ердцах южан.  Все
повеселели, все с большим теплом стали отзываться о генерале  Джонстоне.
Когда же дождливые июньские дни сменились еще более дождливыми  июльски-
ми, а конфедераты, оказывая отчаянное сопротивление из своих высоких ук-
рытий, все еще продолжали сдерживать Шермана и отражать его атаки, безу-
держное ликование охватило Атланту. Надежда, словно глоток  шампанского,
кружила голову. Ура! Ура! Мы их остановили! В городе началась  повальная
эпидемия балов. Как только в Атланту, хотя бы на одну ночь, прибывала  с
фронта группа воинов, в их честь устраивались обеды, а затем - танцы,  и
девицы - а их на каждого воина приходилось не меньше десятка  -  спорили
за право потанцевать с храбрецами.
   Атланта была наводнена пришлым людом: беженцами, семьями раненых, ле-
жавших в госпиталях, женами и матерями солдат, сражавшихся  в  горах,  -
женщины стремились быть возле своих близких на случай, если их ранят.  И
вдобавок ко всему целые стаи юных красоток со всей округи, где не  оста-
лось ни одного мужчины в возрасте от шестнадцати до шестидесяти с лишним
лет, хлынули в город. Тетушка Питти отзывалась об этих особах с  крайним
неодобрением, считая, что они слетелись в Атланту с единственной целью -
поймать жениха, и перед лицом такого бесстыдства она  не  переставала  с
изумлением вопрошать: куда идет мир? Скарлетт была с  ней  согласна.  Ей
было совсем не по душе соперничество этих  шестнадцатилетних,  розовоще-
ких, чьи сияющие улыбки заставляли забывать о том, что на них дважды пе-
релицованные платья и залатанные туфельки. Платья  самой  Скарлетт  были
новее и наряднее, чем у многих дам,  благодаря  Ретту  Батлеру,  который
привез ей из своего последнего плавания новые ткани, но, как  ни  верти,
ей уже сравнялось девятнадцать, и годы не шли вспять, а  мужчины  всегда
предпочитают охотиться за глупыми молоденькими девчонками.
   Вдова, да еще с ребенком, находится в незавидном положении по сравне-
нию с такими юными вертушками, думала Скарлетт. Впрочем, в эти будоража-
щие дни всеобщего ликования она меньше чем  когда-либо  ощущала  тяжесть
своего вдовства и материнства. Днем - работа в госпитале, вечером - тан-
цы. У нее почти не оставалось времени для Уэйда. Порой она вообще подол-
гу не вспоминала о том, что у нее есть сын!
   Жаркими влажными летними ночами двери всех домов в Атланте были  рас-
пахнуты настежь для воинов - защитников города. Все богатые  дома  -  от
улицы Вашингтона до Персиковой улицы - сияли, огнями; там принимали  пе-
репачканных окопной грязью солдат, и в тихом ночном воздухе далеко  раз-
носились звуки банджо и скрипок, топот  танцующих  ног,  веселые  взрывы
смеха. Люди группами собирались вокруг фортепьяно, и все увлеченно  пели
"Письмо твое пришло, ах, слишком поздно", а оборванные, но галантные ка-
валеры бросали многозначительные взгляды на девиц, которые в ответ хихи-
кали, прикрываясь веерами из индюшачьих перьев и давая  понять,  что  не
следует тянуть, не то будет слишком поздно. Сами девушки, когда  это  от
них зависело, не откладывали теперь дела в долгий  ящик.  Захваченные  в
водоворот истерического веселья и всеобщего возбуждения, они очертя  го-
лову вступали в браки. Не счесть свадеб, сыгранных в  тот  месяц,  когда
генерал Джонстон удерживал неприятеля у горы Кеннесоу! Счастливые, стыд-
ливо разрумянившиеся невесты венчались в  наспех  одолженных  у  десятка
подружек подвенечных нарядах. Сабли женихов  постукивали  о  заплатанные
штаны. Не счесть восторгов, не счесть волнений, не  счесть  балов!  Ура!
Генерал Джонстон удерживает неприятеля в двадцати двух милях от города!
   Да, позиции конфедератов на подступах к горе Кеннесоу были неприступ-
ны. После двадцати пяти дней боев генералу Шерману пришлось в этом  убе-
диться, ибо потери он понес огромные. И тогда, прекратив лобовую  атаку,
он снова произвел широкий обходной маневр и  сделал  попытку  вклиниться
между армией конфедератов и Атлантой. Его стратегия снова дала результа-
ты. Дабы защитить свой тыл, Джонстон был вынужден оставить горные  выси,
на которых он так хорошо укрепился. В этих боях он потерял  треть  своих
людей; остатки его истощенной армии отступили под дождем к реке Чаттаху-
чи. Конфедератам не приходилось больше рассчитывать на  подкрепление,  в
то время как к Шерману по железной дороге, которая теперь от самого Тен-
несси до линии огня находилась в руках янки, ежедневно прибывали  свежие
части и продовольствие. В результате  серые  линии  были  отброшены  еще
дальше в сторону Атланты.
   После потери этих считавшихся неприступными позиций по городу  прока-
тилась новая волна паники. В  период  двадцатипятидневного  безудержного
веселья все заверяли друг друга, что нового отступления больше уж  никак
не может произойти. И вот оно произошло! Но, без  сомнения,  генерал  не
позволит янки переправиться через реку на другой берег. Однако что гово-
рить, река совсем близко - в каких-нибудь семи милях от города!
   Но Шерман снова обошел конфедератов с  фланга,  переправившись  через
реку выше по течению, и измученные серые шеренги поспешили  броситься  в
мутную желтую воду, чтобы стать живым заслоном между захватчиками и  Ат-
лантой, и наспех зарылись в неглубокие окопы в долине Персикового  ручья
к северу от города. Охваченная паникой Атланта агонизировала.
   Бои и отступления! Бои и отступления! И с каждым  новым  отступлением
янки все ближе к городу. Долина Персикового ручья всего в пяти милях  от
Атланты! О чем думает генерал?
   Крик "Дайте нам генерала, который бы сражался и не отступал!"  достиг
Ричмонда. В Ричмонде понимали, что с потерей Атланты война будет  проиг-
рана, и когда армия отступила за Чаттахучи, генерал Джонстон был отстра-
нен от командования. Во главе армии стал генерал Худ, один из  корпусных
командиров, и город вздохнул свободнее. Худ не будет отступать. Кто-кто,
только не этот высоченный кентуккиец с развевающейся бородой и  огненным
взглядом! Худ был известен своей бульдожьей хваткой. Он  прогонит  янки,
загонит их за реку и будет гнать все дальше и дальше той же дорогой  об-
ратно до самого Далтона. Но из армии долетел другой крик:  "Верните  нам
старину Джо!", ибо солдаты проделали со стариной Джо весь путь, милю  за
милей, от Далтона, и в армии знали то, чего не могло  знать  гражданское
население, - против каких превосходящих сил противника вели они бои.
   А Шерман не стал ждать, пока генерал Худ приведет свои войска в  бое-
вую готовность для наступления. На другой же день после назначения ново-
го командующего армией Шерман совершил быстрый решительный бросок,  уда-
рил по маленькому городку Декейтеру в шести милях от  Атланты,  захватил
его  и  перерезал  железную  дорогу,  соединявшую  Атланту  с   Огастой,
Чарльстоном, Уилмингтоном и Виргинией. Это был сокрушительный удар. Нас-
тало время действовать решительно. Атланта призывала к действию!
   Наконец в один изнуряюще знойный июльский день после полудня ее жела-
ние осуществилось. Генерал Худ не только сражался и не отступал. Он под-
нял свои серые цепочки из окопов у Персикового ручья и бросил в яростную
атаку на вдвое превосходившие их численностью синие мундиры Шермана.
   Перепуганное население прислушивалось к гулу канонады и треску  тысяч
ружейных залпов, доносившихся столь явственно, словно бой шел в соседнем
квартале, а не в пяти милях от центра города, и  молило  господа,  чтобы
атака Худа отбросила янки назад. Все слышали залпы орудий, видели  клубы
дыма, нависшие над верхушками деревьев, но проходил за часом  час,  а  о
том, как развивается бой, можно было только строить догадки.
   Лишь на исходе дня начали поступать первые  вести  -  противоречивые,
неопределенные, устрашающие; их приносили те, кто  был  ранен  в  начале
сражения и теперь добрался до города. Поодиночке и  группами  появлялись
они на улицах - менее тяжелораненые помогали тем, кто еле волочил  ноги.
И вот уже через весь город по направлению к госпиталям непрерывной стру-
ей стал литься людской поток: черные от порохового дыма,  грязи  и  пота
лица, зияющие, неперевязанные раны, сгустки засохшей крови  и  над  ними
мухи, тучи мух.
   Дом тетушки Питти первым попадался им на пути на северной окраине го-
рода, и один за другим они добирались до калитки, тяжело  опускались  на
лужайку перед домом и хрипло взывали:
   - Пить!
   В душном послеполуденном мареве тетушка Питти и все ее домочадцы, бе-
лые и черные, стояли во дворе с ведрами воды и бинтами,  черпая  чашками
воду и перевязывая раны, пока не иссякли все бинты и не  были  разорваны
на полосы последние простыни и полотенца. Тетушка Питти,  забыв  о  том,
что она не выносит вида крови и всегда при этом лишается чувств, усердно
оказывала помощь раненым, пока ее маленькие ножки в чрезмерно узких  бо-
тиночках не отекли так, что уже отказывались ее  держать.  Даже  Мелани,
отбросив стыдливость, несмотря на свой заметно округлившийся живот,  ли-
хорадочно трудилась бок о бок с Присей, кухаркой и Скарлетт, и  лицо  ее
казалось таким же напряженным, как у тех, за кем она ухаживала. И  когда
она внезапно потеряла сознание, ее пришлось положить на  кухонный  стол,
так как все кровати, кушетки и даже кресла были заняты ранеными.
   Позабытый всеми в этой суматохе маленький Уэйд, присев  на  корточки,
выглядывал из-за перил веранды,  словно  испуганный  кролик  из  клетки:
круглыми от страха глазами он обводил лужайку,  сосал  большой  палец  и
икал. Скарлетт, случайно скользнув по нему взглядом, резко прикрикнула:
   - Ступай на задний двор, Уэйд Хэмптон! Поиграй там! - Но он  был  так
испуган и так заворожен никогда не виданной картиной,  что  не  исполнил
приказа матери.
   Вся лужайка была заполнена распростертыми телами людей,  слишком  ус-
тавших, чтобы брести дальше, слишком обессилевших от  ран,  чтобы  сдви-
нуться с места. Дядюшка Питер укладывал их одного за другим в коляску  и
отвозил в госпиталь, повторяя эти поездки до тех  пор,  пока  взмыленная
лошадь не стала. Миссис Мид и миссис Мерриуэзер тоже прислали свои  эки-
пажи. Нагрузив экипажи ранеными так, что провисали рессоры, их отправили
в госпиталь.
   Позднее, когда долгие душные летние сумерки стали спускаться  на  го-
род, по дороге загрохотали санитарные повозки и интендантские фургоны  с
заляпанным грязью брезентовым верхом. А за ними потянулись и обычные по-
возки и тележки, запряженные быками, и даже чьи-то  элегантные  экипажи,
приспособленные для нужд медицинской службы. Доверху нагруженные ранены-
ми и умирающими, они проезжали мимо дома тетушки Питти,  подпрыгивая  на
ухабистой дороге, орошая кровью красную дорожную пыль. И при виде женщин
с ведрами и черпаками транспорт приостанавливался, и вопли и чуть  слыш-
ный шепот сливались в единый хор:
   - Пить!
   Скарлетт, поддерживая мотавшиеся из стороны в сторону головы,  подно-
сила воду к запекшимся губам, выливала ковши воды на открытые  раны,  на
запыленные, горевшие как в лихорадке  тела,  стремясь  принести  раненым
хоть минутное облегчение. Поднявшись на цыпочки, она протягивала ковш  с
водой возницам и срывающимся голосом задавала каждому один и тот же воп-
рос:
   - Что там? Как?
   И всякий раз слышала в ответ:
   - Кто его знает, леди. Пока что трудно сказать.
   Наступила душная ночь, не принеся прохлады. Жар от сосновых  факелов,
которые держали негры, еще сильнее накалял недвижный воздух. Пыль оседа-
ла у Скарлетт на губах, заползала в нос. Ее ситцевое платье, выстиранное
и накрахмаленное утром, насквозь пропиталось потом, грязью, кровью.  Вот
что, значит, хотел сказать Эшли, когда писал:  война  -  это  не  триум-
фальное шествие, а страдания и грязь!
   От усталости все теряло реальность, проплывая перед  глазами,  как  в
страшном сне. Не может быть, чтобы это происходило на самом деле, - ведь
если так, значит, мир сошел с ума! Иначе почему она стоит здесь, в тихом
палисаднике тетушки Питти, среди мерцающих огней, и охлаждает водой тела
своих умирающих поклонников? Да, среди этих людей их было немало -  тех,
кто ухаживал за ней когда-то, - и все они, узнавая ее, пытались ей улыб-
нуться. Немало их - тех, с кем она танцевала,  шутила,  кому  играла  на
фортепьяно и пела романсы, кого завлекала, дразнила, поощряла, любила...
чуть-чуть... Немало их пришло сюда с окровавленными, искусанными  моски-
тами лицами, пришло, ковыляя по пыльной дороге, и немало умирало  у  нее
на глазах.
   Под грудой тел на дне повозки, запряженной волами, Скарлетт обнаружи-
ла полуживого Кэйри Эшберна, раненного в голову. Но вытащить его оттуда,
не потревожив шести других раненых, она не смогла, и его отвезли в  гос-
питаль. Потом она узнала, что он умер, прежде чем к нему  подоспел  док-
тор, и его похоронили где-то - никто толком не знал где.  Слишком  много
воинов было опущено в неглубокие, наспех вырытые  могилы  на  Оклендском
кладбище за этот месяц. Мелани ужасно сокрушалась по  поводу  того,  что
они не могли послать хотя бы прядь волос Кэйри его матери в Алабаму.
   Жаркая ночь все длилась и длилась, у Скарлетт и тетушки Питти  разла-
мывало спину и колени подгибались от усталости, и каждому вновь  прибыв-
шему раненому они задавали один и тот же вопрос:
   - Ну что там? Как?
   И после долгих-долгих часов ожидания услышали, наконец, ответ, заста-
вивший их, побелев от ужаса, поглядеть друг на друга:
   - Мы отступаем.
   - Мы вынуждены отступать.
   - Нас сотни, а их тысячи.
   - Янки отрезали кавалерию Уиллера под Декейтером. Мы  должны  идти  к
нему на выручку.
   - Наши скоро будут в городе.
   Скарлетт и тетушка Питти вцепились друг в друга, чтобы не упасть.
   - Значит... значит, янки придут сюда?
   - Да, мэм, они-таки придут, только они охотятся не за дамами.
   - Нет, нет, не пугайтесь, мисс, они не возьмут Атланту.
   - Конечно, нет, мэм, вокруг города окопов понарыто, почитай, на  мил-
лион миль.
   - Я сам слышал, как старина Джо сказал: "Я могу  держать  Атланту  до
скончания века".
   - Так у нас же нет теперь старины Джо. У нас...
   - Заткнись, дурак! Ты что - хочешь напугать дам до полусмерти?
   - Янки никогда не возьмут города, мэм.
   - А почему бы вам, леди, не перебраться в Мейкон или  еще  куда,  где
безопасней? Неужели у вас нет там родственников?
   - Взять-то Атланту они не возьмут, но все ж таки для  дам  будет  тут
тяжеловато, когда янки попрут.
   - Палить по городу будут крепко.
   Наутро под теплым, парным дождем побежденная армия хлынула через  го-
род: толпы изнемогающих от голода и усталости людей, измотанных боями  и
отступлениями, длившимися семьдесят шесть дней, и с ними  -  заморенные,
скелетоподобные лошади, тянувшие пушки и зарядные ящики, кое-как  -  об-
рывками веревок или сыромятных ремней - прикрученные к лафетам. И все же
это не было беспорядочным бегством разгромленной армии. Войска  марширо-
вали походным строем; невзирая на свои лохмотья,  они  сохраняли  бодрый
вид, шли с развернутыми алыми боевыми знаменами,  исхлестанными  дождем.
Они прошли школу отступлений под командованием старины Джо, научившим их
превращать отступление в стратегический маневр,  не  менее  важный,  чем
наступление. Обросшие бородами, оборванные, они маршировали по  Персико-
вой улице, распевая "Мериленд мой, Мериленд", и весь  город  высыпал  на
улицы, чтобы их приветствовать. С победой ли, с поражением пришли они  -
это были их солдаты.
   Милицию штата, еще недавно щеголявшую своим новым обмундированием,  а
теперь грязную и обтрепанную, было не  отличить  от  испытанных  в  боях
войск. Даже выражение глаз у солдат стало иным. Ведь за спиной у каждого
было три года унизительных самооправданий, объяснений, почему они не  на
фронте, но теперь они сменили тыловой покой на фронтовые опасности и об-
рели самоуважение. Многие из них отдали привольное житье за  смерть  под
пулями. Зато оставшиеся в живых стали теперь ветеранами, хотя и в  чрез-
мерно короткий срок, и чувствовали, что исполнили свой долг. Вглядываясь
в толпу, отыскивая знакомые лица, они смотрели  уверенно  и  гордо.  Они
могли высоко держать голову теперь.
   Шли старики и юноши из  войск  внутреннего  охранения  -  седобородые
старцы едва волочили ноги от усталости, у юношей были  озабоченные  лица
детей, поставленных перед слишком серьезной для  них  задачей.  Скарлетт
увидела среди них Фила Мида и с трудом узнала его - так почернело от по-
рохового дыма и грязи его лицо, таким оно было  напряженным  и  усталым.
Бок о бок с ним, прихрамывая, ковылял дядюшка Генри с непокрытой, невзи-
рая на дождь, головой, торчавшей из дыры, проделанной в клеенке, которую
он накинул себе на плечи. Дедушка Мерриуэзер ехал, сидя на лафете; голые
ноги его были обмотаны обрывками одеяла. Но сколько ни  искала  Скарлетт
глазами Джона Уилкса, его нигде не было видно.
   А ветераны армии Джонстона маршировали с видом  бравым  и  беспечным,
храня свой боевой дух и на третий год войны; они ухмылялись, и  подмиги-
вали хорошеньким девушкам, и отпускали грубоватые шуточки по адресу муж-
чин, еще не надевших военной формы. Они направлялись к укреплениям, опо-
ясывавшим город, - не мелким, наспех вырытым стрелковым гнездам, а  зем-
ляным укреплениям почти в рост вышиной,  обложенным  мешками  с  песком,
утыканным поверху острыми деревянными кольями. Миля  за  милей  тянулись
вокруг города эти укрепления, зияя красными щелями окопов и красными на-
сыпями брустверов, готовые принять тех, кому надлежало их заполнить.
   Толпа приветствовала отступавшие войска так, словно они  возвращались
с победой. В каждом сердце притаился страх, но  теперь,  когда  все  уже
знали правду, когда худшее уже свершилось, когда война подошла  вплотную
к их жилищам, с городом произошла перемена. Больше не было места панике,
истерическим воплям - что бы ни гнездилось в сердцах, не находило  отра-
жения на лицах. Все старались казаться веселыми, даже если  это  веселье
было напускным. Каждый старался уверенно и храбро смотреть в лицо отсту-
павшим солдатам. И каждый повторял про себя слова старины Джо, сказанные
накануне того дня, как его отстранили от командования: "Я  могу  держать
Атланту до скончания века".
   Теперь, когда и генералу Худу пришлось отступить, у многих зародилось
то же желание, что и у солдат, - желание вернуть старину Джо.  Но  никто
не решался высказать свою мысль вслух, все пытались лишь почерпнуть уве-
ренность в словах старины Джо:
   "Я могу держать Атланту до скончания века".
   Осторожная тактика генерала Джонстона была совсем не по душе генералу
Худу. Он атаковал янки с востока, он атаковал их с запада. Шерман кружил
вокруг Атланты, как боксер, выискивающий незащищенное место на теле про-
тивника, и Худ не стал сидеть в своих укрытиях, дожидаясь, пока янки его
атакуют. Он храбро вышел им навстречу и обрушился на них  яростно.  Нес-
колько дней шли бои за Атланту и за Эзра-Черч, и по  сравнению  с  этими
битвами сражение у Персикового ручья представлялось уже ничтожной  стыч-
кой.
   Однако противнику, казалось, все было нипочем. Он понес тяжелые поте-
ри, но, видимо, мог себе это позволить. И все это время батареи  северян
сыпали снаряды на город, убивали людей в их жилищах,  срывали  крыши  со
зданий, вырывали глубокие воронки в мостовых. Люди укрывались как  могли
- в погребах, в канавах, в неглубоких туннелях на железнодорожных  пере-
ездах. Атланта была в осаде.
   За одиннадцать первых дней командования  генерал  Худ  потерял  почти
столько же людей, сколько генерал Джонстон за семьдесят четыре дня  боев
и отступлений, и Атланта была осаждена уже с трех сторон.
   Железная дорога, связывающая Атланту с Теннесси, находилась теперь на
всем своем протяжении в руках Шермана. Его войска обложили железную  до-
рогу, ведущую на  восток,  и  перерезали  железную  дорогу,  ведущую  на
юго-запад, к Алабаме. И только одна-единственная железная  дорога  -  на
юг, к Мейкону и Саванне - еще действовала. Атланта была наводнена б