тобы скреплять письма горячим воском, указывая на
ранг и социальное положение владельца кольца.
     Все  выглядело  совершенно  невинно. Конечно,  Джим  проводил  проверку
немагическими средствами, ведь  епископ  благословил замок,  и никакая новая
магия не подействует, пока он его не покинет. Единственная проверка, которая
хоть как-то приближалась к магической, была результатом его  недавней беседы
с  Каролинусом,   который  вскользь  упомянул,  что  опытный   маг  способен
обнаружить в вещи магию благодаря появлению дрожи в пальцах.
     Джим не чувствовал  дрожи в пальцах. Но, с другой стороны, возможно, он
недостаточно опытный маг для такого испытания.
     -- Я его, пожалуй, возьму,-- промолвил он наконец.-- Каролинус взглянет
на него и скажет, что он  об  этом думает.  Я же совершенно уверен,  что оно
безобидно. Впрочем, младенец не будет  носить кольцо, хотя, я  полагаю,  его
можно прикрепить к одежде.
     -- Да,  милорд,--  подтвердила кормилица,-- я сделаю  петлю, чтобы  его
можно было носить как пуговицу.
     -- Ну что ж, все хорошо.
     Джим повернулся  к  двери, радуясь, что может уйти,--  в комнатах  было
душно, камины весело  догорали.  Брайен попытался мягко намекнуть Энджи, что
не  стоит  перегревать  ребенка,  приучая  его к тропической жаре. Но  Энджи
заставила его замолчать  мрачным замечанием, что  ей решать,  что лучше  для
ребенка. С того  момента, когда Энджи  вытащила Роберта  из-под  снега,  она
походила  на  волчицу.  Ни  Брайен,  ни  Джим больше  не  пытались  спорить,
ограничиваясь мягкими советами.
     Джим  повернулся  и взялся  за  щеколду  двери,  но  остановился,  едва
дотронувшись до нее.
     -- Милорд! -- пропищал тоненький голосок за  его  спиной.-- Сэр Джеймс!
О, сэр Джеймс!
     Джим и кормилица повернулись к камину.
     -- Ик!  --  В голосе кормилицы  чудесным  образом  соединились  страх и
крайнее любопытство.
     Джим подумал, что эти чувства вполне оправданы. В камине, над пламенем,
удерживаясь  в  тоненькой  струйке  дыма, сидела покрытая  сажей  коричневая
фигурка, одетая  в облегающие  штаны, куртку  и  маленькую  плоскую шапочку,
плотно натянутую на круглую головку. Носик задран кверху, глаза -- блестящие
пуговки, на губах застыло нечто вроде боязливой улыбки.
     --  Это  всего  лишь я, милорд,  гоблин  из кухни Маленконтри. Я молю о
прощении, сэр. Не могу поверить, что милорд  никогда не видел меня. Ну, я-то
хорошо  тебя знаю и, конечно,  не потревожил бы  милорда,  если  бы не столь
срочное дело, как сказал дракон.
     -- Гоблин? Дракон?
     -- Да, милорд, дракона зовут Секох. Он явился в замок, потому что очень
нуждается в тебе.  Это его идея  забраться в кухню,  раз все слуги ушли.  Он
позвал меня из камина, и я, естественно, сошел вниз. Он послал весточку  для
тебя, потому что у него не было возможности подойти к тебе в замке. Обычно я
никогда не беспокою  милорда. Но я подумал, что  в этом  случае... словом, я
оседлал дым и проник вместе с  ним  сюда,  как  мы,  гоблины,  делаем,  если
надо.-- Он замолчал.-- Я действительно твой  гоблин из кухни,-- обеспокоенно
добавил он.-- Просто твой маленький гоблин.
     Последние слова он произнес с легкой печалью.
     -- Что все  это  значит? --  резко спросил  Джим.  Слишком  много всего
обрушилось на него за последние часы.
     --  Ничего!  Совершенно  ничего,  рыцарь  великой  магии!  -- испуганно
вскричал  гоблин.--  Я  просто обмолвился.  Прости меня,  милорд... я просто
гоблин...  всегда  к  твоим услугам.  Верный и  преданный...  хотя, конечно,
маленький. Я не хотел бы настаивать на вопросе о моем имени...
     -- Тебе не нравится, что тебя называют гоблином? -- сказал Джим, тщетно
пытаясь  понять,  что  означает  поток  слов,  льющийся  из  уст  маленького
существа.
     -- Страшно не нравится... Я хочу сказать,  очень  нравится.  Зови  меня
просто гоблином, милорд. Забудь все, что я сказал. Гоблин  -- это прекрасно.
Мне... нравится, когда меня так называют.
     -- Так ты хочешь сменить имя, что ли?
     --  Да...  нет-нет...  называй меня  просто  гоблином,  милорд...--  Он
казался еще более испуганным.
     -- Я буду называть тебя Гоблин Первый,-- нетерпеливо сказал Джим, затем
спохватился и более приветливо закончил: -- Из Маленконтри, конечно.
     --  Гоблин  Первый?  -- Маленькие  зелено-коричневые глазки  на  темном
личике широко раскрылись.-- Из Маленконтри? И все это я?
     -- Конечно,-- подтвердил Джим,
     С маленьким существом произошла удивительная перемена. Гоблин буквально
сиял,
     -- О, благодарю тебя, милорд! Спасибо! Не могу передать...
     -- Бог  с ним. А почему ты так часто  спускаешься в кухню и устраиваешь
пирушки?   --  спросил  Джим,   скорее  чтобы   собраться   с  мыслями,  чем
действительно думая об этом.
     -- Не знаю!  На меня иногда находит, милорд. Я выхожу из камина и брожу
по кухне, переходя от одного к другому, и пробую все подряд. Не знаю, почему
я  это  делаю,  Я  весьма  огорчен,  милорд...  но  я  не  могу  удержаться.
Большинство из  нас, гоблинов, очень часто становятся необузданными. И мы не
можем сказать, почему.
     -- Ну что ж, стоит приглядеться к этому,  и, если тебе это не нравится,
возможно, мне с помощью магии удастся отучить тебя от этой привычки. Скажем,
ты  ограничишься кусочком  холодной индюшатины  время  от времени...  я хочу
сказать, что ты не будешь пробовать все подряд, но только если действительно
хочешь избавиться от...
     -- О, я хочу, милорд,--  начал гоблин.-- Кажется, это находит  на меня,
когда я чувствую себя маленьким и одиноким...
     Джима внезапно озарило, он понял, почему гоблин предавался пирушкам.
     - Да,--  твердо сказал он,-- с сегодняшнего дня все в Маленконтри будут
называть тебя Гобом Первым. Или, для краткости, просто Первым. Вот видишь, у
тебя  есть  имя.  Ты  будешь  Гобом  Первым.  А  теперь  перейдем  к  твоему
сообщению...
     Внезапно за дверью раздался возмущенный мужской голос. Возмущение  было
настолько сильным, что, казалось, проникало через стены и дверь в комнату.
     -- Какие еще приказы, милейший? -- доносилось до  Джима.-- Меня  они не
касаются! Я принц!
     -- Ик!  -- Гоб  Первый  издал нечто похожее  на  этот звук,  рванулся к
камину и исчез.
     -- Что еще? -- пробормотал Джим. Но он уже  узнал голос, принадлежавший
молодому наследнику  английской короны,  которого  он  только  что  видел за
столом  --  молчаливого, хмурого,  накачивающегося  вином. Джим повернулся к
кормилице, в ожидании стоявшей рядом.-- Побудь в другой комнате, пока я тебя
не позову. Попытайся, если сумеешь, сделать так, чтобы Роберт не плакал.
     Кормилица исчезла  за гобеленом, а Джим  подошел к  двери и  открыл ее.
Ввалился принц, он пересек комнату, опустился на один из двух мягких стульев
и положил локти на стол.
     -- Вина! -- приказал он.--  Не забудь  стакан для  себя, сэр  Джеймс. Я
должен с тобой поговорить.
     -- Нет,-- возразил  Джим,  не  двигаясь с  места  и глядя  на  молодого
принца.
     Принц, казалось,  ничего не слышал  под  влиянием выпитого. Затем стало
ясно, что он все слышал,-- принц покраснел от злости.
     -- То,  что  я сказал, сэр  Джеймс, приказ!  --  закричал он.-- Вина, я
сказал!
     -- А я сказал -- нет.
     Малютка Роберт проснулся от  громового голоса принца и громко заплакал.
Но кормилица быстро  успокоила  его, крик перешел  во  всхлипывание, а затем
смолк.
     -- Как ты смеешь! -- вскричал принц.-- Я отдал тебе королевский приказ.
Ты поплатишься головой за подобную наглость!
     Он  сидел, зло  глядя на  Джима,  а тот  молчал.  Лицо и  голос  принца
изменились.
     -- Почему ты мне отказываешь? -- почти плаксиво произнес он.
     -- Ваше высочество уже достаточно много выпили.
     -- Как ты смеешь...-- Принц дернулся и почти рухнул на стул, ярость его
угасла. Он  жалостливо  продолжал: --  Сэр Джеймс... добрый сэр Джеймс,  мне
надо поговорить  с тобой. Ты единственный, с кем я  могу поговорить, но  для
этого мне нужно  выпить. Я  не привык говорить иначе. Во мне все возмущается
при мысли, что я буду обсуждать свои личные дела с посторонним. Поэтому  мне
надо выпить. Говорю же,  я  должен  поговорить  с тобой или все очень  плохо
кончится!
     Внезапно  принц  показался Джиму  очень  молодым  и  беспомощным.  Джим
посмотрел на него долгим взглядом и изменил решение.
     -- Пойду взгляну, есть ли здесь что-нибудь.-- Он повернулся на каблуках
и  прошел  за гобелен в комнату, где кормилица баюкала  на руках засыпавшего
Роберта.
     -- Есть здесь что-нибудь выпить? -- тихо спросил он.
     Она тихонечко напевала:
     -- Баю-баю, мой малыш...--  Затем слегка повысила голос, чтобы ответить
Джиму: -- Там,  в углу, милорд, в  ящике.--  И  продолжила тихо  петь.  Джим
подошел к ящику, открыл  крышку и  обнаружил не только вино,  но и несколько
маленьких пирожков, правда не очень свежих.
     Он  подумал,  не  захватить  ли  несколько  пирожков,  надеясь  немного
покормить принца, но отказался от этой  мысли, решив,  что тот, наверно, уже
поел и не стоит пытаться силой заталкивать в него еду.
     Он взял бутылку вина и кожаный кувшин  с  привязанной к нему пробкой, в
котором хранилась вода, а также пару металлических кубков. Все это он принес
в свою комнату  и поставил на стол перед принцем. Затем подвинул себе стул и
уселся,  глядя на молодого  человека. Он налил вина в кубок принца, примерно
на четверть, и потянулся за кожаным кувшином.
     - Воды не надо! -- сказал принц.
     Не  обращая на него внимания, Джим  добавил в  кубок  воды. Затем налил
солидную порцию того и другого в свой кубок.
     Принц не протестовал, он схватил кубок и жадно выпил. Джим  поднял свой
кубок, но лишь смочил губы и поставил его обратно.
     --  Что  же,--  Джим  воздержался от  слова  "беспокоит"  и закончил,--
заботит ваше высочество?
     -- Агата Фалон! -- выпалил принц.
     Джим удивился. Он  слишком мало знал об Агате Фалон,  чтобы понять, что
имеет в виду принц. Молодой человек  мог просто счесть, что им пренебрегают,
о нем забывают или каким-нибудь образом оскорбляют его.
     -- Да, я слышал, как она разговаривала с милордом графом.
     -- Ах, это? -- Принц слегка взмахнул рукой и плотнее уселся на стуле.--
Что из того?  Она  просто собирает трофеи. Это ее способ действовать. Она не
красавица, но всегда привлекает высших особ  государства. Нет-нет,  граф для
нее ничего не значит. Все дело в моем отце!
     -- В короле? -- удивился Джим. Практически, все женщины, не вращающиеся
в  высшем свете, и  тем  более  те,  кто  там постоянно появлялся, надеялись
привлечь  внимание  короля.  Король  же, хотя  и  мужчина  в  годах,  слегка
разрушенный алкоголем  --  каким не был  Эдуард III в двадцатом веке, откуда
прибыли  Джим  и  Энджи,-- мог  выбирать  женщин.  Вполне  естественно,  что
какой-нибудь  богатый  барон,  вроде отца малютки Роберта,  бывал  при дворе
рядом  с особой короля и,  конечно, с сестрой вроде леди Агаты. Но,  судя по
тому, что он знал, Джим не понимал, как может такая леди стать проблемой для
наследного принца из-за того, что она интересуется его отцом.
     --  Не думаю, что его  величество  мог бы...-- Джим подбирал подходящее
слово, когда принц прервал его:
     --Черт!
     Джим был поражен  --  он впервые слышал, чтобы человек здесь произносил
это слово.
     -- Болтливая шлюха! -- продолжил принц.-- Не то чтобы он нынче так... Я
считал  его богом, когда  был моложе и  видел в королевской мантии и короне.
Или когда он в доспехах руководил морским  сражением с французами. Но он  же
король! А она  добивается не просто королевской  милости -- она  хочет стать
королевой!
     Джим поразился еще  более  --  он никогда  не думал, что услышит  нечто
подобное.  Возможно, за те немногие годы,  которые провел здесь, он научился
лучше понимать скрытый смысл того, о чем говорил принц.
     -- Но ведь она не может стать королевой? Я имею в  виду ее недостаточно
высокое положение,-- сказал Джим.
     -- Конечно! -- прогремел принц.-- Ее положение чуть выше простолюдинки!
А  моя мать. Изабелла Французская, была настоящей королевой!  А  теперь...--
Принц беспокойно  задвигался  на стуле, схватил  кубок, жадно  глотнул вина,
потом со стуком опустил кубок на стол.-- Как я могу об этом говорить?
     -- Как она смеет даже надеяться...-- начал Джим.
     -- Некоторые  готовы  на  что угодно,--  возразил  принц,-- а она, надо
отдать ей  должное, осмеливается только  мечтать.  Это  возможно.  Он дважды
вдовец, а она  никогда не была замужем. Можно найти способ. Она может купить
более высокий титул и... Это  случается...-- Он замолчал, взял свой  кубок и
поставил обратно на стол.-- Здесь пусто, сэр Джеймс.
     Джим неохотно налил ему еще немного  вина и побольше воды. Принц поднял
кубок и выпил одним махом, даже не ощутив вкуса.
     -- И если это произойдет, Джеймс,-- сказал  принц, глядя в стол,--  мне
стоило бы подумать  об  ударе  кинжалом  в  спину.  А еще  неплохо бы  найти
человека, который пробовал бы мою еду до меня.
     -- Ваше высочество не  должны  так думать!  --  Последние слова  принца
ошеломили  Джима. Это же Англия, думал он. Убийство члена королевской  семьи
здесь  невозможно.  Но  все  же  принц  думал об этом, а  значит... Убийство
возможно  везде,  если  цена достаточно высока, чтобы  его совершить, а трон
Англии -- достаточно высокая цена.
     - Она ни перед чем не  остановится,--  сказал принц.-- И чем больше она
будет стараться, тем большего  добьется. Она не  успокоится, пока не получит
все,  что хочет,  включая корону  моей  матери.  А я беспомощен,  совершенно
беспомощен!
     Он откинулся  на спинку  стула,  уставился в  потолок, а  потом  закрыл
глаза, с видом глубокого страдания.
     Джим молча смотрел на него, пока  вдруг не обнаружил, что глаза  принца
по-прежнему закрыты, лицо разгладилось, а дыхание стало глубже.
     --  Ваше   высочество...--   проверил  он  свою   догадку.  Ответа   не
последовало.
     Джим осторожно коснулся руки принца. Дотрагиваться до члена королевской
семьи  без  разрешения  или приказа  было тяжким преступлением.  Но принц не
шевелился. Джим легонько подергал его руку.
     Принц не реагировал.
     Джим поднялся, прислушиваясь к  дыханию Эдуарда, которое уже  перешло в
храп, и направился к  двери. Он открыл  ее и  шагнул  к  стоявшему на страже
воину.
     -- Скажи, кто-нибудь из здешних слуг, особенно  те, кто  прислуживает в
Большом зале, знают тебя в лицо, Уилфред?
     Уилфред покачал головой:
     -- Не думаю, милорд.
     --  Тогда  спустись  вниз. Войди  тихо,  не  привлекая  внимания,  если
сможешь, пройди за спиной сэра Джона Чендоса и леди Анджелы к высокому столу
и  передай сэру  Джону  сообщение.  Говори  тихо,  чтобы  никто, кроме  леди
Анджелы, не услышал,  скажи, что я жду  его здесь, и  по возможности быстро.
Если леди Анджела также захочет прийти, скажи, что я просил этого не делать.
     -- Да, милорд.-- Уилфред отстегнул свой  пояс, на  котором висел меч  в
ножнах, опустил  его на пол. Простым воинам разрешалось носить меч  в  замке
только с  особого  разрешения  графа, и  оно  было  дано из-за необходимости
охранять Роберта Фалона.
     --  Ты  помнишь, что я велел передать?  -- спросил Джим, хотя ответ был
ясен.
     -- Слово в слово, милорд.-- Уилфред обнажил в улыбке редкие зубы. Потом
повернулся и пошел по коридору,  двигаясь быстро  и  неслышно в  сапогах без
каблуков. Джим вернулся в комнату.
     Он  уселся в ожидании, но уже через десять минут  дверь отворилась  без
всякого  предварительного стука  или поскребывания, и вошел Чендос.  Уилфред
оставался в дверном проеме, пока Джим не кивнул ему. Тогда он отступил назад
и закрыл за собой дверь.
     -- Леди не  придет,-- сказал Чендос, подойдя  к стулу, где, откинувшись
на спинку, спал пьяным сном принц. Чендос взглянул на молодого человека.-- Я
присоединил  к твоим  словам и свои, чтобы убедить ее  остаться. За  высоким
столом больше пустых мест, чем положено в этот обеденный час.--  Он повернул
голову  и  проницательно  взглянул  на  Джима:  --  Он  рассказал,  что  его
беспокоит?
     -- Агата Фалон,-- ответил Джим. Ему очень хотелось добавить  словечко о
короле, отце принца,  но Чендос все и так прекрасно понимал,  объяснять было
излишне.
     Чендос кивнул и вновь взглянул на принца:
     -- И все же это невозможно.
     --  Я не знал, как  переправить принца  в его апартаменты, не привлекая
внимания слуг.  Вот  почему я послал своего воина  за тобой. Надеюсь,  ты не
счел меня бесцеремонным, сэр Джон, за то, что я вовлекаю тебя...
     -- Ни в коем случае, Джеймс. Все понятно, и будет намного  лучше,  если
его  увидят  в таком состоянии со мной, чем с  тобой.  Если ты  одолжишь мне
своего человека,  что стоит у двери, то  мы вдвоем  отведем его ко мне,  мои
комнаты ближе. Если повезет, мы даже никого не встретим по пути. Тогда пусть
спит  дальше.  Этого не повторится  после того, как я поговорю с  ним.--  Он
посмотрел на  Джима: -- Утром  он будет в  состоянии меня выслушать. У  него
слишком  хорошо работает голова, чтобы не понять,  что подобные происшествия
на руку таким людям, как Агата Фалон. Так ты одолжишь своего человека?
     Джим открыл дверь и позвал Уилфреда.
     С помощью Джима они подняли принца на ноги, одна  рука его висела через
плечо  Чендоса, а другая -- Уилфреда. Сэр Джон и Уилфред придерживали принца
за кисти рук и обнимали за талию, чтобы он сохранял вертикальное положение.
     Джим открыл дверь, и все вышли в коридор. Там было пусто.
     Чендос повернулся, собираясь идти, и взглянул на Джима.
     -- О-хо-хо,-- вздохнул Чендос,-- и все это  в  преддверии  годовщины со
дня рождения Господа нашего Иисуса. Прекрасные  праздники выдались у милорда
графа  в  этом году,-- а  ведь  это  только  начало. Счастливого  Рождества,
Джеймс.


Глава 10

     - Ты же понимаешь,-- говорил Джим Энджи,-- что все это не мое дело, но,
как всегда, я в гуще событий.
     Было позднее утро первого  дня Рождества, почти полдень.  Джим и  Энджи
сидели в своей комнате. Роберт  крепко спал в  своей,  в  его комнате больше
никого не было. Энджи отослала кормилицу с поручением и  позаботилась, чтобы
прислуги, привезенной из Маленконтри, тоже  не было рядом, поэтому они могли
свободно разговаривать.  Джим ожидал  возможности поговорить  с женой с того
часа, когда его посетил принц.
     До  сих  пор  им  это не  удавалось.  И  вот  наконец  они  одни. Энджи
уклонилась  от присутствия на полуночной церковной  службе в  часовне замка.
Однако Джим  чувствовал необходимость появиться там; к  счастью, его считали
высокопоставленной  особой, и он мог сидеть  на жесткой, без обивки,  скамье
алтаря. Большинству  гостей  замка  приходилось  стоять,  иначе все  они  не
вместились бы в часовню.
     Так  Джим  провел  половину  ночи,  а  затем  принял еще одно, возможно
необходимое,  но  неприятное  решение --  участвовать  в  охоте  на  кабана,
назначенной на утро после Рождества; с этой охоты он только что вернулся.
     Можно  сказать,  что ему повезло  и на охоте.  Гости  провели несколько
часов  в седле и, замерзая в лесу, устали слушать лай собак впереди, не видя
никаких следов зверя. И вдруг  он появился -- величиной с бычка,  явно такой
же тяжелый, но более опасный.
     Джиму  повезло  -- он был не очень близко  и смог  подать коня назад, а
поэтому  не  оказался  среди тех, на кого бросился кабан.  Не был он и среди
тех,  кто спрыгнул  с  коня  и накинулся на  зверя  с пиками.  Тем охотникам
здорово не  повезло. Кабан не  оставил им  ни  малейшего шанса. Он  бросился
вперед, разорвал нескольких вцепившихся в него  собак и  прорезал всю свору,
подобно  стреле,  несущейся  через  камышовые  заросли.  Он  опрокинул  двух
стоявших впереди всадников и исчез в чаще.
     Собаки мчались следом, как и остальные  всадники, но случилось так, что
о