его  сообщников  выследить  будет  трудно,  -
задумчиво произнес Жаим. - Это может быть кто угодно, от  портного  Шривашти
до дам, с которыми Брендон танцевал на балу или после. Чтобы клонировать яд,
достаточно самого малого количества клеток - можно провести ногтем  по  коже
жертвы или срезать пару волосков.
   Выходит, он понимает. Кто знает, через сколько рук прошло это приглашение
на пути к Аркадскому Анклаву. Отправителя Жаим, как и Ванн, исключил  сразу.
На такую глупость никто не способен.
   "Или они хотят, чтобы мы именно так и подумали?"
   - Ты прав, - сказал Ванн.
   Жаим потер пальцами лицо.
   - Это Должар?
   - Хотел бы я так думать, - грустно улыбнулся Ванн, - но это могут быть  и
наши, которым выгодно, чтобы  наследник  умер  или,  еще  того  лучше,  стал
недееспособным. Эксперты еще не анализировали яд,  поэтому  неизвестно,  что
имелось в виду.
   Рифтер помолчал, опустив глаза. Понимает ли он всю сложность ситуации?
   Наконец он спросил:
   - Аркад знает?
   Ванна покоробило от такой  фамильярности,  но  к  этому  примешивались  и
другие чувства. При Эренархе Семионе всякого, нарушившего протокол  даже  во
сне, могли подвергнуть телесному наказанию. А вот новый Эренарх распорядился
четко: никаких условностей, когда они находятся в анклаве одни.
   - Нет еще, - ответил Ванн.
   Жаим улыбнулся своей невеселой улыбкой.
   - Оставил это на мою долю?
   Ванн развел руками. Жаим допил кофе и вышел. Ванн остался на  месте  и  с
отчетливым чувством отвращения, которое нарастало  в  нем  с  каждым  разом,
задействовал датчик Жаима.
   - Не помешал? - прогремел  рифтер.  Слегка  приглушенный  голос  Эренарха
ответил:
   - Как, уже рассвело? Вот бы научиться притормаживать время.
   - Ванн говорит, тебя пытались убить. Вчера вечером.  Спираль.  Обнаружена
до нашего возвращения.
   Последовала пауза, и реакция Брендона удивила Ванна.
   - Ты ему веришь?
   - Не вижу, зачем бы ему лгать.
   - Причин может быть несколько, но все они маловероятны. Ну что ж, значит,
покушение было. Быстро же развиваются  события  -  я  даже  не  ожидал.  Мне
думается, пора...
   Ванн еще раньше заметил, что кто-то пришел с визитом, а теперь  и  другие
услышали звонок. Ванн выругался, а Кевет объяснил по босуэллу: (Вдовствующая
супруга Эренарха леди Ваннис.)
   - Оставить вас наедине? - спросил Жаим.
   - Зачем? - ответил Эренарх.

***

   Ваннис оделась с хорошо обдуманной простотой. Она  отказалась  от  белого
траурного цвета -  в  надежде,  что  это  подчеркнет  ее  искренность,  -  и
позволила себе только два украшения: заколку в волосах и пряжку  на  платье.
Заметив, что Брендон не носит колец, она их тоже не надела. Она  могла  себе
это позволить: все говорили, что у нее красивые руки.
   Часовые у ворот поклонились ей, и никто не сделал попытки ее  остановить.
Неужели Брендон всегда так  доступен?  Или  все  дело  в  его  двусмысленном
положении?
   Ваннис даже немного замедлила шаг, но оставила эту мысль. Что бы  там  ни
шептали о Брендоне, он остается тем, кем есть. Авторитет тысячелетней власти
придает интерес и значение каждому его шагу.
   Она отвела рукой большую пальмовую ветвь и увидела Брендона, стоящего  на
пороге. Ваннис молча поклонилась - не как родственница, но как знатная особа
тому, чей титул еще выше. От Брендона зависит, признает он  их  родство  или
нет. Чтобы поощрить его в этом,  она  чуть-чуть  улыбнулась  -  быть  может,
ранний утренний  час  побудит  его  отбросить  формальности,  а  галантность
подскажет ответить ей, как члену семьи.
   Он с улыбкой коснулся ее  руки  и  жестом  пригласил  войти.  Приветствие
неформальное, но безличное.
   - Доброе утро, Ваннис. Еще не завтракали?
   Одежда на нем была помята, словно он  всю  ночь  не  ложился,  а  волосы,
слишком длинные согласно последней дворцовой моде, торчали вихрами на шее.
   Ваннис вошла в комнату, бросив быстрый взгляд вокруг: вдруг он  сейчас  с
холодной вежливостью представит ей какую-нибудь свою любовницу,  сидящую  на
диване во взятом напрокат платье с гордой улыбкой собственницы?
   Потом она заметила высокого рифтера в сером,  с  длинным  усталым  лицом.
Вот, значит, как?
   - Кофе я бы  выпила,  Ваше  Высочество.  Я  слышала,  вы  владеете  им  в
неограниченных количествах.
   - Это запасы анклава, - как бы извиняясь, сказал он. - И здесь  мы  можем
обходиться без титулов.
   Это отменяло все формальности и открывало путь к интимному общению.
   Рифтер бесшумно подошел к стенному пульту и набрал код. "Но  ведь  мы  не
одни", - подумала Ваннис.
   Соблюдая осторожность, она опустилась на низкий стул и расправила юбки.
   - Семион предпочитал соблюдать этикет вне зависимости от места и времени.
   "Теперь он может спросить: "Даже наедине?" А  я  намекну,  что  мы-то  не
одни".
   - Это похоже на него. - Брендон с улыбкой  сел  напротив,  глядя  на  нее
голубыми глазами, так отличающимися от серых, как сталь, глаз Семиона.  -  Я
всегда хотел узнать одну вещь. Бывали ли вы когда-нибудь в его  крепости  на
Нарбоне?
   Он не поддался на ее  уловку,  но  путь  к  интимному  общению  оставался
открытым.
   Ваннис качнула головой, показав распущенные волосы во всей красе. Золотые
колокольчики, украшавшие заколку, весело звякнули.
   - Ни разу. Не мог же Семион позволить, чтобы  его  супруга  оказалась  на
одной орбите с его официальной фавориткой, - тихо засмеялась она. - Меня  бы
там даже поместить было некуда.
   Брендон криво улыбнулся.
   - Меня он однажды взял туда - чтобы поучить дисциплине, как я полагаю. На
месте я  улизнул  от  его  ищеек  и  совершил  экскурсию.  К  его  громадным
апартаментам примыкали другие, точно такие же, и все там - от одежды в шкафу
до ароматов тианьги - предназначалось для вас.
   Она оперлась подбородком на руку.
   - Откуда вам известно, какие запахи я предпочитаю?
   - Вы любите особую смесь цветов и пряностей.  Я  заметил  это,  когда  мы
танцевали.
   "Неужели я завоевала его так быстро?"
   Но он не двигался  с  места,  а  рифтер  на  заднем  плане  вовсю  звенел
хрусталем, серебром и фарфором. Значит, она ошиблась?
   Ваннис рассеянно провела пальцем по шелковой подушке.
   "Ну что ж, переменим тему. Если он хочет интимности, то вернемся к ней".
   - А где же он держал свою певицу? В комнате для прислуги?
   - Нет. У нее было собственное крыло. Не думаю, что она когда-либо  бывала
в его покоях. - Небрежные интонации  Брендона  не  поддавались  расшифровке.
"Сердится? Может, он сам желал эту женщину?"
   - Да, Семион любил, чтобы все было на своем месте.
   Ваннис целила не в Сару Дармару - она никогда не  питала  злых  чувств  к
женщине, которую Семион поставил в центр своей личной жизни.  Она  пробовала
оборону Брендона.
   Но он, рассеянно глядя вдаль, сказал:
   - Вы знали, что Гален хотел жениться па Саре?
   - Как? Я знаю, что сначала она была с Галеном, и на  Артелионе  говорили,
что Семион отбил ее у брата. Это всех удивило...
   Ваннис умолкла. Сардоническая  улыбка  Брендона  на  один  тревожный  миг
напомнила ей его старшего брата.
   - Хотя мы никогда не встречались,  она  была,  вероятно,  самой  красивой
женщиной, которую я когда-либо видел на голограммах или лично,  а  ее  голос
заставлял забыть о ее лице. Все это вместе  взятое  наверняка  и  соблазнило
Семиона.
   - Она оставалась с ним несколько лет - ни о ком другом, во всяком случае,
при дворе не говорили.
   - Восемь, - усмехнулся Брендон. - Восемь лет. Семион не  славился  своими
романтическими похождениями, верно?
   Этот предмет мало интересовал Ваннис - ее больше занимал подтекст.
   - В самом деле, я  помню,  как  бушевал  Семион,  когда  Гален  отказался
жениться на наследнице Масо - ведь Эренарх лично устроил этот брак.
   - Мой мечтатель-братец жил точно в иной вселенной, -  кивнул  Брендон.  -
Политика его не интересовала, но обычно он подчинялся планам Эренарха, чтобы
его оставили в покое, а Семион принимал это  за  послушание.  Но  вот  Гален
встретил Сару и влюбился в нее. Видимо, он унаследовал отцовскую  склонность
к моногамии.
   Длинные пальцы, рассеянная улыбка. Он  умолк,  словно  ожидая  ответа,  и
Ваннис сказала:
   - Поэтому Семион забрал ее себе и увез на Нарбон. Меня это не удивляет.
   - Это был убийственно простой  способ  обеспечить  послушание  Галена  на
ближайшие восемь лет, - кивнул Брендон, - и половину из них я думал, как  бы
ее освободить. - Он говорил очень тихо, все с тем же отсутствующим видом.
   Странная манера вести интимную беседу. Впрочем, его брат был еще страннее
- и намного опаснее.
   Ваннис сказала ему в тон - с той полушутливой небрежностью:
   - Вы мечтали спасти Галенову певицу, а я - свою мать.
   Нельзя было более изящно перейти от трех мертвых и  одной  пропавшей  без
вести к настоящему времени. Теперь он  может  протянуть  ей  руку  -  жалея,
сочувственно, страстно, как угодно, - и первый ход будет за  ним,  если  для
него это важно. А после разговор; пойдет о Брендоне и Ваннис.
   Она осталась довольна своими словами и тоном.  Подобные  переходы  -  это
искусство, и она всегда владела им в совершенстве.
   Но, увидев его лицо, она поняла, что неверно рассчитала реплику.
   Не то чтобы он сказал или сделал что-то в открытую.  Он  улыбался,  но  к
нему вернулась вежливость - эта дулуская маска, скрывающая мысли  и  мотивы.
Теперь он уже не снимет ее.
   Указав на стол, накрытый рифтером, о котором Ваннис совершенно забыла, он
сказал:
   - Позавтракаем?
   Выбирая среди множества изысканных горячих  блюд,  Ваннис  признала  свою
неудачу, но отказывалась считать ее поражением. Однако как она в  дальнейшем
ни расточала улыбки и обаяние  -  она  даже  затронула  вновь  тему  умершей
певицы, которую любил Гален, - интимное настроение ушло безвозвратно.
   С этим ничего нельзя было поделать.  Остаток  визита  прошел  в  приятных
разговорах о том о сем. Она принуждала себя быть занимательной  и  выяснила,
что круг его интересов был весьма  широк  и  что  десять  лет  после  своего
исключения из Академии он потратил не только на пьянство, наркотики и  секс,
как казалось со стороны. Ваннис часто объявляла себя  знатоком  истории,  но
она с трудом узнавала имена и цитаты, слетавшие у него с языка.  Дважды  она
чувствовала, что он готов затеять спор, но  не  могла  принять  вызов  из-за
недостатка аргументов.  Она  вывернулась,  посетовав  на  ранний  час  и  на
собственную лень, но мысленно отругала себя за невежество.
   По правде говоря, она совсем не скучала, хотя и не получила того, за  чем
пришла, и визит подошел к концу раньше, чем она  намеревалась.  И  снова  не
произошло ничего явного, никакого знака или сигнала, на который она могла бы
сослаться. Просто она снова ощутила присутствие рифтера -  который  все  это
время никуда не уходил, - заметила, какое у Брендона терпеливое, но уставшее
лицо, и как-то сразу поднялась, сказав, что время идет и  она  опаздывает  в
другие места.
   Брендон тоже встал, хотя мог не вставать (Семион никогда этого не делал),
и улыбнулся, но не стал ее удерживать.
   Идя обратно по дорожке, она втянула в себя  туманный  воздух,  невидящими
глазами глядя на великолепный сад. Ее мысли вернулись на  час  назад  -  она
повторяла и анализировала, отказываясь  признать  чувство  сожаления,  почти
потери, таящееся в глубине сознания.
   "Люблю, когда мне бросают  вызов,  -  думала  она,  сворачивая  на  более
укромную  тропинку.  -  Если  бы  он  сдался  сразу,  удовольствие  было  бы
наполовину меньше. И я многому научилась за этот первый визит - ведь будут и
другие!"
   И Ваннис перебирала в уме то, что узнала. Он не глуп. Он тоже не  выносил
Семиона, а вот среднего брата любил.  Он  хорошо  знает  историю,  знаком  с
трудами своих предков, любит музыку - к музыке они возвращались то и дело.
   Ему было очень важно освободить возлюбленную своего брата  -  вот  только
она, Ваннис, так и не знала почему.
   И только закончив  свой  перечень,  она  взглянула  в  лицо  сожалению  и
признала, что никогда еще не встречала такого отпора.
   Она задержалась на небольшом пригорке. Ветер шевелил ее платье.  Обхватив
голые руки повыше локтя, она вспомнила,  что  сказал  Брендон  о  нарбонском
тианьги: "Особая смесь цветов и пряностей".
   Она пожалела, что не распознала запахи в анклаве, и поняла,  что  там  их
вовсе не было, а двери стояли открытыми в сад и на озеро. Что до  того,  чем
душится Брендон, она была недостаточно близко, чтобы это уловить.
   Ее пальцы скользнули от локтей к плечам - так она и стояла, обхватив себя
руками, прижав подбородок  к  запястью,  перебарывая  желание  оглянуться  и
посмотреть, не стоит ли опять на пороге высокая, темноволосая фигура.
   Его там нет.
   Признав и это, она быстрыми шагами двинулась дальше.

7

   Анарис отложил свой дираж'у и откинулся назад.
   - Вы верите в свое пророчество?
   Лицо Панарха почти не изменилось - разве что блеск в глазах стал  немного
иным. Анарис не понимал, что это означает.
   - В то, что я сказал твоему отцу? - улыбнулся Геласаар. - Первое, о чем я
спросил своих советников, когда воссоединился с  ними,  -  это  о  том,  как
закончился наш с ним разговор.
   - Разве вы сами не помните?
   - Не до конца. Шоковый ошейник подействовал весьма эффективно. - На шее у
Панарха до сил пор еще не зажили багровые рубцы. - На твой вопрос  я  отвечу
так: не знаю.
   Я ведь, кажется, говорил тебе, что моя мать дважды видела  во  сне  войну
перед самым нашествием шиидранских орд? Но как-то она созналась,  что  перед
моим зачатием ей снилось, будто она родит дочь. - Он весело прищурил  глаза.
- Вот и толкуй тут.
   Анарис снова взял дираж'у, играя с его концами.
   - Хотел бы я посмотреть, кто окажется прав.

***

   Вийя ощутила легкое головокружение, предвещавшее контакт  с  эйя.  Быстро
отключив пульт, она склонилась вперед, закрыла глаза и  опустила  голову  на
руки.
   Волнение эйя обожгло ей нервы, сделав контакт  почти  болезненным  -  как
связь по слишком громко настроенному босуэллу.
   Эйя слышат слуховой камень спящего, но стены вокруг не дают пройти.
   Трофейная гиперрация. Они ни разу не волновались так с тех пор, как Аркад
принес Сердце Хроноса.
   Слышите ли вы человеческие слова из слухового камня спящего?
   Эйя слышат, как  слова  текут,  но  самих  слов  не  слышат.  Эйя  должны
прикоснуться.
   Что слышат эйя, кроме слов?
   Мы слышим страх, мы слышим хаос. - И тут их пронизал  шок,  опаливший  ее
мозг. - Мы слышим глас далекого спящего.
   Где?
   Далеко, далеко, и он движется... Уровень их  беспокойства  возрос  -  они
верещали на самых высоких  нотах,  которые  используются  только  в  моменты
сильного стресса или на церемониях.
   "Плохой знак", - подумала Вийя, борясь с  головной  болью,  вызванной  их
речью и мыслями. Чтобы направить их в  другую  сторону,  она  сформулировала
вопрос: Слышите ли вы тех, кого называете ульем "Телварны"?
   Мы слышим. Нам радостно узнавать  улей  "Телварны"  среди  остальных.  Мы
слышим одного-с-тремя...
   Иварда, благодаря таинственной связи между  собой,  и  келли.  Вийя  тоже
слышала мысли Иварда и знала, что он часто слышит ее  мысли,  хотя  пока  не
различает их, - кроме тех случаев, когда она связывается с ним сознательно.
   Эйя описали сны Иварда так, как их воспринимали,  и  перебрали  остальной
экипаж, хотя и не по именам. Они только ее называли Вийя - Та,  Что  Слышит,
но человеческими именами не пользовались, а своих узнавали по описанию.
   Мы слышим непостоянного, который в гневе думает, что оторван от улья...
   Локри, заключенный панархистами в сверхнадежный Первый блок по  обвинению
в убийстве. Пока только Жаим и Марим были у него - очень недолго.
   Мы слышим делающего музыку-и-еду, он  думает  об  опасности  ухода  того,
кто-дарит-камень-огонь...
   Значит, Монтроз обнаружил какой-то заговор против Брендона  Аркада?  Вийю
это не удивило.
   Она поколебалась, чувствуя, что находится на краю пропасти. Но вопрос  об
умственном состоянии Аркада не грозил опасностью никому, кроме  нее,  и  она
спросила:
   А тот, кто-дарит-камень-огонь?
   Тот, кто-дарит-камень-огонь,  думает,  как  движутся  металлические  ульи
между мирами.
   И где-то, словно отдаленное эхо, возник шепот мысли, помеченной  знакомым
накалом эмоций. Она может слышать и его, если сосредоточится.
   Вийя оборвала эту связь.
   Та, что летает, движется  в  маленьком  металлическом  улье...  Тут  эйя,
оставив Марим, объявили: Сюда идет нивийя.
   "Еще один, который слышит". Вийя не успела еще оправиться от  последствий
пси-контакта, как прозвенел вестник. Пришел тот, кто уже приходил к  эйя  по
просьбе Элоатри - первый человек, помимо Вийи, наладивший с ними  связь.  Ей
тогда пришлось буквально отрываться от их перевозбужденных  мыслей  -  да  и
теперь их интерес к нему еще не ослаб. Хорошо, что их сейчас нет здесь. Вийя
встала и открыла дверь.
   Для нее было шоком снова увидеть должарианца, даже в  одеждах  одного  из
панархистских  колледжей.  Старик,  высокий  для  ее  соплеменников,  нагнул
голову,  проходя  в  дверь.  Широкий  в  плечах  и  груди,  темноволосый   и
темнокожий, он носил длинную бороду, не скрывавшую ястребиного носа, широких
скул и глубоких глазниц, характерный  для  жителя  материка.  Его  отличало,
помимо одежды, до нелепости мягкое выражение морщинистого лица.
   - Меня прислала Верховная Фанесса,  -  сказал  он  вместо  приветствия  и
продолжил по-должариански:
   - Я тоже выходец с Хореи, бежавший от Детей Дола.
   Встреча с другим темпатом всегда трудна,  но  упоминание  о  Хореи  сразу
после контакта с эйя сделали ее еще  более  трудной.  Дезриен.  Воспоминания
нахлынули  на  нее,  сопровождаемые  волной  неразгаданных  эмоций  от  эйя.
Отчаянным  усилием  Вийя  поборола  память,  вернув  внимание  к   высокому,
терпеливо ожидавшему должарианцу.
   Она чувствовала редкую силу его сосредоточения, от которой у нее  мурашки
бежали по коже. Инстинкт побуждал ее драться или бежать, но она подавила его
и заставила себя слушать и рассуждать.
   Ее вознаградил четкий личностный образ. Он обладал  мощной  эмоциональной
меткой - Вийя знала, что и у нее такая же, - и ошеломлял  своей  сложностью.
Но Вийя. не обнаружила ни жутковатого  вывиха,  отличавшего  Норио,  ручного
темпата Хрима, ни  навязчивой  ласковости,  свойственной  одному  известному
владельцу  клуба  на  Рифтхавене,  который  славился  своим  пристрастием  к
чувственным удовольствиям.
   Сила этого человека, как бы велика она ни была, ее не настораживала,  как
не пугала вибрация палубы под ногами перед пространственными скачками.
   Ее глаза, прикованные к его лицу, снова начали видеть - и  она  осознала,
что они оба давно уже молчат. Но гость как будто не  против  был  подождать,
чтобы дать ей освоиться.
   И это было сильнее всяких слов. Она сказала:
   - Я Вийя - "Та, Что Слышит" на языке эйя. Товарищи по руднику  до  побега
звали меня Смертельный Глаз. - В отдалении она услышала слабую рябь  реакции
эйя, которым стало страшно, и это на миг отвлекло ее. Она не любила  эмоций,
сопровождавших ее детские воспоминания.
   Он склонил голову, как равный перед равным.
   -  Я  до  собственного  побега  был  Мандериан  рахал-Кхестели,  из  дома
Нойгрианов.
   - Нойгрианы... кораблестроители, - вспомнила она.
   Он кивнул.
   -  Я  удовлетворялся  работой  инженера  и  скрывал   свои   таланты   от
материнского пеш мас'хадни,  но  тут  моя  сестра  решила  начать  войну  за
наследство. - Он улыбнулся. - Мой талант спас меня,  а  познания  в  области
техники позволили купить себе свободу и улететь  с  планеты.  -  Он  покачал
головой. - Эта культура полностью обанкротилась, и таких, как я, больше, чем
полагают правители. Знаешь ли ты хоть немного историю Хореи?  Не  ту  подлую
ложь, которой нас учили детьми, а правду?
   Вийя поколебалась. Историю, не запятнанную ложью Д