и позволить себе потратить.
   Джим  простер  руки  вперед  и..,  увидел,  что  поднимается  по  крутому
каменистому склону горы к ее далекому пику, чернеющему на фоне окрашенного в
кровавые цвета заходящего солнца неба. Джим знал: только на вершине горы  он
найдет магический жезл, за которым отправился в путь.
   Но хватит ли Джиму времени, чтобы добраться до вершины? Надолго  исчезать
из Белого дворца было нельзя. Настроение у Джима испортилось.
   Неожиданно прямо  перед  собой  Джим  увидел  Каролинуса.  Тот  стоял  на
огромном валуне и смотрел вниз, на Джима.
   - У тебя  хватит  времени,  -  изрек  маг,  -  только  береги  силы,  они
понадобятся тебе у самой вершины.
   Немного постояв на камне, Каролинус исчез.
   Джим остался один на один с уходящей вверх узкой  горной  тропой.  Кругом
были лишь камни и скалы. Ветер обдувал лицо;  разреженный  воздух  затруднял
дыхание и, проникая глубоко в легкие, холодил внутренности.
   Джим возобновил  подъем.  Идти  приходилось  наклонившись  вперед,  чтобы
поддерживать равновесие. Тропа становилась все круче, а сжимавшие ее с обеих
сторон скалы - массивнее. Хорошо еще, что на Джиме были ботинки, купленные в
Триполи, - в самый раз, чтобы лазить по горам. Просто  счастье,  что  он  не
снял их перед тем, как лечь спать в ту злополучную ночь,  когда  на  караван
напали ассассины.
   Джим продолжал взбираться по тропе. Кругом было тихо. Ни крика птицы,  ни
стука от упавшего камня. Лишь свист  ветра,  шорох  осыпавшейся  из-под  ног
гальки да тяжелое дыхание самого Джима нарушали тишину.
   Джим упрямо продвигался вперед. Можно было считать, что ему еще  повезло:
не приходилось петлять между  разбросанными  повсюду  скалами,  перебираться
через нагромождения валунов. Он шел  по  тропе,  пересохшему  руслу  некогда
сбегавшего с горы извилистого ручья. Правда, тропа становилась все круче,  а
холод, казалось, пронизывал до мозга костей.
   Подъем становился круче. Сгибаться над  тропой  приходилось  все  ниже  и
ниже. Начали  болеть  мышцы  ног.  Дорога  сужалась.  Теперь  Джим  уже  мог
потрогать обступившие тропу каменные громады.
   Неожиданно тропа сузилась и оборвалась. Джим  пробрался  между  вставшими
перед ним скалами и оказался на открытой площадке, у края уходившей дальше в
гору ленты сероватого гладкого и совершенно голого льда. Джим остановился  и
поднял голову.
   Спускавшаяся с горы полоса льда походила на язык глетчера,  разве  что  с
несвойственной леднику гладкой поверхностью,  или  на  реку,  скатившуюся  с
высоты и замерзшую у ног. Джима. А раз перед ним оказалась река, по ней надо
было подняться.
   В истоке реки что-то чернело.  Должно  быть,  снова  скалы,  решил  Джим.
Разобрать точно, что ждет его впереди, сейчас было трудно. Подъем в  гору  и
разреженный воздух сделали свое дело: Джим  тяжело  дышал,  глаза  заволокло
пеленой. Но что бы ни ждало впереди, избежать подъема по гладкому,  похожему
на только что залитый каток льду нельзя.
   Короткая остановка позволила Джиму перевести дух. В  глазах  прояснилось.
Теперь стали видны скалы в истоке реки, между  ними  чернели  свободные  ото
льда островки горной породы. Но до них надо еще добраться.
   Джим одним махом, как учил Брайен, извлек нож, переправленный из носка  в
рукав еще в замке Мюрада. Надо вырубать во льду опоры для рук и ног.
   Медленно продвигаясь вперед, Джим пересек  сплошную  полосу  льда.  Снова
начались скалы, а между ними, в ледяной корке, наконец-то замелькали  камни.
Теперь вырубать лед приходилось реже, можно было без особой опаски наступить
и на камень.
   Ледяная река сужалась. Джим вспомнил об Энджи,  Брайене,  Геронде  и  обо
всех остальных, кого на время оставил  в  Белом  дворце,  -  гоблинах,  сэре
Джеффри, сэре Ренеле.  Теплая  волна  обдала  Джима.  Теперь  холод  уже  не
сковывал каждое движение. Вот кончилось ледяное поле. Да и  цель,  вероятно,
близка? Джим поднял голову.
   Перед ним был крутой  склон,  усыпанный  камнями  и  галькой,  как  после
прошедшего оползня. Но все-таки впереди уже не лед, да  и  до  вершины  горы
оставалось не более ста футов.
   Надо поторапливаться. Джим самоуверенно шагнул вверх, поскользнулся и тут
же упал. Из-под ног вниз по склону посыпалась галька. Джиму показалось,  что
он наступил на круглые  стекляшки  из  детской  игры  в  шарики.  Ничего  не
оставалось, как встать на четвереньки. Джим  продолжил  подъем.  Карабкаться
вверх пришлось недолго. Джим уперся в преградившую дорогу каменную стену.
   Джим растянулся перед стеной прямо на колких камнях.  Его  сердце  бешено
билось, а легкие лихорадочно всасывали разреженный воздух,  чтобы  поглотить
необходимое  количество  кислорода.  Перед  Джимом  оказалось   препятствие,
столкнуться с которым он вовсе не рассчитывал. На пути встал целый утес!
   Постепенно Джим пришел в себя. Биение сердца замедлилось,  дыхание  стало
ровным. Джим посмотрел ввысь.  Солнце  зашло,  сгущались  сумерки.  На  фоне
темнеющего неба в последних отблесках заката - теперь уже совсем недалеко  -
вырисовывалась вершина горы. Да и утес казался не таким  страшным.  Главное,
он не был отвесным. Хотя и почти под прямым углом, но  он  все-таки  немного
отклонялся назад. Виднелись  расщелины  и  выступы.  На  утес  вполне  можно
забраться!
   Джим начал подъем. Он одолел половину пути,  когда  силы  стали  покидать
его. Мышцы рук дрожали,  тело  казалось  неподъемным  грузом.  Джим  перевел
дыхание. Подниматься дальше? Вряд ли получится.  Бросить  все  и  спуститься
вниз? Наверняка упадешь и не соберешь костей.
   Джим разозлился. Тело всего лишь придаток организма.  Оно  должно  делать
то, что велит разум. Джим полез дальше. Он продолжал карабкаться вверх,  уже
не думая о том, сколько времени займет подъем. Джим  был  готов  подниматься
вечно. Неожиданно правая рука нащупала ровную поверхность. Джим добрался  до
вершины.
   Джим собрался с последними силами, вылез на небольшую площадку  на  самом
верху утеса и тут же упал навзничь. Он часто и тяжело  дышал  -  разреженный
воздух снова дал о себе знать. И надо же, лежать ничком оказалось тягостнее,
чем взбираться в гору.
   Ломило все тело. Окоченевшие руки были в ссадинах и порезах, да и ступни,
наверное,  выглядели  не  лучше.  Штаны  на   коленях   порвались,   ботинки
превратились в лохмотья.
   Джим поднял голову. Пик горы был теперь совсем  рядом.  Но  перед  Джимом
оказалось сплошное нагромождение огромных камней. Никакой тропы. Одни валуны
и скалы. Да еще провалы между ними.  Попади  в  один  из  них  -  и  уже  не
выберешься. Быть так близко к вершине горы и не  взойти  на  нее?!  Мужество
впервые покинуло Джима. На глазах выступили слезы.
   Джим попытался снова представить себе  Энджи,  остальных,  ради  кого  он
пустился в этот нелегкий путь. Но все они теперь, казалось, были так далеко.
Мысль об оставленных в Белом дворце  друзьях  на  этот  раз  не  воодушевила
Джима. Хуже того, в его разум закралось сомнение:  стоит  ли  лезть  в  гору
дальше? Продолжив подъем, он, скорее всего, свалится в провал между  скалами
или поскользнется на одном из  валунов  и  упадет  на  остроконечный  выступ
другого, разорванного морозом камня.  Быть  заживо  погребенным  в  каменном
мешке или оказаться пронзенным насквозь - перспектива не из приятных.
   Неожиданно Джим почувствовал,  что  он  не  один.  Он  оперся  о  локоть,
приподнял голову и увидел Каролинуса. Облаченный в красную мантию, тот стоял
на валуне и смотрел вниз, на Джима.
   - Почему? - прошептал Джим. Он  хотел  спросить,  почему  подъем  в  гору
оказался таким трудным.
   - Потому что жезл заряжается твоей энергией, - ответил Каролинус,  словно
прочел мысли Джима. - Если ты сейчас остановишься,  то  все  равно  получишь
его. Только он не будет обладать нужной тебе силой.  Если  бы  ты  прекратил
подъем раньше, то и тогда получил бы жезл, но его сила была бы  еще  меньше.
Крепость жезла зависит от твоей воли, от проявленной тобой  силы  духа.  Что
посеешь, то и пожнешь, Джим.
   Странное дело, Джиму казалось, он давно знает эту простую истину,  просто
никогда не облекал ее в слова.
   Джим ступил на первый валун.
   Как он преодолел последний подъем, Джим так и не понял, да и потом не мог
вспомнить подробности этого восхождения. Он просто  лез  и  лез  в  гору  на
пределе  сил,  собрав  все  свое  мужество.  Он  был  преисполнен  решимости
добраться до цели. Его вела вперед любовь к тем, кого  он  оставил  в  Белом
дворце перед полчищем подступавших теней. Пришло время, и  скалы  кончились.
Джим добрался до вершины горы.  Он  вылез  на  открытую  площадку  и  увидел
стоящий на ней жезл, освещенный последним отблеском заката.
   Джим протянул руку, взял жезл.., и вновь оказался в Белом дворце.
   Он вернулся в комнату с куполообразным потолком почти в  тот  же  момент,
что и покинул ее. Люди не изменили поз, а слова ибн  Тарика  "..,  моя  сила
превышает твою" еще звучали в ушах Джима.
   Но кое-что все-таки изменилось: тени еще ближе  подошли  к  отряду.  Джим
поднял жезл, и тени отступили.., недалеко, но все же отступили.
   Джим опустил глаза. Одежда и ботинки были целы, руки не изранены.
   Джим обернулся. Энджи смотрела на него испытующе.  Может,  она  что-то  и
заподозрила. Но никому другому наверняка и в  голову  не  пришло,  что  Джим
отсутствовал.
   - Твой жезл не представляет для нас никакой  опасности,  -  произнес  ибн
Тарик.
   Джим снова опустил глаза. Жезл как  жезл,  хотя  и  не  такой  длинный  и
толстый, как тот, что был у Каролинуса, когда пришлось  вызволять  Энджи  из
Презренной Башни. Тогда с помощью жезла Каролинус заставил отступить  Темные
Силы, а Джим, Брайен и Деффид ап Хайвел вступили  в  борьбу  с  порождениями
этих сил и одержали победу.
   Жезл  как  жезл,  хотя,  может  быть,  и  не  такой  действенный,  как  у
Каролинуса. И все-таки Джим знал: он  не  зря  лез  в  гору.  Теперь  он  во
всеоружии. Жезл упирался в пол, который соединялся  с  землей.  Жезл  вбирал
силу планеты!
   - Повторяю, твое оружие не представляет  для  нас  никакой  опасности,  -
снова раздался монотонный голос ибн Тарика. -  Мы  мусульмане.  Как  ты  сам
знаешь, ваша христианская магия не может причинить нам  вреда.  Лучше  и  не
пытайся ею пользоваться.
   - Среди вас не все мусульмане, - сказал Джим. Он только  сейчас  заметил,
что руки сидящего в центре треугольника монгола привязаны  к  щиколоткам.  -
Байджу, если хочешь, можешь присоединиться к нам.
   Джим прикрыл глаза и представил, что монгол стоит рядом с ним.
   Из набалдашника жезла вылетела маленькая молния. Пережечь путы Байджу  не
составило  труда.  Оказавшись  за  спиной  Джима,  монгол  пробурчал  что-то
невнятное. Может быть, это было изъявление благодарности.
   - Вот пока и вся магия, - сказал Джим. - Я  проделал  длинный  и  трудный
путь за этим жезлом. Ты прав, ибн Тарик, с его помощью нельзя причинять зло,
и я здесь не для того, чтобы напасть на тебя, а  для  того,  чтобы  защитить
тех, кто нуждается в моей помощи. Я могу взять под защиту даже тебя, если ты
встанешь на нашу сторону. Но для этого ты должен оставить свое колдовство.
   Ибн Тарик сверкнул глазами, как загнанный зверь:
   - Разве я новичок в своем деле, чтобы обращаться за помощью  к  человеку,
подобному тебе?
   Джим промолчал. Теперь, держа в руках жезл, он обрел  уверенность,  разум
его просветлел, а мысли упорядочились. Пришла пора расставить  все  на  свои
места.
   - Сначала ты просто хотел помешать нам с Брайеном найти сэра  Джеффри,  -
сказал Джим ибн Тарику. - О их намерениях ты, вероятно, случайно узнал у Абу
аль-Квасайра, от которого благоразумно скрывал, что ты колдун.
   Ибн Тарик снова сверкнул глазами:
   - Мне незачем таиться перед магом.
   - Если бы ты открылся ему, то был бы дураком, а ты  не  дурак,  -  сказал
Джим. - Узнав о наших намерениях, ты решил, что мы с Брайеном можем нарушить
твои планы, а выяснив, что я маг низкого ранга, рассудил, что справишься  со
мной без особых хлопот. Когда же тебе не удалось  во  время  перехода  через
горы втянуть меня в разговор о магии и разузнать  о  моих  способностях,  ты
устроил так, чтобы нас с Брайеном  захватили  в  плен  ассассины.  Потом  ты
предоставил   мне   еще   одну   возможность   показать   себя,   когда   не
воспрепятствовал нашему побегу из Белого дворца.
   Ибн Тарик натянуто улыбнулся.
   - Но когда мы скрылись из дворца, воспользовавшись  одним  из  простейших
магических приемов, ты все же забил  тревогу.  На  твой  взгляд,  мы  узнали
слишком много - разведали о потайном ходе. Ты решил, что о нем могут  узнать
и монголы и тогда они без труда завладеют Белым дворцом. Но скажи мне, зачем
нам это надо? Зачем нам, да и Байджу тоже, бежать к монголам из Золотой Орды
и рассказывать им о подземном ходе?
   - Байджу из Орды, - сказал Хасан.
   - Дурак! - вскричал ибн Тарик, уставившись на наставника ассассинов.
   Джим посмотрел в глаза Байджу:
   - Это правда?
   - Нет. - Монгол выдержал взгляд Джима. - Я из Ильского ханства. Я говорил
тебе об этом раньше и подумал, раз ты маг, то меня понял.
   - Значит, ты специально сказал ибн Тарику, что ты  из  Орды,  -  произнес
Джим. - И все-таки ибн Тарик лишился покоя,  когда  узнал,  что  тебе  стало
известно о потайном ходе. Он оберегает Белый дворец от нападения монголов.
   Египтянин всплеснул руками:
   - Я? Я не чужд дружбы с Хасаном ад-Димри,  но  зачем  мне  оберегать  его
дворец от нападения монголов? Да и что  может  сделать  один  колдун  против
целой армии?
   - Один колдун действительно не справится с целой армией, - сказал Джим. -
Но если колдун поддерживает контакты с мамелюками, которые настроены  против
монголов, это меняет дело.
   - Я не поддерживаю контактов с мамелюками, - возразил ибн Тарик,  -  хотя
не отрицаю, среди них у меня есть друзья.
   - Думаю, все-таки поддерживаешь, - сказал Джим. - В тех краях,  откуда  я
родом, таких людей, как ты, называют политиками. Когда я увидел тебя в  этой
комнате, я задался вопросом, зачем ты говорил с Мюрадом при нас с Брайеном о
новом Саладине, который смог бы превратить Египет в империю, да еще упомянул
о том, что Мюрад такой же курд, как и  Саладин,  хотя  прекрасно  знал,  что
разговариваешь с сэром Джеффри? Ответ очевиден.  Представление,  которое  ты
устроил, предназначалось исключительно для нас с сэром  Брайеном.  Все  было
подстроено так, чтобы мы даже не заподозрили, что перед нами сэр Джеффри.  В
довершение всего ты выпустил на сцену  сэра  Ренеля.  Ты  поставил  неплохой
спектакль, ибн Тарик.
   - И когда тебе пришли в  голову  эти  несуразные  измышления?  -  спросил
египтянин.
   - Я уже сказал: когда увидел тебя в этой комнате. Я смотрел на тебя через
щель наверху, из помещения, которое соединяется с домом Мюрада. И все-таки я
думаю, когда ты разыгрывал свой спектакль, ты говорил о создании империи  не
только потому, что хотел ввести нас с сэром Брайеном в заблуждение.
   - И ты решил, что я сам хочу  стать  вторым  Саладином,  чтобы  во  главе
египтян пройти с огнем и мечом полмира, как Александр, а потом стенать,  что
больше некуда направить свои стопы?
   - Нет, я так не решил, - резко ответил Джим. - Думаю, твои помыслы  более
прагматичны. Ты хочешь возродить опорные пункты ассассинов и  вооружить  тех
не только  обычным  оружием,  но  и  колдовством.  Задумал  набрать  молодых
колдунов и послать их в крепости, которые собираешься поднять из руин.  Себе
же ты отводишь роль учителя этих колдунов, с помощью  которых,  оставаясь  в
тени, намереваешься направлять действия ассассинов.
   - Ты фантазируешь, - сказал ибн Тарик.
   - Я не фантазирую. Это ты размечтался об  империи.  И  начал  строить  ее
здесь, в Белом дворце. Когда Хасан ад-Димри был  суфием,  ты  предложил  ему
власть и богатство. Пока он оправдывает твои ожидания, ты ему  помогаешь.  С
помощью колдовства заманиваешь в ряды ассассинов рекрутов.
   - Это всего лишь твои домыслы.
   - Я знаю, что говорю. Хасан ад-Димри был по-своему неплохим человеком,  а
ты наставил его на путь зла. С помощью Хасана ты  укрепил  Белый  дворец,  и
все-таки этот единственной  оплот  твоей  империи  не  может  устоять  перед
нападением монголов. Вот почему, по твоему разумению,  Байджу,  Брайен  и  я
должны умереть. Вот почему над Хасаном ад-Димри тяготеет проклятие.
   - Ты нанизываешь одну ложь на другую, - холодно  произнес  ибн  Тарик.  -
Тебе самому хорошо известно, что проклятие тяготеет не над Хасаном ад-Димри,
а над сэром Джеффри.
   - Это так, - сказал Джим, - но ты, как колдун, не все знаешь о проклятиях
или, во всяком случае, не  умеешь  предотвращать  их  пагубные  последствия.
Проклятие  сродни  тяжелой  болезни.  Оно  пожирает  человека,  над  которым
тяготеет. Ты заметил признаки болезни Хасана ад-Димри слишком поздно,  чтобы
исправить положение. К тому же ты сам подорвал  силы  Хасана,  заставив  его
отречься от своих убеждений, соблазнив завидным положением среди ассассинов.
Болезнь не оставляла Хасана, он  с  каждым  днем  слабел.  Слабый  наставник
ассассинов тебе был не нужен.  И  тогда  ты  устроил  так,  чтобы  проклятие
перешло к сэру Джеффри, а ценности из Белого дворца перекочевали в Пальмиру,
в дом почтенного Мюрада.
   - Сэр Джеффри - христианин. Как я, мусульманин и колдун,  мог  освободить
от проклятия другого мусульманина и наслать это проклятие на Христианина?
   - Ты действительно не мог этого сделать. Ты не мог наслать проклятие и на
Хасана ад-Димри. Мусульманин не может использовать магию против христианина,
христианин - против мусульманина, и любой из них - против своего единоверца.
Так кто же наслал проклятие на Хасана? Этого не мог сделать и Келб. Или Келб
- вовсе не Келб?
   - Нет? - Громовой голос отразился от стен и наполнил всю комнату,  а  над
тем местом, где только что сидел Келб, внезапно закрутился клуб дыма. - Я  -
Сахр аль-Джинн? - продолжал звучать голос. - Келб как  был,  так  и  остался
моим презренным слугой. Я принял его обличье,  чтобы  следить  за  тобой  на
Кипре. Соломон, сын Давида, заточил меня в кувшин и бросил в море. Но теперь
я обрел свободу. Перед вами не какой-нибудь демон или  колдун,  а  сам  Сахр
аль-Джинн, джинн джиннов.
   Дым немного рассеялся. Перед находящимися в комнате предстал  повисший  в
воздухе помост, на котором громоздилось безобразное существо с тремя глазами
и смещенным в сторону ртом, то самое, которое явилось Джиму  и  Гобу,  когда
Джим попросил Келба обернуться джинном.
   - Ты всегда  был  самонадеянным  и  хвастливым  болваном,  -  раздраженно
проговорил ибн Тарик.  -  Время,  проведенное  в  кувшине,  тебя  ничему  не
научило. Какая в тебе сила?! Из всех  присутствующих  ты  самый  слабый.  Ты
только что был псом, так и оставайся им еще девяносто девять жизней.
   Джинн исчез. На его месте закрутил хвостом уродливый  рыжевато-коричневый
пес. Он пару раз тявкнул и пропал.
   - Достаточно разговоров, Джеймс, - напомнил о себе Брайен. - У  нас  есть
мечи. Пора заняться всерьез этим неверным и его джинном. Христианский клинок
разит и мусульманина,  и  сверхъестественное  существо,  иначе  не  было  бы
крестовых походов.
   - Помолчи, Брайен! - вмешалась Геронда. -  Все  не  так  просто,  как  ты
думаешь.
   Джим посмотрел вверх. Висевший в воздухе дым  почти  рассеялся.  От  Сахр
аль-Джинна остались одни воспоминания. Может быть, Брайен чего-то не  понял?
Да и самому Джиму еще не все было ясно.
   - Джинн, даже Сахр аль-Джинн, не может  наслать  проклятие,  -  продолжил
Джим, снова поглядев на ибн Тарика.  -  Из  всех  стоящих  ниже  того,  кого
мусульмане  называют  шайтаном,  только  существа  нескольких  царств  могут
насылать проклятия. И лишь те, кто составляет Царство  дьяволов  и  демонов,
являются на зов колдуна.
   - Это всего лишь домыслы, - сказал ибн Тарик.
   - Это не домыслы, так оно и есть, - ответил Джим. - Но демоны  и  дьяволы
вращаются в сво