снился сон: снова я была в Таре - как бы сразу  после  смерти
мамы и после того, как янки побывали там. Ретт, вы и представить себе не
можете... Стоит вспомнить об этом, как я вся холодею. Я снова вижу  сож-
женные поместья, и такая тишина повсюду, и нечего есть. Ах, Ретт,  когда
я вижу этот сон, я снова чувствую голод, как тогда.
   Продолжайте.
   - В общем, я снова чувствую голод, и все - и папа, и девочки, и негры
- все кругом голодные и только и делают, что твердят: "Есть хотим", -  а
у меня самой в животе пусто, даже режет, и очень мне страшно. А в голове
все время вертится мысль: "Если я из этого выберусь, то никогда, никогда
больше не буду голодать". Потом во сне все исчезает, клубится серый  ту-
ман, и я бегу, бегу в этом тумане, бегу так быстро, что кажется,  сейчас
лопнет сердце, а за мной что-то гонится, и больно дышать,  и  мне  поче-
му-то кажется, что если только я сумею добраться, куда бегу, все будет в
порядке. Но я сама не знаю, куда бегу. И тут я просыпаюсь, вся в  холод-
ном поту от страха-до того мне страшно, что я  снова  буду  голодать.  И
когда я просыпаюсь, у меня такое чувство, что все деньги мира не в силах
спасти меня от этого страха и голода. А тут еще Фрэнк мямлил, еле  пово-
рачивался, ну и я, конечно, выходила из себя и вскипала.  Он,  по-моему,
ничего не понимал, а я не могла ему объяснить. Я все  думала,  что  ког-
да-нибудь отплачу ему сторицей - когда у нас будут деньги и когда у меня
пройдет этот страх перед голодом. А теперь уже поздно: он умер. Ах, ког-
да я так поступала, мне казалось, что я права, а теперь  вижу:  вовсе  я
была не права. Если бы начать все сначала, я бы иначе себя вела.
   - Хватит, - сказал он;  высвободил  руку  из  ее  крепко  вцепившихся
пальцев и достал чистый носовой платок. - Вытрите лицо. Это же  бессмыс-
ленно - так себя терзать.
   Она взяла носовой платок, вытерла мокрые от слез щеки и  почувствова-
ла, что ей стало легче, словно она переложила  часть  бремени  со  своих
плеч на его широкие плечи. Он был такой уверенный в себе, такой  спокой-
ный, даже легкая усмешка в уголках рта успокаивала, как бы  подтверждая,
что ее смятение и терзания - пустое.
   - Стало легче? Ну, теперь давайте поговорим о  главном.  Вы  сказали,
что если бы вам довелось начать все сначала, вы вели бы  себя  иначе.  В
самом деле? Подумайте. В самом деле вы вели бы себя иначе?
   - Ну...
   - Нет, вы поступали бы точно так же. Разве был у вас выбор?
   - Нет.
   - Тогда о чем же вы печалитесь?
   - Я вела себя так низко, а он взял и умер.
   - А если бы он не умер, вы продолжали бы вести  себя  так  же  низко.
Ведь насколько я понимаю, вы вовсе не жалеете о том, что вышли замуж  за
Фрэнка, и командовали им, и случайно явились причиной его смерти. Вы жа-
леете лишь себя, потому что боитесь попасть в ад. Верно?
   - Ну... все так перепуталось.
   - Ваши моральные принципы тоже весьма путаные. Вы совсем как вор, ко-
торого поймали с поличным и который вовсе не жалеет о том, что он украл,
он очень, очень жалеет, что ему придется за это идти в тюрьму.
   - Это я-то вор...
   - Ах, не понимайте все буквально! Иными словами, если б в вас не  за-
села эта идиотская мысль о том, что вы обречены вечно  гореть  в  адском
пламени, вы б считали, что удачно избавились от Фрэнка.
   - Ох, Ретт!
   - Ох, не притворяйтесь! Вы исповедуетесь мне, но на  исповеди  вполне
способны сказать и правду, и красивую ложь. Ваша... м-м... совесть очень
вас мучила, когда вы соглашались... скажем, так - расстаться с этим сок-
ровищем, которое вам дороже жизни, за триста долларов?
   Коньяк ударил ей в голову - перед глазами поплыли круги и  все  стало
нипочем. Какой смысл лгать ему? Он, казалось,  всегда  мог  прочесть  ее
мысли.
   - Я, конечно, тогда не очень думала о боге... или об аде. А когда за-
думывалась... ну, я считала, что бог поймет.
   - Но вы не считаете бога способным  понять  причины,  побудившие  вас
выйти за Фрэнка?
   - Ретт, как вы можете так говорить о боге - вы же не верите,  что  он
существует!
   - Зато вы верите в бога карающего, а это сейчас главное. Почему  гос-
подь бог вас не поймет? Вы что, жалеете, что Тара по-прежнему ваша  и  в
ней не живут какие-нибудь "саквояжники"? Вы что, жалеете, что не голода-
ете и не ходите в лохмотьях?
   - Ах, нет!
   - В таком случае, был у вас другой выход, кроме брака с Фрэнком?
   - Нет.
   - Он же не обязан был на вас жениться, верно? Мужчины в этом  отноше-
нии вольны поступать, как им заблагорассудится. Он не обязан был  дикто-
вать вам волю командовать собой и заставлять делать его, то, что ему  не
хотелось, верно?
   - Ну...
   - Так почему же надо этим терзаться. Скарлетт? Если бы  вам  пришлось
начать все сначала, вы бы снова вынуждены были солгать ему и он снова бы
на вас женился. Вы снова подвергали бы себя опасности, а он снова вынуж-
ден был бы мстить за вас. Если бы он женился на вашей сестрице Сью, она,
возможно, не погубила бы его, но с нею он наверняка был бы куда несчаст-
нее, чем с вами. Иначе быть не могло.
   - Но я могла бы лучше относиться к нему.
   - Могли бы... если б были другой. Но вы  рождены  командовать  всеми,
кто вам позволит. Сильные люди призваны командовать, а слабые  -  подчи-
няться. Фрэнк сам виноват в том, что не бил вас хлыстом... Вы  удивляете
меня, Скарлетт: зачем вам понадобилось сейчас, когда  вы  уже  взрослая,
будить в себе совесть. Авантюристам вроде вас совесть не нужна.
   - Как вы сказали: аван... что?
   - Так называют людей, которые стремятся извлечь выгоду из любых  обс-
тоятельств.
   - А это плохо?
   - На них всегда смотрят косо - особенно те, у кого были такие же воз-
можности, но они не сумели ими воспользоваться.
   - Ах, Ретт, вы все смеетесь надо мной, а мне-то казалось, что вы  ре-
шили стать милым!
   - А я и есть милый - для себя. Скарлетт, дорогая моя, вы  пьяны.  Вот
что с вами.
   - И вы смеете...
   - Да, смею. Вы вот-вот начнете плакать "пьяными слезами", как говорят
в народе, поэтому я переменю тему и немножко повеселю вас, сообщив некую
забавную новость. Собственно, за тем я сюда сегодня и пришел -  сообщить
вам свою новость, прежде чем уеду.
   - Куда это вы собрались?
   - В Англию, и возможно, я буду отсутствовать не один месяц.  Забудьте
о своей совести, Скарлетт. Я больше не  намерен  обсуждать  благополучие
вашей души. Хотите послушать мою новость?
   - Но... -  слабо  запротестовала  она  и  умолкла.  Под  воздействием
коньяка, размывавшего контуры совести, и насмешливых,  но  успокаивающих
слов Ретта бледный призрак Фрэнка стирался, отступал во тьму.  Быть  мо-
жет, Ретт и прав. Быть может, бог все понял. Она настолько сумела  овла-
деть собой, что даже умудрилась отогнать подальше на задний план тревож-
ные мысли. "Подумаю об этом завтра", - решила она.
   - Так что же у вас за новость? - спросила она, сделав над собой  уси-
лие, и, высморкавшись в его платок, отбросила с лица прядь распустивших-
ся волос.
   - А новость у меня вот какая, - с усмешкой глядя на нее, ответил  он.
- Я по-прежнему хочу обладать вами - больше,  чем  какой-либо  женщиной,
встречавшейся на моем пути, и теперь, когда Фрэнка не стало, я  подумал,
что вас это может заинтересовать.
   Скарлетт выдернула руки из его цепких пальцев и вскочила с дивана.
   - Я... Вы самый невоспитанный человек на свете! Да как вы смеете  яв-
ляться сюда в такую минуту с вашими грязными... Следовало бы мне  знать,
что вы никогда не изменитесь. Тело Фрэнка едва успело  остыть,  а  вы!..
Если бы вам было хоть немного знакомо чувство приличия... Сейчас же  по-
киньте...
   - Угомонитесь, не то мисс Питтипэт тут же явится сюда, - сказал он и,
не поднимаясь с места, крепко взял ее за оба запястья. - Я боюсь, вы ме-
ня неверно поняли.
   - Неверно поняла? Я все прекрасно понимаю. - Она снова попыталась от-
нять у него руки. - Отпустите меня и убирайтесь отсюда. В жизни не вида-
ла такого бестактного человека. Я же...
   - Не кричите, - сказал он. - Я предлагаю вам  руку  и  сердце.  Может
быть, для большей убедительности мне встать на колени?
   Она лишь выдохнула: "О!" - и с размаху села на диван.
   Раскрыв рот, она смотрела на него и думала, что  это,  может,  коньяк
играет с ней злую шутку, и совсем некстати вдруг вспомнила его насмешли-
вое: "Моя дорогая, я не из тех, кто женится". Либо она пьяна, либо  Ретт
рехнулся. Но он не производил впечатления сумасшедшего. Тон у  него  был
спокойный, словно он говорил с ней о погоде и его мягкий, тягучий  голос
звучал в ее ушах как всегда ровно.
   - Я всю жизнь стремился завладеть вами, Скарлетт, с того первого дня,
как увидел вас в Двенадцати Дубах когда вы швырнули в угол вазу  и  чер-
тыхнулись неподобающим даме образом. Я всю жизнь стремился так или иначе
завладеть вами. Но как только у вас с Фрэнком завелись небольшие  денеж-
ки, я понял, что вы уже больше не придете ко мне и не  попросите  взаймы
на весьма интересных условиях. Значит, как я понимаю, выход один -  надо
на вас жениться.
   - Ретт Батлер, это еще одна ваша мерзкая шуточка?
   - Я раскрываю вам душу, а вы полны  подозрений!  Нет,  Скарлетт,  это
bona fide честное предложение. Признаю, появление у вас в подобное время
не свидетельствует о том, что я такой уж тактичный человек, но есть вес-
кая причина, объясняющая мою невоспитанность. Завтра утром я уезжаю  на-
долго и боюсь, отложи я этот разговор  до  своего  возвращения,  вы  еще
возьмете да выскочите замуж за другого, у кого водятся деньжата. Вот я и
подумал: почему бы ей не выйти за меня - у меня ведь есть деньги!  Право
же, Скарлетт, я не могу провести всю жизнь, гоняясь за вами в  ожидании,
когда удастся втиснуться между двух мужей.
   Это была не шутка. Сомнений быть не могло.  У  Скарлетт  пересохло  в
горле, когда до нее дошел смысл его слов; она глотнула и посмотрела Рет-
ту в глаза, пытаясь найти разгадку. Глаза его искрились смехом, но  было
в самой глубине и что-то другое - что-то, чего Скарлетт  прежде  никогда
не видела, какой-то непонятный блеск. Ретт сидел с непринужденным,  неб-
режным видом, но она чувствовала, что он наблюдает  за  ней  напряженно,
как кошка за мышиной норой.  Под  его  спокойствием  угадывалось  крепко
взнузданное нетерпение, и Скарлетт, испугавшись, невольно отшатнулась от
него.
   Значит, он действительно предлагает ей вступить в  брак  -  совершает
нечто невероятное. Когда-то она думала о том, как помучила бы его,  сде-
лай он ей предложение. Когда-то она думала, что если он все же  произне-
сет эти слова, уж она над ним поиздевается  и  с  удовольствием  и  зло-
радством даст почувствовать свою власть. И вот он произнес эти слова,  а
у нее и желания не возникло осуществить свое намерение,  ибо  сейчас  он
был в ее власти не больше, чем всегда.  Хозяином  положения  по-прежнему
был он, а она, Скарлетт, разволновалась, как девчонка,  которой  впервые
сделали предложение, и лишь краснела и заикалась.
   - Я... я никогда больше не выйду замуж.
   - О нет, выйдете. Вы рождены, чтобы быть чьей-то женой. Так почему бы
не моей?
   - Но, Ретт, я... я не люблю вас.
   - Это не должно вас удерживать. Я что-то не помню, чтобы любовь игра-
ла большую роль в двух ваших предшествующих предприятиях.
   - Да как вы смеете?! Вы же знаете, как мне дорог был Фрэнк!
   Ретт молчал.
   - Дорог! Дорог!
   - Ну, не стоит об этом спорить. Готовы ли вы подумать о моем  предло-
жении, пока я буду отсутствовать?
   - Ретт, я не люблю ничего откладывать. Я лучше скажу  вам  сейчас.  Я
скоро уеду отсюда в Тару, а с тетей Питти останется Индия Уилкс. Я  хочу
уехать домой надолго, и я... я не хочу больше выходить замуж.
   - Глупости! Почему?
   - Но, видите ли... в общем, не важно. Просто не хочу выходить  замуж,
и все.
   - Но, бедное мое дитя, вы же ни разу еще не были по-настоящему  заму-
жем. Откуда вам знать, что это такое? Согласен, вам не очень везло: один
раз вы вышли замуж, чтобы досадить, другой раз - из-за денег. А вы  ког-
да-нибудь думали о том, что можно выйти замуж: - ради удовольствия?
   - Удовольствия?! Не говорите глупостей! Никакого удовольствия в браке
нет.
   - Нет? Почему?
   К ней вернулось некоторое спокойствие, а вместе  с  ним  и  природное
свойство говорить все напрямик, усиленное действием коньяка.
   - Это удовольствие для мужчин, хотя одному богу известно, что они тут
находят. Я этого никогда не могла понять. А женщине замужество  приносит
лишь бесплатную еду, прорву работы да еще необходимость мириться с мужс-
кими причудами. Ну, и, конечно, по ребенку в год.
   Ретт расхохотался так громко, что смех его эхом прокатился по притих-
шему дому, и Скарлетт услышала, как открылась кухонная дверь.
   - Прекратите! У Мамушки уши как у рыси. Неприлично ведь смеяться  так
громко после... словом, перестаньте. Вы же знаете, что это правда.  Удо-
вольствие! Че-пу-ха!
   - Я ведь уже сказал, что вам не везло, и ваши слова это подтверждают.
Вы были замужем за мальчишкой и за стариком. Да к тому же  ваша  матушка
наверняка говорила вам, что женщина должна мириться "со всем этим"  ради
счастья, которое приносит материнство. Ну, так это не так. Почему же вам
не выйти замуж за отличного молодого мужчину со  скверной  репутацией  и
умением обращаться с женщинами? Вот от такого  брака  вы  получите  удо-
вольствие.
   - Вы грубиян, и к тому же самовлюбленный, и я считаю, что наш  разго-
вор слишком далеко зашел. Он... он просто стал вульгарным.
   - Но и весьма занимательным, верно? Могу поклясться, вы никогда преж-
де не обсуждали супружество ни с одним  мужчиной,  даже  с  Чарлзом  или
Фрэнком.
   Она насупясь посмотрела на него. Слишком много Ретт знает. Интересно,
подумала она, где это он выучился всем своим знаниям насчет женщин.  Су-
щее неприличие.
   - Не надо хмуриться. Назовите день, Скарлетт. Я не настаиваю на  том,
чтобы немедля вести вас под венец и тем испортить вам репутацию. Мы выж-
дем положенный приличием срок. Кстати, а сколько это - "положенный  при-
личием срок"?
   - Я ведь еще не сказала, что выйду за вас. Неприлично даже говорить о
таких вещах в такое время.
   - Я же сказал вам, почему говорю об этом сейчас. Завтра  я  уезжаю  и
слишком пылко влюблен, чтобы дольше сдерживать свою страсть. Но быть мо-
жет, я чрезмерно ускорил события. - И совсем неожиданно - так,  что  она
даже испугалась, - соскользнул с дивана на колени  и,  положив  руку  на
сердце, быстро речитативом заговорил: - Прошу простить меня за  то,  что
напугал вас пылкостью своих чувств, дорогая моя Скарлетт, - я хочу  ска-
зать: дорогая моя миссис Кеннеди. От вашего внимания едва ли ускользнуло
то, что с некоторых пор моя дружба к  вам  переросла  в  более  глубокое
чувство - чувство более прекрасное, более чистое, более святое. Осмелюсь
ли я назвать его? Ах! Ведь это любовь придала мне такую смелость!
   - Прошу вас, встаньте, - взмолилась она. - Вы выглядите так глупо.  А
что, если Мамушка зайдет и увидит вас?
   - Она будет потрясена и не поверит глазам своим, впервые увидев,  что
я веду себя как джентльмен, - сказал Ретт, легко поднимаясь  с  пола.  -
Послушайте, Скарлетт, вы не дитя и не школьница, чтобы  отделываться  от
меня под дурацкими предлогами приличий и тому подобного. Скажите, что вы
выйдете за меня замуж, когда я вернусь, или, клянусь богом, я никуда  не
уеду. Я останусь здесь и каждый вечер буду появляться с гитарой под  ва-
шим окном и распевать во весь голос серенады, и так вас  скомпрометирую,
что вам придется выйти за меня замуж, чтобы спасти свою репутацию.
   - Ретт, будьте благоразумны. Я вообще ни за кого не хочу замуж.
   - Нет? Вы не говорите мне настоящей причины. Дело же  не  в  девичьей
застенчивости. Так в чем же?
   Перед ней вдруг возник образ Эшли, такого непохожего на Ретта, -  она
увидела его столь живо, словно он стоял рядом: золотистые волосы его бы-
ли освещены солнцем, глаза, ослепленные ярким светом, казались  сонными,
и в нем было столько благородства. Вот она, причина, из-за которой Скар-
летт не хотела снова выходить замуж, хотя в  общем-то  не  возражала  бы
против Ретта - ведь порой он ей даже нравился. Но она принадлежала  Эшли
на веки вечные. Она никогда не принадлежала ни Чарлзу, ни Фрэнку  и  ни-
когда по-настоящему не сможет принадлежать  Ретту.  Каждая  частица  ее,
почти все, что она делала, за что боролась, чего добивалась, - все  при-
надлежало Эшли, все делалось потому, что она любила его. Эшли и  Тара  -
она принадлежит им. Улыбки, смех, поцелуи, которыми она одаривала Чарлза
и Фрэнка, на самом деле принадлежали Эшли, хотя он никогда их не  требо-
вал и никогда не потребует. Просто в глубине  ее  души  жило  стремление
сохранить себя для него, хоть она и понимала, что он никогда  не  примет
этого ее дара.
   Она не знала, что лицо ее изменилось, мечты придали чертам  мягкость,
- такою Ретт еще не видел ее. Он смотрел на  ее  чуть  раскосые  зеленые
глаза, широко раскрытые и мечтательные, на нежный изгиб губ,  и  у  него
перехватило дыхание. Потом один из уголков его рта вдруг резко  дернулся
вниз.
   - Скарлетт О'Хара, вы просто дура! - вырвалось у него.
   И прежде чем ее мысли успели вернуться из  далеких  странствий,  руки
его обвились вокруг нее, уверенно и крепко, как много лет тому назад  на
темной дороге и Тару. И нахлынула беспомощность, она почувствовала,  что
сдается, почва уходит из-под ног и что-то теплое обволакивает ее,  лишая
воли. А бесстрастное лицо Эшли Уилкса расплывается и  тонет  в  пустоте.
Ретт запрокинул ей голову и, прижав к своему плечу, поцеловал -  сначала
нежно, потом со стремительно нарастающей страстью, заставившей  ее  при-
жаться к нему, как к своему единственному спасению. В этом хмельном, ка-
чающемся мире его жадный рот раздвинул ее дрожащие губы, по нервам побе-
жал ток, будя в ней ощущения, которых она раньше не знала и  не  думала,
что способна познать. И прежде чем отдаться во  власть  закрутившего  ее
вихря, она поняла, что тоже целует его.
   - Перестаньте... пожалуйста, я сейчас  лишусь  чувств,  -  прошептала
она, делая слабую попытку отвернуться от него. Но он снова крепко прижал
ее голову к своему плечу, и она, как в тумане, увидела его лицо.  Широко
раскрытые глаза его страстно блестели, руки дрожали, так  что  она  даже
испугалась.
   - А я и хочу, чтобы вы  лишились  чувств.  Я  заставлю  вас  лишиться
чувств. Вы многие годы не допускали, чтобы это с вами случилось. Ведь ни
один из этих дураков, которых вы знали, не целовал вас так, правда?  Ваш
драгоценный Чарлз, или Фрэнк, или этот ваш дурачок Эшли...
   - Прошу вас...
   - Я сказал: ваш дурачок Эшли. Все эти джентльмены - да что они  знают
о женщинах? Что они знали о вас? Вот я вас знаю.
   Его губы снова прижались к ее губам, и она сдалась без борьбы,  слиш-
ком ослабев, чтобы даже отвернуть голову, - да она и не хотела отворачи-
ваться; сердце у нее колотилось так отчаянно, что ее  всю  сотрясало  от
его ударов, и ей становилось страшно от силы Ретта и собственной слабос-
ти. Что он с ней сейчас сделает? Она в самом деле лишится  чувств,  если
он не отпустит ее. Если бы он только отпустил ее... Ах, если бы  он  ни-
когда ее не отпускал!
   - Скажите "да"! - Губы их почти соприкасались, а его глаза  были  так
близко, что казались огромными и заполняли все пространство.  -  Скажите
"да", черт бы вас подрал! Или...
   Она шепнула: "Да", не успев даже подумать, точно он  силой  вырвал  у
нее это слово и она произнесла его, сама того не желая.  Но  как  только
она его произнесла, в душе ее наступило внезапное успокоение, голова пе-
рестала кружиться и даже чувство опьянения как будто прошло. Она  пообе-
щала выйти за него замуж, хотя вовсе не собиралась давать  такое  обеща-
ние. Она сама не понимала, как это случилось, но в общем-то не жалела  о
случившемся. Теперь ей казалось даже вполне естественно, что она сказала
"да", - точно вмешалась некая божественная сила  и  нек