мля - как любимое, прекрасное лицо  матери,  тихое,  успокоившееся
наконец после перенесенных смертных мук. Ей чудилось, что  эти  знакомые
леса полны призраков. Тысячи солдат пали в боях под Джонсборо. Их души -
души друзей и души врагов - глядели на нее оттуда, из этих заколдованных
рощ, сквозь пронизанную косыми вечерними лучами солнца зловеще недвижную
листву - слепыми, багровыми от крови и красной пыли, страшными, остекле-
нелыми глазами глядели на нее в ее разбитой повозке.
   - Мама! мама! - беззвучно прошептала Скарлетт. О, если бы только доб-
раться до Эллин! Если бы только каким-нибудь чудом Тара осталась целой и
невредимой и она могла бы, миновав длинную подъездную аллею, войти в дом
и увидеть доброе, нежное лицо Эллин, ощутить мягкое прикосновение ее чу-
дотворных рук, мгновенно отгоняющее всякий страх, могла бы припасть к ее
коленям, зарыться в них лицом! Мама знала бы, что нужно делать.  Она  не
дала бы Мелани и ее младенцу умереть. "Тихо, тихо!" - спокойно произнес-
ла бы она, и все страхи и  призраки  развеялись  бы  как  дым.  Но  мама
больна, быть может, умирает.
   Скарлетт снова стегнула хворостиной истерзанный круп лошади.  Во  что
бы то ни стало надо ехать быстрее. Целый день тащатся они в самое  пекло
по этому проселку, и ему не видно конца. Скоро стемнеет, а они  по-преж-
нему будут одни среди этой пустыни, где витает смерть. Скарлетт покрепче
ухватила вожжи стертыми до волдырей руками и с яростью  принялась  пону-
кать лошадь, не обращая внимания на ломоту в плечах.
   Лишь бы добраться до отчего дома, до теплых объятий Эллин  и  сложить
со своих слабых плеч эту слишком тяжелую для нее ношу: умирающую  женщи-
ну, полуживого младенца, своего  изголодавшегося  сынишку,  перепуганную
негритянку - всех, ищущих в ней защиты, опоры, всех, кто,  глядя  на  ее
прямую спину, продолжает уповать на ее силу и отвагу,  не  понимая,  что
она давно их утратила.
   Измученное животное не отзывалось ни на вожжи, ни на хворостину и все
так же медленно тащилось, еле передвигая ноги, спотыкаясь, когда под ко-
пыта попадали большие камни, и шатаясь при этом так, что, казалось, того
и гляди рухнет на землю. Но вот, в сумерках, они  все  же  добрались  до
последнего поворота, за которым их долгое путешествие должно было прийти
к концу. Свернув с проселка, они снова выехали на большую дорогу. До Та-
ры оставалась всего миля пути!
   Впереди проглянула темная масса живой изгороди - плотная стена  диких
апельсиновых деревьев, отмечавшая  начало  владений  Макинтошей.  Вскоре
Скарлетт остановила лошадь на дубовой аллее, ведущей от  дороги  к  дому
старика Энгуса Макинтоша. В сгущающихся сумерках она вглядывалась в даль
между двумя рядами старых дубов. Всюду темно. Ни единого  огонька  ни  в
окнах дома, ни вокруг. Когда глаза привыкли  к  темноте,  она  различила
ставшую уже знакомой на протяжении всего этого  страшного  дня  картину:
очертания двух высоких печных труб, возносящихся вверх,  как  гигантские
надгробия, над руинами второго этажа, безмолвно глядящими в пустоту нез-
рячими проемами выбитых окон.
   - Хэлло! - собрав остатки сил, крикнула она. - Хэлло!
   Присей в ужасе вцепилась ей в руку, и, обернувшись, Скарлетт  увидела
ее вытаращенные от страха глаза.
   - Не кричите, мисс Скарлетт! Пожалуйста, не кричите, - зашептала  она
срывающимся голосом. - Мало ли что может отозваться!
   "Боже милостивый! - подумала Скарлетт, и дрожь прошла у нее по  телу.
- Боже милостивый! А ведь она права. Мало ли что может появиться оттуда,
с пепелища!"
   Она подергала вожжи, трогая лошадь с места. При виде дома  Макинтошей
последний еще теплившийся в ее душе огонек надежды угас. Дом  был  разо-
рен, сожжен, покинут - как и все прочие усадьбы, мимо которых они сегод-
ня проезжали. Тара находилась всего в полумиле отсюда, по той же дороге,
прямо на пути неприятельской армии. Ее, конечно, тоже сровняли с землей.
Она найдет там только груду обгорелых кирпичей, да звезды, мерцающие над
отвалившейся кровлей, да Тишину - такую же страшную,  как  повсюду,  мо-
гильную тишину. И ни Эллин, ни Джералда, ни сестер, ни Мамушки, ни  нег-
ров - бог весть где они теперь!
   Что толкнуло ее на этот безумный шаг? И зачем, вопреки здравому смыс-
лу, потащила она с собой Мелани с младенцем? Для них было бы лучше  уме-
реть в Атланте, чем, промучившись весь день в тряской повозке, под паля-
щим солнцем, найти смерть среди безмолвных руин Тары.
   Но Эшли поручил Мелани ее заботам. "Позаботьтесь о ней", - сказал он.
О, этот неповторимо прекрасный и мучительный день,  когда  он  поцеловал
ее, прежде чем расстаться с ней навсегда! "Вы ведь позаботитесь  о  ней,
верно? Обещайте мне!" И она пообещала. Зачем связала она себя этим  обе-
щанием, вдвойне тягостным теперь, когда Эшли ушел из ее  жизни?  Даже  в
эти минуты, измученная до предела, она находила в себе  силы  ненавидеть
Мелани и жалобный, писклявый голосок ее ребенка, все реже и слабее нару-
шавший тишину. Но она связала себя словом, и теперь и Мелани и  младенец
неотторжимы от нее так же, как Уэйд и Присей, и она должна  бороться  за
них из последних сил, до последнего дыхания. Она могла бы оставить Мела-
ни в Атланте, сунуть ее в госпиталь и бросить там на произвол судьбы. Но
после этого как взглянула бы она Эшли в глаза на этой земле, да и на том
свете, как призналась бы ему, что оставила его жену и ребенка умирать на
руках у чужих людей?
   О, Эшли! Где был он этой ночью, когда она мучилась с его женой и  ре-
бенком на темных, лесных, населенных призраками дорогах? Жив ли он и ду-
мал ли о ней в эти минуты, изнывая за тюремной решеткой Рок-Айленда? Или
его уже давно нет в живых и тело его гниет в какой-нибудь канаве  вместе
с телами других погибших от оспы конфедератов?
   Нервы Скарлетт были натянуты как  струна,  и  она  едва  не  лишилась
чувств, когда в придорожных кустах внезапно раздался шорох. Присей прон-
зительно взвизгнула и бросилась ничком на дно  повозки,  придавив  собой
младенца. Мелани слабо пошевелилась, шаря вокруг себя, ища свое дитя,  а
Уэйд сжался в комочек и зажмурил глаза, утратив даже  голос  от  страха.
Потом кусты раздвинулись, затрещав под тяжелыми копытами, и всех их  ог-
лушило протяжное, жалобное мычание.
   - Да это же корова, - хриплым с перепугу  голосом  проговорила  Скар-
летт. - Не валяй дурака. Присей. Ты чуть не задавила ребенка и  напугала
мисс Мелани и Уэйда.
   - Это привидение! - визжала Присей, корчась от страха на дне повозки.
   Обернувшись на сиденье, Скарлетт  подняла  хворостину,  служившую  ей
кнутом, и огрела Присей  по  спине.  Она  сама  была  так  перепугана  и
чувствовала себя такой беспомощной, что испуг и беспомощность Присей вы-
вели ее из себя.
   - Сейчас же сядь на место, идиотка, - сказала она. - Пока я не  обло-
мала о тебя хворостину.
   Хлюпая носом. Присей подняла голову, выглянула из повозки и  увидела,
что это и в самом деле корова: пятнистое, бело-рыжее животное  стояло  и
смотрело на них большими, испуганными глазами. Широко разинув рот, коро-
ва замычала снова, словно от боли.
   - Может, она ранена? Коровы обычно так не мычат.
   - Походке, она давно не доена, вот и мычит, - сказала Присей,  понем-
ногу приходя в чувство. - Верно, это Макинтошева  корова.  Негры  небось
угнали ее в лес, и она не попалась янки на глаза.
   - Мы заберем ее с собой, - мгновенно решила Скарлетт. - И у нас будет
молоко для маленького.
   - Как это мы заберем корову, мисс Скарлетт? Мы не можем забрать коро-
ву. Какой с нее толк, раз она давно не доена? Вымя у нее раздулось - то-
го и гляди лопнет.
   - Ну, раз ты так все знаешь про коров, тогда снимай нижнюю юбку, пор-
ви ее и привяжи корову к задку повозки.
   - Мисс Скарлетт, так у меня ж почитай месяц как нет  нижней  юбки,  а
когда б и была, я б нипочем не стала вязать корову. Я совсем не  умею  с
коровами. Я их боюсь.
   Скарлетт бросила вожжи и задрала подол. Обшитая кружевами нижняя юбка
была единственным оставшимся у нее красивым и к тому же незваным предме-
том туалета. Скарлетт развязала тесемки на талии и спустила юбку, безжа-
лостно стягивая ее за шелковистые льняные оборки. Ретт привез ей льняное
полотно и кружева из Нассау, когда ему в  последний  раз  удалось  прор-
ваться на своем судне сквозь блокаду, и она целую неделю не покладая рук
шила эту юбку. Без малейшего колебания она взялась  за  подол,  дернула,
пытаясь его разорвать, потом перекусила зубами шов, материя поддалась, и
она оторвала длинную полосу. Она яростно продолжала орудовать и руками и
зубами, пока юбка не превратилась в груду длинных тряпок. Тогда она свя-
зала все тряпки концы с концами, хотя и натруженные вожаками пальцы были
стерты в кровь и руки у нее дрожали от усталости.
   - Ступай, привяжи корову за рога, - приказала она Присей.
   Но та заартачилась.
   - Я страх как боюсь коров, мисс Скарлетт. Я не умею с коровами. Ни  в
жисть не умела. Я ж не из тех негров, что при скотине. Я из тех, что  по
дому.
   - Ты из тех черномазых, дурее которых нет на свете,  и  будь  проклят
тот день, когда отец тебя купил, - устало проговорила Скарлетт, не нахо-
дя в себе сил даже хорошенько рассердиться. - И как  только  я  немножко
отдохну, ты у меня отведаешь кнута.
   "Ну вот, - подумала она, - я сказала "из черномазых" -  маме  бы  это
очень не понравилось".
   Присей, страшно вращая белками, поглядела на суровое лицо  своей  хо-
зяйки, потом - на жалобно мычавшую корову. Скарлетт показалась ей все же
менее опасной, чем корова, и она не тронулась с места, вцепившись руками
в край повозки.
   Скарлетт с трудом слезла с козел - от каждого движения ломило все те-
ло. Присей была здесь не единственным лицом, которое "страх как боялось"
коров. Скарлетт тоже всегда их боялась; даже в кротчайшем из этих созда-
ний ей чудилось что-то зловещее, но сейчас  не  время  было  поддаваться
глупым страхам, когда по-настоящему  грозные  опасности  надвигались  со
всех сторон. По счастью, корова оказалась на редкость спокойной. Страда-
ния заставляли ее искать помощи и сочувствия у людей, и она  не  сделала
попытки боднуть Скарлетт, когда та принялась обрывками  юбки  вязать  ей
рога. Другой конец этой самодельной веревки она  очень  неумело,  однако
довольно крепко прикрутила к задку повозки. Потом направилась обратно  к
козлам, но, внезапно почувствовав дурноту, пошатнулась и  ухватилась  за
край повозки.
   Мелани открыла глаза, увидела стоявшую возле нее Скарлетт и прошепта-
ла:
   - Дорогая... мы уже дома?
   Дома! Жаркие слезы навернулись у Скарлетт на глаза при  звуках  этого
слова. Дома! Мелани не понимает, что нет больше никакого дома,  что  они
совершенно одни в одичалом, обезумевшем мире.
   - Нет еще, - сказала она насколько могла спокойнее, несмотря на  сто-
явший в горле комок, - но скоро приедем. Сюда забрела корова, и теперь и
для тебя и для маленького будет молоко.
   - Несчастный малютка... - прошептала Мелани. Рука ее потянулась  было
к младенцу и тут же бессильно упала.
   Чтобы снова взобраться на козлы, потребовалось немало усилий, но  на-
конец Скарлетт справилась и с этой задачей и взяла вожжи. Лошадь стояла,
свесив голову, и не трогалась с места. Скарлетт безжалостно стегнула  ее
хворостиной. "Бог меня простит, - промелькнуло у нее в голове, - за  то,
что я бью это измученное животное. А не простит, что поделаешь". В конце
концов, до Тары осталось каких-нибудь четверть мили, а там лошадь  может
тут же лечь хоть прямо в оглоблях.
   Наконец лошадь медленно тронулась с места, повозка заскрипела, а  ко-
рова при каждом шаге издавала горестное мычание. Голос  несчастного  жи-
вотного так действовал Скарлетт на нервы, что она уже готова была  оста-
новить повозку и отвязать корову. Какой, в конце концов, толк от коровы,
если они не найдут ни одной живой души на плантации? Сама она  не  умела
доить, да если бы и  умела,  разве  корова  подпустит  сейчас  к  своему
больному, набухшему вымени! Нет, раз у нее есть корова, надо  ее  сохра-
нить. Быть может, это единственное, что принадлежит ей на всей земле.
   Глаза Скарлетт затуманились, когда они приблизились к невысокому  по-
логому холму, за которым лежала Тара. И тут сердце ее упало. Околевающе-
му животному никак, конечно... не одолеть подъема на холм. Когда-то этот
склон казался ей таким пологим, подъем таким легким - она галопом  взле-
тела на холм на своей быстроногой кобыле. Откуда взялась теперь эта кру-
тизна? Лошадь нипочем не потянет наверх груженую повозку.
   Она устало слезла с козел и взяла лошадь под уздцы.
   - Вылезай, Присей, - скомандовала она, - и бери Уэйда! Неси  его  или
заставь идти. А маленького положи возле мисс Мелани.
   Уэйд засопел носом, расхныкался, и Скарлетт с трудом разобрала:
   - Темно... Я боюсь... Темно...
   - Мисс Скарлетт, я не могу пешком, ноги стерты.  Пальцы  вон  как  из
башмаков вылезают... От меня с Уэйдом какая тяжесть...
   - Вылезай! Вылезай сейчас же, пока я тебя силком не вытащила! А тогда
берегись - оставлю тебя здесь одну, в темноте. Ну, живо!
   Присей взвыла, вглядываясь в лесную тьму по  обеим  сторонам  дороги,
словно боясь, что - выйди она из своего укрытия в повозке  -  и  деревья
надвинутся на нее и задушат. Но все же ей пришлось положить младенца ря-
дом с Мелани, спуститься на землю и, приподнявшись на цыпочки,  вытащить
из повозки Уэйда. Мальчик заплакал и прижался к своей няньке.
   - Уйми его, я не могу этого слышать, - сказала Скарлетт, взяла лошадь
под уздцы и потянула за собой. - Ну же, Уэйд, будь  маленьким  мужчиной,
перестань реветь, не то я сейчас тебя отшлепаю.
   "И зачем только господу  богу  понадобилось  создавать  детей!  -  со
злостью подумала она, когда на неровной дороге у нее подвернулась  нога.
- На что они - эти бессмысленные, нудные, вечно хнычущие, вечно  требую-
щие заботы существа, которые только и делают, что путаются под  ногами?"
Измученная до предела, она не испытывала жалости к испуганному  ребенку,
ковылявшему рядом с Присей, ухватив ее за руку, и не переставая  шмыгав-
шему носом, не испытывала ничего, кроме недоумения: как могло случиться,
что она его родила? И еще большее изумление порождала  в  ее  утомленном
мозгу мысль о том, что она когда-то была женой Чарлза Гамильтона.
   - Мисс Скарлетт, - зашептала Присей, хватая ее за руку. - Не надо хо-
дить в Тару. Их там нету... Они все ушли. А может, померли. И моя  мамка
небось, и все...
   Этот отголосок ее собственных мыслей окончательно взбесил Скарлетт, и
она оттолкнула цеплявшуюся за нее руку.
   - Давай сюда Уэйда. А сама оставайся. Сиди здесь.
   - Ой нет, нет!
   - Тогда замолчи.
   До чего же медленно тащится эта кляча! Рука Скарлетт стала мокрой  от
стекавшей изо рта лошади слюны. Внезапно ей вспомнился обрывок  песенки,
которую она распевала когда-то с Реттом: Еще день,  еще  два  свою  ношу
нести...
   Следующей строчки она не помнила. "Еще шаг, еще шаг, - жужжало у  нее
в мозгу, - по дорогам брести..."
   Но вот они поднялись на перевал и увидели внизу, вдали, дубы  усадьбы
Тара - высокие темные кущи, возносившиеся к потемневшему небу.  Скарлетт
напряженно всматривалась - не мелькнет ли где в просвете ветвей  огонек.
Но всюду было темно.
   "Там нет никого, - подсказало ей сердце, и свинцовая тяжесть  сдавила
грудь. - Никого!"
   Она направила лошадь в подъездную аллею, и ветви кедров,  сомкнувшись
над головой, погрузили все в полночный мрак. Вглядываясь во тьму, напря-
гая зрение, она увидела впереди... Увидела? Уж не обманывают ли ее  гла-
за? Меж деревьев неясно проглянули светлые стены дома. Ее дома! Ее  род-
ного дома! Дорогие ее сердцу белые стены, окна с развевающимися занавес-
ками, просторные веранды - неужели и вправду все это встанет сейчас там,
впереди, из темноты? Или милосердная ночь просто не  спешит  открыть  ее
глазам такую же страшную картину разорения, как та, какую она  видела  в
поместье Макинтошей?
   Казалось, аллее не будет конца, и лошадь, сколько ни тянула  Скарлетт
ее за уздцы, упрямо замедляла шаг. Скарлетт впивалась глазами  во  мрак.
Ей показалось, что она видит неразрушенную крышу. Неужели...  Неужели...
Нет, конечно, ей это просто почудилось. Война же не пощадила ничего,  не
могла она пощадить и их дом, хоть он был построен на века. Война не мог-
ла миновать их жилище.
   Но туманные очертания начинали вырисовываться яснее. Скарлетт сильнее
потянула лошадь вперед. Да, белые стены отчетливо проглянули из темноты.
Не обугленные, не опаленные огнем. Тара уцелела! Ее родной  очаг!  Скар-
летт отпустила уздечку и ринулась к дому, раскинув руки, словно стремясь
заключить его в объятия. И тут она увидела какую-то  тень:  выступив  из
мрака, тень остановилась на ступеньках крыльца. Значит, дом не безлюден.
В нем кто-то есть!
   Крик радости, готовый сорваться с ее губ,  внезапно  замер.  Дом  был
странно темен, странно тих, а фигура на ступеньках неподвижна и безмолв-
на. Что-то было не так. Не так, как прежде. Дом стоял целый, нетронутый,
но от него веяло такой же жуткой мертвой тишиной, как от всего лежавшего
в руинах края. Но вот темная фигура на ступеньках пошевелилась.  И  нес-
пешно, тяжело стала спускаться вниз.
   - Папа? - хрипло прошептала Скарлетт, все еще не веря своим глазам. -
Это я - Кэти-Скарлетт. Я вернулась домой.
   Джералд молча, медленно, словно лунатик, направился на ее голос,  во-
лоча негнущуюся ногу. Он подошел совсем близко и стал,  оцепенело  глядя
на нее - так, словно ему мнилось, что он видит ее во  сне.  Он  протянул
руку и положил ей на плечо. Скарлетт почувствовала, как дрожит его рука:
казалось, он медленно пробуждался от какого-то тягостного сна  и  посте-
пенно начинал осознавать происходящее.
   - Дочка, - проговорил он как бы через силу. - Дочка.
   И умолк.
   "Боже, да он же совсем старик!" - пронеслось у Скарлетт в голове.
   Плечи Джералда никли сутуло. В лице,  которое  Скарлетт  лишь  смутно
различала в полумраке, - ни следа былой, бьющей через край жизненной си-
лы; в глазах, смотревших сейчас на нее в упор, - почти такое  же  отупе-
ло-испуганное выражение, как у маленького Уэйда. Перед ней стоял дряхлый
старичок, развалина.
   Страх перед чем-то невидимым сжал ее сердце, наползая на нее  оттуда,
из мрака, и она стояла и смотрела на отца онемев, с тысячей  невысказан-
ных вопросов на устах.
   Из повозки - в который уже раз - донесся слабый жалобный плач, и Дже-
ралд с усилием стряхнул с себя оцепенение.
   - Это Мелани со своим младенцем, - торопливо  зашептала  Скарлетт.  -
Она совсем больна. Я привезла ее к нам.
   Джералд снял руку с ее плеча и выпрямился. Когда он медленно  зашагал
к повозке, в нем словно бы возродилось что-то от прежнего  хлебосольного
хозяина поместья, встречающего гостей, и он произнес слова, всплывшие из
темных закоулков памяти:
   - Кузина Мелани!
   Голос Мелани что-то неясно прошелестел в ответ.
   - Добро пожаловать, кузина Мелани. Двенадцать Дубов сожгли.  Мы  рады
принять вас под наш кров.
   Мысль о том, сколько пришлось выстрадать Мелани,  заставила  Скарлетт
очнуться и начать действовать. Жизнь брала свое - надо было уложить  Ме-
лани и младенца в хорошую постель и сделать массу всяких мелких  необхо-
димых вещей.
   - Она не может идти. Ее надо отнести в дом.
   Послышался шум шагов, и темная фигура появилась в дверном  проеме  на
пороге холла. Порк сбежал по ступеням крыльца.
   - Мисс Скарлетт! Мисс Скарлетт! - восклицал он.
   Скарлетт схватила его за плечи. Порк  -  неотъемлемая  частица  Тары,
свой, как стены этого дома, как его  прохладные  коридоры!  Он  неуклюже
поглаживал ее руки - она чувствовала на них его слезы -  и  приговаривал
плача:
   - Воротилась! Вот радость-то! Вот радость-то!
   Присей тоже расплакалась, невнятно бормоча:
   - Порк! Порк! Хороший!
   А Уэйд, воодушевленный тем, что взрослые вдруг расчувствовались, сра-
зу принялся канючить:
   - Пить хочу!
   Но Скарлетт