суку,  как  насаженная  на  острую  щепку  гусеница.  Ее  густо
накрашенное лицо искажала  гримаса  поддельного  блаженства,  а  громкие
сладострастные стоны действовали Бобби на  нервы  своей  фальшью.  Он  и
подобрал-то ее в жалкой попытке забыться и теперь жалел об  этом.  Никто
не мог заменить ему Салли - в особенности эта несовершеннолетняя шлюшка,
даже имени которой он не знал.
   Да что там имя! Бобби не потрудился даже спросить, не больна  ли  она
СПИДом или гонореей, - ему это было все равно. И дело тут было вовсе  не
в  какой-то  его  особенной  смелости,  хотя  Бобби  всегда   был,   что
называется, рисковым парнем.  Он  рисковал,  чтобы  заработать  себе  на
жизнь. Он рисковал, когда  женился  на  Салли,  которую  многие  считали
пустышкой и презирали за ее  силиконовые  груди  и  крашеные  платиновые
волосы. Он рисковал, когда полюбил ее, но теперь Салли не стало, и Бобби
было наплевать, что будет с ним самим.
   Девица, продолжавшая подпрыгивать на нем, как  расшалившийся  ребенок
на диване, раздвинула ноги  еще  шире,  практически  балансируя  на  его
вздыбленном жезле.  Из  груди  ее  вырвался  очередной  хриплый  стон  -
прелюдия приближающейся разрядки.
   Но Бобби был не готов. Он не чувствовал ничего, в том  числе  и  веса
этой хрупкой, как мотылек, девушки. Тело его было напряжено,  но  не  от
страсти, а от безысходной  ярости;  пропитанный  ядом  мозг  отказывался
реагировать на что-либо, а в душе было черным-черно, как  после  пожара.
Такой боли, как сейчас, Бобби не испытывал еще никогда в жизни.
   Стоны проститутки превратились в короткие  оргастические  всхлипы,  и
Бобби, почувствовав,  что  она  кончила  по-настоящему,  испустил  такой
громкий крик бешенства и  боли,  что  две  уборщицы,  натиравшие  пол  в
коридоре,  побросали  щетки  и,  раздираемые  любопытством  и   страхом,
бросились к дверям номера 206.
   Встревоженная странной  реакцией  клиента,  проститутка  скатилась  с
кровати и стала поспешно одеваться. У дверей  спальни  она,  однако,  не
выдержала и  оглянулась.  Бобби  по-прежнему  лежал,  распластавшись  на
кровати, и символ его мужского достоинства продолжал торчать вверх,  как
забитая в землю свая.
   Для Бобби больше не существовало понятия "кончить". Он был в  аду,  и
это должно было продолжаться вечно.
   И помочь ему не мог ни один человек.

Глава 2

   - Похоже, наш герой ежедневно съедает на завтрак по цыпочке, - сказал
детектив Экклз, лениво жуя измочаленную зубочистку.
   -  Что-что?  -  рассеянно  переспросил  Такки,  просматривавший  свои
записи.
   - Я говорю о Бобби Скорче, несчастном  вдовце,  -  пояснил  Экклз.  -
Этого быка каждая шлюха в Вегасе успела попробовать.
   Такки снял очки и неприязненно  посмотрел  на  своего  напарника.  Он
терпеть не мог его манеру выражаться.
   - Слышал, - сказал он. - У него та еще  репутация.  Вчера  вечером  -
или, вернее, ночью, когда Такки вернулся  домой,  его  жена  Фэй  немало
рассказала мужу о Бобби Скорче -  оказывается,  он  являлся  излюбленным
героем дешевых газеток.
   - ..Не то чтобы я читала эту макулатуру, - поспешно добавила  она.  -
Просто когда стоишь в очереди в кассу,  удержаться  порой  бывает  очень
трудно.
   "Ну разумеется, Фэй... - ласково подумал  детектив.  -  Я  только  не
пойму, почему ты не можешь признаться мне в этой своей  тайной  страсти?
Может быть, тебе стыдно? Но, с другой стороны, ты же взрослая женщина, а
не  подросток,  который  прячет  среди   учебников   затрепанный   номер
"Плейбоя".
   Такки уже проверил Бобби Скорча по полицейской картотеке и обнаружил,
что у знаменитого каскадера достаточно солидный послужной список. Дважды
он  был  задержан  за  вождение  в  нетрезвом  виде  и  один  раз  -  за
неспровоцированное нападение с опасным оружием (имелась в виду  водочная
бутылка с отбитым донышком, с которой Бобби Скорч бросился на чем-то  не
угодившего ему фотографа).  Кроме  этого,  за  Бобби  числилось  ношение
незарегистрированного  огнестрельного  оружия,  вождение  автомобиля   с
просроченной    лицензией    и    избиение    на    сексуальной    почве
несовершеннолетней проститутки. Впрочем, для голливудской  знаменитости,
которой являлся муж Салли, это был достаточно  скромный  "джентльменский
набор". Звезды порой позволяли себе еще и не такое.
   Такки вздохнул и еще раз посмотрел на своего напарника, который, сидя
на краешке его рабочего стола, чистил ногти очередной зубочисткой.
   - Что еще ты узнал в Вегасе? - спросил он.
   - Много чего, -  ответил  Экклз,  устраиваясь  поудобнее.  -  Днем  в
субботу  наш  мальчик  прыгал  на  мотоцикле  через  сто  тридцать   три
автомобиля. Убийственный трюк, но  Бобби,  как  всегда,  не  получил  ни
единой царапины. После выступления он поперся  в  бар  со  стриптизом  и
подцепил там трех танцовщиц, с которыми он отправился к  себе  в  отель.
Там Бобби развлекался еще часа два. Когда он уезжал, две девицы из  трех
все еще были с ним. Мне сказал это швейцар, который очень  хорошо  знает
нашего героя.
   - Ты хочешь сказать, что он привез девчонок в Лос-Анджелес? - уточнил
Такки, раздумывая о том, что им это дает.
   - Они сели с ним в его лимузин,  когда  Бобби  выезжал  из  отеля,  -
сказал Ли и многозначительно поднял палец. - А сейчас ты  узнаешь  самое
главное, приятель! Наш  общий  друг  Бобби  Скорч  вовсе  не  приехал  в
Лос-Анджелес, как пытался уверить нас Марти Штайнер.
   Этот сукин сын прилетел сюда на  частном  самолете.  Я  уже  допросил
пилота, и он сказал, что они прибыли  в  Лос-Анджелесе  в  восемь  часов
вечера. При таком  раскладе  у  Бобби  было  достаточно  времени,  чтобы
вернуться домой, убить жену и... Ну и так далее.
   - А эти стриптизерши? Они тоже летели с ним?
   - Да. В том-то и дело.
   - Кто-нибудь встречал Бобби в аэропорту?
   - Наемный лимузин. Я пытался разыскать водителя, но он уехал  куда-то
отдыхать. В компании по прокату лимузинов мне обещали его найти.
   - А стриптизерши?
   - Скоро я буду держать обеих за сиськи. "Это верно",  -  подумал  про
себя Такки. Когда дело  касалось  женщин,  его  напарник  превращался  в
настоящего мерзавца и сукиного сына,  позволявшего  себе  самые  грязные
выпады и  оскорбительные  намеки,  которые  и  намеками-то  нельзя  было
назвать - настолько они были  прозрачными.  Про  себя  Такки  уже  давно
решил, что, как только они закончат дело Салли, он решительно  потребует
себе нового напарника.
   - А что в лаборатории? Есть что-нибудь новенькое? -  в  свою  очередь
поинтересовался Экклз.
   - Незадолго  до  смерти,  -  сказал  Такки,  -  Салли  имела  половое
сношение, причем, по всей видимости, добровольное. Во всяком случае, это
точно было не изнасилование, так как никаких  повреждений  или  разрывов
эксперты  не  обнаружили.  А  вот  когда  ее  убивали,  Салли   отчаянно
сопротивлялась.  В  лаборатории  еще  возятся  с  фрагментами  эпителия,
которые остались у  нее  под  ногтями.  Есть  также  кровь,  которая  не
принадлежит Салли.
   Ли кивнул, потом спрыгнул со стола и  отошел  к  кофейному  автомату.
Такки проводил его задумчивым взглядом. С самого утра его  не  оставляло
какое-то странное чувство. За свою карьеру полицейского он  раскрыл  уже
двадцать шесть убийств, но еще ни одно из них не доставляло ему  столько
беспокойства,  как  это.  Главное,  он  никак  не  мог   отделаться   от
воспоминаний об искромсанном трупе, плававшем в луже крови. Трудно  было
поверить, что это была  Салли  Тернер  -  прелестная  и  очаровательная,
обожаемая и вожделенная.
   Пока главными подозреваемыми оставались оба мужа Салли.
   Детектив Такки снова  сосредоточился  на  своих  заметках,  сделанных
мелким, но аккуратным почерком. По личному опыту  он  знал,  что,  когда
расследуешь убийство,  необходимо  записывать  все  мелочи,  пусть  даже
сначала они могут показаться совершенно незначительными или не  имеющими
отношения к делу. Важны были и улики, но в данном случае их  практически
не было - убийца не оставил ни следов, ни отпечатков пальцев, ни  орудия
убийства. Даже свидетелей - и тех у Такки не было ни одного человека.  И
тут детектив вспомнил о пуле, извлеченной из  ствола  пальмы  за  спиной
несчастного Фру-фру, убитого в нескольких шагах от своего домика в саду.
Бедняга, несомненно, был случайной жертвой, оказавшейся  в  неподходящем
месте в неподходящий момент. Очевидно, встревоженный громкой  музыкой  и
яростным лаем двух собачонок Салли, он вышел из дома, чтобы выяснить,  в
чем дело. Быть  может,  он  даже  услышал  крики.  Соседи,  впрочем,  не
упоминали ни о криках, ни о выстреле - их  беспокоила  только  музыка  и
собачий лай, но ничего странного в этом не было. Дома в этом районе были
такими большими и так далеко отстояли один от другого,  что  Такки  было
даже удивительно, как соседи вообще услышали что-либо.
   Итак, пуля, которая попала в  лицо  эконому,  была  его  единственной
уликой, и Такки  решил  проверить,  не  подходит  ли  она  к  одному  из
револьверов, зарегистрированных на имя Бобби Скорча  или  Эдди  Стоунера
Кроме этого, он планировал  провести  повторный  опрос  соседей;  бывали
случаи, когда даже через несколько суток  после  преступления  свидетели
вспоминали  важные  подробности,  которые  поначалу  показались  им   не
имеющими значения.
   Мельчайшие подробности, незначительные  детали  -  именно  среди  них
порой можно было отыскать ключ к решению загадки. А детектив  Такки  был
хорошо известен своими умением работать с деталями.

Глава 3

   Офисное здание, в  котором  размещалось  Международное  артистическое
агентство,  производило   внушительное   впечатление.   Спроектированное
Ричардом Майером, одним из  самых  известных  современных  архитекторов,
построившим, кроме всего прочего, великолепный музей Гетти, оно поражало
изяществом линий,  совершенством  и  пропорциональностью  форм.  Снаружи
здание было отделано белоснежным итальянским мрамором и стеклом,  однако
и того, и другого было настолько в меру, что глаз воспринимал его скорее
как выросший естественным путем кристалл мелочно-белого кварца, а не как
творение  человеческих  рук.  Просторный  вестибюль  тоже  был   отделан
мрамором с  бледно-голубыми  прожилками  лазурита,  а  единственным  его
украшением  служила,  огромных   размеров   картина   Дэвида   Хокни   с
изображением плавательного бассейна.
   Мэдисон Кастелли успела заметить все  это  за  те  несколько  секунд,
которые потребовались ей, чтобы пересечь вестибюль и подойти к  конторке
дежурной секретарши.
   -  Я  к  мистеру  Фредди  Леону,  -  сказала  она,  предъявляя   свое
журналистское удостоверение.
   Дежурная  секретарша  -  японка  или  кореянка  -  подняла   на   нее
заинтересованный взгляд:
   - Вам назначено?
   - Безусловно, - ответила Мэдисон чуть ли не  с  гордостью.  Наверняка
это первый случай, подумала она,  когда  недоступный  Фредди  согласился
встретиться с представителем прессы.
   - Будьте добры, подождите минутку, - сказала секретарша, указывая  на
ряд кресел у стены. - Сейчас я свяжусь с кабинетом мистера Леона.
   Мэдисон  кивнула,  но,  вместо  того  чтобы  сесть,  снова  пересекла
вестибюль и остановилась под картиной Дэвида Хокни. Это  было  настоящее
произведение современного искусства, а Мэдисон всегда была  неравнодушна
к живописи. Чтобы создать что-то по-настоящему стоящее, художнику  нужно
было  найти  самый  выигрышный  ракурс;  точно  так  же   и   журналисту
требовалась  подчас  одна  удачно  составленная  фраза,  один   хлесткий
заголовок, чтобы читатель попался на крючок. И работа Хокни была  именно
такого рода. Даже Мэдисон было трудно от нее  оторваться,  хотя,  на  ее
взгляд, и сюжет, и колористика  были  чересчур  уж  калифорнийскими.  На
взгляд жительницы Нью-Йорка, на картине было слишком много солнца.
   "Ну вот я и на месте, в вестибюле могущественного  МАА",  -  подумала
Мэдисон, возвращаясь к конторке и садясь на стул. Мельком бросив  взгляд
на часы, она увидела, что они показывают без одной минуты одиннадцать. -
Интересно было бы узнать,  сколько  минут  своего  драгоценного  времени
уделит мне знаменитый Фредди? А может, Фредди совсем не так страшен, как
его малюют?.."
   Фредди Леон  был  самым  известным  и  самым  влиятельным  агентом  в
Лос-Анджелесе. Он  также  был  самым  скрытным  из  своих  коллег.  Свои
секреты, а также все подробности, касающиеся его частной  жизни,  Фредди
оберегал  так  ревностно,  что  даже  вездесущая  журналистская   братия
вынуждена была  питаться  лишь  жалкими  крохами  информации,  да  и  те
вызывали серьезные сомнения в их  достоверности.  Теперь,  когда  Виктор
добился этого интервью, все зависело только от нее, и Мэдисон неожиданно
почувствовала, что волнуется.
   "Скорей бы уж все кончилось, - малодушно подумала она. -  Чем  короче
будет интервью - тем лучше, иначе я не успею на похороны Салли".
   Воспоминание  о  похоронах,  назначенных  на  вторую  половину   дня,
повернуло мысли Мэдисон в другое русло.  Она  прилетела  в  Лос-Анджелес
всего три дня назад, а за это время случилось столько всего.
   Разумеется, Мэдисон не ожидала от своей командировки  в  Лос-Анджелес
ничего подобного,  однако  это  лишь  подтверждало  давно  усвоенную  ею
аксиому:  за  каждым   углом   человека   подстерегает   что-то   новое,
удивительное или печальное, но всегда непредвиденное.
   Побарабанив  пальцами  по  мрамору  конторки,  Мэдисон  вопросительно
посмотрела на секретаршу, которая разговаривала по телефону.  Из  своего
журналистского опыта она знала, что чем более высокое положение занимает
интервьюируемый, тем меньше приходится его ждать."
   Бросив взгляд  на  часы,  Мэдисон  дала  Фредди  еще  пять  минут,  и
действительно, вскоре секретарша подняла голову.
   - Сейчас за вами спустятся, мисс Кастелли,  -  сказала  она  и  снова
углубилась в работу.
   - Благодарю вас,  -  машинально  ответила  Мэдисон.  Через  несколько
секунд в вестибюле появился молодой чернокожий служащий в элегантном,  с
иголочки, костюме и дорогих очках в роговой оправе.
   - Простите, это вы - мисс Кастелли? - вежливо спросил он.
   - Да, это я.
   - Вас ждут.  Следуйте  за  мной,  пожалуйста.  Вместе  они  прошли  к
застекленным лифтам, поднялись на  двенадцатый  этаж  и  прошли  длинным
коридором, в который выходило множество дверей. Наконец молодой  человек
ввел Мэдисон в приемную, где царствовала Рита Сантьяго.
   -  Доброе  утро,  мисс  Кастелли,  -  сказала  она,  смерив   Мэдисон
оценивающим взглядом.
   На вид Рите Сантьяго было сорок с небольшим. Невысокая, стройная, она
выглядела бы очень привлекательно, если бы  не  строгое,  почти  суровое
выражение лица. Впрочем, Мэдисон быстро догадалась,  что  эта  суровость
адресована лично ей. Она была журналисткой, "нежелательным элементом" и,
следовательно, - личным врагом Риты.
   - Доброе утро, миссис Сантьяго, -  ответила  Мэдисон,  обворожительно
улыбаясь. - Надеюсь, вы извините меня за мой вчерашний  звонок.  Я  была
уверена, что о моем приезде уже известно, а оказалось...
   - Мистер Леон ждет вас, - перебила ее Рита. - Сюда, пожалуйста...
   С этими словами Рита провела Мэдисон в просторный  кабинет,  из  окна
которого открывался великолепный вид на Сенчури-Сити.  Сам  кабинет  был
оборудован скорее как библиотека, а не как  рабочее  помещение:  у  стен
стояли мягкие диваны,  на  стенах  висели  полки  с  книгами  и  дорогие
картины. В самом центре комнаты стоял большой стол из стекла и стали, за
которым восседал  сам  великий  Фредди  Леон.  Он  работал  с  какими-то
бумагами и даже не поднял головы, когда Рита появилась на пороге.
   - Присаживайтесь, - вполголоса  сказала  Рита,  указывая  Мэдисон  на
бидермайеровское кресло, стоявшее возле стола.
   Мэдисон села, при этом у нее появилось такое ощущение, что  если  она
не заявит о себе немедленно и самым решительным образом, то ее  попросту
вышвырнут в течение  пятнадцати  секунд.  Она  уже  открыла  рот,  чтобы
заговорить, но Рита опередила ее.
   - Мистер Леон, - сказала она самым деловым тоном, - клиент,  которому
вы назначили на одиннадцать тридцать, только что позвонил и предупредил,
что он на пять минут задержится. Я предупрежу вас за три минуты до этого
срока.
   "Гм-м... -  подумала  Мэдисон.  -  Неужели  он  действительно  думает
отделаться от меня так скоро? Ну уж дудки!"
   Рита вышла. Фредди Леон за столом продолжал как ни в  чем  не  бывало
перекладывать бумаги.
   - Доброе утро, мистер Леон, - сказала Мэдисон самым твердым  голосом,
на какой она только была  способна.  -  Я  очень  рада,  что  вы  сумели
выкроить полчаса, чтобы принять меня, - добавила она, не скрывая иронии.
Пусть Фредди знает, что и она знает себе цену.
   Фредди отложил ручку и впервые поднял  голову,  чтобы  посмотреть  на
нее. Перед ним сидела изящная красивая молодая  женщина  с  черными  как
смоль волосами, большими темными глазами и полными губами.
   Мэдисон ответила ему смелым,  почти  вызывающим  взглядом.  Она  тоже
рассматривала его. У Фредди было  непроницаемое  лицо  профессионального
игрока в покер, которое казалось холодным и неприступным, даже  несмотря
на приятные,  правильные  черты.  Прямые  каштановые  волосы  были  чуть
тронуты на висках сединой,  а  быстрая  улыбка,  заставлявшая  чуть-чуть
кривиться прямой решительный рот, совсем не отражалась в глазах, которые
оставались холодными и внимательными.
   - Доброе  утро,  мисс  Кастелли,  -  промолвил  Фредди.  -  Как  вам,
наверное,  известно,  я  принял  вас  лишь  в  качестве  очень  большого
одолжения, которое я сделал из-за моих.., гм-м.., друзей.  Обычно  я  не
даю интервью, о чем вы, конечно, знаете.
   - Я знаю, мистер Леон. Наверное, поэтому к вам послали  именно  меня.
Мне приходилось брать интервью у людей, которые, как  и  вы,  не  любили
общаться с прессой. И многие из них в конце  концов  остались  довольны,
хотя были и исключения. -  Она  улыбнулась.  -  Я  надеюсь,  что  вы  не
окажетесь в числе последних, мистер Леон.
   Фредди улыбнулся в ответ, но его взгляд так и не потеплел.
   - Должен вас предупредить, мисс Кастелли, что я  -  довольно  скучный
собеседник, - сказал  он,  постукивая  по  столу  согнутым  указательным
пальцем.
   - Разве это не мне решать? - рассмеялась Мэдисон.
   - Кто знает... - Фредди пожал плечами. - Смотря  по  тому,  какая  вы
журналистка. Кстати, вы действительно так хороши, как мне сказали?
   - Ну, об этом надо спрашивать не у меня, а у тех, с  кем  я  работала
раньше, - спокойно ответила Мэдисон,  хотя  эта  хорошо  замаскированная
атака переставала ей нравиться. - Мне приходилось брать интервью у Генри
Киссинджера, Фиделя Кастро, Маргарет Тэтчер  и  Шона  Коннери,  так  что
выбор за вами.
   - Довольно  разношерстная  компания,  на  мой  взгляд,  -  проговорил
Фредди. - Впрочем, имена, которые вы назвали, действительно впечатляют.
   Мэдисон слегка покраснела, что было весьма кстати.
   - В конце концов, имена - это только имена, - проговорила она. - Быть
может, если бы вы прочли то, что я написала об этих людях, вы сумели  бы
составить обо мне собственное мнение.
   - Что ж, пожалуй, это было бы интересно, - сказал Фредди,  и  Мэдисон
внутренне  затрепетала,  почувствовав  подвох.  Пора  было  либо   брать
инициативу в свои руки, либо уходить.
   Мэдисон предпочла первое.
   - Если позволите, я сегодня  же  пришлю  вам  мои  статьи  по  факсу.
Скажем,  после  обеда,  -  быстро  сказала  она,  причем  "после  обеда"
совершенно недвусмысленно прозвучало как "после интервью".
   Фредди продолжал внимательно рассматривать  ее,  пытаясь  определить,
что перед ним за человек.
   - Прежде чем вы начнете задавать мне ваши вопросы, - сказал он,  -  я
хотел бы предупредить, что я не собираюсь  обсуждать  с  вами  заработки
моих клиентов. Я вообще не обсуждаю моих  клиентов  -  это  противоречит
моим принципам. Кроме того, я не стану отвеч