дения, и она успела ощутить еще слабое чувство облегчения.

2
ДОЛЖАР

   Барродах откинулся на спинку кресла  и  глубоко  вдохнул  горячий  аромат
юмари и ариссы, наполнявший комнату, тщетно пытаясь не обращать внимания  на
визгливое завывание бури за окном  из  тройного  дайпласта.  Казалось,  этот
безжалостный звук жесткими  пальцами  сдавливает  ему  горло,  и  постепенно
усиливающаяся боль слепила глаза. Резкий порыв ветра свирепо  набросился  на
Хрот Д'оччу, и желудок бори снова судорожно сжался, когда гравиторы погасили
раскачивание башни. Он впился ногтями в загривок, пытаясь  не  думать  ни  о
чем, кроме мягкого вечернего воздуха на далеком Бори, но должарианская весна
ломилась в окна, пробирая морозом по коже, а в воздухе постепенно усиливался
запах озона.
   "Опять  кондиционеры  перегружены".  Барродах  отвернулся  от   стола   и
посмотрел в матовое окно - на него проецировался вид фосфоресцирующего пляжа
в Алуворе на Бори. Оконная рама содрогнулась от нового порыва  ветра,  и  он
раздраженно выключил изображение. Ну почему должарцы не могут  строить  свои
дома как все, предпочитая одиноко торчащие башни из дерева и камня - ни дать
ни взять головоломку этих проклятых Ур, - только потому, что так строили  их
предки?
   Окно медленно прояснилось,  превратившись  в  глубокий  колодец,  на  дне
которого клубилась  бесформенная  серая  масса,  оставлявшая  тем  не  менее
ощущение быстрого  движения  и  лютого  холода.  Еще  из  окна  смотрело  на
Барродаха его же собственное изображение, бесцветное  и  призрачное.  Темные
волосы, бледные глаза, бледная кожа; бори видел  все  это,  не  замечая.  Он
ненавидел ветер, холод и планету, их породившую.
   Неожиданно серая мгла снаружи растаяла и исчезла,  и  окно  полыхнуло  на
него ослепительным  светом,  когда  сквозь  бурю  прорвался  солнечный  луч.
Барродах поперхнулся и зажмурил слезящиеся глаза,  пытаясь  на  ощупь  найти
пульт управления окном. Затемнение сработало с запозданием.  "Этому  чертову
окну, наверное, лет пятьсот", - злобно  подумал  бори,  но  в  конце  концов
зрение все же вернулось нему, и он увидел белую, в темных проталинах равнину
Деммот Гхури, высокогорья Королевства  Мстителей.  Его  спина  непроизвольно
напряглась при виде этой планеты-тюрьмы, приютившей его. Бори был куда более
мягким миром; времена года там были не  так  контрастны,  да  и  температура
более сносна. Никто из его уроженцев не мог до конца свыкнуться со свирепыми
зимами и раскаленными летними месяцами Должара.
   Над темной линией горизонта, там, где  Гхирийское  нагорье  спускалось  к
узким долинам, росла новая стена облаков; она медленно поднималась к солнцу,
обещая новый налет на Хрот Д'оччу. Барродах  смотрел  на  рваные,  пятнистые
облака, которые ветер гнал с бешеной скоростью по серо-зеленому  небосклону.
Он  был  вторым  по  могуществу  человеком  на  Должаре,  сильнее  всех  так
называемых  Истинных  Людей,  за  исключением  самого   Властелина-Мстителя,
которому он служил скоро уже двадцать лет, и все же эти  надменные  должарцы
запросто переносили температуры, убившие бы его в два счета.
   За спиной его послышался негромкий зуммер, и  Барродах  заглушил  окно  с
чувством, близким  -  как  он  ни  пытался  убедить  себя  в  обратном  -  к
облегчению.  Власть  принадлежала  ему,  ибо  через   него   проходили   все
распоряжения   Джеррода   Эсабиана,   Аватара   Дола,    Властелина-Мстителя
Королевства Должарианского, "Истинные Люди  могут  презирать  меня,  но  все
равно подчиняются, ибо  кому  известно,  какие  из  приказов  мои,  а  какие
Эсабиана?"
   Барродах улыбнулся, повернулся обратно к столу, дотронулся до алой точки,
горевшей на темной, блестящей поверхности, и побарабанил пальцами по  столу,
из ниши задней стороны которого медленно выдвигался монитор. Экран  замерцал
вихрем  серо-зеленых  огней  -   электроника   медленно   подстраивалась   к
изображению. "Будь прокляты эти древности, - подумал Барродах, и тут  же  на
него нахлынула волна тошноты,  когда  башня  покачнулась  снова.  -  И  будь
прокляты должарцы вместе с  ними:  их  устраивает  все,  что  устраивало  их
прадедов, если, конечно, это не имеет отношения  к  искусству  убийства  или
пыток - тут годится все только самое современное".
   Бори  углубился  в  приятные   воспоминания,   связанные   с   некоторыми
должарианскими  технологиями  причинения  боли,  но   тут,   наконец,   ожил
окончательно монитор.
   -  Серах  Барродах.  -  Голос   звучал   холодно-официально,   без   тени
подобострастия, к которому он  привык,  и  Барродах  недовольно  прищурился,
прежде чем узнал угловатое, надменное лицо  Эводха,  личного  пешж  машхадни
Владыки Эсабиана. Вытатуированные на бритом черепе когти и глаза карр матово
блестели; должарианский медик смотрел на него  с  легкой  брезгливостью.  Он
подчеркнуто  использовал  обращение  к  равному  по  положению  -  тщательно
замаскированное оскорбление, граничащее с вежливостью не  более  чем  вообще
позволяли себе должарианские нобли в обращении с бори.
   Барродах, не отвечая, склонил голову, что не противоречило этикету, но  в
голове его вспыхнуло одно  весьма  приятное  предположение.  Эводх  был  так
уверен в том, что последний цикл  в  пыточной  машине  прикончит  Териола  -
особенно затянутые циклы компрессии-декомпрессии... уж не  решил  ли  медик,
что бори не способны на палиах, высшее  должарианское  искусство  формальной
мести? К  Барродаху  вернулось  то  возбуждение,  которое  он  испытывал  от
предвкушения следующей смерти  своего  врага,  и  он  с  нетерпением  ожидал
следующих слов Эводха.
   - Твоя игрушка не оправилась от последнего  восстановительного  цикла,  -
фыркнул должарец, сделав особо презрительное ударение  на  слове  "игрушка",
отчего голова бори непроизвольно дернулась  в  знак  протеста.  -  Как  я  и
предупреждал тебя, это теперь бессловесный кусок мяса, не больше.
   Эводх холодно улыбнулся, и Барродах  вдруг  понял,  что  ему  не  удается
скрывать свое раздражение.  Он  спрятался  за  маской  безразличия,  которая
помогала ему остаться в живых, и ничего не сказал.
   - Прикажешь потянуть еще, - продолжал медик, помолчав немного, - или  мне
дать распоряжение технику, чтобы отключил агрегат?
   Барродах  лихорадочно  думал,  но  ярость  и  разочарование  мешали   ему
сосредоточиться: разочарование от того, что Териол  умер  всего  только  три
раза, и гнев при  виде  откровенного  удовольствия  медика  по  поводу  его,
Барродаха, конфуза. И все же Эводх был слишком влиятелен, а с должарианскими
ноблями не стоило рисковать, особенно с теми, чей титул  означал  мастерское
владение болью во  всех  её  проявлениях.  Палиах  такого  человека  -  дело
страшное, и Барродах в очередной раз понял, что по части формальной мести он
не ровня должарцам - лишним свидетельством тому было то, что  Териол  умирал
всего трижды.
   "Детский палиах! - кипел Барродах про себя. - Игрушка! Вот какой он видит
мою месть".
   Ну что ж, по крайней мере в этом конкретном  случае  сильнее  он  уже  не
осрамится.  Он  снова  склонил  на  мгновение  голову  и  заговорил   тихим,
сдержанным голосом:
   - Нет, пешж ко'Эводх, - отвечал он,  обращаясь  к  своему  собеседнику  с
максимально позволенной этикетом вольностью, граничащей с оскорблением ровно
настолько, насколько осмеивался бори в общении с должарианскими  ноблями.  -
Можешь отключать его по своему усмотрению.
   Эводх кивнул и отключил связь. С минуту Барродах сидел трясясь от ярости,
потом с размаху ударил кулаком по столу и вскочил.
   "Будь он проклят! Будь прокляты они все!"
   Как назло, видеомонитор выбрал именно эту минуту, чтобы убраться  в  свою
нишу, и древний  механизм  испустил  болезненный  скрежет.  Барродах  обежал
вокруг стола и схватил экран в отчаянной попытке сокрушить хоть  что-нибудь,
но тот не поддался и с силой дернул его за собой вниз, больно прижав пальцы.
Барродах распластался на столе в ворохе бумаг и мемочипов.
   Бори выдернул пальцы из щели, выпрямился  и  обошел  стол.  Мгновение  он
стоял неподвижно, с перекошенным от злости лицом, оглядывая расставленные по
комнате редкие растения и произведения  искусства.  Потом  выбрал  маленькое
деревце-юмари и начал методично обдирать с него листву. Несчастное  растение
корчилось  в  своей  растительной  агонии,  беззвучно  разевая  устьица,  но
Барродах покончил с листьями и перешел на чешуйчатые ветки, мстительно  шипя
сквозь стиснутые зубы. Втоптав останки деревца в толстый  ковер,  изысканный
узор которого мгновенно  покрылся  липкими  желтыми  потеками  растительного
сока, он в последний раз  оглядел  комнату  и  вышел,  все  еще  клокоча  от
неутоленной ярости.
   Одетый в серое часовой вытянулся в струнку,  когда  Барродах  вылетел  из
своего кабинета, и вытянулся еще  сильнее  при  виде  его  лица,  безуспешно
пытаясь при этом не выказать своего испуга.  Барродах  заметил  это  не  без
удовлетворения, но ярости это ему не убавило. Он слишком часто проверял свое
могущество на простых должарцах, чтобы получить удовольствие от  запугивания
этого идиота, и уж во всяком случае не  теперь,  когда  в  ушах  его  звучал
издевательский голос Эводха.
   Высеченные из камня лица, в обилии украшавшие стены  коридора,  казалось,
смотрят на него, наслаждаясь его бессилием. Хуже всего, решил Барродах,  то,
что он не в силах сделать ровным счетом ничего - в этом конкретном случае  у
него просто не  хватало  влияния.  Стоит  только  Эсабиану  узнать,  к  чему
попытался прибегнуть Териол в  своей  многолетней  борьбе  с  Барродахом  за
главную   роль   в   бориаиской   бюрократии,   осуществляющей   руководство
должарианским государством, и то, что он,  Барродах,  дал  тому  возможность
сделать это, чтобы загнать в безвыходное положение...
   Бори  пробрала  холодная  дрожь.  Палиах  Эсабиана  против  Панархии,  на
подготовку которого ушло долгих двадцать лет, мог потерпеть  крах.  Барродах
почти бегом свернул за угол, ведущий к его покоям. Стоит Эсабиану узнать  об
этом, и каждый вдох превратится в нестерпимую муку.
   Он добежал до двери в свои покои и не задерживаясь вошел  внутрь.  Только
затворив за собой дверь, он остановился, позволив уютному теплу растечься по
его телу. Здесь, глубоко в недрах Хрот Д'оччи,  Должар  почти  не  ощущался,
если не считать редких покачиваний башни, но и они были здесь слабее.  "Нет,
- подумал он, - Эводх неприкосновенен". Эта история  ни  за  что  не  должна
дойти до Властелина-Мстителя, разве что в виде забавной байки о  неудавшемся
палиахе бори.
   Оскалившись, Барродах  опустился  в  пышное  кресло,  послушно  принявшее
удобную для его тела форму. Да, пусть так оно и будет: Эсабиану важно  лишь,
чтобы его приказания исполнялись немедленно и беспрекословно. Ему совершенно
необязательно знать, что старательно взращенный предатель Панархии,  ключ  к
осуществлению планов Эсабиана, почти узнал истинные  масштабы  этих  планов,
что несомненно вернуло бы его обратно, на службу Панарху/
   Негромкое журчание воды  в  фонтане  из  соседней  комнаты,  как  всегда,
оказало  волшебное  действие  на  нервы  Барродаха,  и  остаток  его  ярости
улетучился куда-то, пока он сидел вытянувшись в кресле. Беспокоиться,  решил
он, не о чем. Териола  остановили  вовремя,  и  последний  ход  палиаха  его
господина уже начат. Когда Сердце Хроноса попадет к  Керульду,  все  еще  не
знающему подлинных размеров своего предательства  -  "Вот  уж  не  благодаря
Териолу!" - подумал Барродах, - он передаст его агентам  Эсабиана  и  Должар
тотчас нанесет удар.
   "Им потребуются недели только для того, чтобы понять, что  произошло".  .
Стиснутые   непреклонными   законами   пространства-времени,    ограниченные
скоростями корабельной связи, их враги-панархисты неизбежно падут под ударом
Должара и его союзников-рифтеров, вооруженных средствами мгновенной связи  и
передачи энергии, оставленными исчезнувшим десять миллионов лет назад Уром.
   "Наши корабли уже сильнее, чем все,  что  есть  у  Панархии,  а  Лисантер
утверждает, что генератор работает всего лишь на холостом ходу. Когда в него
установят Сердце, наша мощь станет безграничной".
   Барродах уселся поудобнее,  с  наслаждением  предвкушая  тот  день  -  до
которого  осталось   совсем   немного,   -   когда   он,   вещая   от   лица
Властелина-Мстителя, будет править Тысячей  Солнц.  И  когда-нибудь  Эсабиан
неизбежно падет жертвой своего последнего оставшегося в живых сына, Анариса.
Но он, подобно всем бори, сохранит власть, незримо стоя за троном. Возможно,
подумал он, пришла пора кое-какой информации просочиться к наследнику, чтобы
тот был благодарен ему все время, пока набирает силы.
   Мягко загудел зуммер, и бори,  поморщившись,  протянул  руку  и  коснулся
клавиши на пульте связи.
   - Тиллимар бин-Амал сообщает о смене командования на "Ветряном Черепе"  и
требует шифры для управления Десятым Флотом. - В голосе дежурного прозвучала
довольная усмешка. - Если вам  интересно,  к  этому  прилагается  любопытная
картинка.
   Барродах включил видеопанель на противоположной стене.  Мгновение  спустя
её поверхность сменилась изображением, при виде которого бори  не  удержался
от  иронического  хрюканья.  Сцена  представляла  собой  мостик   "Ветряного
Черепа", рифтерского эсминца, флагмана Десятого  Флота,  направлявшегося  на
исходные позиции для атаки в район Ньянгатанки. Почти весь  экран  заполнила
неподвижная  массивная  фигура  Тиллимара  бин-Амала,  державшего  в   руках
отрезанную голову своего отца, Амала бин-Серафини, черты лица которого  были
искажены болью и удивлением.
   Барродах хихикнул еще раз, заметив, что нос у покойника  откушен.  Буйная
несдержанность  их  союзников-рифтеров  не   переставала   забавлять   бори,
привыкшего к холодной, почти бесстрастной жестокости должарцев.  Еще  минуту
он разглядывал изображение, пытаясь решить,  что  уродливее:  обезображенное
лицо  убитого  или  покрытое  струпьями,  в  окровавленных   трещинах   лицо
отцеубийцы, искаженное торжеством и жуткой кожной болезнью. Потом,  небрежно
хлопнув ладонью по клавише, он выключил видеопанель.
   - Дайте ему шифры, - приказал он.
   Получив подтверждение команды, Барродах вернулся в свое кресло.  "Нет,  в
этом  поединке  я  определенно  поставил  на  верного  ч'катца".  Он   снова
ухмыльнулся: болезнь бин-Амала делала его похожим  на  чешуйчатого  ч'катца,
злобного зверька из  выгребных  ям,  чьи  поединки  всегда  служили  забавой
должарианской черни. Теперь ему необходимо задействовать  своего  агента  на
борту "Ветряного Черепа", чтобы тот поставлял  ему  информацию  об  истинном
положении дел так же регулярно, как бин-Амал  в  то  время,  когда  кораблем
командовал его отец.
   Бори потянулся в мягких объятьях кресла. Среди  рифтеров  нет  достойного
противника тому, кто смог пережить двадцать лет должарианской бюрократии. Он
так и сидел в блаженно-бездумной дреме, когда зуммер загудел снова.
   - Ну, что еще? - Он позволил своему голосу звучать чуть раздраженно.
   -  Сенцло'Барродах.  -  Он  разом  проснулся  от   непривычно   вежливого
обращения. - Керульд предал нас! - Сердце Барродаха болезненно  дернулось  в
груди, а в глазах потемнело,  в  то  время  как  голос  неумолимо  продолжал
звучать у него в ушах:
   - Сердце Хроноса пропало, а панархисты получили предупреждение.
   Бори пришел в себя в ванной своих покоев, стоя на коленях перед унитазом,
ощущая во рту привкус кислятины, с горящим  горлом,  как  это  бывает  после
приступа рвоты. Он сделал попытку встать, но  ноги  отказались  повиноваться
ему и он  рухнул  обратно  на  холодный  унитаз,  не  в  силах  совладать  с
сотрясавшей  его  крупной  дрожью.  В  голове   роились   зловещие   картины
должарианской мести.
   Медленно, тщательно перебрал он в уме распоряжения, которые успел  отдать
даже тогда, когда на него навалился  приступ.  Лишь  навыки,  обретенные  за
двадцать лет  службы  у  Эсабиана,  стояли  между  ним  и  смертью,  слишком
мучительной, чтобы даже думать о ней.  Медленно,  слишком  медленно  к  нему
возвращался контроль над собой.
   "Он пытался предупредить панархистов, но наши средства связи  быстрее,  и
еще  возможно,  -  он  позволил  себе   немного   надежды,   -   ограничения
пространства-времени работают на нас. В любом случае палиаху против  сыновей
ничего не угрожает, и атака так близка..."
   Он поморщился, вспоминая  перепуганного  старшего  техника-компьютерщика,
объяснявшего ему невозможность быстрого  ответа  на  его  вопросы.  Впрочем,
паническая  дрожь  техника  сменилась  немотой,  когда  бори  пригрозил  ему
умовыжималкой, - тот только кивнул в ужасе и отключил связь. Все в  порядке,
Барродах получит ответы на свои вопросы к утру - как и хотел.
   Но еще важнее обеспечить собственную безопасность. Он поднялся на ноги  и
осторожно подошел к  маленькому  шкафчику,  из  которого  достал  невзрачную
коробочку.  Под  крышкой  лежала  хрупкая  черная  капсула.  Умыв   лицо   и
прополоскав рот, он еще раз бросил взгляд сквозь открытую  дверь  ванной  на
запертый вход в его покои, потом осторожно положил капсулу под язык -  здесь
она останется до тех пор,  пока  его  подчиненные  не  ответят  на  вопросы,
которые он успел поставить перед ними до того, как тошнота не одолела его.
   "Легкое движение языка, сжатие зубов - и Эсабиан  может  делать,  с  моим
трупом все, что угодно".
   Его не интересовало, болезненной ли будет эта смерть, -  все  лучше,  чем
попасть в руки Эводха, повинующегося черным страстям Властелина-Мстителя.
   Потом бори медленно вернулся в кресло и  заставил  себя  терпеливо  ждать
своей участи.

***

   Эсабиан неподвижно стоял у окна; в пальцах  его  сплеталась  замысловатым
узором черная шелковая нить. На резном потолке  над  его  головой  трепетали
огоньки светильников-карра, и в неровном свете их  древние  фигуры  богов  и
демонов казались живыми; приглушенные раскаты далеких вулканов  проникали  в
помещение через монокристаллическую стену.
   Он стоял на краю головокружительной пропасти: стены  башни  спускались  к
лежавшему далеко внизу городу почти отвесно. Второй такой башни  на  планете
не было. Серо-зеленый  весенний  рассвет  чуть  окрашивал  угловатые  низкие
здания, а за ними поднимались запорошенные снегом уступы его демесны.
   Взгляд Эсабиана скользнул выше,  над  вспыхивавшими  грозовыми  разрядами
тучами вулканического пепла у  горизонта,  и  остановился  на  яркой  точке,
быстро ползущей по светлеющему небосклону. Она казалась кинжалом, нацеленным
на Хжар Д'оччи, в самое  сердце  Королевства  Мстителей.  Башня  вздрогнула;
импульс гравиторов компенсировал подземный удар, и на  мгновение  он  ощутил
неприятный звон в ушах - словно от смертельного  разряда  раптора...  словно
битва при Ахе-ронте...
   ...Мостик свирепо встряхнуло, и у него заложило уши. Он рухнул на колени.
   Панархистский линкор быстро рос на  обзорном  экране;  время  от  времени
изображение начинало рябить - это компьютер подстраивал резкость, отслеживая
корабль, который вот-вот испарит их.
   - Гиперснаряд сброшен, орудийные башни номер один и  два  на  запросы  не
отвечают, стабилизация двигателя номер один нарушена... -  Доклад  аварийной
службы оборвался низким, на пределе слышимости рокотом, когда разряд раптора
зацепил краем мостик,  устремив  основную  разрушительную  мощь  вглубь  его
флагмана.
   Свет погас, оставив  силуэты  пультов  едва  видными  на  фоне  созвездий
индикаторных огней - по большей части красных или  янтарно-оранжевых,  потом
загорелся снова, на этот раз  приглушенный.  Уши  вдруг  заложило  от  сирен
радиационной тревоги.
   - Стабилизация двигателя  номер  два  нарушена,  боеспособность  тридцать
процентов и уменьшается, щиты теряют напряжение...
   Эсабиан ждал смерти...
   Карантинный монитор  панархистов  быстро  бледнел,  карабкаясь  по  своей
полярной орбите вв