и Мила презирала его за это.
   Интересно, лениво подумала она, пока Тедди,  сопя  и  потея,  неловко
тискал ее груди, не в папашу ли у него этакое богатство между ногами?
   Если да, то... Хорошо было бы как-нибудь показать мистеру Вашингтону,
на что она способна.
   Может быть, тогда он даст отставку Ирен и возьмет на содержание ее, а
уж она сумеет выжать из него столько баксов, сколько захочет.
   Мысль о деньгах Прайса  Вашингтона  настолько  возбудила  Милу,  что,
толкнув Тедди на кровать, она склонилась над  ним  и  принялась  ласкать
губами его вздыбленное копье. При этом она продолжала размышлять о своем
теперешнем положении. Опасность, которая ей грозила, в самом  деле  была
нешуточной, и Мила очень хорошо понимала, что ей необходимо во что бы то
ни стало отделаться от Ленни Голдена. Тогда она свалит всю вину на Тедди
и уж постарается выйти сухой из воды, да  еще  получит  свои  сто  тысяч
долларов награды.
   О таких деньгах Мила мечтала всю жизнь.
   Когда она их  получит,  то  снимет  или  даже  купит  себе  роскошную
квартиру с обстановкой и немного поживет, как живут нормальные люди.
   А там.., там видно будет.
   И, когда Тедди кончил, Мила попросила показать ей комнату Прайса.
   - Отец взбесится, если узнает!  -  испуганно  возразил  Тедди.  -  Он
терпеть не может, когда кто-то заходит в его спальню. Это у  него  такой
пунктик: он говорит, что когда он был  маленьким,  то  всегда  мечтал  о
собственной комнате, и теперь она у него есть.
   - Чушь, - перебила его Мила. - Боишься - так и скажи!
   Но Тедди и так был готов показать Миле все, что бы она ни  попросила.
Она доставила ему настоящее блаженство - с ее помощью он поднялся в  рай
и вернулся обратно, - и хотя она пока не позволяла ему трогать себя там,
Тедди наконец-то начинал чувствовать себя мужчиной. Настоящим  мужчиной,
а не мальчиком, который не знает, что ему делать с той  штукой,  которую
подарила ему природа. Кроме того, ее ласки помогали  ему  забыть  о  той
страшной ночи, а если Тедди все же вспоминал ее, то  думал  не  о  своей
вине, а о том,  что  ему  следует  выбросить  из  головы  это  небольшое
происшествие и жить в свое удовольствие. Так говорила Мила, и теперь  он
был с ней вполне согласен.
   Спальня Прайса Вашингтона, выдержанная в темных тонах и  обставленная
черной лакированной или темно-коричневой кожаной мебелью,  была  истинно
мужской. Над ней работали самые модные лос-анджелесские дизайнеры,  и  в
комнате как будто витал запах секса, способный  возбудить  даже  Ледяную
Деву. Широкая кровать-сексодром,  накрытая  меховым  покрывалом,  стояла
чуть ли  не  в  центре  комнаты,  отражаясь  в  тонированном  зеркальном
потолке. Напротив кровати был установлен широкоэкранный телевизор  самой
последней модели.
   Увидев это  великолепие,  Мила  без  особых  раздумий  плюхнулась  на
кровать и, схватив с тумбочки пульт дистанционного управления,  включила
телевизор.
   - Лучше ничего здесь не трогай, - предостерег Тедди. - Папашу  просто
удар хватит, когда он узнает,  что  кто-то  валялся  на  его  кровати  и
смотрел его телик.
   - О-о-о, это ты? - В руках  у  Милы  оказалась  небольшая  серебряная
рамка с фотографией  прелестного  четырехлетнего  малыша,  сидевшего  на
плечах у Прайса.
   - Поставь обратно! - Тедди потянулся к ней, чтобы отнять  фотографию,
но Мила отдернула руку, и он, зацепившись о ковер, упал на нее.
   Прежде чем Тедди успел понять,  что  происходит,  проворные  пальчики
Милы уже расстегивали его брюки. Свободной рукой она задирала себе юбку.
   Боже! Они лежали на кровати его отца, и Мила хотела, чтобы он  сделал
с ней это! Это был настоящий скверный  поступок,  и  Тедди  почувствовал
себя героем, тем более что его бейсбольная бита снова была готова к бою,
и чтобы пробиться на "базу", ему оставалось сделать один рывок.
   Мила, извиваясь всем телом, стала стаскивать трусики.
   - Ты когда-нибудь трахался по-настоящему, Тедди? -  спросила  она.  -
Как взрослые, а?
   - Конечно, - ответил он неожиданно севшим голосом.
   - Врешь, - насмешливо сказала Мила. - Я же знаю, что нет!
   Но Тедди было наплевать, что она о нем думала и что говорила.  Он  не
мог оторвать взгляда от густой темной поросли на  ее  лобке.  Только  об
этом он мог  думать  сейчас.  Только  туда  устремлялся  он  всем  своим
существом. И то, что они с Милой лежали на кровати отца,  в  его  личной
спальне, только делало предстоящее еще более захватывающим.
   Юбка Милы была задрана почти до пояса, трусики - спущены до  лодыжек.
Взмахнув ногой, она запустила  их  через  всю  комнату,  а  сама  широко
раздвинула ноги.
   - Ну давай, начинай, что ли, - сказала она деловито.
   Тедди знал, что ему следовало бы воспользоваться  презервативом.  Так
учил его отец, но под рукой не было  ни  одного,  к  тому  же  опасность
заболеть СПИДом была для Тедди чем-то теоретическим. Он  всегда  считал,
что это может случиться с кем угодно, но только не с ним.
   Навалившись на Милу всей своей тяжестью, он погрузился в ее  манящее,
горячее и влажное лоно.
   И в тот же самый миг раздался звон у главных ворот усадьбы.
   В первое мгновение Мила напряглась и застыла, как  парализованная,  а
краса и гордость Тедди съежилась, как проколотый воздушный шар.
   - Черт! - прохрипела Мила. - Этот идиот, кто бы  он  ни  был,  сейчас
разбудит мою мать, она заявится сюда и будет все  вынюхивать.  На  твоем
месте я бы ответила им как можно скорее. Ну, пошевеливайся же!
   И она с такой силой толкнула его, что Тедди скатился с кровати на пол
и на четвереньках пополз к внутреннему переговорному устройству.
   - Кто там? - испуганно крикнул он в домофон. Одной мысли о  том,  что
Ирен может застать его с Милой в спальне отца, было достаточно, чтобы он
перестал что-либо соображать.
   - Полиция, - раздался  незнакомый  мужской  голос.  -  Мы  хотели  бы
поговорить с владельцем черного джипа...
   И коп назвал номер машины Тедди.
   В первую секунду Тедди даже не испугался.
   Гулко ухало в груди его сердце, в голове заполыхали красные всполохи.
Липкий страх начал обволакивать его спустя мгновение, и  он  понял,  что
погиб. Этот звонок, этот чужой голос перерезал его жизнь пополам.
   Приподнявшись  на  кровати,  Мила  смотрела  на  него   с   тревожным
недоумением...



    Джеки КОЛЛИНЗ 
    ГОЛЛИВУДСКИЕ ЖЕНЫ 
    Перевод с английского И. Г. Гуровой 
 
 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА 
 
 
http://www.bestlibrary.ru 
 
Анонс 
 
    С  шокирующей  откровенностью  знаменитая  Джеки  Коллинз  открывает
ослепительный мир Голливуда, мир известных актеров и  начинающих  актрис
рассказывает об их  восхождении  к  успеху,  об  их  любовных  связях  и
супружеских изменах. Их судьбы так тесно и так  неожиданно  переплетены,
что они подчас и сами не подозревают, какую роль  играют  в  жизни  друг
друга Но,  как  и  полагается  в  голливудских  фильмах,  зло  наказано,
невинная красавица находит своего принца, а тот достает ей с неба звезду
или сам становится звездой. Ведь здесь, на этой великой "фабрике  грез",
возможно все.
 
Пролог 
 
   Он стоял в гостиной домика в Филадельфии.  Стоял  и  смотрел  на  них
троих. Три свиньи. Три хохочущих рыла. Зубы, глаза, волосы. Три свиньи.
   В нем бушевала черная ярость. Она билась внутри его черепа.
   В комнате работал телевизор.  Арчи  Банер  гундосил  дурацкие  шутки.
Синтетический хохот в студии.
   И еще хохот. В комнате рядом. Дополнительный идиотский хохот.
   Его мать. Жидкие пряди бурых волос. Дряблое тело, дряблый ум.
   Его отец. Облысевший. Тощий. Вставные челюсти: щелк  -  и  выскочили,
щелк - и встали на место.
   Джой. А он-то считал, что она не такая. Три свиньи.
   Он подошел к телевизору и прибавил звук.
   Они даже не заметили. Они хохотали. Над ним.  Да,  они  хохотали  над
ним.
   Ярость клокотала у него в голове, но внешне он хранил спокойствие. Он
знает, как заткнуть им рты. Да, знает.
   Стремительно и плавно. Чтобы у них не  осталось  времени  унять  свой
хохот и что-нибудь сообразить.
   Стремительно и плавно. Мачете описало первую смертоносную дугу.
   Стремительно и плавно. И брызнула кровь - его мать и  отец  свалились
от первого смертоносного замаха.
   Джой. Моложе, быстрее. Глаза  у  нее  выпучились  от  ужаса,  зажимая
рассеченное плечо, она, шатаясь, побрела к двери.
   А, так ты перестала хохотать, Джой! Ты перестала хохотать!
   Он снова взмахнул мачете и свалил ее, прежде чем она сделала еще хоть
шаг.
   И они не завизжали. Ни мать, ни отец, ни Джой.
   Он напал на них врасплох, как учат нападать солдат. Только он ведь не
солдат? Да, он не солдат.
   Его  сотрясли  судорожные  рыдания.   Странные   беззвучные   рыдания
отдавались конвульсиями в его теле, а он снова и снова взмахивал мачете.
Расправляясь со всеми тремя  одинаково.  Исступленная  разделка  мертвых
туш.
   Телевизор заглушал рыдания, хруст и чмоканье. Арчи Банер.
   Синтетический хохот.
   И мачете продолжало взлетать и  опускаться,  взлетать  и  опускаться,
словно управляемое какой-то демонической силой.
 
Глава 1 
 
   Элейн Конти проснулась в своей роскошной кровати  в  своем  роскошном
особняке в Беверли-Хиллз, нажала кнопку, управляющую шторами,  и  узрела
молодого человека в белой рубашке с открытым воротом и грязных  джинсах,
посылающего изящную дугу мочи в ее отделанный мозаичной плиткой бассейн.
   Присев,  она  принялась  нажимать  на  звонок,  призывая  Лину,  свою
мексиканскую  горничную,  одновременно  набрасывая  отделанный   перьями
марабу шелковый халат и вдевая ноги в матово-розовые домашние туфли.
   Молодой  человек  кончил  мочиться,  дернул  "молнию"  на  джинсах  и
удалился небрежной походкой.
   - Лина! - взвизгнула Элейн. - Где ты?
   Явилась  горничная,  невозмутимо  спокойная,  игнорируя  вопли  своей
хозяйки.
   - У бассейна какой-то хулиган, - возбужденно заявила Элейн. -  Позови
Мигеля! Позвони в полицию! И проверь, все ли двери заперты.
   Лина все так же хладнокровно начала убирать мусор с  тумбочки  Элейн.
Грязную бумажную салфетку, недопитый бокал с  вином,  перерытую  коробку
шоколадных конфет - Лина! - взвыла Элейн.
   - Не надо так, сеньора, - не моргнув глазом, сказала горничная. -  Он
не хулиган, а мальчик. Его прислал Мигель убрать бассейн. Мигель  болен.
Он не будет приходить в эту неделю.
   Элейн гневно покраснела.
   - Какого черта ты меня не предупредила? - Она кинулась в ванную и так
хлопнула дверью, что со стены сорвался эстамп и упал  на  пол.  Брызнуло
стекло. Дура! Безмозглая идиотка! Где теперь найдешь  хорошую  прислугу?
Приходят. Уходят. Им плевать, если тебя изнасилуют и изуродуют  в  твоем
собственном доме!
   И, конечно, случиться это должно было именно  тогда,  когда  Росс  на
съемках. Будь Росс в городе, Мигель никогда  бы  не  посмел  прикинуться
больным.
   Элейн сбросила халат, выскользнула  из  ночной  рубашки,  встала  под
бодрящие ледяные иглы душа. И скрипнула зубами. Для  кожи  нет  средства
лучше холодной воды, она все подтягивает.
   А Бог свидетель, подтягивать есть что, несмотря на гимнастику, йогу и
классы современных танцев.
   Не то чтобы она растолстела. Чего нет,  того  нет.  Нигде  ни  единой
лишней унции. Не так уж плохо для тридцати девяти лет.
   В тринадцать я была самой толстой девочкой в школе.  Слониха  Этта  -
такую мне дали кличку. И поделом!  Хотя  что  тринадцатилетняя  девчонка
может знать о калориях, диетах и режиме?
   Что может сделать тринадцатилетняя девчонка, когда бабушка  Штейнберг
пичкает ее пирожками и латкесом,  локсуном  и  багельсами,  штруделем  и
куриными клецками?
   Элейн угрюмо улыбнулась. Слониха Этта, рожденная в Бронксе,  показала
им всем! Слониха Этта, нью-йоркская секретарша, была теперь худощавой  и
изящной. И зовут ее Элейн Конти, и живет она в Беверли-Хиллз в  паршивом
дворце с шестью спальнями, с семью туалетами. И на равнине! Не где-то на
верхотуре среди холмов или у черта на рогах в Брентоне.  А  на  равнине.
Самые дорогие, самые лакомые участки!
   И у Слонихи Этты больше нет носа крючком, белобрысых волос,  щербатых
зубов, очков в проволочной оправе и доски вместо грудей.
   С течением лет она  изменилась.  Нос  у  нее  теперь  чуть  кокетливо
вздернут.   Белобрысые   волосы    стали    пышнокаштановыми,    коротко
подстриженными  и  с  золотым  отливом.  Кожа  -   алебастрово-белая   и
бархатистая ценой регулярных косметических  процедур.  Недостатки  зубов
скрыли  коронки.  Белые,  ровные,  они  делали  честь  "Ангелам  Чарли".
Дурацкие очки давным-давно сменились контактными голубыми  линзами.  Без
линз ее глаза были шиферно-серыми, и, читая, она  щурилась.  Ну,  не  то
чтобы она так уж много  читала.  Естественно,  журналы:  "Вог",  "Пипл",
"Ас".  Пролистывала  каталоги,   "Верайети"   и   "Голливуд   рипортер",
сосредоточиваясь на Арми Арчерде и Хэнке  Гранте.  Пожирала  "Что  носят
женщины" и "Обитатели Беверли-Хиллз", но не слишком интересовалась  тем,
что называла крутой политикой.
   Собственно, про политику она  вспомнила  только  в  тот  день,  когда
Рональд Рейган был избран президентом. Если Рональд  Рейган  сумел,  чем
Росс хуже?
   Груди хотя, бесспорно, не  достигли  стандарта  Ракель  Уэлч,  однако
стараниями ее первого мужа доктора Джона Столтвуда достигли безупречного
36 Б. Они задорно торчали, и никакая сила тяготения  была  над  ними  не
властна. Ну, а если все-таки получится накладка,  что  же  -  достаточно
навестить доброго старину Джонни. Они познакомились на  вечеринке,  и  в
некрасивом одиноком холостяке она распознала что-то общее  с  собой.  Он
занимался пластической хирургией  в  занюханной  нью-йоркской  больнице,
бесплодно растрачивая свой талант. Через  месяц  они  поженились,  и  не
прошло и года, как она привела в порядок свой нос и груди. Затем убедила
его переехать в Беверли-Хиллз  и  открыть  частную  практику.  Три  года
спустя он был признанным волшебником по грудям, а она развелась с ним  и
стала миссис Росс Конти. Странно, как все складывается.
   Росс Конти. Муж. Кинозвезда. Дерьмо высшего класса.
   И уж кому знать, как не ей. Что ни  говори,  а  замужем  она  за  ним
десять долгих лет, не таких уж легких и  не  становящихся  легче,  и  ей
известны о Россе Конти такие  вещи,  которые  ввергли  бы  в  шок  милых
старушек, еще влюбленных в него, - крути не крути, а ему под  пятьдесят,
и кумиром подростков его  не  назовешь,  и  с  каждым  уползающим  годом
трудности растут, и финансовое положение много хуже, чем было раньше,  и
каждый его фильм может оказаться для него последним, и...
   - Сеньора! - Лина замолотила  кулаками  в  дверь  ванной.  -  Мальчик
уходит. Он хочет свои деньги.
   Элейн вышла из-под душа, пылая негодованием. Он хочет денег! За  что,
спрашивается? За то, что поссал в ее бассейн?
   Она набросила пушистый халат цвета терракоты и открыла дверь.
   - Скажи ему, - произнесла она величественно, -  чтобы  ссать  он  шел
куда подальше!
   Лина недоумевающе уставилась на нее.
   - Двадцать долларов, миссис Конти. Через три дня он придет  для  того
же.
 
*** 
 
   Росс Конти безмолвно выругался. В бога и в душу.  Что  с  ним  такое?
Никак не может подать свои хреновые реплики. Восемь дублей, и все  ни  с
места.
   - Спокойнее, Росс,  -  невозмутимо  сказал  режиссер,  снисходительно
потрепав его по плечу.
   Тоже мне режиссер! Двадцать три  года  от  силы.  Волосищи  на  спине
болтаются, как у  ведьмы  на  шабаше.  А  "ливайсы"  такие  тесные,  что
причиндалы торчат, как дерьмовая куча!
   Росс стряхнул с плеча гнусную лапу.
   - Я совершенно спокоен. Меня отвлекает толпа.
   - Естественно, - проворковал Чип, кивая ассистенту. - Уйми их, Христа
ради, они же - задний план, а не на пробе голосов.
   Ассистент кивнул и отдал команду в мегафон.
   - Готовы повторить? - спросил Чип. Росс кивнул, и режиссер повернулся
к загорелой блондинке. - Повторяем, Шарон.
   Извини, детка.
   Росс  закипел.  Извини,  детка!  На  самом  деле  этот  прыщ  рад  бы
провякать: "Извини,  детка,  но  приходится  ублажать  старого  пердуна,
потому что прежде он в Голливуде был номер первый".
   Шарон улыбнулась.
   - Есть, Чип.
   Вот-вот! Есть, Чип, ублажим  старого  хрена.  Мама  его  обожала.  Не
пропустила ни одного его фильма. Так и смазывала трусики!
   - Грим! - буркнул Росс и добавил саркастически:
   - Если, конечно, никто не против.
   - Ну что вы! Все, что вам угодно.
   Угу. Все, что мне  угодно.  Потому  что  новоявленному  гению  в  его
шедевре без Росса Конти никак не обойтись. Росс  Конти  -  это  кассовый
сбор. Кто будет преть в очереди, чтобы посмотреть Шарон Ричмен? Да кто о
ней слышал, кроме пары миллионов телевизионных психов,  которые  пялятся
на дерьмовую программу  об  инструкторшах  по  водным  лыжам?  Дерьмо  в
конфетной обертке! Шарон Ричмен - пучок волос и полный рот зубов!  Да  я
не стану ее трахать, приползи  она  в  мой  трейлер  на  четвереньках  с
высунутым языком.
   Ну разве уж на коленях попросила бы!
   Вокруг него хлопотала гримерша. Вот это правильная  девчонка.  Знает,
кто тут звезда. Большой пуховкой она убрала глянец пота  с  его  носа  и
поправила брови крохотным гребешком.
   Он небрежно ущипнул ее за мягкое место. Она восторженно улыбнулась.
   Приходи ко мне в трейлер, детка, и я научу тебя, как сосать звезду.
   - Отлично, - вякнул подонок Чип. - Росс, мы готовы?
   Мы готовы, жопа. Он кивнул.
   - Чудесно. Начали!
   Сцена прошла нормально. Простенький эпизод, в котором  у  Росса  было
три реплики на шесть реплик Шарон, после  чего  он  небрежно  уходил  за
кадр. Камнем преткновения была Шарон.
   Она тупо смотрела перед  собой,  каждый  раз  сбивая  его  со  второй
реплики. Стерва! Она нарочно. Старается мне подгадить.
   - В бога и всех святых! - наконец взорвался Чип. - Это же  не  чертов
монолог из "Гамлета"!
   Вот-вот! Орет на меня, как на какого-нибудь статиста!
   Росс повернулся и, не оглянувшись, ушел со  съемочной  площадки.  Чип
состроил гримасу Шарон.
   - Вот что случается, когда снимаешь бездарность.
   - Моя мамусенька его обожала! - просюсюкала она.
   - Значит, твоя мамусенька еще большая дебилка, чем ее дочка.
   Она хихикнула. Оскорбления Чипа ее не трогали. В постели  командовала
она, а это было главное.
 
*** 
 
   Элейн  Конти  медленно  вела  свой  голубой  "Мерседес"  по  бульвару
Ла-Синега. Ехала она медленно, чтобы не испортить ногти, которые  только
что привела в порядок в новой сенсационной ногтевой  клинике  "Ноготь  -
жизни поцелуй". Замечательное заведение.  Сломанный  ноготь  на  большом
пальце ей подправили так, что даже она сама не могла  обнаружить  изъян.
Элейн обожала открывать новые заведения. Это дарило ей капельку  власти.
Она включила кассету Стрейзанд и в тысячный раз поразилась, почему милая
Барбара  не  привела  в  порядок  свой  нос.  В  городе,  культивирующем
безупречные лица.., и, бог свидетель, деньги у нее есть! Впрочем, нос не
помешал ее артистической карьере.., да  и  любовной  жизни  тоже.  Элейн
нахмурилась, задумавшись о собственной любовной жизни. Росс не  подходил
к ней месяцы и  месяцы.  Подонок.  Только  потому,  что  сам  был  не  в
настроении.
   В годы брака Элейн позволила себе только два романа на стороне. И оба
неудачные. Она  ненавидела  романы  на  стороне,  они  отнимали  столько
времени. Взлеты и провалы, вверх-вниз, вверх-вниз. Стоит  ли  оно  того?
Она решила, что не стоит. Но теперь у нее возникли сомнения.
   Последний кончился более двух лет назад.  Она  покраснела  при  одном
воспоминании. На какой неоправданный риск она шла! И ради  человека,  от
которого не могла ждать никакой пользы. Ну, разве что привести в порядок
зубы. Но они уже были безупречными.  Милтон  Лэнгли,  ее  дантист  -  и,
возможно,  дантист  всех  денежных   обитателей   Беверли-Хиллз.   Какую
неосторожность она допустила, связавшись с ним! Но ведь связался  с  ней
он.