как вы ведете эти переговоры, и отдать все  в  ваши
руки.  Конечно,  я  уверен,  что  благодаря  вам  битва  закончится   куда
быстрее...
     - Боюсь, что вы ошибаетесь, брат, - вмешался король Иоанн. - В  наших
переговорах даже речи не заходило о том, что  я  согласен  на  капитуляцию
французов.  Или  мы,  как  подобает  людям  чести,  продолжим  битву,  или
предложим англичанам столь легкие условия, что для  них  не  будет  ничего
постыдного в том, чтобы принять их. Я вижу, вы  хмуритесь,  брат.  Вы  уже
готовы напомнить мне, что я -  ваш  пленник.  Позвольте  мне  объясниться,
чтобы раз и навсегда покончить с этим вопросом. Скорее  вы  отрубите  мне,
вместо графа Камберленда, голову, чем я  отдам  французам  приказ  сдаться
противникам, которые еще не победили.
     - В таком случае, - заявил принц, - у  меня  нет  выбора.  Коня  мне!
Коня! Эй!
     Ближайший к принцу латник поспешно соскочил с седла,  подвел  коня  к
принцу, преклонил колено и  протянул  ему  поводья.  Принц  схватил  их  и
вскочил в седло.
     - Брат, вы не даете мне выбора,  -  сказал  принц  королю  Иоанну.  -
Равновесие сил в сражении сейчас зависит от меня. Кто знает,  может  быть,
чаша весов склонится на сторону англичан, если я окажусь на поле боя.  Так
что я поехал, и ваши французы еще увидят, за кем останется сегодня победа!
     Он оглянулся через плечо на рыцарей и латников; те поднялись  и  были
готовы следовать за ним.
     - За мной! - крикнул принц, выхватил меч из ножен и,  размахивая  им,
направил коня к полю сражения,



                                    39

     - Подождите! - выкрикнул король Иоанн.
     Его лицо вроде и не изменилось, но Джим стоял рядом с  ним,  так  что
смог заметить, как в королевской  брови  вспыхнула  слабая  искорка,  что,
верно, указывало на то, что Иоанн слегка вспотел.
     - Подождите, мой юный брат! Я восхищен  вашим  желанием  вести  своих
подданных к победе. И все же подумайте немного.  Ваш  порыв  может  стоить
жизни многим добрым рыцарям; ведь и англичане, и французы наверняка  будут
биться насмерть, едва увидят вас на поле, в самой гуще сражения.
     То, что граф в беседе с  королем  использовал  те  же  самые  доводы,
похоже, ничуть не помешало самому королю испытать их силу уже на принце.
     - Поразмыслите, брат, - продолжал король Иоанн. - Исход  сегодняшнего
дня может быть каким угодно: день и так идет наперекосяк. Так зачем же нам
громоздить ошибку на ошибке? Нам есть что обсудить.  Если  это  вас  может
удержать от того, чтобы выехать на поле сражения, то я готов поговорить не
только  об  английской  капитуляции,  но   и   о   возможной   капитуляции
французов... Но вы понимаете, что последнюю возможность  я  допускаю  лишь
как тему для обсуждения.
     - Ваше высочество, - мягким и полным надежды голосом окликнул  принца
граф Камберленд.
     Тот сидел на лошади и некоторое время молчал, погрузившись в глубокие
размышления. Потом он посмотрел прямо в глаза графу.
     - Милорд, - изрек он, - в этих делах у вас больше опыта, чем у  меня.
Посоветуете ли вы отложить ненадолго мое  вступление  в  битву,  чтобы  вы
могли поговорить с королем?
     - Конечно,  ваше  высочество,  -  мягко  отвечал  граф.  -  Я  говорю
совершенно серьезно. Я не вижу в этом бесчестья: я просто  думаю,  что  вы
слишком дороги не только для сегодняшней, но и для будущей  Англии,  чтобы
подвергать вашу жизнь опасностям на поле битвы.
     - Из страха за собственную жизнь я не поверну назад! - резко  ответил
принц.
     - Нет-нет, об этом я и не говорил, -  поспешно  возразил  граф.  -  Я
просто советую продолжить разговор с его величеством королем Франции.
     Эдвард спешился.
     - Хорошо, - согласился он, - я последую  вашему  совету.  Продолжайте
переговоры, а я послушаю вас.
     Он присоединился к графу и королю.
     Джим обнаружил, что переговоры повернули совершенно в другую сторону.
Граф и король, будто это разумелось  само  собой,  стали  размышлять,  как
покончить с делом так, чтобы ни одна  из  сторон  не  победила,  но  и  не
проиграла. Весь вопрос упирался только в  то,  как  найти  подходящие  для
этого слова, поскольку до сих пор все  переговоры  подобного  рода  велись
либо о победе,  либо  о  поражении,  то  есть  одна  сторона  признавалась
выигравшей битву, а другая - проигравшей.
     Вообще-то было похоже, что проблема, возложенная Каролинусом на плечи
Джима, разрешалась сама собой. Джим  этого  никак  не  ожидал;  сейчас  он
размышлял, какой психологический  эффект  могло  бы  произвести  появление
юного принца на поле боя, да еще и на  стороне  англичан,  в  тот  момент,
когда английские силы  более  или  менее  сравнялись  с  числом  уцелевших
французов. Англичан, конечно, весьма воодушевил бы  тот  факт,  что  принц
окончательно  примкнул  к  своим  соотечественникам.  Напротив,   французы
неизбежно  упали  бы  духом,  увидев,  что  их  козырная  карта,  то  есть
предполагаемая верность принца французской короне, бита.
     Так что не только граф Камберлендский и принц  Эдвард,  но  и  король
Иоанн прекрасно понимали, что именно психологический фактор может повлиять
на исход подобной битвы.
     Вот они и пытались найти язык, подходящий для  того,  чтобы  выразить
решение существующей проблемы. Просто перемирием это  не  назовешь,  ведь,
как правило, условия перемирия, при котором обе армии взаимно отказываются
от попыток испытать силу противника,  зависят  от  их  согласия,  а  здесь
испытания силы, можно сказать, шли полным ходом.
     В  конце  концов  поладили  на  немедленном  и  временном  перемирии.
Теоретически за ним должны следовать переговоры,  но  признание  одной  из
сторон победителем в сражении могло откладываться  до  бесконечности  и  в
конце концов стать уже древней историей, никому не интересной. Похоже, что
это решение вполне удовлетворило как короля, так и  графа,  и  не  слишком
разочаровало даже принца.
     На том и порешили. Но, к несчастью, соглашение о перемирии  поднимало
один, отнюдь не самый легкий, вопрос.
     Его надо было объявить и как-то положить конец битве.
     В процедуре не было ничего сложного. Королевские герольды выезжали на
поле боя, трубили в трубы и зачитывали соглашение; стало быть,  английские
и французские герольды  объявят,  что  немедленно  заключается  перемирие,
поскольку английский принц вернулся на сторону англичан, а дипломатические
тонкости следует уладить побыстрее, пока не началась новая  битва.  Однако
те, кто сейчас заключили соглашение, не сказали ни слова о том, что у  них
нет ни малейшего желания вновь доводить дело до битвы.
     Проблема,  впрочем,  заключалась   в   том,   что   перемирие   легче
провозгласить, чем осуществить, и знали это все, кроме Джима.
     - А в чем дело? -  прошептал  Джим  на  ухо  Брайену,  поскольку  был
единственным человеком, до которого никак не доходила суть проблемы.
     Брайен склонился к уху  своего  друга,  чтобы  его  ответ  также  был
неуловим для слуха присутствующих.
     - Рыцари никогда не прекратят сражения только потому, что им прикажут
это сделать, - пояснил он. - Команда еще может остановить их перед битвой,
но коль уж она началась, так легко ее не  остановишь.  А  уж  если  кто-то
почувствует, что победа близка и хватит самого  ничтожного  усилия,  чтобы
поймать ее за хвост, то тут уж и говорить о перемирии не приходится.
     Джим никак не мог поверить в  это,  поскольку  прямо  на  его  глазах
король Иоанн и граф Камберленд послали гонцов к  королевским  герольдам  с
сообщением о перемирии и прекращении битвы. Но вот до Джима понемногу стал
доходить смысл слов Брайена.
     Как он сказал, так  все  и  вышло.  Герольды  выехали  на  поле  боя,
затрубили в трубы и провозгласили перемирие на  английском  и  французском
языках. Но те, кто по-прежнему горячо рубились  на  мечах  и  сшибались  в
яростных схватках, даже не собирались отвечать королевским посланцам.
     Джим постепенно начал понимать, в чем тут дело. В средние века рыцари
шли на войну не за тем, чтобы прекращать сражение. Они отправлялись  туда,
чтобы выигрывать битвы и убивать людей или, может быть - но  только  может
быть, - быть убитыми  самим.  Если  удача  не  улыбнется  рыцарю,  то  он,
возможно, и проиграет в бою. Но он никогда не отправится на  войну,  чтобы
так, ни с того ни с сего, вложить меч в ножны и покинуть поле боя.  Истина
в том, что рыцарь беззастенчиво влюблен в войну. Целые  зимы  напролет  он
выслушивал, как люди клянут ее, даже те, кого он посещал, будь то дворяне,
имевшие  замки,  или  люди,  державшие  залы,  достаточно  большие,  чтобы
принимать гостей. Зима была периодом нетерпеливого ожидания весны, которая
делает возможным то, что и придает жизни цену, - битву.
     А джентльмены постоянно говорят только об одном:  сколько  ты  можешь
съесть,  сколько  ты  можешь  выпить,   за   сколькими   женщинами   стоит
волочиться... Лучше уж покончить с этим побыстрее и бить баклуши.  Пока  с
земли не сойдет снег, рыцарь не вернется к главному делу своей жизни.
     - Джеймс.
     Джим обернулся и увидел перед собой Каролинуса,  отчего  почувствовал
себя виноватым. Он вспомнил,  что  Каролинус  еще  несколько  минут  назад
сообщил ему, что им следует отойти в  сторонку  и  побеседовать,  но  Джим
увлекся  стремительным  потоком  событий  и   совершенно   запамятовал   о
волшебнике.
     - Пойдем, - позвал Каролинус. - Никто, кроме  Мальвина,  не  заметит,
что ты ушел. А Мальвин уже заждался, когда же мы наконец уйдем.
     Не дожидаясь ответа, он развернулся и  двинулся  вперед,  прокладывая
себе дорогу среди латников. Джим последовал  за  ним.  Он  с  любопытством
наблюдал, как латники, вроде бы даже ни  о  чем  не  подозревая,  невольно
отшатывались и освобождали пространство, по которому мог пройти Каролинус.
Они миновали внешний круг воинов и  отошли  к  деревьям,  чтобы  никто  не
увидел их и не подслушал их разговор.
     В шаге от дерева, чья огромная крона защищала их своей тенью от лучей
полуденного солнца, Каролинус остановился и обернулся к  Джиму.  Тот  тоже
остановился. Глаза наставника и ученика встретились.
     - Тебе следует подумать, что делать с Мальвином, - сообщил Каролинус.
- Самое время решать.
     - Что делать с Мальвином? - переспросил  Джим.  -  Но  все  вроде  бы
прекрасно разрешилось само по себе. Поддельного принца больше нет, граф  и
король договорились. Осталось только остановить солдат и прекратить битву.
     - Как ты понимаешь, - сухо заметил Мальвин, -  это  дело  само  собой
никак не разрешится.
     - В общем, да, - согласился Джим. - Но, как мне кажется, Мальвин  уже
сошел со сцены.
     - Именно так, но только со сцены  этого  времени  и  этого  места,  -
кивнул Каролинус. - Вопрос, что с ним делать, поскольку он  принадлежит  к
Царству магов, остается столь же насущным, как и прежде.
     - Но в таком случае не мне решать,  не  так  ли?  -  парировал  Джим,
чувствуя себя как-то неуютно. - Я полагаю, что им  займутся  другие  люди,
или другие законы, или еще что-нибудь в этом роде.
     - В некотором смысле это действительно так, - согласился Каролинус. -
В  первую  очередь  дело  за  Департаментом  Аудиторства.  Однако  решение
Департамента Аудиторства зависит от того, что решишь сделать ты.
     - Почему? Что еще я должен решать? Что я должен делать?
     - Я же сказал, - отвечал Каролинус,  -  ты  должен  сделать  то,  что
решишь. Раньше я тебе помогал,  но  тут  помочь  не  могу.  Мальвина  надо
остановить и начать расследование, причем сделать  это  должен  волшебник,
подобный не мне, а тебе, то есть маг низшего ранга. Таковы законы тех, кто
занимается магией. Дело  в  том,  что  необходимо  было  создать  систему,
которая удерживала бы магов от схваток друг с другом, поскольку  опасности
бы тогда подверглись все остальные Царства, составляющие этот мир,  высшее
и низшее пространства и их поверхность. Кое-что я могу тебе рассказать, но
то, что ты услышишь, я скажу лишь  затем,  чтобы  ты  точно  понял,  какое
именно положение ты сейчас занимаешь.
     - Ну, так рассказывай, - попросил Джим.
     - Охотно, - отозвался Каролинус. -  Прежде  всего  пойми,  что  ты  -
единственный член цеха,  в  который  входят  все  волшебники  этого  мира,
владеющий нашим искусством, могущий решать, что делать с Мальвином. Как  я
уже сказал, его должен низложить низший. Однако низший по  определению  не
может преуспеть в этом деле. Исключение тут может  составлять  лишь  такой
низший, который прежде учился не у другого мага в этом мире, а изучал  то,
что ты не называешь магией, но то, что полностью  оформило  мир  будущего,
покинутый тобой.
     Джим понял.
     - Ты имеешь в виду технологию?
     - Если это называется именно так, то да, - ответил Каролинус.  -  Это
необходимо, поскольку никто не разрешил бы мне помогать тебе. Даже научить
тебя, как остаться в живых, когда Мальвин с помощью магии нападет на тебя,
мне запрещено. Да я и знать не мог, как именно он нападет на тебя, так что
от всяких случайностей я тебя защитить никак не в  состоянии.  Впрочем,  я
сообщил тебе достаточно, чтобы ты мог подняться до его ранга.  Хотя,  даже
если бы это было разрешено, времени у нас все равно не было. Одно обучение
заняло бы годы.
     - Ну а технология-то тут при чем? - спросил Джим.
     - С теми знаниями, которые у тебя были и без меня, -  с  удивительным
терпением пояснил Каролинус, - ты  был  способен  учиться  самостоятельно,
чего не может ни один из обучающихся магии в этом мире. Прежде всего, тебя
никак не ограничивали те бессознательные  привычки  и  убеждения,  которые
местные жители приобретают, даже не осознавая этого. Требуются многие годы
обучения магии, чтобы человек смог отучиться от них, только после этого он
может идти дальше. Ну,  вот  пример:  обычно  юному  волшебнику  в  первую
очередь приходится  отучаться  от  чувства  необъяснимого  ужаса,  который
вызывает магия и вещи, подобные ей, - ну,  способности  элементалей  вроде
Мелюзины или мощь короля и королевы мертвых в их Царстве.
     - Вот этого я не понимал, - признался Джим. - А почему я свободен  от
всех этих привычек и убеждений?
     - Да именно потому, - ответил Каролинус, - что ты,  благодаря  своему
знакомству  с  тем,  что  называешь  _т_е_х_н_о_л_о_г_и_е_й_,   привык   в
различных ситуациях пользоваться предметами, созданными так, что они  либо
доступны тебе, либо ты имеешь опыт обращения с ними, хотя и  не  понимаешь
принципа их действия. В твоем мире, наверное, есть и те, кто понимает, как
та или иная вещь работает, и  даже  может  объяснить  это,  но  ты  просто
довольствуешься тем, что принимаешь их принцип действия на веру. На  самом
деле ты сталкиваешься с этим каждый  день,  и  для  тебя  тут  нет  ничего
необычного. Ты  смотришь  на  них  и  даже  не  видишь,  что  перед  тобой
чудо-машина; она для тебя не более удивительна и сложна,  чем  лопата  или
топор.
     - Ты так думаешь? - Джиму было тяжело поверить в слова Каролинуса. Но
тут он вспомнил автомобили, телевизоры...
     - Приведу пример, - пояснил Каролинус. - Помнишь, ты оказался у  двух
драконов, а когда их покидал, один с полным  знанием  дела  отправил  тебя
прямо к озеру Мелюзины, чтобы та заманила и утопила тебя?
     - Да, но почему этот пример объясняет мое отличие от других?
     -  Потому  что  вследствие  многих  факторов,  определявших   прежнее
состояние этого мира, молодой волшебник  вроде  тебя,  оказавшись  в  теле
дракона, никогда не стал бы оборачиваться человеком только оттого, что ему
жарко в драконьей туше. А с твоей точки зрения это вполне  естественно.  В
результате к озеру ты пришел человеком, и Мелюзина встретила  тебя  совсем
иначе, чем обычного дракона. То же самое случилось, когда ты привел  своих
Соратников в замок Мальвина: тебе даже в голову не пришло, что ты можешь и
не придумать, как выбраться из магических ловушек, поставленных Мальвином.
Ты даже и не подумал сказать самому себе: "Все  ловушки  здесь  поставлены
более великим магом,  чем  я,  следовательно,  у  меня  нет  даже  надежды
придумать, как их обезвредить или обойти".
     - Да, не подумал, - признался Джим. - Однако я не  понимаю,  при  чем
здесь наше нынешнее положение и Мальвин?  Да  и  вообще,  что  мне  с  ним
делать?
     - В настоящий момент, - сказал Каролинус, - Мальвин  должен  ответить
на обвинение короля мертвых в  попустительстве  и  даже  в  разрешении  на
проникновение мага в его Царство. Он легко разберется с  этим  обвинением,
признав себя частично  виновным  и  перечислив  королю  мертвых  приличный
процент со своего счета в Департаменте  Аудиторства;  однако  это  ему  не
слишком  повредит.  А  кроме  этого  обвинения  на  него  в   Департаменте
Аудиторства нет ничего.
     - А как же снежная кукла? Поддельный принц? - изумился Джим.
     - Обычное заблуждение, - сухо отвечал Каролинус. - Ты полагаешь,  что
в  ведении  Департамента  Аудиторства  находятся  моральные  и   этические
проблемы. Они его просто не интересуют. Он занимается только тем,  за  что
ответствен, - балансом  энергии.  Пойми,  что  иск  короля  мертвых  имеет
какое-то значение лишь потому, что за ним стоит нарушение  энергетического
равновесия  между  Царством  мертвых  и  человеческим  миром,  к  которому
принадлежит даже Мальвин, несмотря на то, что он  -  маг.  А  вот  снежный
принц находился только в человеческом мире, и факт его существования никак
не повлиял на энергетическое равновесие; был принц - и нет принца.
     Каролинус сделал ударение на последних  словах,  и  Джим  внимательно
посмотрел на него.
     - Ты считаешь, что этим делом стоило поинтересоваться? - спросил он.
     - Может, и стоило бы, - ответил Каролинус, - если бы какой-нибудь маг
сумел показать, что снежный принц был создан затем,  чтобы  помочь  Темным
Силам изменить ход  грядущего.  Даже  Департаменту  Аудиторства  запрещено
заглядывать в грядущее. А магам строго-настрого заказана всякая  поддержка
вмешательства в ход событий. Это было бы серьезным обвинением. Если бы его
удалось доказать, то Мальвин лишился бы не  только  счета  в  Департаменте
Аудиторства, но и статуса, который в любом случае положен ему по рангу.  А
для Царства магов это особенно важно. Если он утратит только свои силы, но
сохранит положение, тебе придется все  время  быть  начеку,  поскольку  он
будет по-прежнему опасен.
     - Но если он будет по-прежнему опасен, - возразил Джим,  -  то  какой
смысл лишать его сил?
     - Темные Силы не будут больше  его  использовать  -  с  одной  куклой
дважды они не играют. А если сила останется при нем, то Темные Силы охотно
воспользуются им снова.
     - Ну ладно, а почему ты не...
     Джим осекся и внимательно посмотрел на Каролинуса.
     - Ты хочешь сказать, - продолжал он, - что я должен  подать  на  него
иск в Департамент Аудиторства?
     - Я ничего не хочу сказать, - отозвался Каролинус. - Я никак не  могу
вмешиваться в эту ситуацию, поскольку закон запрещает мне  оказывать  тебе
какую-либо помощь. Я и так, пусть совсем немного, но нарушил его,  защитив
тебя сегодня от магии Мальвина. Когда двадцать четыре часа истекут, защита
кончится,  и  ты  будешь  уязвим  для  его  чар.  Тогда   Мальвин   сможет
задействовать весь свой счет - он же по-прежнему в его  распоряжении  -  и
сделать с тобой все что угодно.
     Джим взглянул прямо в глаза Каролинуса. Очи волшебника будто пытались
что-то подсказать ему.
     - Значит, говоришь, у меня осталось меньше суток, чтобы подать иск на
Мальвина?
     - Повторяю, - заявил Каролинус, - я тебе ничего не говорю.  Я  просто
рассказываю тебе, каково нынешнее положение вещей, а выводы изволь сделать
сам.
     - Ну, на один-то вопрос ты ответишь?
     - Посмотрим, - лаконично ответил Каролинус.
     - Вот, допустим, иск  я  не  подал,  двадцать  четыре  часа  истекли,
Мальвин освободился от чар, наложенных на