ое "весть".
   Он потер  глаза.  Не  заказать  ли  себе  каф?  Хорошо  бы  поговорить  с
Портус-Дартинусом-Атосом, но их нет -  они  совещаются  с  другими,  недавно
прибывшими келли где-то в Колпаке.
   Но почему бы ему не поговорить с ними там?
   Он  представил  себе  долгую  поездку  на  транстубе,  и  ему  захотелось
плюхнуться в кровать и снова  уснуть.  Да  нет  -  чего  доброго,  этот  сон
приснится снова.
   В капсуле ехали в основном  военные.  Ивард  практиковался  в  сортировке
запахов всю дорогу до отсека, предназначенного для келлийских кораблей.  Там
он вышел и заколебался, увидев двух десантников по обе стороны  шлюза.  Один
из них нажал клавишу пульта. Двери капсулы за спиной Иварда открылись снова,
и послышался слабый зуммер.
   - Извините, - сказал десантник. Он говорил с юмористической  вежливостью,
но его стойка давала понять, что он готов к любым действиям. - Здесь  никому
нельзя выходить, даже Найбергу. Суверенная территория келли.
   Чувствуя  нетерпение  пассажиров  задерживаемой  капсулы,  Ивард  поборол
желание вступить с часовым в спор и заговорил рассудительно:
   - Но ведь этот запрет наложили  они,  а  не  мы,  правда?  Для  нашей  же
безопасности. - С бьющимся сердцем Ивард ждал, пока десантник проверял,  так
ли это, - сам-то он знал, что так. А что, если и ему не позволят пройти?
   Неужели я для них что-то вроде ручного зверька? Если они не разрешат…
   Он поднял свою посмуглевшую руку с изумрудной лентой  келлийского  Архона
на запястье.
   - Вы, наверно, слышали об этом?
   Десантник прищурил глаза.
   - Как тебя звать?
   - Ивард Рыжий... Иль-Кавик.
   Часовой слегка шевельнул рукой и в изумлении уставился на свой босуэлл.
   - Он говорит, что тебе можно. - Теперь оба десантника смотрели на  Иварда
странно, и запах у них тоже изменился.  Двери  транстуба  закрылись,  зуммер
умолк, и капсула отошла.
   Ивард, не заметив этого, устремился к шлюзу  и  стал  нетерпеливо  ждать,
когда за ним закроется люк. Нос его дернулся от  внезапного  наплыва  густых
ароматов, и он понял, что давление в шлюзе смещено на келлийскую сторону,  -
это препятствие просачиванию их атмосферы на Арес. Передний люк открылся.
   За ним помещались военные корабли странной формы - они больше  напоминали
обтекаемых келли, чем  тех  шипастых  морских  чудищ,  на  которые  походили
современные человеческие корабли. Вокруг трех  крупных  кораблей  сгрудились
более мелкие. Ивард сообразил, что всего судов должно быть  девять,  заметил
их некомплектность, и голубой огонь у него в мозгу потемнел и сгустился.
   Ивард глубоко дышал, стараясь  разобраться  в  запахах,  -  их  сложность
ошеломляла его.
   Из-за грузовой капсулы внезапно появился  келли-одиночка.  Такое  явление
Ивард наблюдал только раз, когда они  бежали  с  Рифтхавена.  Келли,  обходя
капсулу, хлопнул по ней головным отростком, и  на  ней  остался  маслянистый
след - Ивард даже с четырех метров уловил его резкий запах.
   Одиночка приветственно ухнул, и юный рифтер испытал еще один шок.  Он  не
понял, что сказал этот келли. Голубой огонь весело мигнул,  а  келли  согнул
шею в знак извинения  и  пригласил  Иварда  следовать  за  ним.  Жесты  были
знакомы, но Ивард понял, что глупо было полагать, будто все келли говорят на
одном языке. Он слышал, например, что многие нижнесторонние не знают  уни  и
пользуются только родным языком. Это у рифтеров каждый владеет хотя бы двумя
языками, а как правило и больше.
   Может, то, на чем говорю я, - это их уни.
   Келли проводил его к ближайшему из больших кораблей и погладил  ленту  на
его запястье, глядя при этом двумя парами своих  голубых  глаз  под  ротовым
отверстием в глаза Иварду. Потом он оттанцевал в  сторону,  а  люк  бесшумно
открылся.
   Внутренний люк был  уже  открыт,  и  Ивард  прошел  на  корабль.  Там  он
вытаращил глаза, пытаясь разобраться  в  том,  что  видит.  Стены  коридора,
прямого и широкого, напоминали разноцветный сыр - все в  порах  и  трещинах,
значения которых Ивард не понимал. Откуда-то  издали  слышался  слабый  ритм
келлийской музыки.
   Голубой огонь Архона возбужденно вспыхнул; никогда еще Ивард не  сознавал
так  остро,  как  много  загадок  он  таит  и  как  мало  из  них   доступно
человеческому восприятию. Ивард хотел исследовать узор на стене  пальцами  -
ему показалось, что Архон имеет в виду именно  это,  -  но  предостерегающий
импульс заставил его отдернуть руку. Убрав усилием воли вздувшийся на пальце
волдырь, он зашагал дальше.
   Впереди  возник  путеводитель  -  человеческий  прибор,  кажущийся  здесь
неуместным. Следуя за ним, Ивард лихорадочно сортировал накатывающие на него
запахи, ставшие еще более сильными и сложными. Перед ним открылся люк, и  он
вошел в большое помещение, где находилось несколько троиц келли. Ивард  знал
только Портус-Дартинуса-Атоса, но голубой огонь вспыхнул, завертелся волчком
и окружил ореолом одну из троиц. Тройка Портус приветствовала его жестами  и
уханьем. Он хотел ответить, но губы у него зачесались, в носу защекотало,  и
глаза заслезились: здешние запахи наконец одолели его.
   Он поборол  физическую  реакцию,  но  умственная  нагрузка  была  слишком
сильна. Он больше не различал запахов; более того, он понял, что в бедной на
запахи человеческой биосфере постиг лишь самые азы умения разбираться в них.
Он перестал понимать то, что видит. Он хотел позвать на помощь Вийю, но путь
к ней преградили высокие гладкие красные и синие колонны, внезапно  выросшие
из палубы. От них веяло ледяным холодом. Серые  ящички,  отдающие  наждачной
бумагой, блокировали резиновыми шипами его ноги. Сеть четко и ясно  звучащих
нот окутала голову и сквозь глаза проникла в мозг.
   Голубой огонь просительно мигнул и  исчез  в  направлении,  куда  за  ним
следовать было еще труднее, чем в  первый  раз,  когда  Портус-Дартинус-Атос
сняли копию с Архонского генома и завершили свое лечение.
   Внезапно Иварду вспомнилось, как он однажды принял мозгосос.  Его  на  то
подначил Джакарр, за что и был выкинут  Грейвинг  из  койки.  Маркхем  потом
объяснил: "Это называется синестезией. Мы все делаем это, сами того не зная:
это основа всякого языка. Мозгосос просто вытягивает  эти  образы  из  твоей
лимбической системы туда, где они доступны твоему сознанию".
   Голубой огонь показался снова, и теперь Ивард увидел, куда надо идти.  Он
пошел туда и  оказался  в  огромном  пространстве,  где  его  органы  чувств
сплотились в могучее единство, не разделенное стенами, которые ставит  между
ними сознательный опыт. Ивард понял, что  никому  не  сможет  рассказать  об
этом: язык - слишком редкое сито, и оно бессильно удержать смысл испытанного
им.
   Некоторое время спустя он вернулся  на  интеллектуальный  уровень  своего
мозга, но теперь его восприятие стало  четким  и  ярким,  смятение  ощущений
уступило место комплексному  многозначному  сплаву,  который,  как  убедился
Ивард, можно  было  поддерживать,  только  производя  действие,  аналогичное
расфокусированию глаз. Приложение  логики  и  рассудка  искажало  понимание,
идущее из тех глубин, которые и делали его человеком.
   "Фонтан не может  объяснить,  что  такое  вода",  -  сказала  центральная
троица, которая, как теперь он знал, была Старейшиной народа келли.  Но  они
не просто говорили - они танцевали, и пели, и испускали тройной запах, и все
это было гораздо глубже,  чем  слова,  на  которых  настаивало  сознательное
мышление Иварда.
   Внезапно Ивард ощутил, каким убогим он,  как  и  всякий  другой  человек,
должен им казаться. Интеллект имеет пределы, в  чем  все  разумные  существа
убеждаются на самых ранних стадиях познания, но  эмоциональная  сторона,  та
мудрость, что проистекает из единства ощущений,  лежащего  в  основе  любого
языка, их не  имеет.  А  келли  в  своей  эмоциональной  эволюции  опережают
человечество на миллион лет. Они  -  синестетическая  раса,  и  человеческий
язык, по сравнению с их  способами  общения,  все  равно  что  лепет  малого
ребенка. Теперь Ивард понимал, что язык, на котором он  с  ними  объяснялся,
был не уни - этот язык, который он освоил лучше, чем кто-либо из людей,  для
его инопланетных друзей был младенческим уровнем речи. Им келли пользовались
во время своего долгого детства, пока не научились общаться так, как теперь.
   От стыда на глаза Иварду навернулись слезы. Но келли  бросились  к  нему,
окружили его, трижды по три, и окутали своей любовью. Голубой  огонь  внутри
расширился,  и  он,  следуя   длинными   тропами   триединой   генетики,   с
благоговением увидел зарождение келлийской расы.  Теперь  он,  преображенный
тайной Нью-Гластонбери, по-настоящему стал частью их Памяти.
   Он не ручной зверек и не уродец. Он - Ивард Рыжий, принадлежащий теперь к
братству Старейшины.

***

   Вийя  села  напротив  Локри.  Дипластовая  перегородка  между   ними   не
сдерживала его эмоций - они хлынули на  нее,  точно  слишком  громкие  звуки
плохо настроенной арфы.
   Его светло-серые глаза налились кровью. Под глазами залегли синяки.
   - Вийя.
   Исчезли иронические  протяжные  интонации,  с  которыми  он  разговаривал
прежде. Он произнес ее имя резко,  как  нечто  среднее  между  обвинением  и
мольбой.
   Она не могла сообщить ему ничего нового, несмотря на долгие часы, которые
провела за компьютером. Чтобы не огорошить его этим сразу, она спросила:
   - Ну как, рассказала тебе Марим толком о нашем  путешествии  к  урианской
загадке Омилова или это был просто красочный поток ругательных  эпитетов  на
трех языках?
   Он слабо улыбнулся и она ощутила  глубину  его  отчаяния,  как  внезапную
барабанную дробь.
   - Вообще-то она была какая-то тихая. У нее неприятности?
   - Пока нет, но шулерские замашки ее до добра не доведут. Подозреваю,  что
в самом худшем случае ею займутся не власти, а жертвы обмана.
   Локри ухмыльнулся. Он тоже был известный шулер, но только когда играл  не
на деньги, а просто так - или на секс.
   - Выволочка пойдет ей на пользу, - махнул он рукой. - Хоть на  пару  дней
да уймется. - Он прищурил глаза. - В общем, она  дала  мне  четкую  картину.
Довольно четкую... - Он медленно перевел дыхание.
   Вийя  почувствовала  проблеск  надежды,  которую  он  усиленно   старался
подавить. От усилий его замутило.
   - Ты что-то вспомнил, - догадалась она.
   Он взглянул на нее, стиснув губы в тонкую линию, и сказал:
   - Да. Разговор в ночь перед тем, как они  были  убиты.  -  Он  иронически
скривил брови. - Я был тогда молод, наивен и рвался  поступить  во  Флотскую
Академию на Минерве.
   От внимания Вийи не ушли оборонительные интонации: они как-никак рифтеры,
а Локри всегда был самым красноречивым,  когда  речь  заходила  о  коварстве
панархистов и честности Флота.
   - Как и Маркхем когда-то, - напомнила она. - Тебя тоже выгнали?
   - Нет, до этого  не  дошло.  Надо  сначала  сдать  экзамены,  чтобы  тебя
приняли. Но перелет на Минерву стоил дорого; ведь она  -  антипод  Торигана.
Обычно это оплачивает семья или патроны, но мои родители  считали,  что  это
пустая трата времени. Если я хочу летать, то могу вместе  с  матерью  возить
студентов на кучи хлама в позабытых всеми мирах.
   - И ты спорил с ними по этому поводу, - сказала Вийя.
   - Мягко говоря, - слабо улыбнулся он. - Там  такие  баталии  шли!  Короче
говоря - для чего я и  откопал  этот  полусгнивший  труп,  -  в  ночь  перед
убийством эта тема снова всплыла. Мать только что вернулась из рейса, а отец
напился. В кои-то веки он не злился, а ухмылялся чему-то  своему.  Внезапно,
он поворачивается ко мне и спрашивает: если я, мол, такой крутой  пилот,  не
могу ли я сказать ему, что такое фрактальный спектр и где такой можно найти.
   - Ну-ну, дальше.
   - Ну, я дал ему школьное определение фрактального спектра и  сказал,  что
это можно наблюдать только в лаборатории, а он и начал: ты, мол,  бездельник
и семье от тебя никакого проку. - Локри вздернул худое плечо. - Ну ладно.  В
общем, я совсем забыл об этом, пока Марим не брякнула об этом самом спектре.
Но вряд ли это как-то связано с убийством.
   - Собственно говоря... - начала  Вийя,  но  тут  эйя  без  предупреждения
мысленно соединились с ней.
   Мы различаем отдельные образы.  Мы  слышим,  как  Один-С-Тремя  думает  о
Далеком Спящем, когда спит. Он слышит  далекий  отдельный  образец,  тот  же
образец, который слышит Вийя, когда спит.
   Вийя скрыла свою реакцию.
   Один-С-Тремя боится?
   Его образец боится.
   Его образец все еще спит?
   Его образец не спит, он движется по направлению к Трем.
   Эйя теперь пользовались притяжательными местоимениями почти правильно,  а
если и ошибались, Вийя уже не обращала  на  это  внимания.  Она  послала  им
успокаивающую мысль:
   Празднуйте то, что Один-С-Тремя идет к Трем. Это ему полезно.
   Мы слышим Трех-Вместе, мы празднуем новые  слова,  мы  разделяем  окраску
мыслей и память Далекого Спящего...
   Они входили в то, что Вийя называла режимом Пожирателя Солнц: теперь  они
повторяют все,  что  узнали  об  этом  далеком  урианском  сооружении.  Вийя
научилась в таких  случаях  переключать  свое  внимание,  предоставляя  двум
голосам бубнить  на  задворках  сознания  -  точно  видеофильм,  который  не
смотришь, но и не выключаешь.
   Локри смотрел на нее с любопытством.
   - Что-то не так? - спросил он.
   - Нет, ничего. Эйя и Ивард. Итак, подведем итог. Когда мы вернулись сюда,
я провела поиск по фрактальным спектрам, считая, как и ты, что  это  явление
довольно редкое и потому интересное.
   - Ну и?
   - Ничего, кроме академических выкладок и определений.
   Локри  откинулся  назад,  зажав  пальцами  переносицу,  -  он  больше  не
притворялся, что ему нет до этого дела.
   - Значит, никаких нитей больше не осталось? - чуть слышно произнес он.
   Она поколебалась, не желая пробуждать в нем  ложные  надежды.  Но,  может
быть, даже ложные надежды лучше, чем такое существование?
   - Не скажи, - медленно проговорила она.  -  В  свете  того,  что  ты  мне
сказал, этого, пожалуй, слишком мало.
   - Что ты имеешь в виду?
   - То, что сказала. Слишком мало информации. Не забывай, что Арес  -  один
из полюсов Панархии, поэтому  здешняя  база  данных  должна  быть  такой  же
объемной, как на Артелионе - или почти такой же. Мне кажется странным, что в
ней содержится так мало информации на эту тему, особенно в  свете  недавнего
открытия Пожирателя Солнц.
   Локри потер глаза.
   - Но если предметный поиск ничего не  дал,  понадобится  лет  сто,  чтобы
прочесать все массивы.
   - Возможно, - сказала Вийя и встала. -  Но  возможно  и  то,  что  теперь
приоритеты поменялись. Ты вырос, зная, что ДатаНет сшивает воедино твой  мир
и связывает его с Тысячью Солнц. Много ли ты знаешь о том, как он работает в
реальности?
   Локри бросил на нее острый взгляд.
   - Я знаю, что инфонетики постоянно прочесывают поток поступающих  данных,
перестраивают их и отправляют пакетами обратно  в  систему.  Знаю,  что  они
присваивают  очередность  всем  поступлениям,  потому  что  никто  не  может
прочесать все - как бы мы быстро ни работали, за потоком информации  нам  не
угнаться. А что?
   - На приоритетах, а также на комплектовании и отсылке пакетов  в  систему
наживались целые состояния, - сказала она. - Время у меня есть  -  интересно
будет покопаться в некоторых из этих процессов.
   Он ничего не сказал, но она почувствовала в нем внезапный приток  надежды
- возрождение воли к жизни.
   Вийя ушла. Они все условились не затягивать свои визиты -  их  разговоров
никто как будто не слушал, но она знала, что  учет  посещений  ведется.  Она
надеялась, что короткие визиты товарищей по команде  не  привлекут  внимания
недоброжелателей.
   Она вышла, и эйя снова вторглись в ее ум. На этот  раз  они  говорили  на
своем языке, что случалось  с  ними  крайне  редко.  У  нее  в  мозгу  точно
гиперснаряд взорвался. Она остановилась, словно наткнувшись на силовое поле,
не обращая внимания на обходящих ее людей.
   На нее нахлынули образы:  зеленые  тела,  причудливые  краски,  отголоски
запахов, которые не встречаются в чистой, стерильной атмосфере около  пятого
блока. Пробиваясь сквозь ураган ощущений, она искала его исток и  наткнулась
на Иварда, который отчаянно пытался понять...
   - Келлийский корабль, - сказала она слух.
   - Вийя! - вскрикнул он, но его мысли тут же унеслись  прочь,  и  она  его
потеряла.
   Голоса эйя в мозгу стали еще тревожнее, взволнованнее и настойчивее -  ей
казалось, что голова у нее вот-вот лопнет. Прижав ладони  к  глазам,  -  она
пыталась отгородиться от чужих голосов.
   Но  тут  все  снова  переменилось,   сложившись   в   целое,   столь   же
величественное и стройное, как голоса, певшие теперь у нее в голове.
   Сквозь эти звуки ей слышался  гул  большого  барабана  -  он  бил  ровно,
синкопами, как тысяча сердец, стучащих в унисон.
   Эйя внезапно умолкли,  зато  самый  воздух  вокруг  Вийи  теперь  звучал;
басовые и тонкие струны, переливчатые мелодии, рожденные эмоциями  тех,  кто
был вблизи. Волна красок застелила ей зрение - яркая, как радианты корабля.
   Втянув в себя воздух, она немного  опомнилась  и  бросилась  бежать,  ища
укрытия в собственном пространстве.
   Гром  меди  воззвал  к  ее  памяти,  пропали  дипластовые  стены  унылого
коридора, и она увидела высокий потолок и  великолепную  люстру  концертного
зала. Мощная "Мания Кадена" охватила ее со всех сторон,  и  вместо  пандуса,
ведущего к Пятому блоку, перед  ней  возникла  одинокая  стройная  фигура  с
голубыми глазами, стоящая высоко на балконе.
   Дыша так, что царапало в горле, она пробивалась к лифту.
   Молодые  голоса,  сладкие  и  тоскующие,  сплетали  вокруг  нее   мелодии
КетценЛаха, и воспоминания окутывали сердце золотыми цепями.
   Концерт Энеранха - а еще дальше та же самая музыка, кетценлаховское "Кони
родятся с орлиными крыльями", и любимая белокурая голова прижимается к  ней,
и улыбка...
   - Маркхем, - сказала она и спохватилась, что говорит вслух.
   В голове ненадолго прояснилось: она была одна в своей квартире.
   Затем темные и скорбные мужские голоса, то поднимаясь, то опадая, погнали
ее к себе в комнату. Она дотащилась туда и упала на колени. Это была уже  не
ее комната с простыми кремовыми стенами, где стояли только кровать да пульт.
Теперь она видела вокруг себя закопченный камень, и было  холодно,  несмотря
на колеблющийся огонь в углу, и пахло пеплом.
   Обшарпанная деревянная мебель казалась огромной, словно она  смотрела  на
нее снизу - глазами ребенка.
   "Хриш ни реммет ка хекаата, эппон эн Дол би-сахриш", - тянули  на  долгой
ноте мужские голоса, и эхо в каменных стенах отгоняло недремлющих демонов  и
духов, что кишат в тенях, порождаемых полярным сиянием слишком светлых ночей
Должара.
   Вийиной щеки коснулась  ладонь,  грубая  и  мозолистая.  Скупая  ласка  и
женский голос, говорящий ей на ухо:  "Завтра  они  придут  за  тобой,  дитя.
Говори поменьше, работай усердно и никогда-никогда  не  показывай  господам,
что твой талант растет, иначе тебя убьют. Если я сумею, то выкуплю тебя".
   И продолговатое лицо с темными глазами вверху...
   Вийя  изо  всех  сил  боролась  с  непрошеными  воспоминаниями,  но  они,
подхлестываемые музыкой, сами лезли в голову. Эмоции, свои и чужие, окружали
ее и сами переходили в музыку.
   Сквозь нее Вийя слабо различала  стройное  трехголосие  келли,  а  где-то
высоко вели причудливую мелодию эйя.
   - Я знаю, что это такое, я знаю, - закричала она, но ни единого звука  не
сорвалось с ее губ.
   Последним усилием воли она заставила себя встать и двинулась не к кровати
и желанному забвению, а к стулу. Она простерла дрожащие руки  над  клавишами
пульта...
   И, под звуки старинных труб, упала в информационное пространство.
   Музыка  сделала  информацию  доступной  для  всех  ее   чувств   -   Вийя
воспринимала истину интуитивно, в  мультимодульном  режиме.  Она  летел