вяжи  раны,  поддержи  облепленную
грязью голову умирающего. Нет, это не могло происходить с нею наяву!
   Однажды, в конце июля, призрак, постучавший ночью в  дверь,  оказался
дядей Генри Гамильтоном. Дядей Генри - только без зонта, без саквояжа  и
без брюшка. Розовые щеки его обвисли и болтались, словно бульдожий подг-
рудок, и длинные седые волосы были неописуемо грязны.  По  нему  ползали
вши, он был почти совсем бос, голоден, но все так же несгибаем духом.
   - Старые дураки, вроде меня, палят из старых пушек - идиотская война,
- сказал он, но и Скарлетт и Мелани чувствовали, что он по-своему  полу-
чает от этой войны удовольствие. В нем нуждались, как в  молодом,  и  он
делал то же, что и молодые. Да, ни в чем не отставал от молодых  -  куда
там до него дедушке Мерриуэзеру, весело сообщил он. Дедушку совсем заму-
чил ишиас, и капитан хотел даже отправить его домой. Но дедушка отказал-
ся наотрез. Он прямо сказал, что ему легче выносить  проклятия  и  брань
капитана, чем слащавые заботы снохи и ее неотвязные  просьбы,  чтобы  он
перестал жевать табак и мыл бороду с мылом каждый день.
   Дядя Генри пробыл у них недолго, так как получил увольнительную всего
на четыре часа - половину этого времени он добирался из окопов в город и
столько же ему предстояло добираться обратно.
   - Дорогие мои, я теперь не так скоро увижусь с вами, - заявил он, си-
дя в спальне Мелани и с наслаждением болтая натруженными ступнями в тазу
с холодной водой, поставленном перед ним Скарлетт. - Нашу  роту  сегодня
утром выводят из окопов.
   - Куда? - с испугом спросила Мелани, хватая его за руку.
   - Что ты в меня вцепилась! - сварливо буркнул дядя Генри.  -  По  мне
вши ползают. Война была бы чудесным пикником, кабы не вши и не  дизенте-
рия. Куда нас отправляют? Видишь ли, мне об этом не докладывали, но  до-
гадываться я могу. Если я еще кое-что понимаю, то сегодня утром мы  дви-
немся маршем на юг, к Джонсборо.
   - Господи, почему к Джонсборо?
   - Потому что там состоится большое сражение, мисс. Янки всеми  силами
будут стараться захватить железную дорогу. А уж если  они  ее  захватят,
прости прощай Атланта!
   - Ой, дядя Генри, неужели вы считаете, что это может произойти?
   - Вздор, мои дорогие! Никогда! Как это может произойти, когда там бу-
ду я. - Дядюшка Генри ухмыльнулся, глядя на их  испуганные  лица,  потом
стал серьезен. - Это будет суровая битва, девочки, и мы должны ее  выиг-
рать. Вам, конечно, известно, что янки захватили  все  железные  дороги,
кроме Мейконской? Но это еще не все. Вы, возможно, не  знаете,  что  они
держат в своих руках и все тракты, и проселочные дороги, и даже верховые
тропы - все, за исключением Мак-Доновской. Атланта - в мешке, и  тесемки
мешка затягиваются у Джонсборо. Если янки сумеют захватить и эту дорогу,
они затянут тесемки и поймают нас в мешок, как опоссума. Так что  мы  не
намерены отдавать им дорогу... Словом, мы, быть может, не скоро  увидим-
ся, детки. Вот я и пришел попрощаться с вами и убедиться,  что  Скарлетт
не оставила тебя, Мелли.
   - Ну конечно, она здесь, со мной, - с нежностью в голосе  проговорила
Мелани. - Вы не тревожьтесь о нас, дядя Генри, берегите себя.
   Дядюшка Генри вытер мокрые ноги о лоскутный коврик и со стоном  напя-
лил свои разваливающиеся башмаки.
   - Мне пора, - сказал он. - Надо еще отшагать пять миль. Скарлетт, за-
верни-ка мне с собой чего-нибудь поесть. Ну, что найдется.
   Поцеловав на прощанье Мелани, он спустился на кухню, где Скарлетт за-
ворачивала в салфетку несколько яблок и кукурузную лепешку.
   - Дядя Генри, дела в самом деле так... так плохи?
   - Так плохи? Черт побери, да! Не будь гусыней.  Армия  при  последнем
издыхании.
   - Вы думаете, они доберутся до Тары?
   - Ну, знаешь ли... - начал было дядюшка Генри, раздраженный этой осо-
бенностью женского ума, способного думать лишь о собственных  интересах,
когда на карту поставлено кое-что поважнее. Однако, поглядев на удручен-
ное, испуганное лицо Скарлетт, старик смягчился. - Конечно, нет. Тара  в
пяти милях от железной дороги, а янки нужна только дорога. Ты,  душечка,
смыслишь в этих делах не больше, чем табуретка. - Он помолчал. - Я  при-
топал ночью не затем, чтобы просто сказать вам обеим  "до  свиданья".  Я
принес Мелли тяжелую весть, но, поглядев на нее, просто не  смог  ничего
ей сообщить. Так что придется тебе взять это на себя.
   - Неужели Эшли?.. Вы что-нибудь узнали? Он... он умер?
   - Вовсе нет. Откуда бы я мог узнать про Эшли, стоя  по  самый  зад  в
грязи в окопах? - раздраженно ответствовал старый джентльмен. - Нет. Это
его отец. Джона Уилкса больше нет с нами.
   Скарлетт опустилась на стул, уронив сверток с едой на колени.
   - Я пришел, чтобы сообщить об этом Мелани, и не  смог.  Придется  это
сделать тебе. И вот, передай ей.
   Дядюшка Генри достал из кармана небольшую миниатюру  покойной  миссис
Уилкс, пару золотых запонок и массивные золотые часы с цепочкой, на  ко-
торой покачивались, позвякивая, брелоки. Узнав часы, столько раз  виден-
ные ею в руках старого Джона Уилкса, Скарлетт наконец осознала, что отца
Эшли больше нет в живых. Это оглушило ее, и она сидела не шевелясь, не в
силах произнести ни слова. Дядюшка Генри кашлянул и поерзал на стуле, не
решаясь поглядеть на нее, боясь увидеть слезы и совсем расстроиться.
   - Он был храбрый человек, Скарлетт. Передай это Мелли. Сказки,  чтобы
она написала его дочкам. И хороший солдат несмотря  на  свои  годы.  Его
убило снарядом. Угодило прямехонько в него и в лошадь. Лошадь я пристре-
лил сам, бедняжку. Славная была кобылка. Напиши-ка,  пожалуй,  и  миссис
Тарлтон про ее лошадку. Она в этой кобыле души не чаяла. Ну, давай,  за-
ворачивай мою еду, девочка. Мне пора обратно. Полно, полно, не  принимай
это так близко к сердцу. Какой еще смерти может  пожелать  себе  старик,
как не плечом к плечу с молодыми парнями?
   - Нет, он не должен был умереть! И совсем не должен был идти на  вой-
ну! Он должен был жить, и растить внука, и мирно умереть в своей  посте-
ли! Господи, зачем он пошел на фронт! Он не считал, что Юг должен  отде-
литься, и ненавидел войну и...
   - Многие из нас мыслят совершенно так же, но что из этого? -  Дядюшка
Генри сердито высморкался. - Думаешь, мне, в моем  возрасте,  доставляет
большое удовольствие подставлять лоб под пули? Но в  нашем  положении  у
джентльмена нет выбора. Поцелуй меня  на  прощанье,  детка,  и  не  тре-
вожьтесь обо мне. Я вернусь с этой войны целым и невредимым.
   Скарлетт поцеловала старика и слышала, как он в темноте затопал  вниз
по лестнице и как звякнула щеколда калитки. С минуту она стояла не  дви-
гаясь, глядя на вещи, оставшиеся на память о Джоне Уилксе. Потом  подня-
лась наверх к Мелани.
   В конце июля пришла дурная весть - предсказания  дядюшки  Генри  сбы-
лись, янки повернули на Джонсборо. Они перерезали железную дорогу в  че-
тырех милях от города, но были отброшены кавалерией конфедератов, и  ин-
женерные войска под палящим солнцем восстановили путь.
   Скарлетт сходила с ума от тревоги. Три дня прошли в томительном  ожи-
дании, в снедавшем сердце страхе. Затем пришло ободряющее письмо от Дже-
ралда. Неприятельские войска не дошли до Тары. Шум сражения был  слышен,
но они не видели ни одного янки.
   Джералд так хвастливо, с таким  упоением  описывал,  как  конфедераты
очистили железную дорогу от янки, словно он сам, собственноручно и  еди-
нолично, одержал эту победу. На трех страницах он возносил хвалу храбрым
войскам конфедератов и лишь в конце письма коротко обмолвился о том, что
Кэррин больна. По мнению миссис О'Хара, у нее тиф. Болезнь протекает  не
тяжело, у Скарлетт нет оснований для тревоги, только она  ни  под  каким
видом не должна возвращаться, домой, даже если ехать  станет  безопасно.
Миссис О'Хара теперь очень рада тому, что Скарлетт и Уэйд  не  возврати-
лись домой, когда началась осада Атланты. Миссис О'Хара просит  Скарлетт
сходить в церковь, помолиться о том, чтобы Кэррин скорее выздоровела.
   Читая эти, строки, Скарлетт почувствовала угрызения совести: ведь она
уже который месяц не посещала храма. Прежде она сочла  бы  это  смертным
грехом, но теперь такое небрежение почему-то перестало казаться ей  неп-
ростительным. Однако под влиянием письма она тотчас поднялась к  себе  в
комнату и наспех прочитала "Отче наш", но, встав с колен, не испытала на
этот раз того успокоения, которое обычно приносила ей молитва. Последнее
время у нее появилось ощущение, что господь не печется о ней больше - ни
о ней, ни о конфедератах, ни о Юге, невзирая на все ежечасно  возносимые
ему молитвы.
   В тот вечер Скарлетт сидела на веранде с письмом Джералда,  засунутым
за корсаж, время от времени нащупывая его и тем как бы приближая к  себе
Тару и Эллин. Горевшая в гостиной лампа бросала призрачные золотые  отб-
лески на темную, увитую диким виноградом веранду, аромат вьющихся роз  и
жимолости окружал Скарлетт словно стеной. Тишина вечера казалась бездон-
ной. После заката солнца не прогремело ни единого выстрела, даже  ружей-
ного, и весь мир будто отодвинулся куда-то далеко-далеко. Покачиваясь  в
качалке, Скарлетт перебирала в  уме  известия,  полученные  из  Тары,  и
чувствовала себя несчастной и бесконечно одинокой; появись  сейчас  хоть
одна живая душа, пусть даже миссис Мерриуэзер, она была бы ей  рада.  Но
миссис Мерриуэзер дежурила в этот вечер в госпитале, а миссис Мид  гото-
вила дома торжественный ужин для Фила, приехавшего на побывку с  передо-
вой. Мелани спала. Никакой надежды, что заглянет хоть  случайный  прохо-
жий. Уже неделю никто не наведывался в их дом, ибо каждый мужчина,  спо-
собный держаться на ногах, либо сидел в окопах, либо сражался с янки под
Джонсборо.
   Такое полное одиночество было непривычным для Скарлетт, и оно угнета-
ло ее. Оставаясь одна, она невольно начинала предаваться размышлениям, а
думы ее были слишком тягостными в эти дни. Как у всех людей, у нее  поя-
вилась потребность вспоминать прошлое и тех, кого уже не стало.
   В этот вечер, среди окружавшего ее безмолвия, стоило Скарлетт закрыть
глаза, и она легко переносилась мыслями в Тару, и ей казалось,  что  она
снова там, в сельской тиши, и жизнь течет как прежде, не меняясь. И вме-
сте с тем что-то говорило ей, что и там прежняя жизнь не вернется никог-
да. Она вспоминала четырех братьев Тарлтонов - и рыжеволосых  близнецов,
и Тома с Бойдом, - и острая жалость теснила  ей  грудь.  Ведь  любой  из
близнецов, Стю или Брент, мог бы стать ее мужем. Но теперь,  когда  кон-
чится война и она возвратится домой, их неистовое "Эге-гей!" уже не  до-
несется к ней из-за поворота кедровой аллеи. И Рейфорд Калверт,  который
так божественно танцевал, никогда  уже  не  пригласит  ее  на  вальс.  И
мальчики Манро, и маленький Джо Фонтейн, и...
   - Ах, Эшли! - всхлипнула она, уронив голову на руки. -  Никогда,  ни-
когда я не свыкнусь с мыслью, что вас больше нет!
   Скрипнула калитка, и Скарлетт, вскинув голову, поспешно утерла  рукой
слезы. Она поднялась с качалки и увидела, что Ретт Батлер с  широкополой
соломенной шляпой в руке направляется по тропинке к дому. Она не  видела
его ни разу с того дня, когда выпрыгнула из его кабриолета у Пяти Углов.
Тогда она заявила, что знать его больше не желает. Но сейчас ей так нес-
терпимо хотелось перемолвиться словом хоть с  кем-нибудь,  чтобы  как-то
отвлечься от мыслей об Эшли, что она постаралась выбросить это  воспоми-
нание из головы. А Ретт, по-видимому, тоже забыл об их размолвке или, по
крайней мере, делал вид, что забыл, и как ни в чем не  бывало  опустился
на верхнюю ступеньку лестницы у ее ног.
   - Так вы, значит, не сбежали в Мейкон! Я слышал, что мисс Питти уеха-
ла, и, естественно, полагал, что и вы с ней тоже. А сейчас увидел огонек
и решил зайти, справиться. Почему же вы остались?
   - Из-за Мелани. Она... Ну, вы понимаете... она не может никуда  ехать
сейчас.
   - Тысяча чертей! Уж не хотите ли вы сказать, что  миссис  Уилкс  тоже
здесь? - воскликнул он, и в неярких отблесках  лампы  Скарлетт  увидела,
каким хмурым стало его лицо. - Что за безумие! Это крайне  опасно  в  ее
состоянии.
   Скарлетт молчала в замешательстве: не могла же она обсуждать  состоя-
ние Мелли с мужчиной! Ее смущало и то, что Ретт говорил так, словно  мог
что-то понимать в таких делах. Это было совсем не к лицу холостому  муж-
чине.
   - Не слишком-то любезно с вашей стороны, что вы даже не подумали  обо
мне - для меня ведь это тоже может быть опасно,  -  язвительно  заметила
она наконец.
   Он лукаво прищурился.
   - Ну, я в любых условиях поставлю на вас против янки.
   - Уж: не знаю, принять это за комплимент или как, - неуверенно сказа-
ла она.
   - Ни в коем случае, - сказал он. - Когда же вы наконец перестанете по
каждому пустячному поводу ждать от мужчин комплиментов?
   - На смертном одре, - сказала она и  улыбнулась,  думая  о  том,  что
всегда найдутся мужчины, которые будут расточать  ей  комплименты,  даже
если Ретт никогда этого не делает.
   - Ах, это женское тщеславие! - вздохнул Ретт. - Однако ценю вашу пря-
моту.
   Он достал портсигар, вынул черную сигару,  поднес  к  носу,  понюхал.
Чиркнула спичка. Прислонившись к перилам, обхватив руками колени, он не-
которое время молча курил. Скарлетт снова стала тихонько покачиваться  в
качалке, и ночь окутала их своим мраком и тишиной.  Пересмешник,  пробу-
дившись от дремоты где-то в лабиринте жимолости и  вьющихся  роз,  издал
одну робкую, мелодичную ноту и снова умолк, словно передумав.
   Из темноты внезапно долетел негромкий смех Ретта.
   - И вы, значит, остались здесь из-за миссис Уилкс! Более странную си-
туацию трудно себе представить!
   - Не вижу в этом ничего странного, - возразила она,  мгновенно  внут-
ренне ощетинившись.
   - Не видите? Значит, вы не умеете взглянуть на вещи со стороны. У ме-
ня уже давно сложилось впечатление, что вы с  трудом  переносите  миссис
Уилкс. Вы считаете ее глупой и бесцветной, а ее  патриотические  чувства
нагоняют на вас тоску. Вы никогда не упускаете  случая  обмолвиться  ка-
ким-нибудь уничижительным словечком по ее адресу,  и  мне,  естественно,
кажется загадочным, как это вы решились на такой бескорыстный поступок и
остались с ней в осажденном городе. Ну, признайтесь, почему вы это  сде-
лали?
   - Потому что она сестра Чарли и, значит, все равно что и мне  сестра,
- с большим, как ей казалось, достоинством ответила Скарлетт,  чувствуя,
что у нее зарделись щеки.
   - Вы хотите сказать: потому что она вдова Эшли?
   Скарлетт вскочила, стараясь подавить закипавший в ней гнев.
   - Я уже готова была простить вам невоспитанность, которую вы допусти-
ли в прошлый раз, но теперь не прощу. Я бы никогда не позволила вам  пе-
реступить этот порог, если бы не чувствовала себя в эту минуту такой не-
счастной...
   - Сядьте, успокойтесь и не ершитесь, - сказал он совсем другим  тоном
и, потянув ее за руку, заставил опуститься в качалку. - Почему  вы  нес-
частны?
   - Я сегодня получила письмо из дома. Янки там, совсем близко,  и  моя
младшая сестра больна тифом, и... и... Словом, если бы я теперь и  захо-
тела поехать домой, мама не позволит мне из боязни, что  я  заражусь.  О
господи, а мне так хочется домой!
   - Полно, не стоит из-за этого плакать, - сказал Ретт, и голос у  него
подобрел. - Здесь, в Атланте, вам безопаснее, чем дома, даже  если  янки
возьмут город. Ну, что вам янки, а вот тиф может вас и не пощадить.
   - Как это - что мне янки! Да  как  вы  осмеливаетесь  говорить  такую
ересь!
   - Дорогое дитя, янки вовсе не исчадия ада. У них нет ни рогов, ни ко-
пыт, как вам, должно быть, это представляется. Они в общем-то  мало  чем
отличаются от южан, если, конечно, не считать плохих манер и чудовищного
произношения.
   - Но ведь янки же меня...
   - Изнасилуют? Не обязательно. Хотя, понятно, такое  желание  может  у
них возникнуть.
   - Если вы будете говорить гадости, я уйду в дом! - воскликнула  Скар-
летт, благодаря небо за то, что тьма скрывает ее пылающие щеки.
   - Скажите откровенно: разве вы не это имели в виду?
   - Разумеется, нет!
   - Разумеется, это! Не к чему злиться на меня за то,  что  я  разгадал
ваши мысли. Ведь именно так  думают  все  наши  чистые,  деликатные  да-
мы-южанки. У них это не выходит из головы. Бьюсь об заклад, что даже та-
кие почтенные вдовы, как миссис Мерриуэзер...
   Скарлетт ахнула про себя, припомнив, как всякий раз, когда в эти  дни
тяжких испытаний несколько матрон собирались вместе, они неизменно  при-
нимались шепотом сообщать друг другу о подобных происшествиях, и  всегда
оказывалось, что это было либо в Виргинии, либо в Теннесси, либо в  Луи-
зиане, словом, где-то далеко от родных мест. Там янки насиловали женщин,
подымали младенцев на штыки и сжигали дома вместе с их обитателями.  Ко-
нечно, все знали, что так бывает, хотя и не кричали об этом на всех  пе-
рекрестках. И если у Ретта есть хоть капля порядочности, он не может  не
знать, что это правда. И не должен заводить таких разговоров. А тем  бо-
лее - это не предмет для шуток.
   Она слышала, как он тихонько  посмеивается.  Временами  он  вел  себя
просто чудовищно. В сущности, почти всегда. Это отвратительно -  мужчина
не должен догадываться, о чем думают и говорят между собой женщины. Ина-
че начинаешь чувствовать себя перед ним раздетой. Ни один мужчина не об-
суждает такие вещи с порядочными женщинами.  Скарлетт  злило,  что  Ретт
прочитал ее мысли. Ей хотелось казаться загадкой для мужчин, но она  по-
нимала, что Ретт видит ее насквозь, словно она из стекла.
   - Раз уде у нас зашла об этом речь, - продолжал Ретт, -  есть  тут  в
доме кто-нибудь, кто бы заботился о вас и опекал? Достопочтенная  миссис
Мерриуэзер или миссис Мид? Они всегда поглядывают на  меня  так,  словно
уверены, что я являюсь сюда с самыми дурными намерениями.
   - Миссис Мид обычно навещает нас по вечерам, - сказала Скарлетт,  об-
радованная тем, что разговор перешел в другое русло. - Но сегодня она не
могла. Ее сын вернулся домой на побывку.
   - Какая удача, - негромко произнес Ретт, - застать вас одну.
   Что-то в его голосе заставило сердце  Скарлетт  забиться  сильнее  от
приятного предчувствия, и кровь прилила у нее к щекам. Она не раз слыша-
ла такие нотки в голосе мужчин и  знала,  что  за  этим  обычно  следует
объяснение в любви. О, вот было бы здорово! Если только он признается ей
в любви, тут-то уж она помучит его, тут-то она сведет с ним счеты за все
насмешки, которыми он изводил ее целых три года. Она хорошо поводит  его
за нос! Она постарается вознаградить себя даже за то невыносимое  униже-
ние, которое ей пришлось испытать по его милости в  тот  памятный  день,
когда она дала пощечину Эшли. А потом скажет - очень вежливо и дружелюб-
но, - что не питает к нему никаких чувств, кроме сестринских, и удалится
в полном блеске своей победы. Она нервически хмыкнула в приятном  предв-
кушении того, что последует дальше.
   - Перестаньте хихикать, - сказал Ретт, взял ее руку, повернул ладонью
вверх и поцеловал. Прикосновение его теплых губ  обожгло  ее,  и  трепет
пробежал по телу. Его губы продвинулись выше, к запястью...  Она  знала,
что они ощущают неистовое биение ее пульса, и попыталась выдернуть руку.
Это совсем не входило в ее расчеты - этот предательский жар  в  груди  и
желание взлохматить ему волосы, почувствовать его губы на своих губах.
   "Я ведь ни капельки не влюблена в него, - в смятении пронеслось у нее
в голове. - Я люблю Эшли". Почему же так дрожат у нее  руки  и  холодеет
под ложечкой?
   Она услышала его тихий смех.
   - Не вырывайтесь! Я не сделаю вам ничего дурного!
   - Попробуйте только! Я нисколько не боюсь вас, Ретт  Батлер!  Еще  не
родился тот мужчина, которого бы я испугалась! - воскликнула она,  доса-
дуя на себя за то, что голос у нее так же предательски дрожит, как и ру-
ки.
   - Восхитительная уверенность в себе! Но не  кр