рубая - от одного  общения  с
ним.
   - О! - выдохнула Скарлетт: чувство вины боролось в ней с чувством ра-
дости оттого, что Эшли неравнодушен к ней, что она ему по-прежнему мила.
Слава богу, он думает, что Ретт виноват в том, что  она  считает  каждый
пенни. А на самом-то деле Ретт не имел к этому никакого отношения и  вся
вина - только ее, но, в конце концов, на совести Ретта достаточно  много
черных пятен, не страшно, если прибавится еще одно.
   - Будь вашим мужем любой другой человек, я, может  быть,  так  бы  не
огорчался, но... Ретт Батлер! Я вижу, что он с вами сделал. Вы  сами  не
заметили, как вслед за ним стали мыслить сухо и жестко. О  да,  я  знаю,
что не должен этого говорить... Он спас мне жизнь, и я  благодарен  ему,
но как бы я хотел, чтобы это был кто угодно, только не он! И я  не  имею
права говорить с вами так, точно...
   - Ах, нет, Эшли, имеете... как никто другой.
   - Говорю вам, это просто невыносимо: видеть, как  вы,  такая  тонкая,
огрубели под его влиянием, знать, что ваша красота, ваше обаяние принад-
лежат человеку, который... Когда я думаю, что он дотрагивается  до  вас,
я...
   "Сейчас он поцелует меня! - в экстазе подумала Скарлетт. - И не я бу-
ду в этом виновата!" Она качнулась к нему. Но он отступил на шаг, словно
вдруг осознав, что сказал слишком много, - сказал то, чего не  собирался
говорить.
   - Простите великодушно, Скарлетт. Я... я намекал, что ваш  муж  -  не
джентльмен, а сам сейчас наговорил такое, что меня тоже джентльменом  не
назовешь. Никто не имеет права принижать мужа перед женой. Мне  нет  оп-
равдания, кроме... кроме... - Он запнулся, лицо его исказилось. Она жда-
ла, затаив дыхание. - У меня вообще нет оправданий.
   Бешеная работа шла в мозгу Скарлетт, пока она ехала в  карете  домой.
Вообще нет оправданий, кроме - кроме того, что он любит ее! И мысль, что
она спит в объятиях Ретта, вызывает в нем такую ярость, на какую она  не
считала его способным. Что ж, она может это понять. Если бы не сознание,
что его отношения с Мелани волею судеб сводятся  к  отношениям  брата  и
сестры, она сама жила бы как в аду. Значит, объятия Ретта  огрубили  ее,
сделали более жесткой! Что ж, раз Эшли так  считает,  она  вполне  может
обойтись без этих объятий. И она подумала, как это будет сладостно и ро-
мантично, если оба они с Эшли решат блюсти физическую верность друг дру-
гу, хотя каждый связан супружескими узами с другим человеком.  Эта  идея
завладела ее воображением и пришлась ей по душе. Да к тому же была тут и
практическая сторона. Ведь это значит, что ей не придется больше рожать.
   Когда Скарлетт приехала домой и отпустила карету, восторженное состо-
яние, овладевшее ею после слов Эшли, начало испаряться, стоило ей предс-
тавить себе, как она скажет Ретту, что хочет иметь отдельную  спальню  -
со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это будет нелегко. Да  и  как
она скажет Эшли, что не допускает больше до себя Ретта, потому  что  он,
Эшли, так пожелал? Кому нужна такая жертва, если никто не знает  о  ней?
До чего же это тяжкое бремя - скромность и деликатность! Если бы  только
она могла говорить с Эшли так же откровенно, как с Реттом! А, да  ладно.
Найдет она способ намекнуть Эшли на истинное положение вещей.
   Она поднялась по лестнице и, открыв дверь в детскую, обнаружила Ретта
- он сидел у колыбельки Бонни, дерзка Эллу на коленях, а Уэйд стоял  ря-
дом и  показывал  ему  свои  сокровища,  спрятанные  в  карманах.  Какое
счастье, что Ретт любит детей и так ими занимается!  Есть  ведь  отчимы,
которые терпеть не могут детей от предыдущих браков.
   - Я хочу поговорить с  тобой,  -  сказала  Скарлетт  и  прошла  в  их
спальню. Лучше покончить с этим сразу, пока она полна решимости не иметь
больше детей и любовь Эшли придает ей силы для разговора.
   - Ретт, - без всяких предисловий начала она, как только он закрыл  за
собой дверь спальни, - я не хочу иметь больше детей, это решено.
   Если его и поразило ее неожиданное заявление, то он и виду не  подал.
Он не спеша подошел к креслу и, опустившись в него, откинулся на спинку.
   - Я ведь уже говорил тебе, моя кошечка, еще прежде чем родилась  Бон-
ни, что мне безразлично, будет у нас один ребенок или двадцать.
   Ловко он уходит от главного, как будто появление детей не имеет ника-
кого отношения к тому, что этому предшествует.
   - По-моему, троих вполне достаточно. Я вовсе не намерена  каждый  год
носить по ребенку:
   - Три мне кажется вполне подходящим числом.
   - Ты прекрасно понимаешь... - начала было она и покраснела от  смуще-
ния. - Ты понимаешь, что я хочу сказать?
   - Понимаю. А ты сознаешь, что я могу подать на развод, если ты  отка-
жешься выполнять свои супружеские обязанности?
   - У тебя хватит низости придумать такое! - воскликнула она,  раздоса-
дованная тем, что все идет не так, как она наметила. - Да если бы в тебе
было хоть немного благородства, ты бы... ты бы вел себя, как... Ну, сло-
вом, посмотри на Эшли Уилкса. Мелани ведь не может иметь детей, и он...
   - Образцовый джентльменчик, этот Эшли, - докончил за нее  Ретт,  и  в
глазах его появился странный блеск. - Прошу, продолжай свою речь.
   Скарлетт поперхнулась, ибо речь ее была окончена  и  ей  нечего  было
больше сказать. Теперь она поняла, сколь глупо было надеяться,  что  она
сумеет по-доброму договориться о столь сложном деле,  особенно  с  таким
эгоистичным мерзавцем, как Ретт.
   - Ты сегодня ездила на свой лесной склад, да?
   - А какое это имеет отношение к нашему разговору?
   - Ты ведь любишь собак, Скарлетт? Что ты предпочитаешь - чтобы собака
лежала на сене или находилась при тебе?
   Намек не дошел до ее сознания, захлестнутого яростью и  разочаровани-
ем.
   Ретт легко вскочил на ноги, подошел к ней и, взяв за подбородок, рыв-
ком поднял ее голову.
   - Какое же ты дитя! У тебя было трое мужей, но ты до сих пор не  зна-
ешь мужской природы. Ты, видимо, считаешь мужчину кем-то вроде  старухи,
перешагнувшей возрастной рубеж.
   Он игриво ущипнул ее за подбородок и убрал руку. Подняв черную бровь,
он долго холодно смотрел на жену.
   - Пойми вот что, Скарлетт. Если бы ты и твоя постель все  еще  предс-
тавляли для меня интерес, никакие замки и никакие уговоры не удержали бы
меня. И мне не было бы стыдно, так как мы с  тобой  заключили  сделку  -
сделку, которой я верен и которую ты сейчас нарушаешь. Что ж, спи одна в
своей девственной постельке, прелесть моя.
   - Ты что же, хочешь сказать... - возмутилась  Скарлетт,  -  что  тебе
безразлично...
   - Я ведь надоел тебе, да? Ну, так  мужчинам  женщины  надоедают  куда
быстрее. Будь святошей, Скарлетт. Огорчаться по этому поводу я не стану.
Мне все равно. - Он с усмешкой пожал плечами. - По счастью, в мире полно
постелей, а в постелях хватает женщин.
   - Ты хочешь сказать, что готов дойти до...
   - Дорогая моя невинность! Конечно. Удивительно уже то, что я  воздер-
живался от этого так долго. Я никогда  не  считал  супружескую  верность
добродетелью.
   - Я на ночь буду запирать свою дверь!
   - К чему утруждать себя? Если я захочу тебя, никакой  замок  меня  не
удержит.
   Он повернулся с таким видом, точно считал разговор оконченным, и  вы-
шел из комнаты. Скарлетт слышала, как он вошел в детскую, где дети бурно
приветствовали его. Она села. Вот она и добилась  своего.  Этого  хотела
она, и этого хотел Эшли. Но она не чувствовала себя счастливой. Гордость
ее была задета: ее оскорбляла самая мысль, что Ретт отнесся так легко  к
ее словам, что он вовсе не жаждет обладать ею, что он ее равняет с  дру-
гими женщинами в других постелях.
   Ей очень хотелось придумать какой-то способ деликатно намекнуть Эшли,
что она и Ретт физически больше не муж и жена. Но Скарлетт понимала, что
это невозможно. Она заварила какую-то чудовищную кашу и уже отчасти  жа-
лела о своих словах. Ей будет недоставать долгих забавных  разговоров  с
Реттом в постели, когда кончик его сигары светился в темноте.  Ей  будет
недоставать его объятий, когда она пробуждалась  в  ужасе  от  кошмарных
снов, а ей ведь не раз снилось, что она бежит сквозь холодный густой ту-
ман.
   Внезапно почувствовав себя глубоко несчастной, она уткнулась  головой
в подлокотник кресла и расплакалась.


   ГЛАВА LII

   Как-то раз дождливым днем, когда Бонни только что  исполнился  годик,
Уэйд уныло бродил по гостиной, время от времени подходя к окошку и  при-
жимаясь носом к стеклу, исполосованному дождем. Мальчик  был  худенький,
хрупкий, маленький для своих восьми лет, застенчивый и тихий  -  рта  не
раскроет, пока его не спросят. Ему было скучно, и он явно не  знал,  чем
заняться, ибо Элла возилась в углу с куклами, Скарлетт сидела у секрете-
ра и, что-то бормоча себе под нос, подсчитывала длинную колонку цифр,  а
Ретт, лежа на полу возле Бонни, развлекал ее, раскачивая часы на  цепоч-
ке, но так, чтобы она не могла до них дотянуться.
   Уэйд взял было несколько книг, потом с грохотом уронил их  и  глубоко
вздохнул.
   - О господи, Уэйд! - раздраженно воскликнула, поворачиваясь  к  нему,
Скарлетт. - Пошел бы куда-нибудь, поиграл.
   - Не могу. На дворе дождик.
   - В самом деле? Я не заметила. Ну, займись чем-нибудь. Ты  действуешь
мне на нервы, когда вертишься без толку. Пойди  скажи  Порку,  чтобы  он
запряг "карету и отвез тебя к Бо поиграть.
   - Он же не дома, - вздохнул Уэйд. - Он на дне рождения у Рауля  Пика-
ра.
   Рауль, сынишка Мейбелл и Рене Пикара, был, по мнению  Скарлетт,  пре-
отвратительным существом, больше похожим на обезьяну, чем на ребенка.
   - Ну, можешь поехать к кому хочешь. Пойди скажи Порку.
   - Никого нет дома, - возразил Уэйд. - Все на дне рождения.
   Хотя к слову "все" и не было прибавлено:  "кроме  меня",  однако  эти
слова повисли в воздухе, но Скарлетт, вся ушедшая в  свои  подсчеты,  не
обратила на это внимания.
   Ретт же приподнялся и спросил:
   - А ты почему не на дне рождения, сынок?
   Уэйд подошел к нему совсем близко и остановился, шаркая ногой по ков-
ру. Вид у него был глубоко несчастный.
   - Меня не пригласили, сэр.
   Ретт отдал Бонни часы на растерзание и легко вскочил на ноги.
   - Да бросьте вы эти проклятые цифры, Скарлетт. Почему Уэйда не  приг-
ласили на день рождения?
   - Ах, ради всего святого, Ретт! Оставьте меня сейчас в покое. У  Эшли
тут такая неразбериха в цифрах... А-а, вы про день рождения? Что ж,  тут
нет ничего необычного в том, что Уэйда не пригласили, да к тому же я все
равно не пустила бы его. Не забудьте, что Рауль-внук миссис  Мерриуэзер,
а миссис Мерриуэзер скорее впустит вольного  негра  в  свою  драгоценную
гостиную, чем кого-либо из нас.
   Ретт, задумчиво наблюдавший за лицом Уэйда, увидел, как тот  сморщил-
ся.
   - Пойди-ка сюда, сынок, - сказал он, привлекая к себе мальчика.  -  А
тебе хочется быть на этом дне рождения?
   - Нет, сэр, - храбро ответил Уэйд, но глаза опустил.
   - М-м... Скажи-ка мне, Уэйд, а ты бываешь на дне рождения у Джо  Уай-
тинга или Фрэнка Боннелла... или у кого-нибудь из твоих приятелей?
   - Нет, сэр. Меня очень редко приглашают.
   - Ты лжешь, Уэйд! - воскликнула, оборачиваясь, Скарлетт. - Ты  же  на
прошлой неделе был на трех детских праздниках-у Бартов, у Гелертов  и  у
Хандонов.
   - Более отборную коллекцию мулов в лошадиной сбруе трудно себе предс-
тавить, - заметил Ретт, с легкой издевкой растягивая слова. - И ты хоро-
шо провел время на этих праздниках? Ну, говори же.
   - Нет, сэр.
   - А почему нет?
   - Я... я не знаю, сэр. Мамушка... она  говорит,  что  все  это  белая
рвань.
   - Я с Мамушки шкуру спущу - сию же минуту!  -  воскликнула  вскакивая
Скарлетт. - А ты, Уэйд, если будешь так говорить о друзьях своей мамы...
   - Мальчик верно говорит, как и Мамушка, - сказал Ретт. -  Но  где  же
вам знать правду, если вы отворачиваетесь от нее... А ты, сынок, не вол-
нуйся. Можешь больше не ходить на праздники, если тебе не хочется.  Вот,
- добавил он, вытаскивая из кармана банкноту, - скажи Порку, чтоб запряг
карету и повозил тебя по городу. Купи себе чего-нибудь сладкого - да по-
больше, чтоб разболелся живот.
   Лицо Уэйда расцвело в улыбке. Он сунул в карман бумажку и с  тревогой
посмотрел на мать - одобрит ли она такую  затею.  Но  Скарлетт,  сдвинув
брови, глядела на Ретта. Он поднял с пола Бонни и прижал к себе  -  кро-
шечное личико уткнулось ему в щеку. Скарлетт не могла понять, о  чем  он
думает, но в глазах увидела что-то похожее на страх -  страх  и  чувство
вины.
   Приободренный щедростью отчима, Уэйд застенчиво подошел к нему.
   - Дядя Ретт, а можно мне вас что-то спросить?
   - Конечно. - Лицо у Ретта было напряженное, отсутствующее, он  крепче
приткал к себе голову Бонни. - О чем же ты хочешь спросить меня, Уэйд?
   - Дядя Ретт, вы... а вы воевали?
   Взгляд Ретта мгновенно обратился на мальчика - глаза смотрели пронзи-
тельно, но голос, задавший вопрос, звучал небрежно:
   - А почему ты спрашиваешь, сынок?
   - Да вот Джо Уайтинг говорит - вы не воевали, и Фрэнк Боннелл тоже.
   - А-а, - проронил Ретт, - а ты им что сказал?
   Уэйд стоял с несчастным видом.
   - Я... я сказал... я говорю, что не знаю. - И на одном дыхании  выпа-
лил: - Но мне все равно, воевали вы или нет. Я поколотил их. А  вы  были
на войне, дядя Ретт?
   - Да, - с неожиданной резкостью сказал Ретт. - Я был на войне. Я  был
в армии восемь месяцев. Я прошел с боями весь путь от Лавджоя до  Франк-
лина, штат Теннесси. И я был с Джонстоном, когда он сдался.
   Уэйд запрыгал от восторга, а Скарлетт рассмеялась.
   - А я-то полагала, что вы стыдитесь своего участия в войне, - сказала
она. - Разве вы не просили меня помалкивать об этом?
   - Прекратить - оборвал он ее. - Ну как, ты доволен, Уэйд?
   - О да, сэр! Я знал, что вы воевали. Я знал, что вы не трус, как  они
говорят. Вот только... почему вы  не  воевали  вместе  с  отцами  других
мальчиков?
   - Да потому, что отцы других мальчиков были люди глупые и их направи-
ли в пехоту. Я же закончил Вест-Пойнт и был в артиллерии. В полевой  ар-
тиллерии, Уэйд, а не в войсках внутреннего охранения. А чтобы служить  в
артиллерии, Уэйд, нужно иметь голову.
   - Еще бы! - сказал Уэйд, весь сияя А вы были ранены, дядя Ретт?
   Ретт ответил не сразу.
   - Вы расскажите ему про свою дизентерию, - с издевкой заметила  Скар-
летт.
   Ретт осторожно опустил малышку на пол и вытянул сорочку и нижнюю  ру-
башку из брюк.
   - Подойди сюда, Уэйд, я покажу тебе, куда я был ранен.
   Уэйд, возбужденный происходящим, подошел и уставился на то место,  на
которое указывал пальцем Ретт. Смуглую грудь  пересекал  длинный  рубец,
спускавшийся вниз на мускулистый живот. То была память о  ножевой  драке
на калифорнийских золотых приисках, но Уэйд не мог этого знать. Он  глу-
боко вздохнул от счастья.
   - А вы, видно, такой же храбрый, как мой папа, дядя Ретт.
   - Почти, но не совсем, - сказал Ретт, засовывая сорочку в брюки. -  А
теперь иди, накупи себе сластей на доллар и бей всех мальчишек,  которые
посмеют сказать, что я не был в армии.
   Уэйд, приплясывая и громко зовя Порка, выбежал  из  комнаты,  а  Ретт
снова подхватил на руки малышку.
   - Ну, к чему вся эта ложь, мой доблестный вояка? - спросила Скарлетт.
   - Мальчик должен гордиться отцом... или отчимом. Я не хочу, чтобы ему
было стыдно перед другими маленькими зверюгами. Дети ведь  жестокие  су-
щества.
   - Какая чепуха!
   - Я никогда не задумывался над тем, что это может значить для  Уэйда,
- медленно произнес Ретт. - Я никогда не думал, что он страдает. С Бонни
так не будет.
   - Как-так?
   - Вы думаете, я допущу, чтобы моя Бонни стыдилась своего отца?  Допу-
щу, чтобы ее не приглашали на дни рождения, когда ей  будет  девять  или
десять лет? Думаете, допущу, чтобы ее унижали, как Уэйда, за то,  в  чем
виновата не она, а мы с вами?
   - Подумаешь - детские дни рождения!
   - Детские дни рождения превращаются потом в балы для барышень и моло-
дых людей. Вы думаете, я позволю, чтобы моя дочь росла  вне  благовоспи-
танного общества Атланты? Я не намерен посылать ее  на  Север  в  школу,
чтобы она приезжала сюда лишь на каникулы, потому что с  ней  не  желают
знаться здесь, или в Чарльстоне, или в Саванне, или в Новом  Орлеане.  Я
не хочу, чтобы она вынуждена была выйти замуж за янки или за иностранца,
потому что никакая приличная семья южан не захочет принять ее в свое ло-
но... так как мать ее была дура, а отец - мерзавец.
   Уэйд, вернувшийся за чем-то, стоял на пороге и озадаченно, но с инте-
ресом слушал.
   - Бонни может выйти замуж за Бо, дядя Ретт.
   На лице Ретта не было и следа ярости, когда он повернулся к мальчику;
казалось, он со всей серьезностью обдумывал его слова -  он  всегда  был
серьезен, разговаривая с детьми.
   - А ведь и правда, Уэйд. Бонни может выйти замуж за Бо Уилкса. А  вот
на ком ты женишься?
   - О, я - ни на ком, - доверительно сообщил Уэйд, наслаждаясь этой бе-
седой на равных, какую он мог вести только с Реттом да еще разве с тетей
Мелли, никогда не корившими его и всегда поощрявшими. - Я поеду  учиться
в Гарвард и стану юристом, как мой отец, а потом буду храбрым солдатом -
тоже, как он.
   - Ну, почему Мелли не может держать рот на замке! - воскликнула Скар-
летт. - Ни в какой Гарвард ты, Уэйд, не поедешь. Это заведение для янки,
а я не допущу, чтобы ты учился в школе янки. Ты  пойдешь  в  университет
Джорджии, а когда окончишь его, будешь управлять лавкой вместо меня. Ну,
а что касается того, что твой отец был храбрым солдатом...
   - Прекратите! - коротко приказал Ретт: от него не укрылось, как  заб-
лестели глаза Уэйда, когда речь зашла об отце, которого  он  никогда  не
знал. - Ты вырастешь и будешь таким же храбрым,  как  твой  отец,  Уэйд.
Постарайся быть таким, как он, потому что он был  героем,  и  никому  не
позволяй говорить о нем иначе. Он ведь женился на твоей  матери,  верно?
Ну, так вот, это уже достаточное доказательство его  героизма.  А  уж  я
прослежу за тем, чтобы ты пошел в Гарвард и стал юристом. А теперь  беги
и скажи Порку, чтобы он повозил тебя по городу.
   - Я была бы вам очень признательна, если бы вы  позволили  мне  самой
заниматься воспитанием моих детей! - воскликнула  Скарлетт,  когда  Уэйд
послушно выбежал из комнаты.
   - Очень плохо вы ими занимаетесь. Вы сделали все возможное, чтобы ис-
портить будущее Эллы и Уэйда, но я не допущу, чтобы то же повторилось  и
с Бонни. Она будет расти как принцесса, и на всем свете не найдется  че-
ловека, которому не захотелось бы общаться с ней. Ни один дом  не  будет
для нее закрыт. Великий боже, да неужели вы думаете,  я  позволю,  чтобы
она, когда вырастет, общалась с тем сбродом, который заполняет этот дом?
   - Однако этот сброд вполне устраивает вас...
   - И более чем устраивает вас, моя кошечка. Но это не  для  Бонни.  Да
неужели вы думаете, я позволю, чтобы она вышла  замуж  за  кого-либо  из
этих беглых каторжников, с которыми вы проводите время? Выскочки-ирланд-
цы, янки, белая рвань, парвеню-"саквояжники"... Чтобы моя Бонни, в жилах
которой течет кровь Батлеров и Робийяров...
   - Кровь О'Хара...
   - Возможно, в свое время О'Хара были королями Ирландии, но  ваш  отец
был всего лишь ловким ирландским выскочкой. Да и вы не лучше... Но я то-
же, конечно, хорош. Я мчался по жизни, точно летучая мышь, выпущенная из
ада, не задумываясь над тем, что я делаю, так как все  и  вся  было  мне
безразлично. А вот Бонни не безразлична. Боже, каким я был дураком!  Те-
перь Бонни ни за что не примут в Чарльстоне, сколько бы ни старались моя
мать, или ваши тетя Евлалия, или тетя Полин... ясно, что не примут ее  и
здесь, если мы чего-то не придумаем - и быстро...
   - Ах, Ретт, вы относитесь к этому так трагически,  что  даже  смешно.
При наших-то деньгах...
   - К черту наши деньги! Никакие наши деньги не могут купить то, что  я
хочу для Бонни. Я бы предпочел, чтоб ее приглашали на  черствый  хлеб  в
жалкий дом Пи