Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
анской церкви на площади Чипью он сел на пя-
тую от алтаря скамейку, это место принадлежало ему с освящения церкви,
которое состоялось шестьдесят лет назад. Джеймс Монро, президент Соеди-
ненных Штатов, был на освящении и хотел бы, чтобы его представили чело-
веку, который прошел вместе с Наполеоном от Аустерлица до Ватерлоо. Пьер
Робийяр был с ним любезен, КАК со старшим, но президент не представлял
собой ничего особенного для человека, который сражался вместе с импера-
тором.
Когда служба закончилась, он перекинулся несколькими словами с неко-
торыми людьми, которые отозвались на его жесты и поспешили присоеди-
ниться к нему на выходе из церкви. Он задал несколько вопросов и выслу-
шал множество ответов. Затем он вернулся домой с почти улыбающимся лицом
и дремал, пока не накрыли обед. Еженедельные выходы в церковь станови-
лись все более утомительными.
Он спал очень чутко, почти как все старики, и проснулся до того, как
Жером принес его поднос.
Он думал о Скарлетт. Ему не была любопытна ее жизнь или характер. Он
и не вспоминал о ней, и когда она появилась в его комнате, сопровождае-
мая его дочерьми, он был и рад, и не рад ее видеть. "Она устраивает бес-
порядок на кухне своими просьбами, - сказал Жером. - И она может довести
месье Робийяра до смерти, если будет продолжать настаивать на добавке
масла, подливки и сладкого в его еду".
Она была ему послана в ответ на молитвы старика. Ему нечего было ожи-
дать от своей жизни, за исключением месяцев или лет неизменной рутины
сна и еды, а также еженедельных экскурсий в церковь. Его не смущало, что
его жизнь была безнадежна; его любимая жена стояла у него перед глазами,
и определенно, в назначенное время он воссоединится с ней. Он проводил
дни и ночи, видя ее во сне, когда он спал, переворачивая страницы своей
памяти о ней, когда он бодрствовал. Этого было для него достаточно. Поч-
ти. Ему не хватало хорошей еды; в последние годы она была безвкусной,
холодной и смертельно однообразной. Он хотел, чтобы Скарлетт изменила
это.
Пьер Робийяр распознал в ней задиру сразу. Он хотел заставить ее дей-
ствовать в своих интересах, потому что у него больше не было сил доби-
ваться того, чего он хотел для себя самого. Слуги знали, что он слишком
стар и устал, чтобы управлять ими. А Скарлетт была молодой и здоровой.
Он не нуждался в ее компании или любви. Он хотел, чтобы она управляла
домом, как когда-то он управлял сам, а это значило: соответствие его
стандартам и подчинение его власти. Ему нужно было найти способ, как это
сделать, и он думал о ней.
- Скажи внучке, чтоб она пришла сюда, - сказал он, когда пришел Же-
ром.
- Ее еще нет дома, - сказал дворецкий с улыбкой.
Он предвкушал гнев старика с удовольствием. Жером ненавидел Скарлетт.
Скарлетт была на городском рынке вместе с Морин. После ссоры с дедом
она оделась, отпустила Панси и спешно сбежала через сад, никем не сопро-
вождаемая, через два небольших квартала в дом Джейми.
- Я пришла найти компанию, чтобы идти на мессу, - сказала она Морин,
но настоящей причиной была потребность быть где-нибудь, где люди были бы
добры друг к другу.
После мессы мужчины пошли в одну сторону, а женщины и дети - в дру-
гую.
- Они пошли подстричься и посплетничать в парикмахерскую в гостиницу
Пуласки, - сказала Морин Скарлетт. - А также пропустить пинту - другую в
салуне. Это лучше, чем газета, для того, чтобы узнать, что происходит.
Мы же услышим новости на рынке, пока я буду покупать устриц для пирогов.
Городской рынок Саванны имел такое же предназначение и был таким же
оживленным, как рынок в Чарльстоне. Когда она окунулась в знакомую суету
купли-продажи, друзей, приветствующих друзей, Скарлетт поняла, как много
она упустила.
Скарлетт пожалела, что не взяла Панси с собой, она могла бы наполнить
корзину экзотическими фруктами, которые прибывали через грузовой морской
порт Саванны, если бы с ней была ее служанка, чтобы дотащить все это.
Мэри Кейт и Хелен делали эту домашнюю работу. Скарлетт дала им понести
для нее несколько апельсинов и настояла на том, чтобы заплатить самой за
кофе и карамельные булочки, которые они съели во время одной из остано-
вок.
Скарлетт отказалась, когда Морин пригласила ее отобедать вместе с ни-
ми, она не сказала повару своего деда, что не будет дома. И ей хотелось
немного вздремнуть, поскольку утром у нее не было такой возможности. Не
стоило выглядеть страшной, как смерть, если Ретт приедет дневным поез-
дом.
Она поцеловала Морин на крыльце дедовского дома, попрощалась с ос-
тальными. Они почти отошли на квартал, когда Хелен прибежала с наполнен-
ным до отказа бумажным пакетом.
- Не забудьте свои апельсины, кузина Скарлетт.
- Я возьму их, мисс Скарлетт, - это был Жером.
- О, хорошо. Вы здесь? Ты не должен быть таким тихим, Жером, ты испу-
гал меня, я не слышала, что открылась дверь.
- Я искал вас. Мистер Робийяр хочет вас видеть.
Жером смотрел на усилия О'Хара с нескрываемым презрением. Подбородок
Скарлетт выпрямился. С дерзостью дворецкого надо было что-то делать. Она
гордо вошла в комнату деда с жалобой, готовой сорваться с языка.
Пьер Робийяр не дал ей говорить.
- Вы растрепаны, - сказал он холодно, - и, кроме того, вы нарушили
распорядок в моем доме. Пока вы общались с этими ирландскими невежами,
прошел обеденный час.
Скарлетт рьяно ухватилась за наживку.
- Я буду вам благодарна, если вы будете прилично выражаться, говоря о
моих родственниках.
Стариковские веки наполовину скрывали блеск в его глазах.
- А как вы назовете человека, который занимается торговлей? - спокой-
но спросил он.
- Если вы говорите о Джейми О'Хара, я называю его удачливым, работя-
щим предпринимателем, и я уважаю его за то, что он сделал,
Дед потянул за крючок.
- И, без сомнения, вы восхищаетесь также его вульгарной женой.
- Это так. Она добрая и любезная женщина.
- Знаете ли вы, что она была барменшей в ирландском салуне? Скарлетт
задыхалась, как рыба, вытащенная на землю. Это не может быть правдой.
Неприятные картины наполнили ее воображение. Морин, подставляющая свой
стакан для следующей порции виски... Играющая на кастаньетах и громко
поющая непристойные песни... Убирающая взъерошенные рыжие волосы с крас-
ного лица, не стараясь скрепить их на затылке... поднимающая свою юбку
до колеи, танцуя рил...
Вульгарно. Морин была вульгарна.
Они все были в своем роде вульгарны.
Скарлетт была готова закричать. Она была так счастлива с О'Хара, что
ей не хотелось их терять. Но... это был дом, где выросла ее мать, а про-
пасть между Робийярами и О'Хара была слишком велика, чтобы ее игнориро-
вать. "Нет ничего удивительного в том, что дедушка стыдится меня. Сердце
матери было бы разбито, если бы она меня увидела идущей по улице со всем
этим стадом, с которым я пришла домой. Женщина на людях даже без платка
поверх ее беременного живота, и миллион детей, бегающих вокруг, подобно
диким индейцам, нет даже служанки, чтобы донести все, что они купили. Я
должна была выглядеть так же отвратительно, как и все остальные. А мать
так упорно старалась научить меня быть настоящей леди. Хорошо, что она
умерла и не узнала, что ее дочь дружит с женщиной, которая работала в
салуне".
Скарлетт беспокойно посмотрела на старика. Мог ли он знать о здании,
которым она владела в Атланте и которое было сдано в аренду владельцу
салуна?
Глаза Пьера Робийяра были закрыты. Казалось, что он внезапно погру-
зился в сон, свойственный старикам. Когда Скарлетт на цыпочках вышла из
комнаты, старый солдат улыбнулся, а затем заснул.
Жером принес ее почту на серебряном подносе. Он был в белых перчат-
ках. Скарлетт взяла конверты с подноса, короткий кивок был ее единствен-
ной благодарностью. Это было сделано не для того, чтобы показать ее
признательность, и не означало, что она собирается задержать Жерома на
месте. Предыдущим вечером, после того, как она целую вечность ждала Рет-
та в гостиной, а он так и не появился, она устроила слугам такой разнос,
который они никогда не забудут. Жерому в особенности. Богу было угодно,
чтобы дворецкий вел себя так дерзко. Она нуждалась в ком-нибудь, чтобы
выместить на нем свой гнев и разочарование.
Дядя Гамильтон был в бешенстве от того, что она перевела деньги в
банк в Саванне. Скарлетт смяла его короткое письмо и бросила его на пол.
Толстый конверт был от тети Полины. Ее бесцельные жалобы могли подож-
дать, а она уверена, что там жалобы. Потом Скарлетт открыла негнущийся
квадратный конверт. Она не могла разобрать почерк на нем.
Это было приглашение. Имя незнакомое, и она должна хорошо подумать,
прежде чем вспомнить. Конечно. Ходгсон - это имя по мужу одной из старых
леди, сестер Телфер. Приглашение было на церемонию открытия Ходгсонхол-
ла, с последующим приемом. "Новый дом для. Исторического общества Джорд-
жии". Это звучало еще более замогильно, чем ужасная музыкальная вечерин-
ка. Скарлетт сморщилась и отложила приглашение в сторону. Она должна
найти бумагу и отправить, свои сожаления. Ее тетушки любили скучать до
смерти, но не она.
Тетушки. С этим тоже лучше покончить быстрее. Она вскрыла письмо По-
лины.
"... Глубоко опозорены Вашим возмутительным поведением. Если бы мы
знали, что Вы едете с нами в Саванну без слова объяснений Элеоноре Бат-
лер, мы бы настояли, чтобы Вы вышли из поезда и отправились обратно".
"Какого черта она это пишет? Возможно ли, чтобы мисс Элеонора не упо-
мянула про записку, которую я ей оставила? Или она ее не получила? Нет,
это невозможно".
Скарлетт быстро пробежала глазами по жалобам тети Полины относительно
глупости путешествия Скарлетт после сурового испытания, когда опрокину-
лась лодка, и о "неестественной скрытности" Скарлетт, не сказавшей им,
что с ней был несчастный случай.
Почему Полина не может сказать ей то, что она хочет знать? Ни слова о
Ретте. Она просматривала страницу за страницей, исписанные острым почер-
ком тети Полины, стараясь найти его имя. Здесь. Наконец-то.
"... дорогая Элеонора обеспокоена, что Ретт счел необходимым уехать в
Бостон на встречу относительно груза удобрений. Он не должен был уезжать
в холод северного климата сразу после испытания долгим пребыванием в хо-
лодной воде, которое последовало за опрокидыванием его лодки".
Страницы упали на колени из рук. Скарлетт. Конечно. О, спасибо тебе,
Господи. Поэтому Ретт за ней еще и не приехал. "Почему дядя Генри не
сказал мне, что телеграмма от Ретта пришла из Бостона? Я бы не сходила с
ума, ожидая его появления каждую минуту. Пишет ли тетя Полина, когда он
вернется?" Скарлетт пошарила в куче листов. Когда же она остановится?
Скарлетт вернулась к тому месту, где она остановилась, и внимательно
прочитала до конца. Но никакого упоминания о том, что она хотела узнать,
не было. "Что же мне делать сейчас? Ретт может быть в отъезде неделями.
Или он, может быть, в дороге домой именно в эту минуту?"
Скарлетт снова взяла приглашение от мисс Ходгсон. В конце концов, ту-
да можно и пойти. Она взвоет, если будет находиться в этом доме с утра
до вечера.
Если бы только она могла ходить к Джейми, хотя бы на чашку кофе. Но
нет, не следовало об этом и думать.
Итак, она не могла думать об О'Хара. Следующим утром она пошла на го-
родской рынок с поварихой, чтобы проконтролировать, что она покупает и
сколько она за это платит. Не зная, чем заняться, Скарлетт решила навес-
ти порядок в дедовском доме. Когда она пила кофе, она услышала мягкий,
дрожащий голос, произнесший ее имя. Это была прелестная, тихая юная Кэт-
лин.
- Я не знаю американских сортов рыбы, - сказала она. - Вы мне не по-
можете выбрать самые лучшие креветки?
Скарлетт была в замешательстве, пока девочка не показала рукой в сто-
рону креветок.
- Ангелы послали мне вас, Скарлетт, - сказала Кэтлин, когда сделала
покупку. - Я бы совсем растерялась без вас. Морин хочет все только самое
лучшее. Мы ожидаем Колума, вы знаете?
"Колум?! Как будто я должна знать, кто это такой! Морин или кто-то
еще упоминали его имя".
- Почему Колум - это так важно? Голубые глаза Кэтлин расширились от
удивления.
- Почему? Хорошо... потому что Колум - это Колум. Это все. Он... -
она не могла подыскать нужного слова. - Он Колум. Это все. Он привез ме-
ня сюда, разве вы не знаете? Он мой брат, как Стефен.
Стефен. Это тихий и темный. Скарлетт и не думала, что он брат Кэтлин.
Может, поэтому он такой тихий. Может быть, они все такие, как мышки, в
этой семье.
- Который же из братьев дяди Джеймса ваш отец? - спросила она Кэтлин.
- Ах, мой отец умер. Господь упокоил его душу.
Что-то девочка глуповата.
- Как его звали, Кэтлин?
- О, вы хотите знать его имя. Патрик его звали, Патрик О'Хара. Патри-
ция была названа в его честь, будучи первенцем Джейми, а Патрик - имя
его собственного отца.
Лоб Скарлетт напрягся в размышлении. Значит, Джейми - тоже брат Кэт-
лин. Не сказала бы, что вся семья была тихой.
- У тебя есть еще братья? - спросила она.
- О, конечно, - сказала Кэтлин со счастливой улыбкой, - братья и
сестры тоже. Четырнадцать в общей сложности. Еще живущих, я имею в виду.
Она перекрестилась.
Скарлетт отшатнулась от девочки. "О Господи, больше чем уверена, что
кухарка все слышала и теперь передаст деду. Я его уже слышу, как он го-
ворит о католиках, размножающихся, как кролики".
Но в течение дня Пьер Робийяр ни разу не упомянул о ее родственниках.
Он потребовал ее к себе перед ужином, объявил, что еда улучшается, и от-
пустил.
Она остановила Жерома, проверила поднос, осмотрела серебро, чтобы
удостовериться, что оно блестит и на нем нет жирных отпечатков пальцев.
Затем она положила кофейную ложечку так, что та ударилась о суповую лож-
ку. "Если бы Морин взялась учить меня играть на ложках..." Мысль застала
ее врасплох.
Этой ночью она видела во сне отца. Она проснулась утром с улыбкой на
губах, со следами слез на щеках.
На городском рынке она услышала взрывы характерного смеха Морин и
устремилась за кирпичный простенок, чтобы избежать встречи. Но она могла
видеть Морин, Патрицию, огромную, как дом, и толпу детей за ними.
- Ваш отец - единственный, кто не в восторге от приезда Колума, -
слышала она слова Морин. - Он наслаждается угощениями, которые я готовлю
на ужин каждый вечер, в надежде, что придет Колум.
"Я и сама хочу специальных угощений, - подумала Скарлетт. - Я устала
от мягкой пищи для дедушки". Она повернулась к кухарке.
- Возьми также кур, - приказала она, - и поджарь пару кусочков мне на
обед.
Ее плохое настроение исчезло задолго до обеда. Когда она вернулась
домой, она обнаружила послание от настоятельницы: епископ был готов рас-
смотреть просьбу Скарлетт разрешить ей купить приданое Кэррин.
"Тара. Я получу Тару!" Ее мозг был так занят планами возрождения Та-
ры, что она не замечала проходящего времени, не осознавала, что лежало у
нее в тарелке во время обеда.
Она могла видеть это так ясно в своем воображении. Дом, сверкающий
свежей белизной на холме; уходящая зелень лужайки, такая зеленая, уса-
женная клевером; пастбища, сияющие зеленью шелковистой травы, склоняю-
щейся от ветра; загадочные тенистые темно-зеленые сосны, окружающие реку
и скрывающие ее от взгляда. Весна с морем нежных цветов кизила и опьяня-
ющим запахом глицинии. Лето, накрахмаленные занавески, развевающиеся в
открытом окне, и сладость запаха жимолости, проникающего во все комнаты.
Волшебное безупречное совершенство.
Да, лето лучше всего. Длинное, ленивое лето в Джорджии, когда сумерки
длятся часами и светлячки предупреждают о надвигающейся темноте. Потом
звезды на близком бархатном небе, или луна, круглая и белая, такая же
белая, как спящий дом, который она освещает на темном холме.
Лето... Глаза Скарлетт расширились. Это так. Почему она не поняла это
раньше? Конечно. Лето, когда она любила Тару больше всего, именно летом
Ретт не сможет поехать в Данмор из-за лихорадки. Это было отлично. Они
могли бы жить с октября по июнь в Чарльстоне, когда начинался сезон ба-
лов, разбивающий монотонность всех этих скучных чаепитий, и летом в Та-
ре, разбивающей монотонность балов.
ГЛАВА 41
Пьер Робийяр сопровождал Скарлетт на церемонию открытия Ходгсонхолла.
Он был внушительной персоной в своем старомодном выходном костюме, сос-
тоящем из сатиновых брюк и бархатного фрака с маленьким значком Почетно-
го Легиона в петлице и с широкой красной орденской лентой на груди.
Скарлетт никогда не видела кого-либо, кто выглядел бы так изысканно и
аристократично, как ее дед.
Он тоже мог ею гордиться. Она надела жемчуга и бриллианты чистой во-
ды, ее платье было чудесно: блестящая колонна золотой парчи, отделанные
золотом кружева, с золотым парчовым шлейфом четырех футов длиной. У нее
никогда не было возможности надеть это платье, потому что ей приходилось
одеваться так скромно в Чарльстоне. Скарлетт все еще прихорашивалась,
когда Жером посадил ее в экипаж напротив деда.
Поездка на южную окраину города прошла в молчании. Пьер Робийяр почти
заснул, качая головой, увенчанной седой копной волос. Она дернулась,
когда Скарлетт вскрикнула:
- О, посмотрите! Толпа народа окружала классическое здание с железным
забором, чтобы посмотреть на прибытие элиты саваннского общества. Скар-
летт надменно, высоко держала голову, пока слуга в ливрее помогал ей
выйти из экипажа на тротуар. Она могла слышать шепот восхищения в толпе.
Пока ее дед медленно вылезал вслед за ней, она вскинула голову, чтобы
открыть серьги, сверкающие в свете фонарей, и отбросила шлейф с руки на
высокую лестницу холла, покрытую красной дорожкой.
"О-о-о! ", - слышала она из толпы, - "А-а-а! ", "прелестно", "кто
она?" Когда она положила свою руку в белой перчатке на бархатный рукав
деда, ее отчетливо позвал знакомый голос.
- Кэйти, дорогая, вы ослепительны, как королева Шебы!
В панике она быстро посмотрела налево, отшатнулась от Джейми с его
выводком, как будто она их не знала, и продолжала медленным величавым
темпом Пьера Робийяра подниматься по лестнице. Но картина отпечаталась в
ее мозгу. Джейми держал под руку свою смеющуюся, рыжеволосую, неряшливую
жену, его котелок небрежно торчал на затылке кудрявой головы. Еще один
человек стоял справа от него, освещенный фонарями. Ростом он доходил до
плеча Джейми. Его красное лицо было веселым, голубые глаза сверкали, а
непокрытая голова была окружена ореолом серебряных кудрей. Это был точ-
ный образ Джерадда О'Хара, папы Скарлетт.
Красивый строгий интерьер Ходгсон-холла полностью соответствовал его
академическому предназначению. Богатые панели полированного дерева пок-
рывали стены и обрамляли коллекцию старых карт и эскизов, принадлежащих
историческому обществу. Огромные медные канделябры со стеклянными круг-
лыми газовыми светильниками свисали с высокого потолка. Они отбрасывали
яркий ослепительный свет на ряды бледных аристократических лиц под ними.
Скарлетт панически чувствовала, она быстро начала стареть. Ее тридца-
тый день рождения прошел незамеченным, пока она была в Чарльстоне. Каж-
дый знает, что когда женщине тридцать, она все равно, что умерла. Трид-
цать это было так много; Скарлетт казалось, что с ней этого никогда не
случится.
Дед взял ее руку выше локтя и подтолкнул ее к ряду встречающих. Его
пальцы были холодны, как смерть, и она чувствовала холод даже через тон-
кую кожу перчаток, которые покрывали ее руку почти до плеча.
Старшие служащие Исторического Общества приветствовали высокочтимых
гостей. "Я не могу пожимать все эти мертвые холодные руки, улыбаться и
говорить, как я счастлива быть здесь. Нужно б