дьявол, который срывал  крышку
с пороховой бочки ее чувств, поджигал запал и наслаждался  взрывом.  Она
узнала, что его комплименты всегда двояки, а самым нежным выражениям его
чувств не всегда можно верить. Словом, за эти две недели в Новом Орлеане
она узнала о нем все - кроме того, каков он был на самом деле.
   Случалось, он утром отпускал горничную, сам приносил Скарлетт завтрак
на подносе и кормил ее, точно она - дитя, брал  щетку  и  расчесывал  ее
длинные черные волосы, так что они начинали потрескивать  и  искрить.  В
другое же утро он грубо пробуждал ее от глубокого сна, сбрасывал  с  нее
одеяло и щекотал ее голые ноги... Бывало, он с почтительным интересом  и
достоинством слушал ее рассказы о том, как она вела дела, выражая  одоб-
рение ее мудрости, а в другой раз называл ее весьма сомнительные  сделки
продувным мошенничеством, грабежом на большой дороге и  вымогательством.
Он водил Скарлетт на спектакли и, желая ей досадить, нашептывал на  ухо,
что бог наверняка не одобрил бы такого рода развлечений, а когда водил в
церковь, тихонько рассказывал всякие смешные непристойности и потом  ко-
рил за то, что она смеялась. Он учил ее быть откровенной, дерзкой и сме-
лой. Следуя его примеру, она стала  употреблять  больно  ранящие  слова,
иронические фразы и научилась пользоваться ими, ибо они давали ей власть
над другими людьми. Но она не обладала  чувством  юмора  Ретта,  которое
смягчало его ехидство, и не умела так улыбаться, чтобы казалось,  будто,
издеваясь над другими, она издевается сама над собой.
   Он научил ее играть, а она почти забыла, как это делается. Жизнь  для
нее была такой серьезной, такой горькой. А он умел играть и втягивал  ее
в игру. Но он никогда не играл как мальчишка - это был мужчина, и что бы
он ни делал, Скарлетт всегда об этом помнила. Она не могла  смотреть  на
него сверху вниз - с высоты своего женского превосходства - и улыбаться,
как улыбаются женщины, глядя на взрослых мужчин, оставшихся  мальчишками
в душе.
   Это вызывало у нее досаду. Было бы так приятно чувствовать свое  пре-
восходство над Реттом. На всех других мужчин она могла махнуть рукой, не
без презрения подумав: "Что за дитя!" На своего отца, на близнецов Тарл-
тонов с их любовью к поддразниванию и ко всяким хитрым проделкам, на не-
обузданных младших Фонтейнов с их чисто детскими приступами  ярости,  на
Чарлза, на Фрэнка, на всех мужчин, которые увивались  за  ней  во  время
войны, - на всех, за исключением Эшли. Только Эшли и Ретт не поддавались
ее пониманию и не позволяли помыкать собой, потому  что  оба  были  люди
взрослые, ни в том, ни в другом не было мальчишества.
   Она не понимала Ретта и не давала себе труда понять, в нем было порой
нечто такое, что озадачивало ее. К примеру, то, как он на  нее  смотрел,
когда думал, что она этого не видит. Внезапно обернувшись, она вдруг за-
мечала, что он наблюдает за ней и в глазах его -  напряженное,  взволно-
ванное ожидание.
   - Почему ты на меня так смотришь? - однажды раздраженно спросила  она
его. - Точно кошка, подстерегающая мышь!
   Но выражение его лица мгновенно изменилось,  и  он  лишь  рассмеялся.
Вскоре она об этом забыла и перестала ломать над этим голову, как и  во-
обще над всем, что касалось Ретта. Слишком уж он вел себя  непредсказуе-
мо, а жизнь была так приятна - за исключением тех минут, когда она вспо-
минала об Эшли.
   Правда, Ретт занимал все ее время, и она не могла часто думать об Эш-
ли. Днем Эшли почти не появлялся в ее мыслях, зато по ночам,  когда  она
чувствовала себя совсем разбитой от танцев, а голова кружилась от  выпи-
того шампанского, - она думала об Эшли. Часто, засыпая в объятиях  Ретта
при свете луны, струившемся на постель, она думала о том, как  прекрасна
была бы жизнь, если бы это руки Эшли обнимали ее, если бы это Эшли  пря-
тал лицо в ее черные волосы, обматывал ими себе шею.
   Однажды, когда эта мысль в очередной раз  пришла  ей  в  голову,  она
вздохнула и отвернулась к окну - и почти тотчас почувствовала, как могу-
чая рука Ретта у нее под головой напряглась и словно окаменела  и  голос
Ретта произнес в тишине:
   - Хоть бы бог отправил твою мелкую лживую душонку на  веки  вечные  в
ад!
   Он встал, оделся и вышел из комнаты, несмотря на ее испуганные вопро-
сы и протесты. Вернулся он лишь на следующее утро, когда она  завтракала
у себя в номере, - вернулся пьяный, мятый, в самом саркастическом  наст-
роении; он не извинился перед ней и никак не объяснил своего отсутствия.
   Скарлетт ни о чем его не спрашивала и держалась с ним холодно, как  и
подобает оскорбленной жене, а покончив с завтраком, оделась под взглядом
его налитых кровью глаз и отправилась по магазинам. Когда она вернулась,
его уже не было; и появился он снова лишь к ужину.
   За столом царило молчание, Скарлетт старалась не дать  воли  гневу  -
ведь это был их последний ужин в Новом Орлеане,  а  ей  хотелось  поесть
крабов. Но она не получила удовольствия от еды под взглядом  Ретта.  Тем
не менее она съела большущего краба и выпила  немало  шампанского.  Быть
может, это сочетание возродило старый кошмар, ибо проснулась она  в  хо-
лодном поту, отчаянно рыдая. Она была  снова  в  Таре  -  разграбленной,
опустошенной. Мама умерла, и вместе с ней ушла вся сила и мудрость мира.
В целом свете не было больше никого, к кому Скарлетт могла бы  воззвать,
на кого могла бы положиться. А что-то страшное преследовало  ее,  и  она
бежала, бежала, так что сердце, казалось, вот-вот разорвется, - бежала в
густом, клубящемся тумане и кричала, бежала, слепо ища  неведомое  безы-
мянное пристанище, которое находилось где-то в этом  тумане,  окружавшем
ее.
   Проснувшись, она увидела склонившегося над ней Ретта; он  молча  взял
ее, как маленькую девочку, на руки и прижал к себе - в его крепких  мус-
кулах чувствовалась надежная сила, его шепот успокаивал, и она перестала
рыдать.
   - Ох, Ретт, мне было так холодно, я была такая голодная, такая  уста-
лая. Я никак не могла это найти. Я все бежала и бежала сквозь туман и не
могла найти.
   - Что найти, дружок?
   - Не знаю. Хотелось бы знать, но не знаю.
   - Это все тот старый сон?
   - Да, да!
   Он осторожно опустил ее на постель, пошарил в темноте и зажег  свечу.
Она озарила его лицо, резко очерченное, с  налитыми  кровью  глазами,  -
непроницаемое, точно каменное. Распахнутая  до  пояса  рубашка  обнажала
смуглую, покрытую густыми черными волосами грудь. Скарлетт, все еще дро-
жа от страха, подумала - какой он сильный, какой крепкий и прошептала:
   - Обними меня, Ретт.
   - Хорошая моя! - пробормотал он, подхватил ее на руки, прижал к  себе
и опустился со своей ношей в глубокое кресло.
   - Ах, Ретт, это так страшно, когда ты голодная.
   - Конечно, страшно умирать во сне от голода после  того,  как  съеден
ужин из семи блюд, включая того огромного краба. - Он улыбнулся, и глаза
у него были добрые.
   - Ах, Ретт, я все бежала и бежала, и что-то искала и не  могла  найти
то, что искала. Оно все время пряталось от меня в тумане. А я знала, что
если это найду, то навсегда  буду  спасена  и  никогда-никогда  не  буду
больше страдать от холода или голода.
   - Что же ты искала - человека или вещь?
   - Сама не знаю. Я об этом не думала. А как ты думаешь, Ретт, мне ког-
да-нибудь приснится, что я добралась до такого места, где я буду в  пол-
ной безопасности?
   - Нет, - сказал он, приглаживая ее растрепанные волосы, - думаю,  что
нет. Сны нам неподвластны. Но я думаю, что если ты привыкнешь жить в бе-
зопасности и в тепле и каждый день хорошо питаться, то  перестанешь  ви-
деть этот сон. А уж я, Скарлетт, позабочусь, чтобы ничто тебе не угрожа-
ло.
   - Ретт, ты такой милый.
   - Благодарю вас за крошки с вашего стола, госпожа Богачка.  Скарлетт,
я хочу, чтобы каждое утро, просыпаясь,  ты  говорила  себе:  "Я  никогда
больше не буду голодать и ничего со мной не случится, пока Ретт рядом  и
правительство Соединенных Штатов - у власти".
   - Правительство Соединенных Штатов? - переспросила  она  и  в  испуге
выпрямилась, не успев смахнуть слезы со щек.
   - Бывшая казна конфедератов стала честной женщиной. Я вложил  большую
часть этих денег в правительственные займы.
   - Мать пресвятая богородица! - воскликнула Скарлетт,  отстраняясь  от
него, забыв о недавно владевшем ею ужасе. - Неужели ты  хочешь  сказать,
что ссудил свои деньги этим янки?
   - Под весьма приличный процент.
   - Да мне плевать, если даже под сто процентов! Немедленно продай  эти
облигации! Подумай только - чтобы янки пользовались твоими деньгами!
   - А что мне с ними делать? - с улыбкой спросил он,  подмечая,  что  в
глазах ее уже нет страха.
   - Ну... ну, например, купить землю у Пяти  Углов.  Уверена,  что  при
твоих деньгах ты мог бы все участки там скупить.
   - Премного благодарен, но не нужны мне эти Пять Углов. Теперь,  когда
правительство "саквояжников" по-настоящему прибрало  Джорджию  к  рукам,
никто не знает, что может случиться. Я не поручусь за этих стервятников,
что налетели в Джорджию с севера, востока, юга и запада. Я, как ты пони-
маешь, будучи добросовестным подлипалой, действую с ними заодно, но я им
не верю. И деньги свои в недвижимость вкладывать не стану. Я предпочитаю
государственные займы. Их можно спрятать.  А  недвижимость  спрятать  не
так-то легко.
   - Ты, что же, считаешь... - начала было она, похолодев  при  мысли  о
лесопилках и лавке.
   - Я ничего не знаю. Но не надо  так  пугаться,  Скарлетт.  Наш  обая-
тельный новый губернатор - добрый мой друг. Просто времена сейчас  очень
уж неверные, и я не хочу замораживать большие деньги в недвижимости.
   Он пересадил ее на одно колено, потянулся за сигарой и  закурил.  Она
сидела, болтая босыми ногами, глядя на игру мускулов на его смуглой гру-
ди, забыв все страхи.
   - И раз уж мы заговорили о недвижимости, Скарлетт, - сказал он,  -  я
намерен построить дом. Ты могла заставить Фрэнка жить в доме мисс Питти,
но не меня. Не думаю, что я сумею вынести ее причитания по  три  раза  в
день, а кроме того, мне кажется, дядюшка Питер  скорее  прикончит  меня,
чем допустит, чтоб я поселился под священной крышей Гамильтонов. А  мисс
Питти может предложить мисс Индии Уилкс пожить с нею,  чтобы  отпугивать
привидения. Мы же, вернувшись в Атланту, поселимся  в  свадебном  номере
отеля "Нейшнл", пока наш дом не будет построен. Еще до отъезда из Атлан-
ты мне удалось сторговаться насчет того большого участка  на  Персиковой
улице - что близ дома Лейденов. Ты знаешь, о каком я говорю?
   -  Ах,  Ретт,  какая  прелесть!  Мне  так  хочется  иметь  свой  дом.
Большой-большой.
   - Ну вот, наконец-то мы хоть в чем-то согласны. Что,  если  построить
белый оштукатуренный дом и украсить его чугунным литьем,  как  эти  кре-
ольские дома здесь?
   - О нет, Ретт. Только не такой старомодный,  как  эти  новоорлеанские
дома. Я знаю, чего бы мне хотелось. Я хочу совсем новый дом -  я  видела
картинку... стой, стой... - в "Харперс уикли". Что-то вроде швейцарского
шале.
   - Швейцарского - чего?
   - Шале.
   - Скажи по буквам.
   Она выполнила его просьбу.
   - Вот как! - произнес он и пригладил усы.
   - Дом прелестный. У него высокая остроугольная крыша, под ней -  ман-
сарда, поверху идет как бы частокол, а по углам - башенки, крытые  цвет-
ной черепицей. И в этих башенках - окна с синими  и  красными  стеклами.
Все - по моде.
   - И перила крыльца, должно быть, с переплетом?
   - Да.
   - А с крыши над крыльцом свешиваются этакие деревянные кружева?
   - Да. Ты, должно быть, видел такой.
   - Видел... но не в Швейцарии. Швейцарцы очень  умный  народ  и  остро
чувствуют красоту в архитектуре. Ты в самом деле хочешь такой дом?
   - Ах, конечно!
   - А я-то надеялся, что общение со мной улучшит твой вкус. Ну,  почему
ты не хочешь дом в креольском или колониальном стиле,  с  шестью  белыми
колоннами?
   - Я же сказала, что не хочу ничего старомодного. А внутри чтобы  были
красные обои и красные бархатные портьеры и чтоб все двери раздвигались.
И конечно, много дорогой ореховой мебели и роскошные толстые ковры, и...
Ах, Ретт, все позеленеют от зависти, когда увидят наш дом!
   - А так ли уж необходимо, что, бы все нам завидовали?  Впрочем,  если
тебе так хочется, пусть зеленеют. Только тебе  не  приходило  в  голову,
Скарлетт, что не очень это хороший вкус - обставлять свой  дом  с  такой
роскошью, когда вокруг все так бедны?
   - А я хочу, - упрямо заявила она. - Я хочу, чтобы всем, кто плохо  ко
мне относится, стало не по себе. И мы будем устраивать  большие  приемы,
чтобы все в городе жалели, что говорили обо мне разные гадости.
   - Но кто же в таком случае будет приходить на наши приемы?
   - Как кто - все, конечно.
   - Сомневаюсь. "Старая гвардия" умирает, но не сдается.
   - Ах, Ретт, какую ты несешь чушь. У кого есть деньги, того люди всег-
да будут любить.
   - Только не южане. Спекулянту с деньгами куда  труднее  проникнуть  в
лучшие гостиные города, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко.  А  уж
про подлипал, - а это мы с тобой, моя кошечка, - и говорить нечего:  нам
повезет, если нас не оплюют. Но если ты, моя дорогая, хочешь все же  по-
пытаться, что ж, я тебя поддержу и, уверен, получу  немало  удовольствия
от твоей кампании. А теперь, раз уж мы заговорили о деньгах,  мне  хоте-
лось бы поставить точки над "i".  Я  дам  тебе  на  дом  столько  денег,
сколько ты захочешь, и сколько ты захочешь - на всякую мишуру. И если ты
любишь драгоценности - пожалуйста, но только я сам буду их  выбирать.  У
тебя, моя кошечка, преотвратительный вкус. Ну, и  конечно,  ты  получишь
все, что требуется для Уэйда или Эллы. И если Уиллу Бентину  не  удастся
сбыть весь хлопок, я готов оказать ему помощь и покрыть расходы  на  со-
держание этого белого слона в графстве Клейтон, который вам  так  дорог.
Это будет справедливо, как ты считаешь?
   - Конечно. Ты очень щедр.
   - Но теперь слушай меня внимательно. Я не дам ни цента на твою  лавку
и ни цента на эту твою дохлую лесопилку.
   - О-о, - вырвалось у Скарлетт, и лицо ее вытянулось. Весь медовый ме-
сяц она думала о том, как бы попросить у него тысячу  долларов,  которые
нужны ей были, чтобы прикупить еще пятьдесят  футов  земли  и  расширить
свой лесной склад. - По-моему, ты всегда  похвалялся  широтой  взглядов:
тебе, мол, все равно, пусть болтают про то, что у меня свое дело, а  ты,
оказывается, как все мужчины, до смерти боишься, как бы люди не сказали,
что это я ношу брюки в нашей семье.
   - Вот уж ни у кого никогда не возникнет сомнения насчет того,  кто  в
семье Батлеров носит брюки, - протянул Ретт. - И  мне  безразлично,  что
болтают дураки. Видишь ли, я настолько плохо воспитан, что горжусь своей
красавицей женой. И я не возражаю: продолжай держать лавку и  лесопилки.
Они принадлежат твоим детям. Когда Уэйд подрастет, ему, возможно, не за-
хочется жить на содержании отчима и он сам возьмет  на  себя  управление
делами. Но ни единого цента ни на одно из этих предприятий я не дам.
   - Почему?
   - Потому что не желаю содержать Эшли Уилкса.
   - Ты что, начинаешь все сначала?
   - Нет... Но ты спросила - почему, и я объяснил. И еще одно. Не думай,
что тебе удастся провести меня, и не лги и не придумывай, сколько  стоят
твои туалеты и как дорого вести дом, чтобы на сэкономленные деньги иметь
потом возможность накупить мулов или еще одну лесопилку для Эшли. Я  на-
мерен тщательно проверять твои расходы, а что сколько стоит, я знаю. Ах,
пожалуйста, не напускай на себя оскорбленный вид. Ты бы на все это  пош-
ла. Я считаю, что ты вполне на это способна. Я вообще считаю, что ты  на
что угодно пойдешь, если дело касается Тары или Эшли. Против Тары  я  не
возражаю. Но что касается Эшли - тут я против. Я не  натягиваю  поводья,
моя кошечка, но не забудь, что у меня есть уздечка и шпоры.


   ГЛАВА XLIX

   Миссис Элсинг прислушалась к звукам, доносившимся из холла,  и,  убе-
дившись, что Мелани прошла на кухню, где раздался стук посуды и звон се-
ребра, обещавшие скорое подкрепление, повернулась и тихо заговорила, об-
ращаясь к дамам, которые сидели полукругом в гостиной, держа на  коленях
корзиночки с шитьем.
   - Лично я не намерена посещать  Скарлетт  ни  сейчас,  ни  когда-либо
впредь, - заявила она, и ее тонкое холодное лицо стало еще холоднее.
   Остальные члены Кружка шитья для вдов  и  сирот  Конфедерации  быстро
воткнули иголки в материю и сдвинули свои качалки.  Всех  дам  буквально
распирало от желания поговорить о  Скарлетт  и  Ретте,  но  мешало  при-
сутствие Мелани. Как раз накануне эта парочка вернулась из Нового Орлеа-
на и поселилась в свадебном номере в отеле "Нейшнл".
   - Хыю говорит, что вежливость требует, чтобы я нанесла им визит: ведь
капитан Батлер спас ему жизнь, - продолжала миссис Элсинг. - И  бедняжка
Фэнни приняла его сторону и сказала, что тоже пойдет к ним. А я  сказала
ей: "Фэнни, - сказала я, - если бы не Скарлетт, Томми был бы сейчас жив.
Это оскорбительно для его памяти - идти туда". А у Фэнни хватило ума за-
явить мне: "Мама, я же пойду не к Скарлетт. Я пойду к капитану  Батлеру.
А он все сделал, чтобы спасти Томми, и не его вина, что ему это не  уда-
лось".
   - До чего же они глупые, эти молодые люди! - сказала миссис  Мерриуэ-
зер. - Визиты наносить - как же! - Грудь у нее поднялась горой от возму-
щения при воспоминании о том, как грубо отклонила Скарлетт ее  совет  не
выходить замуж за Ретта. - И моя Мейоелл такая же глупая, как ваша  Фэн-
ни. Заявила, что они с Рене отправятся с визитом:  ведь  капитан  Батлер
спас-де Рене от виселицы. А я сказала, что если бы Скарлетт не  раскаты-
вала всем напоказ, Рене никогда бы не оказался  в  опасности.  И  папаша
Мерриуэзер тоже намерен идти с визитом - послушать его, так он  от  ста-
рости, видно, совсем ума лишился: говорит, что если я не чувствую благо-
дарности, то он, безусловно, благодарен этому мерзавцу. Клянусь,  с  тех
пор как папаша Мерриуэзер побывал в доме этой Уотлинг, он ведет себя са-
мым постыдным образом. Визиты наносить - как же! Я-то  уж,  конечно,  не
пойду. Скарлетт изгнала себя из нашего общества, выйдя замуж  за  такого
человека. Он был уже достаточно мерзок, когда спекулировал во время вой-
ны и наживался на нашем горе, а сейчас, когда его  с  "саквояжниками"  и
подлипалами водой не разольешь, да еще он в друзьях-приятелях - да-да, в
ближайших друзьях - с этим  отъявленным  мерзавцем  губернатором  Балло-
ком... Визиты им наносить - как же!
   Миссис Боннелл вздохнула. Это была тучная смуглая клуша с веселым ли-
цом.
   - Они ведь пойдут к ним только раз - с визитом вежливости, Долли.  Не
знаю, можно ли людей за это винить. Я слышала, все мужчины, которые в ту
ночь не были дома, хотят идти к ним с визитом, и  я  думаю,  они  должны
пойти. Правда, мне как-то трудно  представить  себе,  что  Скарлетт-дочь
своей матери. Я ходила в школу с Эллин Робийяр в  Саванне,  и  это  была
прелестнейшая девушка, я ее очень любила. И почему только ее отец не за-
хотел, чтоб она вышла замуж за своего кузена  Филиппа  Робийяра!  Ничего
по-настоящему плохого в этом молодом человеке не было - ведь всем  моло-
дым людям надо перебеситься. А Эллин зачем-то поспешила и выскочила  за-
муж за этого О'Хара, который был намного старше нее, - вот у нее и полу-
чилась такая дочь, как Скарлетт. И все же я считаю, что один раз  должна
нанести им визит - в память об Эллин.
   - Сентиментальная чепуха! - решительно фыркнула миссис Мерриуэзер.  -
Китти Боннелл, неужели вы пойдете с визитом к женщине, которая вышла за-
муж: меньше чем через год после смерти мужа? К женщине...
   - ...из-за которой к тому же погиб мистер Кеннеди, - вмешалась Индия.
Она произнесла это спокойным, но таким язвительным тоном.  Стоило  зайти
речи о Скарлетт, как она забывала о вежливости и помнила  одно  -  вечно
помнила о Стюарте Тарлтоне. - Да к тому же я всегда считала,  что  между
нею и эт