Эшли во фруктовом саду Тары, где гулял ветер: "То, что  нас
ждет, будет хуже войны... хуже тюрьмы... хуже смерти".
   Впервые она столкнулась с Реконструкцией, когда  узнала,  что  Джонас
Уилкерсон при содействии янки может выселить ее из  Тары.  Но  появление
Тони показало ей, что есть вещи  и  пострашнее.  Он  примчался  глубокой
ночью, исхлестанный дождем, и через несколько  минут  навсегда  исчез  в
темноте, но за этот короткий промежуток приподнял завесу, обнаружив  но-
вые беды, и Скарлетт со всей безнадежностью поняла, что завеса  эта  ни-
когда не опустится.
   В ту ненастную ночь, когда они услышали  грохот  дверного  молотка  -
настойчивый, требовательный, Скарлетт вышла на лестницу,  закутавшись  в
халат, поглядела вниз, в холл, и на миг увидела смуглое мрачное лицо То-
ни, который тут же нагнулся и задул принесенную Фрэнком свечу.  Скарлетт
ринулась в темноту, схватила холодную влажную руку Тони и услышала,  как
он прошептал:
   - Они гонятся за мной... еду в Техас... лошадь  подо  мной  полумерт-
вая... а я погибаю от голода... Эшли сказал, чтобы к  вам...  Только  не
зажигайте свечи! Еще разбудите черных... Я не хочу, чтоб вы попали из-за
меня в беду.
   На кухне, когда закрыли все ставни и спустили до  самых  подоконников
жалюзи, он позволил зажечь свет и короткими, отрывистыми фразами поведал
свою историю Фрэнку, в то время как Скарлетт хлопотала, собирая для него
на стол.
   Он был без пальто и промок насквозь. Шляпы на нем тоже не; было, чер-
ные волосы его прилипли  к  маленькой  голове.  Но  задор,  свойственный
братьям Фонтейн, - задор, от которого у Скарлетт в ту ночь мурашки побе-
жали по коже, - горел в его бегающих глазках, когда он залпом выпил вис-
ки, которое Скарлетт ему принесла. А Скарлетт благодарила бога, что тетя
Питти мирно храпит наверху. Она бы наверняка  упала  в  обморок,  увидев
его!
   - Одним чертовым ублю... одним подлипалой стало  меньше,  -  произнес
Тони, протягивая стакан, чтобы ему налили еще виски. - Я скакал  во  всю
мочь: могу расстаться со своей шкурой, если быстро не уберусь отсюда.  И
все равно ни о чем не жалею. Ей-богу, не жалею! Попытаюсь  добраться  до
Техаса и там затаюсь. Эшли был со мной в Джонсборо и велел мне  ехать  к
вам. Но мне нужна другая лошадь, Фрэнк, и немного денег. Лошадь  у  меня
полумертвая - ведь я всю дорогу гнал ее изо всех сил, -  да  к  тому  же
по-глупому выскочил сегодня из дома как  сумасшедший,  без  пальто,  без
шляпы и без цента в кармане. Правда, в доме у  нас  деньгами  не  разжи-
вешься.
   Он рассмеялся и с жадностью набросился на холодную кукурузную лепешку
и холодный салат из листьев репы в хлопьях застывшего белого жира.
   - Можете взять мою лошадь, - спокойно сказал Фрэнк. - У меня при себе
всего десять долларов, но если вы дождетесь здесь утра...
   - Черта с два, да разве я могу ждать! - убежденно, но даже как-то ве-
село воскликнул Тони. - Они скорей всего мчатся за мной по пятам. Не так
уж намного я их и обогнал! Если бы не Эшли, который вытащил меня  оттуда
и посадил на лошадь, я бы так и остался там как дурак и сейчас уже висел
бы в петле. Славный малый этот Эшли.
   Значит, и Эшли замешан в этой страшной, непонятной чертовщине.  Скар-
летт, вся похолодев, поднесла руку ко рту. А что, если янки уже схватили
Эшли? Ну почему, почему Фрэнк не спросит, что же все-таки произошло? По-
чему он принимает все это так спокойно, будто ничего особенного не  слу-
чилось? Она с трудом заставила себя разжать губы.
   - А что... - начала она. - Кого...
   - Да бывшего управляющего вашего батюшки... Будь он проклят... Джона-
са Уилкерсона.
   - И вы его... Он что, мертв?
   - Бог ты мой, Скарлетт О'Хара! - раздраженно воскликнул  Тони.  -  Уж
если я решил кому-то вспороть брюхо, неужели, вы думаете,  я  удовлетво-
рюсь тем, что оцарапаю его тупой стороной ножа? Нет, конечно,  и  можете
мне поверить, я искромсал его на кусочки.
   - Вот и прекрасно, - не повышая голоса, произнес Фрэнк. -  Я  никогда
не любил этого малого.
   Скарлетт взглянула на мужа. Он был совсем не  похож  на  того  слабо-
вольного Фрэнка, которого она знала, - Фрэнка, который обычно нервно те-
ребил бороденку и которым так легко было помыкать. Сейчас в  нем  появи-
лись решительность и спокойствие и он справлялся с неожиданно  возникшей
ситуацией, не тратя слов даром. Перед ней был мужчина,  и  Тони  -  тоже
мужчина, и вся эта страшная история - мужское дело,  в  котором  женщине
нет места.
   - А Эшли... Он не...
   - Нет. Он хотел убить Джонаса, но я сказал ему, что  это  мое  право,
потому что Салли - моя родственница, и Эшли под конец сдался. Но  насто-
ял, что поедет со мной в Джонсборо - на случай, если  Уилкерсон  возьмет
верх. Я не думаю, чтобы старина Эшли попал из-за этого в беду.  Надеюсь,
что нет. А не найдется у вас джема к кукурузной лепешке? И не можете  ли
вы дать мне чего-нибудь с собой?
   - Я сейчас закричу, если вы не расскажете мне все по порядку.
   - Подождите, пока я уеду, и тогда кричите, сколько вашей душе угодно.
Я все вам расскажу, пока Фрэнк будет седлать лошадь. Этот чертов... Уил-
керсон и так уж причинил немало вреда. Вы же знаете, он чуть не  доконал
вас налогами. Но это только одна из его пакостей. Хуже всего то, что  он
без конца подстрекал черномазых. Кто бы мог сказать, что настанет  день,
когда я буду их ненавидеть! Черт бы их побрал, они же верят  всему,  что
эти мерзавцы говорят им, и забывают то доброе, что мы для них делали.  А
сейчас янки поговаривают о том, чтобы дать черномазым право голоса.  Нам
же голосовать не дадут. Да во всем графстве можно по пальцам пересчитать
демократов, которым разрешено голосовать: янки ведь вычеркнули из  спис-
ков всех, кто сражался на стороне Конфедерации. А если  они  еще  неграм
разрешат голосовать, то нам вообще конец. Черт подери, это же наш  штат!
Наш, а не янки! Ей-богу, Скарлетт, с таким мириться  нельзя!  И  мы  ми-
риться не станем! Что-нибудь придумаем - пусть хоть до войны  дойдет!  А
то у нас скоро будут и судьи-ниггеры, и законодатели-ниггеры -  куда  ни
глянь, всюду черные обезьяны...
   - Прошу вас... поскорее расскажите мне все! Что же произошло?
   - Подождите заворачивать эту лепешку... дайте мне сначала еще  кусок.
Ну, так вот, пошли слухи, что Уилкерсон слишком  далеко  зашел  в  своих
разговорах насчет равноправия негров. Да, да, он часами  вдалбливал  это
черномазым идиотам. У него хватило нахальства... нагло... - Тони чуть не
захлебнулся собственной слюной, - ...говорить, что ниггеры могут...  мо-
гут иметь... белых жен.
   - Ах, Тони, этого быть не может!
   - Ей-богу, так! И я не удивляюсь, что вы побелели.  Но  черт  возьми,
Скарлетт, это же не новость для вас! Это внушают неграм и здесь,  в  Ат-
ланте.
   - Я... я не знала.
   - Значит, Фрэнк скрыл это от вас. Словом, мы надумали навестить ночью
мистера Уилкерсона и потолковать с ним по душам, но  прежде  чем  отпра-
виться туда... Вы помните этого черного бугая Юстиса, который был у  нас
десятником?
   - Да.
   - Так он сегодня подошел к двери нашей кухни - а Салли  готовила  там
ужин - и... Я не знаю, что он ей сказал. Да теперь, видно, никогда и  не
узнаю. Словом, что-то он ей сказал, и я услышал, как она  вскрикнула;  я
бросился на кухню, а он там - пьяный, как последний сукин сын... извини-
те, Скарлетт, сорвалось с языка.
   - Продолжайте.
   - Я пристрелил его; на крик Салли прибежала мама, а я вскочил на  ло-
шадь и помчался в Джонсборо к Уилкерсону Ведь это он был виноват в  том,
что произошло. Этот черный дурак в жизни бы не додумался явиться  к  нам
на кухню, если б не Уилкерсон. Возле Тары я встретил Эшли, ну и он,  ко-
нечно, поскакал со мной. Он сказал, что сам разделается с Уилкерсоном за
то, что тот хотел отобрать у вас Тару, а я сказал - нет, это  сделаю  я,
потому что Салли - жена моего родного покойного брата; мы  проспорили  с
ним всю дорогу. А когда примчались в город - ей-богу, Скарлетт, не пове-
рите: я, оказывается, даже и пистолета с собой не взял. Забыл в конюшне.
В такой я был ярости...
   Он умолк и откусил от черствой лепешки, а Скарлетт почувствовала, как
по телу у нее пробежала дрожь. Неуемная ярость Фонтейнов вошла в историю
округи задолго до этих событий.
   - Пришлось мне идти на него с ножом. Обнаружил я этого негодяя в  ба-
ре. Затиснул его в угол - а Эшли никому не давал  подойти  к  нам  -  и,
прежде чем полоснуть ножом, растолковал ему, за что хочу его  прирезать.
А как дальше было дело, сам не знаю, - медленно произнес Тони.  -  Опом-
нился я уже в седле: Эшли посадил меня на лошадь и велел  ехать  к  вам,
друзья. Эшли хороший малый, не подведет. Он не теряет головы.
   В эту минуту вошел Фрэнк с переброшенным через руку пальто и протянул
его Тони. Это было его единственное теплое пальто, но Скарлетт возражать
не стала. Ее дело тут - сторона, пусть мужчины сами разбираются.
   - Но, Тони... вы так нужны дома. Если бы вы вернулись и все  объясни-
ли, конечно же...
   - Фрэнк, вы женились на дурочке, - с усмешкой сказал Тони,  натягивая
пальто. - Она думает, янки наградят человека за то, что он не подпускает
ниггеров к своим белым женщинам. Что ж, конечно, наградят - военным три-
буналом и веревкой. Поцелуйте меня, Скарлетт. Фрэнк не станет возражать,
а я ведь, может, больше никогда вас не увижу. Техас - это далеко. Писать
я не осмелюсь, поэтому сообщите домой: пусть знают, что я  хоть  до  вас
добрался в целости.
   Она позволила ему поцеловать себя; мужчины вышли на заднее крыльцо и,
несмотря на проливной дождь, постояли немного, поговорили.  Затем  Скар-
летт услышала хлюпанье воды под копытами. Тони ускакал.  Она  приоткрыла
дверь и в щелку увидела, как Фрэнк повел тяжело дышавшую,  спотыкавшуюся
лошадь в сарай. Тогда Скарлетт снова закрыла дверь и опустилась в кресло
- колени у нее подгибались.
   Теперь она поняла, что принесла с собой Реконструкция, -  поняла  так
отчетливо, как если бы вокруг ее дома сидели на корточках полуголые  ди-
кари в набедренных повязках. В памяти ее возникло многое, чему она  была
свидетельницей последнее время, но на что не обратила должного внимания:
разговоры, которые она слышала, но которые не доходили до  ее  сознания,
обрывки фраз, которыми обменивались мужчины, внезапно умолкавшие при  ее
появлении; мелкие происшествия, которым она в свое время не придала зна-
чения; тщетные попытки Фрэнка убедить ее не ездить на лесопилку с  одним
только немощным дядюшкой Питером в качестве защитника.  Сейчас  все  это
вдруг сложилось в устрашающую картину.
   И главное место в этой картине занимали негры, а за ними стояли  янки
со штыками наготове. Ее могут убить, могут изнасиловать, подумала  Скар-
летт, и скорее всего никто за это не понесет наказания.  А  любого,  кто
попытается  отомстить  за  нее,  янки  повесят  -  повесят  без  суда  и
следствия. Офицеры-янки, как она слышала, понятия не имеют  о  том,  что
такое закон, и даже разбираться не станут, при каких обстоятельствах со-
вершено преступление, - они готовы чинить суд над любым южанином  и  тут
же вздернуть его.
   "Что же нам делать? - думала Скарлетт, ломая руки от бессилия и стра-
ха. - Что можем мы против этих дьяволов, которые готовы повесить  такого
славного парня, как Тони, только за то, что он прикончил пьяного бугая и
мерзавца-подлипалу, защищая своих женщин?"
   "С таким мириться нельзя!" - воскликнул Тони и был прав. С  этим  не-
возможно мириться. Но что поделаешь? Придется терпеть  -  ведь  они  так
беспомощны! Ее затрясло, и впервые в жизни она поняла,  что  не  властна
над людьми и событиями, отчетливо увидела, что Скарлетт О'Хара, испуган-
ная и беспомощная, - отнюдь не средоточие вселенной.  Таких  испуганных,
беспомощных женщин, как она, - тысячи на Юге. И тысячи  мужчин,  которые
сложили оружие у Аппоматтокса, а сейчас снова взяли его в руки и  готовы
по первому зову рисковать жизнью.
   В лице Тони было что-то такое, что отразилось и в лице Фрэнка, -  это
выражение она не раз последнее время видела и на лицах  других  людей  в
Атланте, замечала его, но не давала себе труда разгадать. Это было выра-
жение совсем новое - не усталость и беспомощность, которые она видела на
лицах мужчин, возвращавшихся с войны после поражения. Тем было все  без-
различно - лишь бы добраться до дома. А сейчас им не было все безразлич-
но, к омертвевшим нервам возвращалась жизнь, возрождался былой  дух.  Им
не было все безразлично - только появилась у них  холодная,  беспощадная
горечь. И подобно Тони, они думали: "С таким мириться нельзя!"
   Скарлетт видела южан в разных ипостасях: вежливых и удалых - в  пред-
военные дни; отчаянных и жестоких - в дни последних безнадежных схваток.
Но в лицах этих двоих, которые только что смотрели друг на друга  поверх
пламени свечи, было что-то иное, что-то и согревшее ей душу, и  напугав-
шее ее, - ярость, для которой не было слов, решимость, которую не  оста-
новишь.
   Впервые она почувствовала, что составляет единое целое с теми, кто ее
окружает, почувствовала, что делит их страхи, их горечь,  их  решимость.
Нет, с таким мириться нельзя! Юг - слишком хорош, чтобы выпустить его из
рук без борьбы, слишком любим, чтобы позволить янки,  которые  ненавидят
южан так, что готовы втоптать их в грязь, - надругаться над этой землей,
слишком дорог, чтобы отдать родной край неграм, опьяневшим  от  виски  и
свободы.
   Вспоминая внезапное появление Тони и столь  же  внезапное  и  стреми-
тельное его исчезновение, она чувствовала себя сродни ему, ибо ей вспом-
нился давний рассказ о том, как ее отец покидал Ирландию,  покидал  пос-
пешно, ночью, совершив убийство, которое ни он, ни его семья не  считали
убийством. Ведь и в ее жилах текла кровь  Джералда,  буйная  кровь.  Она
вспомнила, какая пьянящая радость обожгла,  захлестнула  ее,  когда  она
пристрелила мародера-янки. Буйная кровь текла у всех у  них  в  жилах  -
текла под самой кожей, опасно близко к поверхности, то и  дело  прорывая
приятную, учтиво-любезную внешнюю оболочку. Все они, все мужчины,  кото-
рых она знала, даже мечтательно-задумчивый Эшли и нервно теребящий боро-
денку Фрэнк, были в душе такими буйными, способными,  если  потребуется,
даже на убийство. К примеру, Ретт, бесстыжий разбойник, и тот убил негра
за то, что он "нахально вел себя с леди".
   Фрэнк вошел кашляя, отряхиваясь от дождя, и она  стремительно  подня-
лась с места.
   - Ах, Фрэнк, сколько же нам все это терпеть? До тех  пор,  пока  янки
будут так ненавидеть нас, лапочка!
   - Но неужели никто ничего не может сделать?
   Фрэнк устало провел рукой по мокрой бороде.
   - Мы кое-что делаем.
   - Что?
   - К чему болтать, пока ничего не добились! На это  могут  уйти  годы.
Возможно... возможно. Юг навсегда останется таким.
   - Ох нет!
   - Лапочка, пойдемте спать, вы; должно быть, совсем замерзли. Вас  всю
колотит.
   - Но когда же это кончится?
   - Тогда, когда мы снова получим право голоса, лапочка. Когда  каждый,
кто сражался, отстаивая наш Юг, сможет  опустить  в  урну  избирательный
бюллетень с именем южанина и демократа.
   - Бюллетень? - в отчаянии воскликнула она. - Да какой толк  от  этого
бюллетеня, когда негры потеряли разум... когда янки отравляют  им  душу,
настраивая против нас?
   Фрэнк терпеливо принялся ей объяснять, но у Скарлетт в голове не  ук-
ладывалось, как с помощью выборов можно избежать беды. Зато она с облег-
чением подумала о том, что Джонас Уилкерсон никогда уже не будет  больше
угрожать Таре, и еще она подумала о Тони.
   - Ох, бедные Фонтейны! - воскликнула она. - У них остался один только
Алекс, а ведь в Мимозе столько дел. Ну, почему у Тони не хватило  ума...
почему он не подумал проделать все ночью, чтоб никто не узнал,  что  это
он? Ведь во время весенней пахоты он куда нужнее у себя дома, чем где-то
в Техасе.
   Фрэнк обнял ее. Обычно он делал это робко, словно боясь, что она  не-
терпеливо сбросит его руку, но сегодня взгляд его был устремлен  куда-то
вдаль, а рука крепко обвила ее талию.
   - Сейчас есть вещи поважнее пахоты, лапочка. И одна из них -  вселить
страх в негров и дать этим подлипалам хороший урок. И до  тех  пор  пока
есть такие славные ребята, как Тони, я думаю, мы можем не слишком волно-
ваться насчет будущего нашего Юга. Пошли спать.
   - Но, Фрэнк...
   - Если мы будем держаться вместе и ни на дюйм не уступим янки, наста-
нет день, когда мы победим. И не ломайте над этим свою  хорошенькую  го-
ловку, лапочка. Предоставьте мужчинам волноваться. Возможно,  при  нашей
жизни этого еще и не будет, но такой день настанет, Янки  надоест  дони-
мать нас, когда они увидят, что не в силах ничего  с  нами  поделать,  и
тогда мы сможем спокойно и достойно жить и воспитывать наших детей.
   Скарлетт подумала об Уэйде и о тайне, которую носила в себе уже  нес-
колько дней. Нет, не хочет она, чтобы дети ее росли среди этого  разгула
ненависти и неуверенности в завтрашнем дне, среди ожесточения и насилия,
способных прорваться в любую секунду, среди  бедности,  тяжких  невзгод,
ненадежности. Не хочет она, чтобы ее дети знали такое. Ей нужен прочный,
упорядоченный мир, чтобы она могла спокойно смотреть вперед и знать, что
ее детям обеспечено безопасное будущее, - мир, где ее дети будут жить  в
тепле, обласканные, хорошо одетые, сытые.
   Фрэнк считал, что всего этого можно добиться голосованием.  Голосова-
нием? Да при чем тут голосование? Ни один порядочный человек на Юге  ни-
когда уже не будет иметь право голоса. На свете есть только одно  надеж-
ное средство против любой  беды,  которую  может  обрушить  на  человека
судьба, это - деньги. "Нужны деньги, - лихорадочно  думала  Скарлетт,  -
много, много денег, чтобы уберечься от беды".
   И без всяких околичностей она объявила Фрэнку, что ждет ребенка.
   Не одну неделю после побега Тони солдаты-янки являлись к тете Питти и
устраивали в доме обыск. Они приезжали в  самые  неожиданные  часы,  без
всякого предупреждения, и заполняли дом. Они разбредались  по  комнатам,
задавали вопросы, открывали шкафы, щупали висевшую на  вешалках  одежду,
заглядывали под кровати. Военные власти прослышали, что Тони направили к
мисс Питти, и были уверены, что он все еще  скрывается  тут  или  где-то
поблизости.
   В результате тетя Питти постоянно пребывала в состоянии "трепыханья",
как выражался дядюшка Питер: ведь в ее спальне мог в любую  минуту  поя-
виться офицер, а то и целый взвод. Но Фрэнк и Скарлетт ни словом не  об-
молвились о кратком визите Тони, так что старушка ничего не могла выбол-
тать, даже если бы ей и захотелось. Поэтому  она  вполне  чистосердечно,
дрожащим голоском объясняла, что видела Тони Фонтейна всего раз в  жизни
и было это на рождество 1862 года.
   - И знаете, - поспешно добавляла она, слегка задыхаясь и стремясь вы-
казать солдатам-янки свое доброе отношение: - он тогда был очень навесе-
ле.
   Скарлетт, которая  плохо  переносила  первые  месяцы  беременности  и
чувствовала себя совсем несчастной, то принималась  страстно  ненавидеть
синемундирников, нарушавших ее затворничество и нередко уносивших с  со-
бой разные приглянувшиеся мелочи, то не менее страстно боялась,  как  бы
Тони не навлек на всех них беду. В тюрьмах полно было людей,  арестован-
ных за куда меньшие проступки. Она знала, что, если хотя бы доля  правды
выплывет наружу и будет доказана, всех их - не только ее и Фрэнка, но  и
ни в чем не повинную тетю Питти - заключат в острог.
   Вот уже некоторое время в Вашингтоне шли разговоры о том, чтобы  кон-
фисковать всю "собственность мятежников" и за счет этого заплатить воен-
ные долги Соединенных Штатов, - из-за подобных слухов  Скарлетт  находи-
лась в состоянии страха и непрестанной тревоги. А теперь по Атланте  еще
пошли разговоры о конфискации собственности тех, кто нарушил законы  во-
енного времени, и Скарлетт тряслась, опасаясь, как бы им  с  Фрэнком  не
лишиться не только свободы, но и дома, и лавки