орох и кринолины. Это куда удобнее, чем плавать в Англию. Порой  бывает
несколько затруднительно проникнуть в чарльстонский  или  уилмингтонский
порт, но вы изумитесь, если я вам скажу, в какие  щели  умеют  проникать
маленькие золотые кружочки.
   - Конечно, я всегда знала, что янки мерзкие твари, но чтобы...
   - Стоит ли тратить словесный пыл на янки, которые честно набивают се-
бе карман, продавая свой Союз Штатов? Это не будет иметь никакого значе-
ния в веках. Все сведется к одному концу. Янки знают,  что  Конфедерация
рано или поздно будет стерта с лица земли, так почему бы им пока что  не
заработать себе на хлеб?
   - Стерта с лица земли? Конфедерация?
   - Ну разумеется.
   - Будьте столь любезны - освободите меня от вашего присутствия  и  не
вынуждайте вызывать мой экипаж, дабы от вас избавиться!
   - Какая пылкая маленькая мятежница! - с усмешкой проговорил он,  пок-
лонился и неспешно зашагал прочь,  покинув  ее  в  состоянии  бессильной
ярости и негодования, и к этому примешивался непонятный ей самой  осадок
разочарования - разочарования, как у  обиженного  ребенка,  чьи  детские
мечты разлетелись в прах. Как смеет он так отзываться о тех, кто помога-
ет прорывать блокаду! И как посмел он сказать, что Конфедерацию сотрут с
лица земли! Его следует расстрелять, расстрелять, как изменника! Она об-
вела глазами зал, увидела знакомые лица - смелые, открытые, воодушевлен-
ные, уверенные в победе, и странный холодок вдруг закрался в ее  сердце.
Сотрут с лица земли? И эти люди допустят? Да нет, конечно же, нет!  Сама
эта мысль была предательской и нелепой.
   - О чем это вы шептались? - повернувшись к Скарлетт, спросила Мелани,
когда покупатели ушли. - Миссис Мерриуэзер - я заметила - не  сводила  с
тебя глаз, а ты ведь знаешь, дорогая, как она любит посудачить.
   - Этот человек совершенно невыносим -  невоспитанная  деревенщина,  -
сказала Скарлетт. - А старуха Мерриуэзер - пускай себе судачит. Мне  на-
доело прикидываться дурочкой для ее удовольствия.
   - Ну что ты, право, Скарлетт! - воскликнула  чрезвычайно  скандализо-
ванная Мелани.
   - Тише, - сказала Скарлетт. - Доктор Мид  намерен  сделать  еще  одно
объяснение.
   Когда доктор заговорил, зал немного притих. Для начала доктор  побла-
годарил пожертвовавших драгоценности дам за щедрость.
   - А теперь, дамы и господа, я хочу сделать  вам  сюрприз.  Предложить
нечто столь новое, что кого-то это может даже шокировать. Но я прошу вас
не упускать из виду, что все здесь делается для наших госпиталей  и  для
наших мальчиков, которые в них лежат.
   Все начали придвигаться ближе, протискиваться вперед, стараясь  отга-
дать, какой ошеломляющий сюрприз может преподнести им почтенный доктор.
   - Сейчас начнутся танцы - и как всегда, разумеется, с кадрили, за ко-
торой последует вальс. Все последующие танцы - полька, шотландский,  ма-
зурка - будут перемежаться короткими кадрилями. Мне хорошо известен  га-
лантный обычай соперничества за право повести  кадриль,  а  вот  на  сей
раз... - Доктор вытер платком вспотевший лоб и хитро покосился  в  угол,
где среди прочих матрон сидела и его жена - ...на сей раз,  джентльмены,
тому, кто хочет повести кадриль с дамой по своему  выбору,  придется  за
это платить. Аукцион буду проводить я сам, а все вырученные деньги  пой-
дут на нужды госпиталей.
   Веера застыли в воздухе, и по толпе пробежал взволнованный  шепот.  В
углу среди матрон поднялась форменная суматоха. Миссис  Мид,  отнюдь  не
одобряя в душе действий своего супруга, тем не  менее  решительно  взяла
его сторону и оказалась в трудном положении. Миссис Элсинг, миссис  Мер-
риуэзер и миссис Уайтинг сидели пунцовые от негодования. Но тут  солдаты
внутреннего охранения внезапно разразились громкими  криками  одобрения,
которые тотчас были подхвачены и другими гостями в военной форме, а тог-
да уж и молоденькие девушки начали радостно подпрыгивать на месте и хло-
пать в ладоши.
   - Тебе не кажется, что это немножко... немножко смахивает на...  тор-
говлю живым товаром? - прошептала  Мелани,  с  сомнением  глядя  на  во-
инственно ощетинившегося доктора, который, как ей всегда  казалось,  был
безупречнейшим джентльменом.
   Скарлетт промолчала, но глаза ее блеснули, а сердце  томительно  сжа-
лось. Ах, если бы она не была в трауре! О да, будь она прежней  Скарлетт
О'Хара в травянисто-зеленом платье с темно-зелеными бархатными  лентами,
свисающими с корсажа, и туберозами в темных волосах, кто,  как  не  она,
открыл бы этот бал первой кадрилью? Да, конечно же, она! Не меньше дюжи-
ны мужчин повели бы из-за нее торг и  принялись  бы  выкладывать  деньги
доктору. А вместо того сиди тут, подпирай стенку и смотри, как Фэнни или
Мейбелл поведет большую кадриль, словно первая красавица Атланты!
   Голос маленького зуава с  резко  выраженным  креольским  акцентом  на
мгновение перекрыл шум:
   - Если позволите, я плачу двадцать долларов и приглашаю мисс  Мейбелл
Мерриуэзер.
   Мейбелл спрятала вспыхнувшее от смущения личико  на  плече  Фэнни,  и
другие девушки, хихикая, начали прятаться друг от друга, в то время  как
новые мужские голоса начали выкрикивать новые  имена  и  называть  более
крупные суммы денег. Доктор Мид улыбался, полностью игнорируя  возмущен-
ный шепот, доносившийся из угла, где восседали дамы-попечительницы.
   Поначалу миссис Мерриуэзер громко и решительно заявила, что  ее  Мей-
белл не примет участия в этой затее. Но по мере  того  как  имя  Мейбелл
стало звучать все чаще и чаще, а предложенная за нее сумма  возросла  до
семидесяти пяти долларов, протесты почтенной дамы стали  слабеть.  Скар-
летт, облокотившись о прилавок, подтирала глазами возбужденную толпу,  с
пачками денег в руках окружившую подмостки.
   Ну вот, сейчас они все примутся танцевать - все, кроме нее и  пожилых
дам. Все будут веселиться, кроме нее. Она увидела Ретта Батлера,  стояв-
шего внизу прямо перед доктором, и постаралась сделать вид, что все про-
исходящее ей глубоко безразлично, но было уже поздно:  один  уголок  губ
Ретта насмешливо опустился вниз, а  одна  бровь  выразительно  поднялась
вверх. Скарлетт вздернула подбородок и, отвернувшись, внезапно  услышала
свое имя, произнесенное с характерным чарльстонским акцентом и так гром-
ко, что оно заглушило все другие выкрикиваемые имена:
   - Миссис Чарлз Гамильтон - сто пятьдесят долларов оплотом.
   Когда прозвучало ее имя, а затем сумма,  в  зале  воцарилась  тишина.
Скарлетт, как громом пораженная, сидела окаменев, расширенными от  удив-
ления глазами глядя в зал. Все взоры были обращены на нее.  Она  видела,
как доктор, наклонившись с подмостков, что-то прошептал  Ретту  Батлеру.
Вероятно, объяснял ему, что она в трауре и не может  принять  участия  в
танцах. Но Ретт Батлер только пожал плечами.
   - Может быть, вы выберете какую-нибудь  другую  из  наших  прекрасных
дам? - спросил доктор.
   - Нет, - отчетливо произнес Ретт,  небрежно  окидывая  взглядом  при-
сутствующих. - Миссис Гамильтон.
   - Говорю вам, это невозможно, - раздраженно сказал доктор.  -  Миссис
Гамильтон не согласится...
   И тут Скарлетт услышала чей-то голос и не сразу поняла, что  он  при-
надлежит ей:
   - Нет, я согласна!
   Она вскочила на ноги. От волнения, от радости, что она снова в центре
внимания, снова признанная королева бала, самая привлекательная из всех,
а главное - от предвкушения танцев, - сердце у нее бешено колотилось,  и
ей казалось - она вот-вот упадет.
   - Ах, мне наплевать, мне наплевать на все, что они  там  будут  гово-
рить! - пробормотала она, во власти сладостного безрассудства. Она трях-
нула головой и быстрое вышла из киоска, постукивая каблучками  по  полу,
как кастаньетами, и на ходу раскрывая во всю ширь свой  черный  шелковый
веер. На мгновение перед ее глазами промелькнуло изумленное лицо Мелани,
скандализованные лица дам-попечительниц, раздосадованные  лица  девушек,
восхищенные лица офицеров.
   А потом она стояла посреди зала, и Ретт  Батлер  направлялся  к  ней,
пробираясь сквозь толпу, с этой своей поганой усмешечкой на губах. Да ей
наплевать на него, наплевать, будь он хоть президент Линкольн! Она будет
танцевать, вот и все! Она пойдет в первой паре в  кадрили!  Она  ослепи-
тельно улыбнулась ему и присела в низком  реверансе,  и  он  поклонился,
приложив руку к манишке. Растерянный Леви поспешно  выкрикнул,  стараясь
разрядить обстановку:
   - Виргинская кадриль! Кавалеры приглашают дам!
   И оркестр грянул лучшую, любимейшую из всех мелодий - "Дикси".
   - Как вы посмели привлечь ко мне всеобщее внимание, капитан Батлер?
   - Но, дорогая миссис Гамильтон, вы совершенно явно сами к этому стре-
мились.
   - Как вы посмели выкрикнуть мое имя на весь зал?
   - Но вы же могли отказаться.
   - Я не имела права... ради нашего Дела... я... я не  могла  думать  о
себе, когда вы предложили такую уйму денег,  да  еще  золотом...  Перес-
таньте смеяться, на нас все смотрят.
   - Они все равно будут на нас смотреть. И бросьте  эту  чепуху  насчет
Дела - со мной это не пройдет. Вам хотелось потанцевать, и я предоставил
вам такую возможность. Эта пробежка - последняя фигура кадрили, верно?
   - Да, конечно. Танец окончен, и я хочу теперь посидеть.
   - Почему? Я отдавил вам ногу?
   - Нет... Но про меня начнут судачить.
   - А вам - положа руку на сердце - не все равно?
   - Ну, видите ли...
   - Какое в этом преступление? Почему бы не протанцевать со мной вальс?
   - Но если мама когда-нибудь узнает...
   - Все еще ходите на помочах у вашей матушки?
   - У вас необыкновенно отвратительное свойство издеваться над  благоп-
ристойностью, превращая ее в непроходимую глупость.
   - Но это же и в самом деле глупо. Разве вам не все равно, если о  вас
судачат?
   - Да, конечно... но... Я не хочу об этом говорить.  Слава  богу,  уже
заиграли вальс. От кадрили у меня всегда дух захватывает.
   - Не уклоняйтесь от ответа. Разве вам не безразлично, что  говорят  о
вас эти женщины?
   - Раз уж вам так хочется припереть меня к стенке - хорошо:  да,  без-
различно! Но считается, что это не должно быть безразлично.  Только  се-
годня я не хочу с этим мириться.
   - Браво! Вы, кажется, начинаете мыслить самостоятельно - до  сих  пор
вы предпочитали, чтобы за вас думали другие. В вас пробуждается  жизнен-
ная мудрость.
   - Да, но...
   - Если бы вы возбуждали о себе столько толков, как я, вы  бы  поняли,
до какой степени это не имеет  значения.  Подумайте  хотя  бы:  во  всем
Чарльстоне нет ни одного дома, где я бы  был  принят.  Даже  мой  щедрый
вклад в наше Праведное и Святое Дело не снимает с меня этого запрета.
   - Какой ужас!
   - Да вовсе нет. Только потеряв свою так  называемую  "репутацию",  вы
начинаете понимать, какая это обуза и как хороша приобретенная такой це-
ной свобода.
   - Вы говорите чудовищные вещи!
   - Чудовищные, потому что это чистая  правда.  Без  хорошей  репутации
превосходно можно обойтись при условии, что у вас есть деньги  и  доста-
точно мужества.
   - Не все можно купить за деньги.
   - Кто вам это внушил? Сами вы не могли бы  додуматься  до  такой  ба-
нальности. Что же нельзя купить за деньги?
   - Ну, как... я не знаю...  Во  всяком  случае,  счастье  и  любовь  -
нельзя.
   - Чаще всего можно. А уж если не получится, то им всегда можно  найти
отличную замену.
   - И у вас так много денег, капитан Батлер?
   - Какой неделикатный вопрос! Я просто поражен, миссис  Гамильтон.  Ну
что ж, да. Для молодого человека, оставленного в  дни  беспечной  юности
без гроша, я неплохо преуспел. И не сомневаюсь,  что  на  блокаде  сумею
сколотить миллион.
   - О нет, не может быть!
   - О да! Большинство людей почему-то никак не могут уразуметь, что  на
крушении цивилизации можно заработать ничуть не  меньше  денег,  чем  на
создании ее.
   - Как это понять?
   - Ваше семейство да и мое семейство и все здесь присутствующие нажили
свои состояния, превращая пустыню в цивилизованный край.  Так  создаются
империи. И на этом сколачиваются состояния. Но  когда  империи  рушатся,
здесь возможности для поживы не меньше.
   - О какой империи вы толкуете?
   - О той, в которой мы с вами обитаем, - о Юге, о Конфедерации, о  Ко-
ролевстве Хлопка. Эта империя трещит по  всем  швам  у  нас  на  глазах.
Только величайшие дураки могут этого не видеть и не использовать в своих
интересах надвигающийся крах. Я наживаю свой капитал на  крушении  импе-
рии.
   - Так вы и в самом деле считаете, что янки сотрут нас с лица земли?
   - Конечно! Какой смысл прятать, как страус, голову под крыло?
   - О господи, эти разговоры нагоняют на меня тоску! Неужели вы никогда
не можете поговорить о чем-нибудь приятном, капитан Батлер?
   - Может быть, я угожу вам, если скажу, что ваши глаза - как два  дра-
гоценных сосуда, наполненных до краев прозрачнейшей зеленоватой  влагой,
в которой плавают крохотные золотые рыбки, и когда эти рыбки  плескаются
- как вот сейчас - на поверхности, вы  становитесь  чертовски  соблазни-
тельной?
   - Ах, перестаньте, мне это не нравится...  Какая  дивная  музыка,  не
правда ли? Мне кажется, я могу кружиться в вальсе всю жизнь. Я даже сама
не понимала, как мне этого не хватало!
   - Вы танцуете божественно. Мне еще не доводилось  танцевать  с  такой
великолепной партнершей.
   - Не прижимайте меня к себе так крепко, капитан Батлер.  Все  на  нас
смотрят.
   - А если бы никто не смотрел, тогда бы вы не стали возражать?
   - Вы забываетесь, капитан Батлер.
   - Вот уж нет. Разве это возможно, когда я держу вас в объятиях?.. Что
это за мелодия? Что-то новое?
   - Да. Восхитительная музыка, верно? Мы взяли ее у янки.
   - Как она называется?
   - "В час победы нашей".
   - А какие там слова? Спойте мне.
   Милый, помнишь нашу встречу?
   Ты у ног моих
   Мне в своей любви признался...
   Помнишь этот миг?
   Ты, гордясь мундиром серым,
   Клялся, что готов
   Мне хранить до гроба верность
   И земле отцов.
   Слезы лью я одиноко,
   Новой встречи жду!..
   Верю в час победы нашей
   И в твою звезду!
   Там, конечно, было сказано "синим", но мы переменили на "серым". А вы
прекрасно вальсируете, капитан Батлер. Знаете, у рослых мужчин это редко
получается. И подумать только, что пройдут годы, прежде  чем  мне  можно
будет снова потанцевать.
   - Не годы, а всего несколько минут. Я намерен пригласить вас на  сле-
дующую кадриль. А также и на следующую и еще.
   - О нет! Я не могу! Вы не должны меня приглашать. Моя  репутация  по-
гибнет.
   - От нее и так уже остались одни лохмотья, так что еще один танец ни-
чего не изменит. После пяти, шести танцев я, конечно, могу уступить  эту
честь и другим, но последний танец должен быть моим.
   - Ну, хорошо. Я знаю, что это безумие, но мне все равно.  Мне  напле-
вать, что они там будут говорить. Мне так прискучило сидеть дома взапер-
ти. Я буду танцевать и танцевать...
   - И снимете траур? Вид этого похоронного крепа вызывает во мне содро-
гание.
   - Нет, снять траур я не могу... Капитан Батлер,  не  прижимайте  меня
так крепко. Я рассержусь.
   - А вы великолепны, когда сердитесь. Я прижму вас еще  крепче  -  вот
так, - нарочно, чтобы поглядеть, как вы рассердитесь. Вы даже не  подоз-
реваете, как ослепительны вы были тогда в Двенадцати Дубах, когда, расс-
вирепев, швырялись вазами.
   - Ах, будет вам... Вы что, никак не можете про это забыть?
   - Никак. Это одно из драгоценнейших моих воспоминаний: благовоспитан-
ная красавица-южанка, в которой взыграла ее ирландская кровь. Вы  -  ир-
ландка до мозга костей. Известно вам это?
   - О боже, музыка кончается, а из  задней  комнаты  появилась  тетушка
Питтипэт. Конечно, миссис Мерриуэзер уже напела ей в уши. О, бога  ради,
отойдемте, постоим у окна, я не хочу, чтобы она вцепилась в меня сейчас.
Вы видите, глаза у нее стали от ужаса как плошки.


   ГЛАВА Х

   На следующее утро во время  завтрака  тетушка  Питтипэт  прикладывала
платочек к глазам, Мелани хранила молчание, а Скарлетт держалась вызыва-
юще.
   - Мне наплевать - пусть говорят. Я уверена, что никто не принес  гос-
питалю столько денег, как я. Да и вся эта дрянь, которую вы продавали  в
киосках, тоже принесла меньше.
   - Ах, милочка, разве дело в деньгах? - ломая руки, причитала  тетушка
Питти. - Я просто не могла поверить своим глазам: бедный Чарли всего год
как в могиле, а вы... И этот ужасный  капитан  Батлер,  который  нарочно
выставлял вас напоказ. О, он ужасный,  ужасный  человек,  Скарлетт.  Муж
миссис Колмен - кузины миссис Уайтинг, - он родом из Чарльстона, так она
мне все рассказала про этого Батлера. Он из приличной семьи, но эта пар-
шивая овца в стаде... просто непостижимо, как Батлеры  могли  произвести
на свет такого сына! В Чарльстоне для него закрыты все двери, у него чу-
довищная репутация, и там была история с какой-то девицей... Нечто  нас-
только непристойное, что миссис Колмен даже ничего не знает толком...
   - А я как-то не могу поверить, что он дурной человек, - мягко  прого-
ворила Мелани. - С виду он джентльмен, и притом храбр -  доставлять  нам
оружие, прорывая блокаду...
   - Это не потому, что он храбр, - из духа противоречия  заявила  Скар-
летт, выливая на вафли половину сиропа из соусника. - Он делает это ради
денег. Он сам мне так сказал. Ему наплевать на Конфедерацию,  и  он  ут-
верждает, что янки сотрут нас с лица земли. Но танцует он божественно.
   Дамы онемели от ужаса.
   - Мне все это надоело, я не намерена больше сидеть взаперти. Если они
вчера перемывали мне косточки, значит, репутация моя все равно погибла и
мне нечего терять.
   Она даже не заметила, что повторяет слова Ретта Батлера - так  кстати
они пришлись и так точно выражали ее собственные мысли.
   - Боже мой, что скажет ваша матушка, как узнает? Что она будет думать
обо мне?
   При мысли о том, в какой ужас придет Эллин, если ей когда-нибудь  до-
ведется узнать о скандальном поведении дочери, Скарлетт похолодела  и  в
душе у нее пробудилось раскаяние. Но она тут же приободрилась, вспомнив,
что от Тары до Атланты двадцать пять миль. Тетя Питти,  конечно,  ничего
не скажет Эллин. Ведь это бросит тень и на нее. А раз Питти  не  скажет,
нечего и беспокоиться.
   - Мне кажется... - нерешительно промолвила тетушка Питти, -  мне  ка-
жется, я должна написать об этом Генри... ужасно не лежит у меня к этому
душа, но ведь он единственный мужчина в нашей семье, так  пусть  погово-
рит, внушительно поговорит с этим капитаном Батлером... О господи,  если
бы Чарли был жив... Вы никогда, никогда не должны больше разговаривать с
этим человеком, Скарлетт.
   Мелани сидела молча, сложив руки на коленях. Нетронутые вафли остыва-
ли на ее тарелке. Она поднялась, подошла сзади к  Скарлетт  и  обхватила
руками ее шею.
   - Дорогая, - сказала она, - не расстраивайся. Я  все  понимаю,  и  ты
вчера поступила очень мужественно и очень много сделала для госпиталя. И
если кто-нибудь посмеет сказать о тебе хоть одно дурное слово,  я  сумею
за тебя заступиться... Не плачьте, тетя Питти. Скарлетт было очень труд-
но сидеть все время взаперти. Она еще совсем ребенок.  -  Пальцы  Мелани
нежно перебирали темные волосы Скарлетт. - Может быть, и нам всем  будет
легче, если мы хоть изредка начнем появляться на людях. Может быть,  это
было эгоистично с нашей стороны, что мы, закрывшись  в  четырех  стенах,
предавались своему горю. В войну все по-другому - не так, как  в  мирное
время. Когда я думаю о всех воинах, оторванных от дома, у которых в  на-
шем городе нет никого знакомых, и им не к кому пойти вечерами, и о  тех,
кто лежит в госпиталях - а многие из них ведь уже ходят, но еще не  нас-
только оправились, чтоб вернуться на фронт... Да, конечно, мы вели  себя
эгоистично. Мы должны сейчас же взять к себе из госпиталя трех выздорав-
ливающих, как сделали это все в городе, и каждое воскресенье  приглашать
еще несколько на обед. А ты не тревожься, Скарлетт. Люди не буду