едь со мной что угодно могло случиться!
   - Но с вами же ничего не случилось. Так что видите, моя  вера  в  вас
была оправдана. Я знал, что вы благополучно доберетесь домой. И не зави-
дую я тому янки, который попался бы вам на пути!
   - Ретт, ну какого черта вы сделали эту глупость и в последнюю  минуту
записались в армию - вы же прекрасно понимали, что нам  крышка?!  И  это
после всего, что вы говорили про идиотов, которые идут подставлять  себя
под пули!
   - Пощадите, Скарлетт! Я от стыда сгораю, думая об этом.
   - Что ж, я рада слышать, что вам стыдно вспоминать, как вы  поступили
со мной.
   - Вы неверно меня поняли. К великому сожалению, я вынужден  признать:
совесть не мучила меня при мысли, что я вас бросил. Ну, а решение  запи-
саться волонтером... Надо же было додуматься до такого - пойти в армию в
лакированных сапогах и белом чесучевом костюме, с парой дуэльных  писто-
летов за поясом... А эти бесконечные мили, которые я прошагал  по  снегу
босиком, когда сапоги у меня совсем развалились, без пальто, без  еды...
Сам не понимаю, почему я не дезертировал. Все это было сплошным  безуми-
ем. Но видимо, таковы уж мы, южане: это у нас в крови. Не  можем  мы  не
стать на сторону проигранного дела. Впрочем, каковы бы ни были  причины,
подвигшие меня на это, - не важно. Важно, что я прощен.
   - Ничего подобного. Я считаю, что вы просто пес. - Но она так ласково
произнесла последнее слово, что оно прозвучало, как "душка".
   - Не лукавьте. Вы меня простили. Юные леди не просят  часовых-янки  о
свидании с узником просто так - из сострадания - и не являются разодетые
в бархат и перья, с котиковой муфточкой в руках. Ах, Скарлетт,  до  чего
же вы прелестно выглядите! Слава богу, вы не в лохмотьях и не в  трауре.
Мне до смерти надоело видеть женщин в старых вылинявших платьях и всегда
в черном. А вы будто только что вышли из магазина на Рю де-ля-Пэ.  Ну-ка
повернитесь, прелесть моя, и дайте мне вас хорошенько рассмотреть.
   Значит, он заметил платье. Конечно же, заметил - на то он и Ретт. Она
рассмеялась легким переливчатым смехом и повернулась на  цыпочках,  при-
подняв локти и намеренно качнув юбками, чтобы мелькнули отделанные  кру-
жевами панталоны. Черные глаза его вбирали ее всю - от шляпки до  пяток,
взгляд не упускал ничего, этот давно знакомый раздевающий взгляд, от ко-
торого у нее всегда по телу бежал холодок.
   - Вид у вас вполне процветающий и вполне, вполне ухоженный.  И  прямо
скажем: очень аппетитный. Если бы эти янки не стояли за дверью... но вам
ничто не угрожает, моя дорогая. Садитесь. Я не злоупотреблю вашим  дове-
рием, как в последний раз, когда мы виделись с вами. - Он потер  щеку  с
наигранно удрученным видом. - Право же, Скарлетт, вам не кажется, что вы
в ту ночь были чуточку эгоистичны? Вспомните, сколько я для вас  сделал:
рисковал жизнью... украл лошадь - и какую! Бросился защищать Наше  Слав-
ное Дело! И что получил за все свои муки?  Кучу  колкостей  и  увесистую
затрещину.
   Она опустилась на стул. Разговор пошел не совсем так, как она рассчи-
тывала. Ретт показался ей таким милым сначала, явно обрадовался, что она
пришла. Перед ней был не тот отпетый негодяй, каким  она  его  знала,  а
вроде бы вполне пристойный человек.
   - Неужели вы всегда ждете награды за свои труды?
   - Ну конечно! Я же эгоистичное чудовище, как вам, наверное, известно.
Я всегда рассчитываю на оплату малейшей своей услуги.
   Она слегка похолодела от этого признания, но взяла себя в руки и сно-
ва тряхнула серьгами.
   - Да нет, вы совсем не такой плохой, Ретт. Вы просто любите  покрасо-
ваться.
   - Честное слово, вы изменились! - произнес он и расхохотался. - С че-
го это вы стали добропорядочной христианкой? Я следил за вами через мисс
Питтипэт, но она и словом не обмолвилась о том, что вы стали воплощением
женской кротости. Ну, расскажите же мне о себе, Скарлетт.  Как  вы  жили
все это время с тех пор, как мы виделись в последний раз?
   Раздражение и недобрые чувства, которые он неизменно  вызывал  в  ней
прежде, вскипели в ее душе и сейчас; ей захотелось наговорить  ему  кол-
костей, но она лишь улыбнулась, и на щеке ее появилась ямочка. Он  прид-
винул стул и сел совсем рядом, и она, склонясь в его сторону, мягко, как
бы непроизвольно, положила руку ему на плечо.
   - О, я жила премило, спасибо, и в Таре теперь все в порядке. Конечно,
было очень страшно после того, как солдаты Шермана побывали  у  нас,  но
дом все-таки не сожгли, а черные спасли большую часть  стада  -  загнали
его в болото. И прошлой осенью мы собрали неплохой урожай - двадцать тю-
ков. Конечно, по сравнению с тем, что Тара может дать, это ничтожно  ма-
ло, но у нас сейчас не так много рабочих рук.  Папа,  конечно,  говорит,
что на будущий год дела у нас пойдут лучше. Но, Ретт, в  деревне  сейчас
стало так скучно! Можете себе представить - ни  балов,  ни  пикников,  и
вокруг все только и говорят о том, как тяжело живется. Бог  ты  мой,  до
чего мне все это надоело! Наконец на прошлой неделе мне  стало  до  того
тошно, что я почувствовала - не могу больше, а папа  заметил  и  сказал,
что нужно мне съездить проветриться, повеселиться. Вот я и приехала сюда
сшить себе несколько платьев, а отсюда поеду в Чарльстон - в гости к те-
те. Так хочется снова походить по балам.
   "Вот тут все вышло как надо, - подумала она, гордясь собой. -  И  тон
был найден правильный - достаточно беззаботный! Мы, мол, не богачи, но и
не бедствуем".
   - Вы выглядите прелестно в бальных платьях, моя дорогая,  и,  к  нес-
частью, прекрасно это знаете! Я полагаю, подлинная причина вашего приез-
да состоит в том, что вам поднадоели деревенские воздыхатели и вы решили
поискать себе новых в более отдаленных краях.
   Какое счастье, подумала Скарлетт, что Ретт эти последние месяцы  про-
вел за границей и лишь недавно вернулся в Атланту. Иначе он  никогда  не
сказал бы таких глупостей. Перед ее  мысленным  взором  прошла  вереница
сельских ухажеров - оборванные, озлобленные Фонтейны, обнищавшие  братья
Манро, красавцы из Джонсборо и Фейетвилла, занятые пахотой, обтесыванием
кольев и уходом за больными старыми животными; они и думать  забыли  про
балы и милый легкий флирт. Но она постаралась выкинуть это из  головы  и
смущенно хихикнула, как бы подтверждая, что он прав.
   - Ну что вы! - с наигранным возмущением сказала она.
   - Вы бессердечное существо, Скарлетт, но, возможно, именно в этом ва-
ше обаяние. - Он улыбнулся, как улыбался когда-то - одним  уголком  рта,
но она понимала, что он делает ей комплимент. - Вы ведь, конечно,  знае-
те, что обаяния в вас куда больше, чем разрешено законом. Даже я,  толс-
токожий манный, испытал это на себе. И часто удивлялся, что в вас  такое
сокрыто, почему я не могу вас забыть, хоть я знал много дам  и  красивее
вас, и, уж конечно, умнее, и, боюсь, добрее и высоконравственнее. Однако
же вспоминал я всегда только вас. Даже в те долгие месяцы после  пораже-
ния, когда я был то во Франции, то в Англии и не видел вас, и  ничего  о
вас не знал, и наслаждался обществом многих прелестных женщин, я  всегда
вспоминают вас и хотел знать, как вы живете.
   На секунду она возмутилась, - да как он смеет говорить ей,  что  есть
женщины красивее, умнее и добрее ее! - но гнев тут же погас:  ведь  пом-
нил-то он ее и ее прелести, и это было приятно. Значит, он ничего не за-
был! Что ж, это должно облегчить дело. И вел он себя так мило  -  совсем
как положено джентльмену в подобных обстоятельствах. Теперь  надо  пере-
вести разговор на него и намекнуть, что она тоже его не забыла.  И  тог-
да...
   Она слегка сжала ему плечо и снова улыбнулась так, что на щеке  обра-
зовалась ямочка.
   - Ах, Ретт, ну как вам не стыдно дразнить бедную деревенскую девушку!
Я-то прекрасно знаю, что вы ни разу и не вспомнили обо мне  после  того,
как бросили меня той ночью. В жизни не поверю, что вы вообще думали  обо
мне, когда вокруг было столько прелестных француженок и  англичанок.  Но
ведь я приехала сюда не затем, чтобы слушать всякие  ваши  глупости  обо
мне. Я приехала... я приехала... потому...
   - Почему же?
   - Ах, Ретт, я так за вас волнуюсь! Я так боюсь за вас! Когда  же  они
вас выпустят из этого ужасного места?
   Он быстро накрыл ее руку своей ладонью и крепко прижал к своему  пле-
чу.
   - Ваше волнение делает вам честь, а когда меня выпустят отсюда -  не-
известно. По всей вероятности, когда до предела натянут веревку.
   - Веревку?
   - Да, я думаю, что выйду отсюда с веревкой на шее.
   - Но не повесят же они вас?
   - Повесят, если сумеют набрать побольше улик.
   - Ох, Ретт! - воскликнула она, прижав руку к сердцу.
   - Вам будет жаль меня? Если вы меня как следует пожалеете, я  упомяну
вас в своем завещании.
   Темные глаза откровенно смеялись над ней; он сжал ей руку.
   В своем завещании! Она поспешно опустила глаза, боясь, как бы они  не
выдали ее, но, очевидно, сделала это  недостаточно  быстро,  ибо  в  его
взгляде вспыхнуло любопытство.
   - По мнению янки, я должен оставить недурное завещание.  Похоже,  что
мое финансовое положение вызывает сейчас немалый  интерес.  Каждый  день
меня требуют к себе все новые и новые люди и задают  идиотские  вопросы.
Ходят слухи, что я завладел мифическим золотом Конфедерации.
   - Ну, а на самом деле?
   - Что за наводящие вопросы! Вы знаете не хуже меня, что  Конфедерация
печатала деньги, а не отливала их.
   - А откуда у вас столько денег? Вы их  нажили  на  спекуляциях?  Тетя
Питтипэт говорила...
   - А вы меня, похоже, допрашиваете!
   Черт бы его побрал! Конечно же, эти деньги - у него. Скарлетт  пришла
в такое возбуждение, что совсем забыла о необходимости быть с  ним  неж-
ной.
   - Ретт, я так расстроена тем, что вы под арестом. Неужели у  вас  нет
ни малейшего шанса отсюда выбраться?
   - "Nihil desperandum" - мой девиз.
   - Что это значит?
   - Это значит "может быть", прелестная моя незнайка.
   Она похлопала своими длинными ресницами, посмотрела на него и опусти-
ла глаза.
   - Но вы же такой ловкий - вы не допустите, чтобы вас повесили! Я уве-
рена, вы что-нибудь придумаете, чтобы обойти их и  выбраться  отсюда!  А
когда вы выйдете...
   - Когда я выйду?.. - тихо переспросил он, пригибаясь к ней.
   - Тогда я... - И она изобразила на лице смятение и  даже  покраснела.
Покраснеть было нетрудно, потому что у нее перехватывало дыхание и серд-
це колотилось как бешеное. - Ретт, я так жалею о том, что я... что я на-
говорила вам тогда, в ту ночь, ну, вы помните... у Раф-энд-Реди. Я  была
тогда... ох, так напугана и так расстроена, а вы были такой...  такой...
- Она опустила глаза и увидела, как его смуглая рука снова легла  на  ее
руку. - И... я считала, что никогда, никогда не прощу вас! Но когда вче-
ра тетя Питти сказала мне, что вы... что вас могут  повесить...  все  во
мне вдруг перевернулось, и я... я... - Она с  мольбой  заглянула  ему  в
глаза, стараясь вложить в этот свой взгляд всю боль разбитого сердца.  -
Ох, Ретт, я умру, если они вас повесят! Я просто этого не вынесу!  Пони-
маете, я... - И не в силах дольше выдержать его взгляда, который жег  ее
как огонь, она снова опустила глаза.
   "Да я сейчас расплачусь, - подумала она в  изумлении,  чувствуя,  как
волнение захлестывает ее. - Дать волю слезам? Может, так оно  будет  ес-
тественнее".
   Он быстро произнес:
   - О боже, Скарлетт, неужели вы... неужели это правда, что вы...  -  И
руки его сжали ее пальцы с такой силой, что ей стало больно.
   Она крепко-крепко зажмурилась, надеясь выдавить из себя слезы, но при
этом не забыв слегка приподнять лицо, чтобы ему удобнее было ее  поцело-
вать. Вот сейчас, через мгновение его губы прижмутся к ее  губам  -  эти
твердые настойчивые губы. Ей вдруг так живо вспомнился их  поцелуй,  что
она ощутила слабость в коленях. Но он не поцеловал ее. Она почему-то по-
чувствовала разочарование и, чуть приоткрыв глаза, украдкой взглянула на
него. Он склонился над ее руками - она видела лишь его черный затылок, -
приподнял одну из них и поцеловал, потом взял другую и приложил к  своей
щеке. Скарлетт ждала грубости, насилия, и этот нежный, любящий жест изу-
мил ее. Интересно, какое у него сейчас лицо, но она не могла  удовлетво-
рить свое любопытство, ибо голова у него была опущена.
   Она быстро отвела взгляд, чтобы, подняв голову, он ничего не прочел в
ее глазах. Она понимала, что сознание одержанной победы наверняка  отра-
жалось в них. Вот сейчас он сделает ей предложение или по  крайней  мере
скажет, что любит ее, и тогда... Она следила за ним сквозь  завесу  рес-
ниц, а он перевернул ее руку ладонью вверх и опять хотел было поцеловать
- и вдруг оторопел. Она посмотрела на свою ладонь и впервые за этот  год
увидела ее по-настоящему. Холодный ужас сжал ей сердце.  Это  была  рука
незнакомки, а не Скарлетт О'Хара - у той  рука  была  мягкая,  белая,  с
ямочками, изнеженная и безвольная. А эта была загрубелая, потемневшая от
загара, испещренная веснушками. Сломанные ногти неровно обрезаны, на ла-
дони - твердые мозоли, на большом пальце - полузаживший  нарыв.  Красный
шрам от кипящего жира, который брызнул ей на руку месяц тому назад, выг-
лядел страшно и уродливо. Она в ужасе смотрела на свою ладонь и инстинк-
тивно сжала кулак.
   А он все не поднимал головы. И она все не видела его лица. Он с силой
разжал ее кулак и долго смотрел на ладонь, потом  взял  другую  руку  и,
глядя на них, молча приподнял обе вместе.
   - Посмотрите на меня, - сказал он наконец очень тихо, поднимая  голо-
ву. - И перестаньте строить из себя скромницу.
   Нехотя она посмотрела на него - посмотрела  с  вызовом,  в  смятении.
Черные брови ее поднялись, глаза сверкали.
   - Значит, дела в Таре идут отлично, так? И вы столько денег  получили
за хлопок, что могли поехать сюда погостить? А что же случилось с вашими
руками - землю пахали?
   Она попыталась вырвать у него руки, но он держал их крепко  -  только
провел большим пальцем по мозолям.
   - Это не руки леди, - сказал он и бросил их ей на колени.
   - Да перестаньте вы! - выкрикнула она, мгновенно почувствовав  облег-
чение оттого, что можно больше не притворяться. -  Никого  не  касается,
что я делаю своими руками!
   "Какая я идиотка, - кляла она себя, - надо было мне взять перчатки  у
тети Питти, а то и стащить, но я не отдавала себе отчета в  том,  что  у
меня такие руки. Конечно же, он это заметил. А теперь я еще и  вышла  из
себя и наверняка все погубила. Ну почему это случилось как раз в тот мо-
мент, когда он уже готов был сделать мне предложение!"
   - Мне, конечно, нет дела до ваших рук, - холодно сказал Ретт  и  неб-
режно опустился на стул; лицо его было бесстрастно.
   Н-да, теперь нелегко с ним будет справиться. Ну что ж, как ни против-
но, а надо прикинуться овечкой, чтобы выйти победительницей, несмотря на
этот промах. Быть может, если удастся улестить его...
   - Как грубо вы себя ведете - взяли и отшвырнули мои бедные  ручки.  И
все лишь потому, что я на прошлой неделе поехала кататься без перчаток и
испортила себе руки.
   - Кататься - черта с два вы катались! - все так же холодно сказал он.
- Вы работали этими руками - и работали тяжело,  как  ниггер.  Вопрос  в
другом! Почему вы солгали мне про Тару и сказали, что дела  у  вас  идут
отлично?
   - Послушайте, Ретт...
   - Ну-ка, попробуем докопаться до правды. Какова подлинная цель вашего
визита? Вы своим кокетством чуть было не убедили меня, что я вам чуточку
дорог и что вы расстроены из-за меня.
   - Но я и вправду расстроена! В самом деле...
   - Нет, ничего подобного! Даже если меня повесят на самой высокой  ви-
селице - выше, чем Амана, - вам будет все равно. Это начертано на  вашем
лице, как следы тяжелой работы - на ваших ладонях. Вам что-то  нужно  от
меня, и вы так сильно этого хотите, что устроили  тут  целый  спектакль.
Почему вы прямо не пришли ко мне и не сказали в открытую, что вам от ме-
ня надо? У вас было бы куда больше шансов добиться своего,  ибо  если  я
что и ценю в женщинах, так это прямоту. Но нет, вы  трясете  тут  своими
сережками, надуваете губки и кокетничаете, как проститутка  с  клиентом,
которого она хочет залучить.
   Он произнес последние слова, не повышая голоса, все тем же ровным то-
ном, но для Скарлетт они прозвучали как удар хлыста, и  она  в  отчаянии
поняла, что все надежды на то, что он сделает ей  предложение,  рухнули.
Взорвись он в ярости, оскорбленный в своих лучших чувствах, наговори  ей
грубостей, как поступили бы на его месте другие мужчины, она бы нашла  к
нему подход. Но это ледяное спокойствие напугало ее, и она  растерялась,
не зная, что предпринять. Она вдруг поняла, что Ретт  Батлер  -  даже  в
заключении, даже под надзором янки, сидевших в соседней комнате, - чело-
век опасный и дурачить его нельзя.
   - Должно быть, меня подвела память. Мне бы не следовало забывать, что
вы очень похожи на меня и ничего не делаете без причины. Ну-ка,  давайте
подумаем, какую карту вы можете прятать в рукаве, миссис Гамильтон? Неу-
жели вы могли настолько заблуждаться, что  надеялись  услышать  от  меня
предложение руки и сердца?
   Она вспыхнула, но промолчала.
   - И не могли же вы забыть то, что я неоднократно вам повторял:  я  не
из тех, кто женится?!
   И поскольку она молчала, он спросил с внезапно прорвавшейся яростью:
   - Не забыли? Отвечайте же!
   - Не забыла, - с несчастным видом сказала она.
   - Какой же вы игрок, Скарлетт, - усмехнулся он. -  Поставили  на  то,
что, сидя в тюрьме, я лишен женского общества и потому  кинусь  на  вас,
как форель на червяка.
   "Так ведь ты и кинулся, - в бешенстве подумала Скарлетт. - Если бы не
мои руки..."
   - Ну вот мы и восстановили истину - почти всю, кроме  причины,  побу-
дившей вас пойти на это. А теперь, может быть, вы скажете, почему вы хо-
тели надеть на меня брачные цепи?
   В голосе его прозвучали мягкие, даже чуть дразнящие нотки, и Скарлетт
приободрилась. Пожалуй, еще не все потеряно. Конечно,  надежды  на  брак
уже нет никакой, но, несмотря на свое отчаяние, Скарлетт была даже рада.
Что-то было в этом неподвижно застывшем человеке страшное, и даже  самая
мысль о том, чтобы выйти за него замуж, пугала ее. Но может  быть,  если
вести себя умно, возродить воспоминания и сыграть на  его  влечении,  ей
удастся получить у него заем. Она придала лицу детски умоляющее  выраже-
ние.
   - Ах, Ретт, мне нужна ваша помощь - и вы в состоянии ее мне  оказать,
ну, будьте же хоть чуточку милым.
   - Быть милым - самое любимое мое занятие.
   - Ретт, во имя нашей старой дружбы я хочу просить вас об одолжении.
   - Ну вот, наконец-то леди с мозолистыми руками приступила к  выполне-
нию своей подлинной миссии. Боюсь, "посещение больных и  узников"  -  не
ваша роль. Чего же вам надо? Денег?
   Этот прямой вопрос разрушил всякую надежду подойти к делу кружным пу-
тем, сыграв на его чувствах.
   - Не надо злорадствовать,  Ретт,  -  вкрадчиво  сказала  она.  -  Мне
действительно нужны деньги. Я хочу, чтобы вы одолжили мне триста  долла-
ров.
   - Вот наконец-то правда и выплыла наружу. Говорите о любви, а думаете
о деньгах. Как по-женски! Вам очень нужны деньги?
   - О да... То есть они мне не так уж и нужны, но не помешали бы.
   - Триста долларов. Это большая сумма. Зачем они вам?
   - Чтобы заплатить налог за Тару.
   - Значит, вы хотите призанять денег. Что ж, раз вы такая деловая жен-
щина, буду деловым и я. Под какое обеспечение?
   - Что-что?
   - Обеспечение. Гарантирующее возврат моих денег. Я не хочу их терять.
- Голос его звучал обманчиво мягко, был такой бархатный, но она этого не
заметила: может, все еще и устроится.
   - Под мои сережки.
   - Сережки меня не интересуют.
   - Тогда я вам дам закладную на Тару.
   - А на что мне ферма?
   - Но вы могли бы... могли бы... это ведь хорошая плантация, и вы  ни-
чего не потеряете. Я расплачусь с вами из того,  что  получу  за  урожай
хлопка в