Ей претили чопорность Индии и глупая болтовня Милочки, и она  зна-
ла, что они ее тоже терпеть не могут, но не ездить к ним  было  выше  ее
сил. И всякий раз, вернувшись из Двенадцати Дубов, она угрюмо  бросалась
на постель и отказывалась спуститься к ужину.
   Именно эти отказы от пищи больше всего беспокоили  Эллин  и  Мамушку.
Последняя появлялась в ее  комнате  с  подносом,  уставленным  соблазни-
тельными яствами, вкрадчиво давая понять, что теперь, став  вдовой,  она
может есть сколько ее душеньке угодно. Но у Скарлетт не было аппетита.
   Доктор Фонтейн с сумрачным видом сказал однажды Эллин, что есть  при-
меры, когда от безутешной скорби женщины начинали чахнуть  и  сходили  в
могилу, - Эллин побледнела: та же мысль глодала и ее.
   - Что же нам делать, доктор?
   - Перемена обстановки была бы для нее  лучшим  лекарством,  -  сказал
доктор, больше всего озабоченный тем, чтобы сбыть с рук трудную пациент-
ку. И вот Скарлетт вместе с младенцем отправилась,  хотя  и  без  особой
охоты, навестить своих родственников О'Хара и Робийяров в Саванне, а за-
тем сестер Эллин - Полин и Евлалию - в Чарльстоне. Но совершенно  неожи-
данно для Эллин, обкидавшей ее на месяц позже, она без всяких объяснений
возвратилась домой. В Саванне Скарлетт был оказан самый радушный  прием,
но какая скука сидеть смирненько с этими стариками - Джеймсом и Эндрю  и
их дренами - и слушать, как они вспоминают былое, которое ничуть не  ин-
тересовало Скарлетт! То же повторилось и у Робийяров,  а  Чарльстон,  по
мнению Скарлетт, был омерзителен.
   Тетушка Полин и ее  супруг,  маленький,  хрупкий,  церемонно-вежливый
старичок с отсутствующим взглядом, бродивший мыслями  где-то  в  прошлом
веке, жили на плантации, еще более уединенной, чем Тара, на берегу реки.
До ближайшего поместья было добрых двадцать  миль  сумрачными  дорогами,
через пустынные дубовые рощи, заросли кипариса и болота. При взгляде  на
виргинские дубы,  оплетенные  серой  бахромой  мха,  Скарлетт  пробирала
дрожь: они пробуждали в ней воспоминания об ирландских духах, бродящих в
мерцающем сером тумане, о которых часто рассказывал ей  в  детстве  Дже-
ралд. Заняться здесь было совершенно нечем, и целыми днями она вязала, а
вечерами слушала, как дядюшка Кэри читал вслух нравоучительные  творения
Булвер-Литтона.
   В Чарльстоне, в большом доме тетушки Евлалии, скрытом от глаз за  вы-
сокой оградой и садом, было так же тоскливо. Скарлетт, привыкшей к  сво-
бодным просторам полей и пологих красных холмов, все время казалось, что
она в тюрьме. Жили здесь не столь замкнуто,  как  у  тетушки  Полин,  но
Скарлетт не нравились посещавшие этот дом люди - их чопорность,  привер-
женность традициям, подчеркнутая кастовость. В их глазах она была плодом
мезальянса. Все они дивились про себя, как одна из Робийяров могла выйти
замуж за пришлого ирландца, и Скарлетт угадывала их мысли. Она  чувство-
вала, что тетушка Евлалия постоянно просит для нее  снисхождения  за  ее
спиной. Это ее бесило, так как она не больше дорожила родовитостью,  чем
ее отец. Она гордилась Джералдом, сумевшим выбиться в люди без посторон-
ней помощи, исключительно благодаря своей ирландской сметке.
   К тому же чарльстонцы приписывали себе слишком большие заслуги в  ов-
ладении фортом Самтер! Боже милостивый, неужели эти тупицы не  понимали:
если бы даже у них хватило ума не стрелять, рано или поздно выстрелил бы
какой-нибудь другой идиот, и война все равно бы началась. Даже их  тягу-
чая речь казалась ей,  привыкшей  к  быстрому,  живому  говору  Северной
Джорджии, жеманной. Порой она боялась, что заткнет уши и завизжит,  если
еще раз услышит "паалмы" - вместо "пальмы" или "маа" и  "паа"  -  вместо
"ма" и "па". Все это ее так раздражало, что во время одного официального
визита она, к вящему огорчению тетушки Евлалии, заговорила  с  провинци-
альным ирландским акцентом, ловко имитируя произношение Джералда.  После
этого она вернулась домой. Лучше терзаться думами об Эшли,  чем  терзать
свои уши чарльстонской речью.
   Эллин, дни и ночи проводившая в трудах, стараясь  поднять  доходность
имения на благо Конфедерации, пришла в ужас, когда ее старшая дочь - ху-
дая, бледная, злоязычная - возвратилась домой. Ночь за ночью, лежа рядом
с безмятежно похрапывающим Джералдом, Эллин вспоминала, как сама пережи-
ла когда-то невозвратимую утрату, и ломала себе голову,  пытаясь  приду-
мать, чем облегчить страдания дочери. Тетушка Чарлза, мисс Питтипэт  Га-
мильтон, уже не раз писала ей, настойчиво прося отпустить  Скарлетт  по-
гостить у них в Атланте, и теперь Эллин впервые всерьез  задумалась  над
этим предложением.
   Тетушка и Мелани жили одни в большом доме, "без всякой мужской  опеки
теперь, когда не стало нашего дорогого Чарлза",  писала  мисс  Питтипэт.
"Конечно, есть еще мой брат Генри, но он не живет под одним с нами  кро-
вом. Вероятно, Скарлетт поведала Вам о Генри. Деликатность не  позволяет
мне более подробно касаться этой темы в письме. А  нам  с  Мелани  будет
много легче и спокойней, если Скарлетт приедет погостить у нас. Одиноким
женщинам втроем лучше, чем вдвоем. И может быть, дорогая Скарлетт найдет
для себя утешение в горе, как делает  это  Мелани,  ухаживая  за  нашими
храбрыми мальчиками в здешнем госпитале, ну, и конечно,  и  Мелани  и  я
жаждем увидеть ее драгоценного малютку..."
   Словом, вдовьи одеянья Скарлетт снова были собраны в  дорогу,  и  она
отбыла в Атланту с Уэйдом Хэмптоном, его нянькой Присей, сотней конфеде-
ратских долларов от Джералда и кучей наставлений, как ей  надлежит  себя
вести, от Мамушки и Эллин. Не очень-то хотелось Скарлетт ехать в  Атлан-
ту. Тетушка Питти в ее представлении была на редкость глупой старухой, и
Скарлетт претила мысль о том, чтобы жить под одной крышей с женой  Эшли.
Но оставаться дома, где воспоминания обступали ее со всех сторон,  стало
для нее невыносимо, и она готова была бежать куда глаза глядят.


   ЧАСТЬ 2

   ГЛАВА VIII

   Майским утром 1862 года поезд уносил Скарлетт на север. При всей сво-
ей неприязни к Мелани и мисс Питтипэт, Скарлетт не без любопытства дума-
ла о переменах, которые могли произойти в Атланте с прошлой, еще довоен-
ной, зимы, когда она последний раз побывала там, и о том, что  как-никак
этот город не может быть столь же невыносимо скучен, как  Чарльстон  или
Саванна.
   Атланта с детства интересовала Скарлетт больше других городов потому,
что, по словам Джералда, этот город  был  ее  ровесником.  Джералд,  как
обычно, слегка погрешил против истины ради красного словца, и Скарлетт с
годами это поняла, - но так или иначе. Атланта все равно  была  лишь  на
девять лет старше ее и, следовательно, необычайно молода по сравнению  с
другими городами. Саванна и Чарльстон были старые,  почтенные  города  -
один приближался к концу своего второго столетия, другой  уже  шагнул  в
третье, и в глазах Скарлетт они были городами-бабушками, мирно  греющими
на солнце свои старые кости, обмахиваясь веерами. Атланта же принадлежа-
ла к одному с ней поколению - молодой, своевольный, необузданный  город,
под стать ей самой.
   А ее ровесником Джералд сделал этот город потому, что свое  последнее
крещение Атланта получила в один год со Скарлетт. За девять лет до этого
город сначала назывался Терминус, потом Мартасвилл и только в год рожде-
ния Скарлетт был переименован в Атланту.
   Когда Джералд прибыл в Северную Джорджию, Атланты не было еще и в по-
мине, не было даже крошечного поселка - сплошная дичь и глушь. Но уже  в
следующем, 1836 году штат утвердил проект прокладки железной  дороги  на
северо-запад - через только что очищенную от индейцев чероки территорию.
Конечный пункт этой дороги - штат Теннесси на Западе  -  был  уже  четко
обозначен, но откуда она должна была взять свое начало в Джорджии, никто
толком не знал, пока годом позже некий безымянный строитель  не  воткнул
палку в красную глину, обозначив исходную южную точку дороги и место бу-
дущего города Атланты, поначалу названного просто Терминус, то есть  ко-
нечная станция.
   В те годы в Северной Джорджии еще не проложили железных дорог,  да  и
вообще они были тогда редкостью. Но незадолго до того года,  когда  Дже-
ралд сочетался браком с Эллин, крошечная фактория в двадцати пяти  милях
к северу от Тары превратилась в деревушку, и  полотно  будущей  железной
дороги медленно поползло от нее на север. А потом  началась  эра  повсе-
местной прокладки железных дорог. От старого  города  Огасты  потянулась
через штат другая дорога - на запад, на пересечение с новой  дорогой  на
Теннесси. Из другого старого  города-Саванны  -  началось  строительство
третьей железной дороги - сначала до Мейкона, в Центральной Джорджии,  а
затем на север, через графство, где поселился Джералд, до  Атланты,  для
соединения с двумя упомянутыми выше дорогами, что обеспечивало Саванской
гавани связь с западными территориями. А потом из этого, железнодорожно-
го узла, из молодого города Атланты, была проложена  четвертая  железная
дорога - на юго-запад до Монтгомери и Мобайла.
   Рожденный железными дорогами город рос и развивался  вместе  с  ними.
Когда все четыре железнодорожные линии были  завершены.  Атланта  обрела
прямую связь с западом, с югом и с побережьем, а через Огасту - с  севе-
ром и востоком. Оказавшись на пересечении всех путей, маленькая деревуш-
ка расцвела.
   За короткий промежуток времени - Скарлетт тогда  исполнилось  семнад-
цать лет - на том месте, где в красную глину была воткнута палка,  вырос
преуспевающий городок Атланта, насчитывавший десять тысяч жителей и при-
ковывавший к себе внимание всего штата. Более старые и  более  степенные
города, взирая на кипучий молодой город, чувствовали  себя  в  положении
курицы, неожиданно высидевшей гусенка. Почему Атланта приобретала  столь
отличный от всех других городов Джорджии облик? Почему  она  так  быстро
росла? В конце концов она же ничем особенным похвалиться не могла,  если
не считать железных дорог и кучки весьма предприимчивых людей.
   Ничего не скажешь, первые поселенцы, обосновавшиеся в Терминусе,  пе-
реименованном затем в Мартасвилл, а позже  в  Атланту,  бесспорно,  были
людьми предприимчивыми. Деятельные, энергичные, они стекались  из  ранее
освоенных областей Джорджии, да и из других  отдаленных  штатов  в  этот
разраставшийся вокруг железнодорожного узла городок. Они приезжали сюда,
исполненные веры в будущее. И строили свои склады и магазины по обочинам
пяти красных раскисших дорог, пересекавшихся позади вокзала. Они воздви-
гали добротные дома на Уайтхолле и на улице Вашингтона и вдоль  подножия
высокого холма, где мокасины многих поколений индейцев протоптали  путь,
именуемый Персиковой тропой. Они гордились своим городом, гордились  его
быстрым ростом и собой, ибо это благодаря их усилиям он рос. Старые  го-
рода могли давать Атланте какие угодно прозвища.  Атланта  не  придавала
этому значения.
   Атланта привлекала Скарлетт именно тем, что заставляло Саванну, Огас-
ту и Мейкон относиться к этому городу с презрением. В Атланте, как  и  в
ней самой, старое причудливо переплелось с новым, и в этом  единоборстве
старое нередко уступало своеволию и силе нового. А сверх того, некоторую
роль играли в этом и чисто личные причины - Скарлетт  увлекала  мысль  о
том, что этот город родился или, во всяком случае, был  крещен  одновре-
менно с ней.
   Ночь, проведенная в дороге, была ветреной и дождливой, но, когда  по-
езд прибыл в Атланту, жаркое солнце уже храбро взялось за работу и  тру-
дилось вовсю, стараясь высушить улицы, превратившиеся в потоки и водово-
роты грязи. Глинистая площадь перед вокзалом, вдоль  и  поперек  изрытая
колесами и копытами, представляла собой  жидкое  месиво,  наподобие  тех
луж, в которых любят поваляться свиньи, и несколько повозок уже увязло в
этом месиве по самые ступицы. Сквозь сутолоку и грязь беспрерывной вере-
ницей тянулись через площадь армейские фургоны и санитарные кареты, выг-
ружая из вагонов боеприпасы и раненых, мулы тонули в этой жиже,  возницы
чертыхались, фонтаны грязи летели из-под колес.
   Скарлетт стояла на нижней подножке вагона - бледная и  очаровательная
в своем черном траурном платье с траурным крепом почти до  пят.  Она  не
решалась ступить на землю, боясь испачкать туфли и подол платья; огляды-
ваясь по сторонам, ища глазами среди всех этих громыхающих повозок,  ко-
лясок и карет пухленькое розовощекое личико мисс Питтипэт, она  увидела,
что к ней, с видом важным и величественным, направляется, шлепая по луч-
кам, худой старый седовласый негр со шляпой в руке.
   - А это, сдается мне, мисс Скарлетт? А я Питер - кучер мисс Питтипэт.
Стойте, не лезьте в такую грязь! - сердито остановил он Скарлетт,  кото-
рая, подобрав юбки, уже готова была спрыгнуть с подножки. - Вы, глядишь,
не лучше мисс Питти, она что твое дитя малое - завсегда ноги  промачива-
ет. Давайте-ка я вас снесу.
   Он поднял Скарлетт на руки - поднял легко, невзирая на свой возраст и
хилый вид, - и, заметив Присей, стоявшую на площадке вагона  с  ребенком
на руках, спросил:
   - А эта девчушка - ваша нянька, что ли?  Молода  еще,  чтобы  нянчить
единственного сыночка мистера Чарлза - вот что я вам скажу,  мисс  Скар-
летт. Ну, да об этом опосля. Ступай за мной,  да  смотри  ребенка-то  не
урони!
   Скарлетт кротко выслушала нелестный отзыв о своем выборе няньки, выс-
казанный весьма безапелляционным тоном, и столь же кротко позволила ста-
рику негру подхватить себя на руки. Пока он нес ее через площадь  к  ко-
ляске, а Присей, надув губы, шлепала за ним по лужам,  ей  припомнилось,
что рассказывал Чарлз про "дядюшку Питера":
   "Всю Мексиканскую кампанию он проделал бок о бок с  отцом,  выхаживал
его, когда отец был ранен, короче говоря, спас ему жизнь. Он же, в  сущ-
ности, и вырастил нас с Мелани, ведь мы остались совсем  крошками  после
смерти отца и матери. Тетя Питти в то время рассорилась с  дядей  Генри,
своим братом, переехала жить к нам и взяла на себя заботы о нас.  Только
она совершенно беспомощное создание, этакий славный добрый большой ребе-
нок, и дядюшка Питер так к ней и относится - как  к  ребенку.  Даже  для
спасения собственной жизни она ни по какому, самому простому вопросу  не
в состоянии принять самостоятельного решения, так что дядюшка Питер дол-
жен все решать за нее. Это он, когда мне сравнялось пятнадцать лет,  ре-
шил, что надо увеличить сумму, отпускаемую на мои карманные  расходы,  и
он же настоял, чтобы я заканчивал свое образование в Гарварде, в то вре-
мя как дядя Генри хотел, чтобы я окончил местный  университет.  И  когда
Мелани подросла, тот же дядюшка Питер решал, можно ли уже  позволить  ей
делать прическу и выезжать в свет. По его слову тетя Питти должна  оста-
ваться дома и не ездить с визитами, если он находит, что на дворе  слиш-
ком холодно или слишком сыро, и он же указывает ей, когда  нужно  надеть
шаль... Он самый умный, сметливый негр из всех, каких мне доводилось ви-
деть, и самый преданный. Беда лишь в том, что все мы трое, со всеми пот-
рохами, находимся в его безраздельной личной  собственности,  и  он  это
превосходно понимает".
   Слова Чарлза нашли подтверждение, как только дядюшка  Питер  влез  на
козлы и взял в руки кнут.
   - Мисс Питти крепко расстроилась, что не поехала вас встретить. Боит-
ся, вы, может, не поймете, но я сказал ей, чтоб не  ехала:  они  с  мисс
Мелли только в грязи выпачкаются и новые платья себе испортят. Ну,  а  я
сам все вам растолкую. Мисс Скарлетт, вы бы взяли ребеночка-то на  руки.
Как бы эта пигалица его не уронила.
   Скарлетт покосилась на Присей и вздохнула. Присей, конечно,  была  не
лучшей из нянек. Недавнее превращение из тощей девчонки в короткой юбке,
с тугими, торчащими в разные стороны косичками, в солидную особу в длин-
ном ситцевом платье и белом накрахмаленном тюрбане приводило ее в состо-
яние радостного возбуждения. Она никак не могла бы достичь столь высоко-
го положения в столь раннюю пору жизни, если бы не война с ее неотложны-
ми запросами. Интендантская служба предъявляла свои требования к постав-
кам с Тары, и Эллин просто не могла обойтись без Мамушки или Дилси,  или
даже Розы или Тины. Присей еще ни разу в жизни не удалялась  от  Тары  и
Двенадцати Дубов больше чем на милю, и путешествие в  поезде  да  еще  в
непривычном высоком звании няньки оказалось почти непосильным испытанием
для ее бедного маленького умишка. Двадцатимильный переезд  от  Джонсборо
до Атланты так ее взбудоражил, что Скарлетт  пришлось  все  время  самой
держать ребенка на руках. Теперь же зрелище никогда не виданного скопле-
ния домов и людей окончательно деморализовало Присей.  Она  подпрыгивала
на сиденье и вертелась во все стороны, так при этом подбрасывая ребенка,
что он стал жалобно хныкать.
   А Скарлетт с тоской вспоминала старые пухлые  руки  Мамушки,  которой
стоило только прикоснуться к ребенку, чтобы он тотчас затих. Но  Мамушка
осталась в Таре, и тут уж ничего нельзя было поделать. А брать маленько-
го Уэйда к себе на руки не имело смысла. У нее на руках он  будет  орать
ничуть не меньше, чем у Присей, да еще станет хвататься за ленты и  стя-
гивать с нее чепец и, конечно, помнет ей платье. И Скарлетт сделала вид,
что не расслышала слов дядюшки Питера.
   "Может быть, я со временем и научусь обращаться с детьми, - с досадой
думала Скарлетт, трясясь в коляске, с  трудом  выбиравшейся  из  привок-
зальной грязи. - Но все равно мне никогда не доставит удовольствия сюсю-
кать над ними". И видя, что личико ребенка совсем побагровело от  крика,
она сказала раздраженно:
   - Дай ему соску с сахаром. Присей,  она  у  тебя  в  кармане.  Сделай
что-нибудь, уйми ребенка. Он, понятно, голоден, но я же сейчас ничем  не
могу помочь.
   Присей достала сахар, завернутый в марлю, который сунула ей утром  на
дорогу Мамушка, и ребенок затих, а Скарлетт стала поглядывать по  сторо-
нам, и ее настроение немного поднялось. Когда дядюшке Питеру удалось на-
конец выволочь коляску из глинистых рытвин  и  выбраться  на  Персиковую
улицу, она почувствовала, что любопытство впервые за многие месяцы снова
пробуждается в ней. Как вырос город! Всего лишь год  с  небольшим  назад
была она здесь в последний раз, и казалось просто непостижимым, что  ма-
ленькая Атланта могла так перемениться за столь короткий срок.
   Весь прошедший год Скарлетт была так погружена в  свои  несчастья,  а
постоянные разговоры о войне так ей прискучили, что она оставалась в не-
ведении тех коренных перемен, которые начали совершаться в Атланте, лишь
только прогремели первые выстрелы. Железные  дороги,  сделавшие  Атланту
центром пересечения всех торговых путей в мирное время, приобрели в  дни
войны важное стратегическое значение. Расположенный вдали от района бое-
вых действий, город этот с его железнодорожным узлом стал связующим зве-
ном между двумя армиями Конфедерации - армией Виргинии и армией Теннесси
и Запада. И через ту же Атланту шли пути, соединявшие обе  эти  армии  с
глубинным Югом, откуда они черпали все необходимое для фронта. А теперь,
отвечая нуждам войны. Атланта становилась и промышленным центром, и  во-
енно-санитарной базой, и главным арсеналом,  и  складом  продовольствия,
поступавшего для сражавшихся армий Юга.
   Скарлетт глядела во все глаза, тщетно ища приметы того маленького го-
родка, который был ей так хорошо знаком. Его не  стало.  Представший  ее
взору город был похож на младенца, в одну ночь превратившегося в  огром-
ного шумного неуклюжего детину.
   Атланта гудела, как растревоженный улей, гордая сознанием своего зна-
чения для Конфедерации. И день и ночь  здесь  шла  работа  -  сельскохо-
зяйственный край стремительно превращался в индустриальный. До войны юж-
нее Мериленда почти не было ни хлопкопрядильных, ни шерстомотальных фаб-
рик, ни арсеналов, ни заводов - обстоятельство,  коим  всегда  гордились
южане. Юг поставлял государственных деятелей  и  солдат