лондри отошла от кузнечихи.
   - Я пришла на твой зов, о Старец. Поведай, что уготовано мне судьбой.
   Оракул шевельнул костлявой рукой, и несколько существ,  одно  из  которых
имело слишком много рук, стали толкать к трещине огромный глиняный сосуд  со
скрипом и хрустом, от которого у Лондри заныли зубы. На краю  они  наклонили
его, пролив серебристую струю воды  в  тускло-красную  глубину.  Из  провала
повалил пар, и Оракул стал вдыхать его глубокими хрипучими  глотками.  Члены
его затряслись в пророческом экстазе, и он запел тонким, дрожащим голосом:

   Знай, о Лондри, назначено это судьбой:
   Скоро вспыхнет огонь в небесах,
   И тогда друг и недруг пойдут за тобой
   Против крепости, павшей во прах.
   Знай, о Лондри, с небес к тебе в руки идет
   Тот, кто в бедах твоих виноват,
   Но измена коварный удар нанесет,
   И врагом обернется собрат.
   И не лучше ли будет смириться тогда
   И карающий меч удержать,
   Исполненье надежд отложить на года
   И повторного случая ждать?

   Оракул умолк, и шепчущее эхо  унесло  вдаль  отголоски  его  пророчества.
Лондри ждала продолжения, но оно не последовало.
   Он так ничего и не сказал про двойню.  Только  война,  измена,  смерть  и
обманутые надежды.
   Но разве не из этого состоит жизнь на Геенне?
   На Лондри нахлынула усталость, и она поняла, что не  в  состоянии  сейчас
вникать в смысл пророчества. Она повернулась и пошла  обратно,  еще  тяжелее
опираясь на теплую, крепкую Аню. Легаты Высоких Домов, Ацтлани  и  Комори  в
том числе, прибудут сюда утром, и ей нужно будет вынести решение.

***

   Гностор Степан Рудерик, бывший член колледжа Архетипа и Ритуала и  житель
Каросского Узла, любовался зрелищем, которое придумал сам. Это был  его  дар
Capрере, матери Лондри, которую он любил, - дар с целью укрепить ее  позицию
на Рудном  Троне.  Он  знал,  что  без  его  архетипических  знаний  гееннцы
беспомощны.
   Вокруг него пылали масляные плошки и свечи, заставляя гранитные колонны и
сводчатые арки  Палаты  Звездопада  мерцать  искрами  слюды.  Свет  придавал
яркость поблекшим гобеленам на стенах, и  кожи,  содранные  с  предателей  и
поверженных врагов правителей Кратера, смотрели пустыми глазами на церемонию
внизу.
   Но Степан Рудерик помнил Мандалу и Древо Миров  -  и  то,  как  отправлял
правосудие Геласаар хай-Аркад. Охваченный болью, он  попытался  отогнать  от
себя память о человеке, которого некогда звал своим другом.
   Легаты  Высоких  Домов  со  своими   присными   следовали   торжественной
процессией за Железной Королевой и ее почетным  караулом.  Перед  каждым  из
вассальных домов двигалась его эмблема - серп, меч, грифон,  орел,  костяная
звезда или стеклянный цветок. Все это покачивалось  над  толпой,  как  целый
геральдический лес. Богатые одежды ноблей  отражали  желтый  свет,  железные
украшения   тускло    поблескивали    и    кое-где    загадочно    светились
зеленовато-голубые жемчужины-гаума.
   И снова память взяла свое: Степан вспомнил Дулу  и  филигранную  вязь  их
церемониала.
   Из огромного деревянного гидравлического органа за Рудным Троном  грянули
Фанфары Феррика, и гулкое эхо заглушило голоса и стук сапог почетной стражи.
   Но Степан Родерик помнил медную гармонию  Фанфар  Феникса,  и  этот  звук
казался ему глухим и  зыбким.  На  Геенне  металл  существует  для  войны  и
обеспечения власти - никто не станет тратить его на музыкальный инструмент.
   Усилием воли Степан отогнал воспоминания.  Гонец  Оракула  и  последующий
визит в жуткие глубины под домом Феррика выбили его из  колеи.  Он,  хотя  и
провел около тридцати лет  на  Геенне,  до  сих  пор  не  мог  привыкнуть  к
некоторым аспектам здешней жизни.  То,  что  он  был  Высокожителем,  только
ухудшало дело.
   Саррера   любовно   подсмеивалась   над   его   отказом   от   гееннского
летосчисления, над его  изысканным,  с  каросским  акцентом  уни  и  прочими
причудами, как она это называла. Он так и не сумел  ей  объяснить,  что  без
этих причуд Геенна давно пожрала бы его. С ее дочерью он  надеялся  добиться
большего.
   "С моей дочерью". Он подавлял  эмоции,  неуместные  на  Геенне,  -  из-за
суровой математики бесплодия род здесь велся по материнской  линии,  и  отец
значил не больше, чем дядя. Лондри никогда не понять  привязанности  отца  к
его потомству, которая считается нормой в Тысяче Солнц.
   Орган умолк, и зазвенела вынимаемая из  ножен  сталь  -  почетная  стража
Железной Королевы обнажила  оружие.  Сверкающая  сталь,  богатство  Кратера,
притянула к себе все взоры, а Лондри взошла на помост и повернулась лицом  к
собранию.
   Позади нее высился Рудный Трон, глыба метеоритного  железа,  обработанная
не человеческими руками, а пламенем своего спуска с небес. Глыба лишь смутно
напоминала трон, и только Лондри имела право сидеть  на  ней.  Рядом  застыл
массивный Гат-Бору, держа перед собой воздетый вверх Меч Опоры.
   - Слушайте, нобли Геенны и жители всех областей в пределах пятна, и  все,
кто ищет правосудия Дома Феррика. - Высокий,  чистый  голос  Лондри  звенел,
отражаясь от каменных стен. - Именем сверкающей стали и стародавнего обычая,
именем мужества, хранящего жизнь от небесного гнева, именем мудрости матерей
и праматерей наших, объявляю этот суд открытым.
   Она опустилась на Рудный Трон, красиво раскинув свои белые одежды по  его
изрытой дырами поверхности, и Гат-Бору осторожно положил свой тяжелый меч ей
на колени. Степану ее лицо показалось рассеянным,  а  движения  резкими.  Он
переглянулся с Лазоро, стоящим рядом: карлик слегка пожал плечами, но  видно
было, что и он обеспокоен.
   Механизм правосудия работал с  отлаженной  гладкостью.  Легаты  Комори  и
Ацтлана вышли вперед, сопровождаемые своими  эмблемами,  и  в  ровных  тонах
изложили свои претензии. Здесь не ощущалось даже намека на страсти,  которые
вызвал этот спор.
   Степан  скорчил  гримасу.  Вот  оно,  истинное  свидетельство   гееннской
бедности: война, готовая вспыхнуть из-за биологического  факта,  который  во
всей Тысяче Солнц принимают как должное. Там всякий, желающий иметь  двойню,
может ее получить - для обстетрической технологии  это  не  проблема.  Здесь
никто из живых не  помнит,  когда  на  планете  в  последний  раз  рождались
двойняшки. Здесь всякий ребенок, рожденный живым, - уже редкость.
   Легаты высказались и, совершив четкий поворот, вернулись на  места  своих
домов,  определенные  чином  и  обычаем.   Степан   заметил,   что   Лондри,
прищурившись, смотрит вслед легату Комори, и  тоже  посмотрел  на  него,  но
ничего неподобающего не увидел.
   Настала тишина.
   Лондри медленно опустила острие Меча Опоры на пол перед собой  и  встала,
опершись руками на рукоять.
   - Комори, - сказала она. - Подойди сюда.
   Степан вздрогнул - он не ожидал этого.  Не  ожидал  и  Ацтлан:  его  лицо
исказилось от гнева, Комори же преисполнился торжества. Значит, она все-таки
решила отдать близнецов Комори?
   - Покажи свой меч, - велела Лондри.
   По Палате Звездопада пробежал удивленный шепот. Это не входило в судебную
процедуру. Легат Ацтланов недоумевал, Комори колебался. Степан заметил страх
на его лице. В чем, собственно, дело?
   - Покажи меч, - повторила Железная Королева.
   Легат медленно, с  явной  неохотой,  повиновался.  Собравшиеся  испустили
единодушный вдох, и Степан все понял. Гордость вспыхнула  у  него  в  груди:
Лондри - поистине Владычица Стали.
   Меч у легата был не стальной, а из каменного дерева: Лондри, должно быть,
заметила, что  он  слишком  легко  покачивается  при  ходьбе.  Представитель
Ацтланов приблизился, преклонил колени перед Рудным Троном, достал свой  меч
и положил его к ногам Лондри. Сталь лязгнула о гранит.
   - Мне думается, - медленно произнесла Железная Королева, - что Комори  не
верят ни в свою правоту, ни в правосудие Дома Феррика.
   Комори с обильной испариной на лбу опустил  свой  меч.  Его  господин  не
пожелал рисковать драгоценной сталью в присутствии того, кому решил объявить
войну, если решение будет не в пользу Комори.
   Другие легаты и солдаты, стоящие  вдоль  стен,  гневно  зароптали.  Толпа
подалась к легату, одиноко стоящему посередине зала.
   - Нет! - Лондри вскинула ладонь, и упавший рукав  белого  платья  обнажил
худощавую, жилистую руку. - Здесь судят, а не мстят. Да будет так, - молвила
она, обращаясь к Комори. - Вы  сами  вынесли  себе  приговор:  ваша  просьба
отвергнута. Вы отдадите второго ребенка Ацтлану под угрозой гнева Кратера.
   Легат нервным движением убрал меч в ножны.
   - Комори настаивают на своем праве на душу, поделенную  надвое,  -  ровно
произнес он.
   В зале воцарилась тишина. Внезапно Лондри ахнула, и ее лицо исказилось от
боли. Меч Опоры с лязгом упал на помост. Железная Королева рухнула на Рудный
Трон, держась за живот. Степан увидел, как Аня Стальная Рука, поняв,  в  чем
дело, бросилась к молодой женщине, и отчаяние охватило его.
   Опять. Они с Лазоро ринулись вперед и беспомощно замялись у трона.
   Лондри закусила губы, не издав ни звука, но все в зале увидели, как по ее
белому платью расплывается красное пятно, и поняли, что Геенна  забрала  еще
одну жизнь, не дав ей начаться.
   Лицо легата Комори исказилось от ужаса, а вокруг раздались крики:
   - На Крюк!
   - Он принес дерево - пусть отведает стали!
   - На Крюк его!
   Лондри, дрожа, приподнялась и хотела что-то сказать.  Слезы  выступили  у
нее на глазах, полных боли и отчаяния, и она  закричала,  выплеснув  в  этом
звуке всю горечь и ярость Изгнания.
   Зал  взревел.  Легат  Комори  откликнулся  эхом  Железной  Королеве.  Его
схватили и потащили прочь, чтобы подвесить за челюсть на стальной  крюк  над
воротами Дома Феррика. Там он будет висеть несколько дней, пока не умрет,  и
войско Кратера отправится на войну под его бьющимся в корчах телом.
   Но Степан видел только свою дочь, восемнадцати стандартных лет  от  роду,
теряющую своего пятого ребенка - еще  одну  жертву  общества,  отвергнувшего
Степана и всех, кто жил на этой планете.

22

"САМЕДИ"

   Эммет Быстрорук выругался и выключил пульт.
   Ничего.
   Он подошел к автомату, заказал себе  грог,  залпом  проглотил  обжигающее
питье и вернулся к пульту.
   Никаких реальных данных о Геенне, кроме сплетен и предположений, -  а  он
уже задействовал все источники.
   Он всегда был приверженцем  самой  точной,  новейшей  информации,  усвоив
смолоду, что в знании - сила.  Благодаря  этой  своей  привычке  он  успешно
просуществовал сорок лет в Рифтерском Братстве, где  подобное  долголетие  -
редкость. Только однажды из-за глупой спешки он изменил себе -  и  память  о
неудачном рейде на Абилярд в пятьдесят восьмом году до сих пор  мучила  его,
несмотря  на  разгром,  который   он   учинил   там   недавно   по   приказу
Властелина-Мстителя.
   Он надеялся не только на РифтНет,  каким  бы  надежным  тот  ни  был.  Он
несколько десятков лет вылущивал шифрованную информацию из  всего  ДатаНета.
Вступив во Флот Эсабиана, он пополнил свой запас;  когда  его  отправили  на
Рифтхавен за урианским артефактом, он разжился там новыми  поступлениями,  а
получив  приказ  отправиться  в  теперешний   рейс,   постарался   прикупить
что-нибудь о Геенне.
   Его приобретения были совершенно новыми, сырыми, еще не отсортированными,
но он, научившийся терпению за годы практики, провел собственный поиск.
   Ему всегда удавалось выискать что-то, чего не знали его враги, но на этот
раз он не нашел абсолютно ничего о Геенне. Ровным  счетом  ничего.  Даже  ее
координаты были засекречены -  их  сообщил  ему  этот  ублюдок  с  надменной
мордой, Анарис.
   Хуже того (Эммет снова встал и заказал себе каф): поиск по всем кораблям,
когда-либо пытавшимся пройти к Геенне, показал  одинаковые  результаты.  Все
они исчезли без всякого следа. Все до единого за последние семьсот лет.
   Быстрорук проглотил свой каф, стараясь унять клокочущее  нутро.  Страх  и
ярость боролись в нем, и он проклинал Логосом трахнутого Барродаха,  который
представил ему рейс на Геенну, как увеселительную прогулку.
   "Тебя можно поздравить, - сказал бори  своим  масляным  голосом.  -  Тебя
выбрали,  чтобы  доставить  пленников  Аватара  к  месту  их  заключения,  и
наследник Эсабиана отправится с тобой. Когда  вернешься,  тебя  будет  ждать
достойная награда..."
   Вернешься! Как бы не так!  Панархистам-то  все  равно  -  им  так  и  так
умирать. А вот Анарис...
   Ну, этот-то умирать не собирается.
   Быстрорук скривился, вспомнив,  что  в  правом  причальном  отсеке  стоит
должарский корвет, круглосуточно охраняемый здоровенными тарканцами.
   "Это вопрос чести, - проблеял Эммету маленький  уродец,  которого  Анарис
держит за секретаря. - Его  положение  требует,  чтобы  он  путешествовал  с
собственным корветом и с собственной гвардией, даже если  он  не  собирается
пользоваться ни тем, ни другим". И засмеялся, точно заблеял.
   Быстрорук ухмыльнулся, вспомнив, что  этот  самый  секретарь  желает  его
видеть по срочному делу.
   Посмотрев на хроно, капитан решил, что продержал бори  достаточно  долго.
Быстрорук не смел заставлять Анариса ждать, и это его бесило. Как-никак  это
его, Быстрорука, корабль. Поэтому он, как мог, отыгрался на секретаре.
   Чего еще надо этому уродцу?  Дело  в  панархистах,  конечно.  Тат  Омбрик
рассказала капитану, что случилось с Моб и Сандайвер, пока он спал.  Капитан
снова скорчил гримасу, но не без юмора: он побаивался  злобной  драконихи  и
старался  не  вмешиваться  в  ее  личные  дела.   Она   была   суперклассным
скантехником  и  не  раз  спасала  "Самеди"  от  хищников  по  обе   стороны
панархистского закона - за то  он  ее  и  терпел.  Быстрорук  надеялся,  что
кто-нибудь записал эту эпопею, - он бы с удовольствием поглядел.
   Ну ладно, паскудник, послушаем, чего хочет твой проклятый хозяин.

***

   Тат облизнула губы и размяла дрожащие пальцы, чувствуя, как стучит  кровь
в ушах. Потом включила свой "жучок" в капитанской каюте и замерла в ожидании
сигнала тревоги.
   Но ничего такого не случилось.
   Она редко пользовалась этим жучком -  только  когда  ей  или  ее  кузенам
грозила опасность, и неизвестность была еще страшнее.  Последнее  время  она
все время испытывала потребность им воспользоваться.
   Она скорчилась в кресле, подтянув колени к подбородку, и стала  смотреть,
как Моррийон входит в варварски пышную каюту Быстрорука.
   Было странно и очень неприятно видеть, как чистокровный бори держится  со
всей  надменностью  должарианца.  Не  обладая  величавой  осанкой  обитателя
тяжелого мира, он тем не менее требовал себе более обширного пространства  -
в точности как его хозяин.
   Быстрорук отступил, хотя был в своей собственной каюте,  и  покраснел  от
раздражения. Капитан не любил, когда им помыкали.
   - Я планирую подход к Геенне, - сказал он. - Есть у вас или  у  вашего...
хозяина какие-нибудь инструкции на этот счет?
   - Когда мой господин  пожелает  дать  какие-либо  инструкции,  можете  не
сомневаться, что они будут даны. - Голова Моррийона склонилась набок,  точно
не могла удержаться на тонкой шее. "Это его, наверное, должарское  тяготение
так изуродовало", - содрогнувшись, подумала Тат. Интересно,  как  у  него  в
каюте?  Она  ведь  находится  на  должарской  половине,  где  поддерживается
стандартная сила тяжести в полтора "же".
   -  Пока  что  мой  господин  поручил  мне  передать  вам  его  инструкции
относительно содержания заключенных. Его отец, Аватар,  требует,  чтобы  они
прибыли на место назначения в добром здравии. Это  значит,  что  они  должны
получать соответствующее питание... - И Моррийон своим ноющим  голосом  стал
дотошно перечислять, какое белье следует выдавать панархистам и сколь  часто
его менять. Быстрорук набычился при первом же упоминании о заключенных.
   Тат прикусила губу. Этот инструктаж сам по себе уже  был  оскорблением  -
точно Быстрорук слишком туп, чтобы знать,  как  обращаться  с  заключенными.
Анарис, вероятно, узнал и о грязном белье, и о скудном рационе только  после
выходки Сандайвер, хотя и виделся несколько раз с Панархом.  Значит,  Панарх
не жаловался, а Анарис ни о чем не спрашивал. Интересно.
   - ...вопросы, которые я мог бы передать  господину  Анарису?  -  закончил
Моррийон.
   - Нет, никаких. Надеюсь, - ухмыльнулся Быстрорук, - что сами вы ни в  чем
не испытываете недостатка?
   Но намек пропал впустую.
   - У меня скромные потребности, - ответил Моррийон и направился к двери. У
порога он оглянулся и добавил чуть тише:
   - Однако в интересах взаимопонимания советую вам уведомить  свой  экипаж,
что приближается Каруш-на Рахали.
   Он вышел, а Быстрорук потемнел от гнева и смущения.
   Тат знала, что будет дальше, и не хотела оставаться  в  каюте,  когда  он
начнет всех вызывать. Она поспешно закрыла свою  систему,  убрав  все  следы
записи, вышла и побрела наугад по коридору.
   У нее чуть не остановилось сердце, когда она столкнулась на перекрестке с
Моррийоном. Он никуда не шел - он сто