полю
Джералда О'Хара. Брент послал свою лошадь за гнедым жеребцом,  а  следом
за юношами перемахнул через изгородь и Джимс, прильнув к луке и  вцепив-
шись в гриву. Джимс не испытывал ни малейшей охоты  перепрыгивать  через
изгороди, но ему приходилось брать и более высокие препятствия, дабы  не
отставать от своих хозяев.
   В сгущавшихся сумерках они поскакали по  красным  бороздам  пашни  и,
спустившись с холма, уже приближались к реке, когда Брент крикнул брату:
   - Послушай, Стю, а ведь, что ни говори, Скарлетт должна была бы приг-
ласить нас поужинать?
   - Да я все время об этом думаю, - крикнул в ответ Стюарт. - Ну а  по-
чему, как ты полагаешь...


   ГЛАВА II

   Когда близнецы ускакали и стук копыт замер вдали, Скарлетт, в  оцепе-
нении стоявшая на крыльце, повернулась и, словно сомнамбула, направилась
обратно к покинутому креслу. Она так старалась  ничем  не  выдать  своих
чувств, что лицо у нее от напряжения странно онемело,  а  на  губах  еще
дрожала вымученная улыбка. Она тяжело опустилась в  кресло,  поджав  под
себя одну ногу и чувствуя, как сердцу становится тесно в груди от разди-
равшего его горя. Она болезненно ощущала его короткие  частые  толчки  и
свои странно заледеневшие ладони, и чувство ужасного, непоправимого нес-
частья овладело всем ее существом. Боль и растерянность были написаны на
ее лице - растерянность избалованного ребенка, привыкшего немедленно по-
лучать все, чего ни попросит, и теперь впервые столкнувшегося с  неведо-
мой еще теневой стороной жизни.
   Эшли женится на Мелани Гамильтон!
   Нет, это неправда! Близнецы что-то напутали. Или, как всегда,  разыг-
рывают ее. Не может, не может Эшли любить Мелани. Да и кто полюбит этого
бесцветного мышонка! Скарлетт с  инстинктивным  презрением  и  сознанием
своего превосходства воскресила в памяти тоненькую детскую фигурку Мела-
ни, ее серьезное личико, напоминающее  своим  овалом  сердечко  -  такое
простенькое, что его можно было даже назвать некрасивым. К тому же  Эшли
не виделся с ней месяцами. После тех танцев в прошлом году в  Двенадцати
Дубах он был в Атланте не более двух раз. Нет, Эшли не любит Мелани, по-
тому что... - вот тут уж она никак не может ошибаться -  потому  что  он
влюблен в нее, в Скарлетт! Он любит ее - это-то она знает твердо!
   Скарлетт услышала, как под тяжелой поступью Мамушки в холле  задрожал
пол, и, поспешно выпростав из-под себя ногу,  постаралась  придать  лицу
насколько возможно безмятежное выражение. Ни под каким видом нельзя  до-
пустить, чтобы Мамушка заподозрила что-то неладное. Мамушка считала всех
О'Хара своей непререкаемой собственностью,  принадлежащей  ей  со  всеми
потрохами, со всеми мыслями и чувствами, и полагала, что у них не  может
быть от нее секретов, а потому малейшего намека на какую-либо тайну дос-
таточно было, чтобы пустить ее по  следу  -  неутомимую  и  беспощадную,
словно гончая. Скарлетт по опыту знала: если только любопытство  Мамушки
не будет немедленно удовлетворено, она тут же побежит к хозяйке, и  тог-
да, хочешь не хочешь, придется во всем признаваться или придумывать  ка-
кую-нибудь более или менее правдоподобную историю.
   Мамушка выплыла из холла. Эта пожилая негритянка необъятных  размеров
с маленькими, умными, как у слона, глазками и  черной  лоснящейся  кожей
чистокровной африканки была душой и телом предана семейству О'Хара и яв-
лялась главным оплотом хозяйки дома, грозой всех слуг и нередко причиной
слез трех хозяйских дочек. Да, кожа у Мамушки была черная, но  по  части
понятия о хороших манерах и чувства собственного достоинства она  ничуть
не уступала белым господам. Она росла и воспитывалась в  спальне  Соланж
Робийяр, матери Эллин  О'Хара,  -  изящной,  невозмутимой,  высокомерной
француженки, одинаково жестко каравшей как детей своих, так  и  слуг  за
малейшее нарушение приличий. Будучи приставлена к Эллин, Мамушка,  когда
Эллин вышла замуж, прибыла вместе с ней из Саванны в Северную  Джорджию.
Кого люблю, того уму-разуму учу - было для Мамушки законом, а  поскольку
она и любила Скарлетт, и гордилась ею безмерно, то и учить ее уму-разуму
не уставала никогда.
   - А где ж жентмуны - никак уехали? Как же вы не пригласили их  отужи-
нать, мисс Скарлетт? Я уже велела Порку поставить  два  лишних  прибора.
Где ваши манеры, мисс?
   - Ах, мне так надоело слушать про войну, что я просто была не в  сос-
тоянии терпеть эту пытку еще и за ужином. А там, глядишь, и папа присое-
динился бы к ним и ну громить Линкольна.
   - Вы ведете себя не лучше любой негритянки с плантации, мисс,  и  это
после всех-то наших с вашей маменькой трудов! Да еще сидите тут на ветру
без шали! Сколько раз я вам толковала и толковала - попомните мое слово,
схватите лихорадку, ежели будете сидеть ввечеру с голыми плечами. Марш в
дом, мисс Скарлетт!
   Скарлетт с деланным безразличием отвернулась от Мамушки, радуясь, что
та, озабоченная отсутствием шали, не заметила ее расстроенного лица.
   - Не хочу. Я посижу здесь, полюбуюсь на закат. Он так  красив.  Пожа-
луйста, Мамушка, принеси мне шаль, а я подожду здесь папу.
   - Да вы, похоже, уже простыли - голос-то какой хриплый,  -  еще  пуще
забеспокоилась Мамушка.
   - Вовсе нет, - досадливо промолвила Скарлетт. - Принеси мне шаль.
   Мамушка заковыляла обратно в холл, и до Скарлетт  долетел  ее  густой
голос, звавший одну из горничных, прислуживавших на верхнем этаже.
   - Эй, Роза! Сбрось-ка мне сюда шаль мисс Скарлетт! - Затем последовал
еще более громкий возглас: - Вот безмозглое созданье! Ну, чтоб хоть  раз
был от нее какой-то прок! Нет, видать, придется самой лезть наверх!
   Скарлетт услышала, как застонали ступеньки лестницы, и тихонько  под-
нялась с кресла. Сейчас вернется Мамушка и снова примется отчитывать  ее
за нарушение правил гостеприимства, а Скарлетт чувствовала, что не в си-
лах выслушивать весь этот вздор, когда сердце у нее рвется на части. Она
стояла в нерешительности, раздумывая, куда бы ей укрыться, пока не утих-
нет немного боль в груди, и тут ее осенила неожиданная мысль, и  впереди
сразу забрезжил луч надежды. Отец уехал после обеда в Двенадцать Дубов с
намерением откупить у них Дилси - жену Порка, его лакея. Дилси была  по-
вивальной бабкой в Двенадцати Дубах и старшей над прислугой, и Порк ден-
но и нощно изводил хозяина просьбами откупить  Дилси,  чтобы  они  могли
жить вместе на одной плантации. Сегодня Джералд, сдавшись на его мольбы,
отправился предлагать выкуп за Дилси.
   "Ну конечно же, - думала Скарлетт, -  если  это  ужасное  известие  -
правда, то папа уж непременно должен знать. Ему, разумеется, могут ниче-
го и не сказать, но он сам заметит,  если  там,  у  Уилксов,  происходит
что-то необычное и все чем-то взволнованы. Мне бы только увидеться с ним
с глазу на глаз до ужина, и я все разузнаю - быть может, просто эти пар-
шивцы-близнецы снова меня разыгрывают".
   Джералд с минуты на минуту должен  был  возвратиться  домой.  Значит,
чтобы увидеть отца без свидетелей, надо перехватить его, когда он  будет
сворачивать с дороги на подъездную аллею. Скарлетт  неслышно  спустилась
по ступенькам крыльца, оглядываясь через плечо - не следит ли за ней Ма-
мушка из верхних окон. Не обнаружив за  колеблемыми  ветром  занавесками
широкого черного лица в белоснежном чепце и укоряющих глаз, Скарлетт ре-
шительным жестом подобрала подол своей цветастой зеленой юбки, и ее  ма-
ленькие ножки в туфлях без каблуков, перехваченные крест-накрест  лента-
ми, быстро замелькали по тропинке, ведущей к подъездной аллее.
   Темноголовые кедры, сплетаясь ветвями, превратили длинную, посыпанную
гравием аллею в некое подобие сумрачного туннеля. Укрывшись от глаз  под
надежной защитой их узловатых рук, Скарлетт умерила шаг.  Она  с  трудом
переводила дыхание из-за туго затянутого корсета; бежать она  не  могла,
но шла все же очень быстро. Вскоре она достигла конца подъездной аллеи и
вышла на дорогу, но продолжала идти вперед, пока  за  поворотом  высокие
деревья не скрыли из виду усадебного дома.
   Раскрасневшаяся, запыхавшаяся, она присела  на  поваленное  дерево  и
стала ждать отца. Он запаздывал, но она была этому даже рада. Есть время
успокоиться, отдышаться и встретить его с безмятежным видом, не  возбуж-
дая подозрений. Еще минута, и до нее долетит стук подков, и она  увидит:
вот он бешеным, как всегда, галопом гонит коня вверх по крутому  откосу.
Но минуты бежали одна за другой, а Джералд не появлялся. В ожидании  его
она смотрела вниз с холма, и сердце у нее снова заныло.
   "Нет, неправда это! - убеждала себя она. - Но почему он не едет?"
   Она смотрела на вьющуюся по склону холма дорогу, багрово-красную пос-
ле утреннего дождя, и мысленно прослеживала ее всю,  вплоть  до  илистой
поймы ленивой реки флинт, и дальше вверх по холму до Двенадцати Дубов  -
усадьбы Эшли. Теперь в ее глазах эта дорога имела только одно значение -
она вела к Эшли, к красивому дому с белыми  колоннами,  венчавшему  холм
наподобие греческого храма.
   "Ах, Эшли, Эшли!" - беззвучно воскликнула она, и сердце ее  заколоти-
лось еще сильнее.
   Холодное, тревожное предчувствие беды, не перестававшее терзать ее  с
той минуты, как близнецы принесли страшную весть, вдруг ушло  куда-то  в
глубь сознания, будучи вытеснено уже знакомым лихорадочным жаром, томив-
шим ее на протяжении последних двух лет.
   Теперь ей казалось странным, что Эшли, вместе с  которым  она  росла,
никогда прежде не привлекал к себе ее внимания. Он появлялся и  исчезал,
ни на минуту не занимая собой ее мыслей. И так было  до  того  памятного
дня, два года назад, когда он, возвратясь домой после своего  трехгодич-
ного путешествия по Европе, приехал к ним с визитом, и она полюбила его.
Вот так вдруг полюбила, и все!
   Она стояла на ступеньках крыльца, а он - в сером костюме  из  тонкого
блестящего сукна, с широким черным галстуком, подчеркивающим белизну его
плоеной сорочки, - внезапно появился на подъездной аллее верхом на лоша-
ди. Она помнила все до мельчайших деталей: блеск его сапог, камею с  го-
ловой медузы в булавке, которой был заколот галстук, широкополую панаму,
стремительным жестом снятую с головы, как только он увидел ее, Скарлетт.
Он спешился, бросил поводья негритенку и стал, глядя на нее; солнце  иг-
рало в его белокурых волосах, превращая их в серебряный шлем, и его меч-
тательные серые глаза улыбались ей.  Он  сказал:  "О,  вы  стали  совсем
взрослой, Скарлетт!" И, легко взбежав по ступенькам, поцеловал ей  руку.
Ах, этот голос! Никогда не забыть ей, как забилось ее сердце при  звуках
этого медлительного, глубокого, певучего, как музыка, голоса. Так  заби-
лось, словно она слышала его впервые.
   И в этот самый миг в ней вспыхнуло желание. Она  захотела,  чтобы  он
принадлежал ей, захотела не рассуждая, так же естественно и просто,  как
хотела иметь еду, чтобы утолять голод,  лошадь,  чтобы  скакать  верхом,
мягкую постель, чтобы на ней покоиться.
   Два года он сопровождал ее на балы и на теннисные  матчи,  на  рыбную
ловлю и на пикники, разъезжал с ней по всей округе, хотя и не столь час-
то, как братья-близнецы Тарлтоны или Кэйд Калверт, и не был столь назой-
лив, как братья Фонтейны, и все же ни одна неделя не проходила без того,
чтобы Эшли Уилкс не появился в поместье Тара.
   Правда, он никогда не домогался ее любви и в его  ясном  сером  взоре
никогда не вспыхивало того пламени, которое она привыкла подмечать в об-
ращенных на нее взглядах других мужчин. И все же... все же... она знала,
что он любит ее. Тут она ошибиться не могла. Ей говорил это ее  инстинкт
- тот, что проницательнее рассудка и мудрее жизненного опыта. Часто  она
исподтишка ловила на себе его взгляд, в котором не было присущей ему от-
решенности, а какая-то неутоленность и загадочная для  нее  печаль.  Она
знала, что Эшли любит ее. Так почему же он молчал? Этого она  понять  не
могла. Впрочем, она многого в нем не понимала.
   Он всегда был безупречно внимателен к  ней  -  но  как-то  сдержанно,
как-то отчужденно. Никто, казалось, не мог проникнуть в его мысли, а уж:
Скарлетт и подавно. Эта его сдержанность всех выводила из  себя  -  ведь
здесь все привыкли сразу выпаливать первое, что приходило на ум. В любых
традиционных развлечениях местной молодежи Эшли никому не уступал  ни  в
чем: он был одинаково ловок и искусен и на охоте, и на балу, и  за  кар-
точным столом, и в политическом споре,  и  считался,  притом  бесспорно,
первым наездником графства. Но одна особенность отличала  Эшли  от  всех
его сверстников: эти приятные занятия не были смыслом и содержанием  его
жизни. А в своем увлечении книгами, музыкой и писанием стихов он был со-
вершенно одинок.
   О боже, почему же этот красивый белокурый юноша, такой изысканно,  но
холодно учтивый, такой нестерпимо  скучный  со  своими  вечными  разгла-
гольствованиями о европейских странах, о книгах, о музыке,  о  поэзии  и
прочих совершенно неинтересных вещах, был столь  притягателен  для  нее?
Вечер за вечером Скарлетт, просидев с Эшли в сумерках на крыльце допозд-
на, долго не могла потом сомкнуть глаз и находила  успокоение  лишь  при
мысли о том, что в следующий вечер он несомненно сделает ей предложение.
Но вот наступал следующий вечер, а за ним еще следующий, и  все  остава-
лось по-прежнему. А сжигавшее ее пламя разгоралось все жарче.
   Она любила его и желала, но он был для  нее  загадкой.  Все  в  жизни
представлялось ей непреложным и простым - как ветры, дующие над  планта-
цией, как желтая река, омывающая холм. Все сложное было ей чуждо и непо-
нятно, и такой суждено ей было оставаться до конца дней своих. А  сейчас
впервые судьба столкнула ее лицом к лицу  с  натурой  несравненно  более
сложной, чем она.
   Ибо Эшли был из рода мечтателей - потомок людей, из поколения в поко-
ление посвящавших свой досуг раздумьям, а не действиям, упивавшихся  ра-
дужными грезами, не имевшими ничего общего с действительностью. Он  жил,
довольствуясь своим  внутренним  миром,  еще  более  прекрасным  на  его
взгляд, чем Джорджия, и лишь  нехотя  возвращался  к  реальной  действи-
тельности. Взирая на людей, он не испытывал к ним ни влечения, ни  анти-
патии. Взирая на жизнь, он не омрачался и не ликовал.  Он  принимал  су-
ществующий миропорядок и свое место в нем как нечто данное, раз  и  нав-
сегда установленное, пожимал плечами и возвращался в другой, лучший  мир
- к своим книгам и музыке.
   Скарлетт не понимала, как мог он, чья  душа  была  для  нее  потемки,
околдовать ее. Окружавший его ореол тайны возбуждал ее любопытство,  как
дверь, к которой нет ключа. Все, что было в нем загадочного,  заставляло
ее лишь упорнее тянуться к нему,  а  его  необычная  сдержанная  обходи-
тельность лишь укрепляла ее решимость полностью им завладеть.  Она  была
молода, избалованна, она еще не знала поражений и ни секунды не сомнева-
лась в том, что рано или поздно Эшли попросит  ее  стать  его  женой.  И
вдруг как гром среди ясного неба - эта ужасная весть. Эшли сделал  пред-
ложение Мелани! Да нет, не может быть!
   Как же так! Ведь не далее как на прошлой неделе, когда они в сумерках
возвращались верхом с прогулки, он неожиданно произнес: "Мне нужно  ска-
зать вам нечто очень важное, Скарлетт, но я просто не знаю, с  чего  на-
чать".
   У нее бешено заколотилось сердце от сладкого предчувствия,  и,  пони-
мая, что желанный миг наконец настал, она скромно опустила глаза, но тут
Эшли прибавил: "Впрочем, нет, не сейчас. Мы уже почти дома, у нас не бу-
дет времени на разговор. Ах, какой же я трус,  Скарлетт!"  И,  пришпорив
коня, он следом за ней взлетел на холм, к усадьбе.
   Сидя на поваленном дереве, Скарлетт вспомнила эти слова,  переполнив-
шие ее тогда такой радостью, и внезапно они обрели для нее совсем  иной,
ужасный смысл. А может быть, он просто хотел  сообщить,  что  обручен  с
другой?
   Господи! Хоть бы папа вернулся! Она не в силах была  больше  выносить
это состояние неизвестности. Снова и снова нетерпеливо вглядывалась  она
вдаль, но все было напрасно.
   Солнце уже закатилось, и багряный край небес поблек, став  тускло-ро-
зовым; лазурь над головой постепенно окрашивалась  в  нежные,  зеленова-
то-голубые, как яйцо зорянки, тона, и таинственная сумеречная тишь  при-
роды неслышно обступала Скарлетт со  всех  сторон.  Призрачный  полумрак
окутывал землю. Красные борозды пахоты и красная лента  дороги,  утратив
свой зловеще-кровавый оттенок, превратились в обыкновенную бурую  землю.
На выгоне, по ту сторону дороги, лошади, коровы и мулы тихо стояли возле
изгороди в ожидании, когда их погонят к конюшням, коровникам и к  ужину.
Их пугал темный силуэт зарослей вдоль реки, и они прядали ушами в сторо-
ну Скарлетт, словно радуясь соседству человека.
   В этом призрачном полумраке высокие сосны в пойме  реки,  такие  соч-
но-зеленые при свете дня, казались совершенно черными на блеклой пастели
неба - могучие, величественные гиганты,  они  стояли  сомкнутым  строем,
преграждая доступ к неспешно бегущей желтой воде.  Белые  трубы  усадьбы
Уилксов на том берегу реки, на холме, меркли  все  больше  среди  густой
темной зелени дубов, и только мерцавшие кое-где огоньки зажженных к ужи-
ну ламп манили на ночлег.
   Влажное, теплое дыхание весны, напоенное запахом свежевспаханной зем-
ли и молодых, рвущихся к небу побегов, сладко обволакивало Скарлетт.
   Весна, закаты, нежно-зеленая поросль никогда  не  пробуждали  в  душе
Скарлетт ощущения чуда. Прекрасное было повседневностью, частицей жизни,
как воздух, как вода. Ее сознание было восприимчиво к красоте лишь впол-
не конкретных, осязаемых предметов - породистых  лошадей,  женских  лиц,
нарядных одеяний... И все же торжественная тишина этих сумерек, спустив-
шихся на возделанные земли Тары, принесла успокоение  ее  взбаламученной
душе. Она любила эту землю - любила безотчетно и беззаветно, как  любила
лицо матери, склоненное в молитве при свете лампады.
   А Джералда все еще не было видно на безлюдной извилистой дороге. Если
сидеть здесь и ждать. Мамушка, без сомнения, отыщет ее и прогонит в дом.
Продолжая вглядываться в уходящую во мрак  дорогу,  она  вдруг  услышала
стук копыт, долетевший от подножия холма со стороны  выгона,  и  увидела
разбегающихся в страхе коров и лошадей. Джералд О'Хара возвращался домой
напрямик через поля и гнал коня во весь опор.
   Он взлетел на холм на своем плотном, длинноногом гунтере, похожий из-
дали на мальчишку, оседлавшего коня себе не по росту. Седые  волосы  его
стлались на скаку по ветру, он стегал лошадь хлыстом и понукал криком.
   Забыв на мгновение о снедавшей ее тревоге,  Скарлетт  с  гордостью  и
нежностью любовалась отцом, ибо что ни говори, а Джералд О'Хара был  ли-
хим наездником.
   "Стоит ему выпить, и его тут же понесет махать через изгороди, -  по-
думала Скарлетт. - А ведь как раз на этом месте в прошлом году он  выле-
тел из седла и сломал ногу. Хороший вроде бы получил урок. Да еще  клят-
венно пообещал маме прекратить эти штуки".
   Скарлетт не испытывала ни малейшего страха перед отцом. Он был как бы
ее сверстником -  даже  больше,  чем  сестры,  -  ведь  Джералд,  словно
мальчишка, любил втайне от жены скакать по полям напрямик, а Скарлетт  -
тоже большая охотница до всяких эскапад - была его верной союзницей про-
тив Мамушки. Она поднялась с дерева - поглядеть, как он будет прыгать.
   Высокий жеребец приблизился к ограде и, подобравшись, без  малейшего,
казалось, усилия взял  препятствие  под  ликующие  возгласы  седовласого
всадника, махавшего в воздухе хлыстом. Не замечая дочери, стоявшей в те-
ни под деревьями, Джералд одобрительно потрепал лошадь по холке и  свер-
нул на дорогу.
   - Любому коню в округе дашь сто очков, а может, и во  всем  штате,  -
гордо поведал он своему жеребцу, и ирландский акцент,  от  которого  ему
так и не удалось избавиться за все тридцать девять лет жизни в  Америке,
отчетливо прозвучал в его речи. Затем он поспешно прин