в речушке Уэйкфилд-Парка.
   Когда Джейсон работал, жена все  равно,  занимала  его  мысли,  заставляя
улыбаться. Ему хотелось положить к ее ногам весь мир, но ей был нужен только
он сам; сознание этого наполняло его глубочайшей нежностью. Он внес  крупную
сумму на строительство больницы вблизи Уэйкфилда, назвав ее  именем  Патрика
Ситона, а затем начал готовиться к постройке еще одной -  в  Портидже  (штат
Нью-Йорк), которая должна была также носить имя отца Виктории.

Глава 31

   Когда  со  дня  их  свадьбы  прошел  месяц,  Джейсон  получил  сообщение,
потребовавшее его присутствия в Портсмуте, куда как раз пришел один  из  его
кораблей.
   Утром в день отъезда он на прощание поцеловал жену на ступеньках у  входа
в дом с таким пылом, что она сконфузилась, а кучер незаметно ухмыльнулся.
   - Как мне не хочется, чтобы ты уезжал, - сказала Виктория,  прижавшись  к
его широкой груди и обнимая его за талию. - Шесть дней - это целая вечность,
а мне без тебя будет ужасно одиноко.
   - Ничего, Чарльз составит тебе компанию, радость  моя,  -  улыбнулся  он,
скрывая свое собственное нежелание  уезжать.  -  Майк  Фаррел  живет  совсем
рядом, и ты можешь навещать его.  И  можешь  съездить  к  прабабушке.  А  во
вторник к ужину я уже буду дома.
   Она кивнула и приподнялась на цыпочки,  чтобы  поцеловать  его  в  гладко
выбритую щеку.
   Виктория решительно взялась за дела, постаравшись максимально занять себя
работой в приюте и  в  поместье,  но  время  без  мужа  все  равно  тянулось
чертовски медленно, а иногда казалось, и вовсе стоит на месте. А ночами было
еще тяжелее. Вечера она проводила с Чарльзом, приехавшим погостить, но когда
он уходил спать, становилось невыносимо скучно.
   Накануне возвращения  Джейсона  она  бродила  по  спальне,  не  испытывая
никакого желания ложиться в пустую холодную  постель.  Она  прошла  в  покои
Джейсона, улыбаясь контрасту между его сугубо мужской, выдержанной в строгом
стиле обстановкой темного цвета и интерьером своей спальни, несшей отпечаток
влияния  легкомысленных  французов  -  с  легкими,   прозрачными   шелковыми
портьерами  и  розово-золотистым  балдахином.  С   любовью   она   погладила
инкрустированную золотом щетку для волос, принадлежащую мужу. Затем неохотно
вернулась к себе и наконец улеглась в постель.
   Утром  Виктория  проснулась  ни  свет  ни  заря;  возбужденная  ожиданием
предстоящего приезда любимого, она начала обдумывать, что бы такое особенное
приготовить к его возвращению домой.
   Вечерние тени сгустились в сумерки, а затем стало зябко и совсем темно  и
на небе засверкали звезды, когда она ждала  в  гостиной,  прислушиваясь,  не
стучат ли по дорожке колеса кареты супруга.
   - Он едет, дядя Чарльз! - восторженно воскликнула она, увидев в окно огни
кареты, приближающейся к дому.
   - Должно быть, это Майк Фаррел. Джейсон  появится  не  раньше  чем  через
два-три  часа,  -  заметил  герцог,  с  любовью  глядя  на  свою   красавицу
родственницу, в волнении расправлявшую  юбки.  -  Я  знаю,  сколько  времени
уходит на эту поездку, а он и так сократил пребывание в  Портсмуте  на  один
день, чтобы вернуться сегодня, а не завтра.
   - Наверное, вы правы, но сейчас только половина  восьмого,  а  я  просила
капитана Фаррела приехать на ужин к восьми. - Ее улыбка увяла, когда  экипаж
остановился у подъезда и она  поняла,  что  это  вовсе  не  карета  мужа.  -
Пожалуй, попрошу миссис Крэддок задержаться с ужином, - сказала она, когда в
дверях гостиной появился Нортроп, которому, казалось, изменила  его  обычная
сдержанность.
   - Вас спрашивает джентльмен, миледи, - объявил он.
   - Джентльмен? - удивленно переспросила она.
   - Некий мистер  Эндрю  Бэйнбридж  из  Америки.  Виктория  протянула  враз
ослабевшую руку к спинке ближайшего кресла и схватилась за  нее  побелевшими
от напряжения пальцами.
   - Пригласить его?
   Она резко кивнула, пытаясь взять  себя  в  руки  и  не  показать  горечи,
совладать с незабытой обидой, которую  он  причинил  ей  своим  бессердечным
отказом, и молясь о  том,  чтобы  не  выдать  своих  чувств.  Она  была  так
поглощена всем этим, что не заметила неожиданно побледневшего лица герцога и
того, как он медленно встал и какой взгляд  устремил  на  дверь,  как  будто
готовился к казни.
   А еще через минуту в гостиной появился Эндрю. Его  прекрасное  лицо  было
таким до боли знакомым, что  от  воспоминания  о  его  предательстве  у  нее
защемило сердце.
   Он остановился возле нее, удивленно глядя на элегантную молодую красавицу
в роскошном шелковом платье, подчеркивавшем ее пышные формы,  на  ее  чудные
волосы, волнами ниспадавшие на плечи и стройную спину.
   - Тори! - выдохнул  он,  заглянув  в  ее  глубокие  синие  глаза.  И  без
предупреждения протянул руки и чуть ли не рывком привлек ее к себе, заключил
в объятия и зарылся лицом в ее дивные волосы.  -  Я  уже  подзабыл,  как  ты
прекрасна, - хрипло прошептал он, притягивая ее еще ближе.
   - Еще бы! - воскликнула девушка, приходя в себя  и  отталкивая  его.  Она
сердито смотрела на него, пораженная тем, что он приехал, как будто ничего и
не было, и к тому же обнял ее с такой  страстью,  какой  никогда  прежде  не
выказывал. - Видимо, тебе присуща забывчивость, - ехидно сказала она.
   К ее изумлению, Эндрю ухмыльнулся:
   - Ты рассердилась потому, что я приехал на две недели позднее, чем обещал
в письме, так? - И, не ожидая ответа, продолжал:
   - Через неделю после отплытия наше судно  отклонилось  от  курса,  и  нам
пришлось застрять на ремонт на одном из островов.
   Ласково обняв застывшую в недоумении Викторию, он повернулся к Чарльзу и,
улыбаясь, протянул руку.
   - Должно быть, вы Чарльз Филдинг, -  в  непринужденной  дружеской  манере
проговорил он. - У меня не  хватит  благодарственных  слов  за  то,  что  вы
приютили Викторию до моего приезда. Естественно, я  охотно  оплачу  вам  все
расходы, в том числе и это роскошное платье. - Эндрю снова обратился к ней:
   - Я должен, к сожалению, поторопить тебя, Тори, потому что взял билеты на
судно,  отплывающее  через  два  дня.  Капитан  уже  дал  согласие  провести
церемонию бракосочетания...
   - Письмо? - прервала его Виктория, находясь в полуобморочном состоянии. -
Какое еще письмо? Ты не написал мне ни слова с тех пор, как я уехала.
   - Я написал тебе несколько писем, - нахмурился он. - Как я объяснил  тебе
в последнем из них, я продолжал посылать их в Америку потому, что моя  вечно
во все вмешивающаяся мать ни разу не переслала твоих писем мне,  я  даже  не
знал, что ты находишься в Англии. Тори,  я  же  написал  обо  всем  в  своем
последнем письме - том, которое послал тебе в Англию через курьера.
   - Я не получала никаких писем! - настаивала  она,  чувствуя,  что  у  нее
вот-вот начнется истерика.
   От гнева губы Эндрю сжались в прямую линию.
   - Перед тем как мы с тобой уедем, мне  придется  заглянуть  в  лондонское
агентство, которому я уплатил колоссальные деньги за то,  чтобы  мои  письма
были доставлены лично тебе и герцогу Атертону. Интересно, что они  скажут  в
свое оправдание?
   - Они скажут, что передали их мне в руки, - признался Чарльз.
   Виктория потрясение покачала головой - ее мозг уже начал осознавать то, с
чем не могла смириться душа.
   - Нет, дядя Чарльз, вы не получали писем.  Вы  ошибаетесь  Вы  думаете  о
письме, полученном мной от его матери, где она сообщала, что он женился.
   Глаза  Эндрю  засверкали  яростным  гневом,  когда  он  увидел  виноватое
выражение на лице старика. Он схватил Викторию за плечи.
   - Тори, выслушай меня! Я написал тебе дюжину писем, когда был  в  Европе,
но посылал их в Америку. Я  не  знал  о  гибели  твоих  родителей,  пока  не
вернулся два месяца назад домой. С  того  самого  дня,  когда  погибли  твои
родители, мать перестала пересылать мне твои письма. Когда  я  приехал,  она
сообщила мне, что доктор и миссис Ситон погибли,  а  тебя  забрал  в  Англию
состоятельный  родственник,  предложивший  тебе  свою  руку  и  сердце.  Она
сказала, что не имеет ни малейшего представления, где ты и как  тебя  найти.
Но я-то знаю тебя слишком хорошо, чтобы поверить, что ты откажешься от  меня
из-за какого-то старого титулованного  аристократа.  На  это  ушло  какое-то
время, но в конце концов я связался с доктором Морисоном, и  он  сказал  мне
правду о твоем местонахождении и дал мне твой адрес. Когда я сообщил матери,
что еду за тобой, она призналась в обмане и рассказала о своем письме  тебе,
в котором сообщила, что я якобы женился на Мадлен в Швейцарии. После этого у
нее сразу случился сердечный приступ, причем на этот раз настоящий. Я не мог
оставить ее, она вот-вот  могла  умереть,  поэтому  написал  тебе  и  твоему
родственнику... - Эндрю бросил убийственный взгляд на Чарльза, - который  по
какой-то  причине  не  сообщил  тебе  ничего.  В  письмах  я  объяснил,  что
случилось, и уведомил вас обоих, что приеду за тобой, как только смогу.  Его
голос потеплел, когда он взглянул на изумленное лицо девушки.
   - Тори, - нежно улыбнулся он, - ты была моей путеводной  звездой  с  того
самого дня, когда я увидел  тебя  верхом  на  индейском  пони.  Я  вовсе  не
женился, моя милая.
   Виктория сглотнула, пытаясь говорить, несмотря на ком, стоявший в горле и
душивший ее.
   - Зато я замужем.
   Эндрю убрал руки с ее плеч, как будто обжегся.
   - Что ты сказала? - не веря своим ушам, переспросил он.
   - Я сказала, - глядя на его обожаемое лицо, повторила она раздиравшие  ее
сердце слова, - что я замужем.
   Он окаменел, как будто ему дали пощечину. Потом  презрительно  глянул  на
Чарльза.
   - За ним? За этим стариком? Продалась за драгоценности и платья, так, что
ли? - яростно спросил он.
   - Нет! - закричала она, дрожа от гнева, боли и печали. Наконец  заговорил
Чарльз; его голос был невыразителен, а лицо бледно.
   - Виктория вышла за моего племянника.
   - За вашего сына!  -  выкрикнула  она.  Она  резко  повернулась  к  дяде,
ненавидя его за обман и ненавидя Джейсона за сговор с ним.
   Эндрю схватил ее за запястье, и ей передались его боль и отчаяние.
   - Но почему? - тряхнул он ее. - Почему?
   - Это моя, вина, - голосом, звенящим от  напряжения,  сказал  Чарльз.  Он
выпрямился во весь рост и устремил глаза на Викторию,  молча  умоляя  понять
его. - Я опасался этого с того дня, когда получил письма мистера Бэйнбриджа.
А теперь, когда этот момент настал, вынести это оказалось еще тяжелее, чем я
предполагал.
   - Когда вы получили эти письма? - потребовала  ответа  Виктория,  хотя  в
душе уже знала, что скажет старик, и это разрывало ее сердце.
   - В тот вечер, когда у меня был приступ.
   - Притворный приступ! - поправила Виктория голосом, дрожащим от горечи  и
злости.
   - Именно так, - неловко признался Чарльз, а затем обратился к Эндрю:
   - Когда я узнал, что вы собираетесь забрать у нас Викторию, то сделал  то
единственное, что мог придумать, - изобразил сердечный приступ и  умолял  ее
выйти  за  моего  сына,  чтобы  она  не  осталась  одна,   без   средств   к
существованию.
   - Вы подлец! - процедил Эндрю.
   - Можете не верить мне, но я очень искренне считал и считаю, что Виктория
и мой сын вместе будут несказанно счастливы.
   Эндрю оторвал горящий взгляд от своего врага и посмотрел на любимую.
   - Поедем домой со мной, - с отчаянием в голосе  сказал  он.  -  Никто  не
заставит тебя остаться с человеком, которого ты не любишь. Это  незаконно  -
они принудили тебя. Пожалуйста, Тори.  Поедем  домой,  и  я  найду  какой-то
выход. Судно отчаливает через два  дня.  Нас  все  равно  поженят.  Никто  и
никогда не узнает...
   - Не могу! - Эти слова были произнесены шепотом, и в них была  вся  мука,
переполнявшая ее душу.
   - Пожалуйста...
   Ее глаза набухли от слез; она покачала головой:
   - Не могу.
   Эндрю тяжело вздохнул и медленно направился к выходу.
   Ее рук", протянутая к нему в  молчаливом  беспомощном  порыве,  безвольно
упала, когда он вышел из комнаты.
   Из дома. Из ее жизни.
   В зловещей тишине прошла минута, еще минута. Ее пальцы скручивали складки
платья, пока не побелели от напряжения; образ искаженного от горя лица Эндрю
навсегда отпечатался в ее мозгу. Она вспомнила, как чувствовала себя, узнав,
что он женат,  вспомнила  каждодневные  муки,  которые  испытывала,  пытаясь
изобразить на своем сведенном судорогой горя лице улыбку.
   Неожиданно ее сотрясли боль и злоба, и она круто повернулась к Чарльзу.
   - Как вы могли?! - в неистовстве крикнула она. - Как вы  могли  поступить
так с людьми, которые не сделали вам ничего дурного! Вы видели его лицо?  Вы
понимаете, что он пережил? Понимаете?
   - Да, - сокрушенно ответил Чарльз.
   - А знаете ли вы, что пережила я в  тот  период,  когда  думала,  что  он
предал меня и что я осталась одна? Я чувствовала себя нищенкой в вашем доме!
Знаете ли вы, что я пережила, полагая, что выхожу за человека,  которому  не
нужна, и что делаю это, не имея иного выбора...
   Ее голос затих, она смотрела на герцога сквозь завесу  слез,  с  которыми
тщетно боролась и из-за которых не могла видеть  ужасного  отчаяния  на  его
лице.
   - Виктория, - тихо сказал Чарльз, - не обвиняйте в этом Джейсона.  Он  не
знал, что я притворялся, и ничего не знал о письме...
   - Вы лжете! - дрожащим голосом выкрикнула она.
   - Нет, клянусь!
   Она гордо подняла голову - это  было  уж  слишком;  ее  глаза  горели  от
возмущения.
   - Если вы думаете, что я поверю еще хоть единому слову,  сказанному  вами
или Джейсоном... - Виктория осеклась, заметив мертвенно-серую бледность лица
Чарльза, и выбежала из комнаты.
   Спотыкаясь, она промчалась по лестнице и бросилась  в  свою  спальню,  не
вытирая слез, градом катившихся по ее  щекам.  В  спальне  она  облокотилась
спиной о закрытую дверь; ее голова  откинулась  назад,  зубы  были  до  боли
стиснуты: она пыталась совладать с отчаянием.
   Перед ее мысленным взором вновь возникло перекошенное от боли лицо Эндрю,
и она громко застонала от  жалости  и  отчаяния.  Ты  была  моей  путеводной
звездой с того самого дня, когда я увидел тебя верхом на  индейском  пони...
Тори, пожалуйста! Поедем со мной...
   Значит, она была разменной пешкой в игре, затеянной  двумя  себялюбивыми,
бессердечными людьми, с горечью решила  она.  Джейсон  прекрасно  знал,  что
Эндрю собирается приехать, как прекрасно был осведомлен и о том, что  Чарльз
премило играл в карты в ночь притворного "приступа".
   Виктория собралась с силами, сбросила с себя  платье  и  надела  верховой
костюм. Если она останется в этом доме еще хоть минуту, то сойдет с ума.  На
Чарльза она не может кричать: если он сойдет в могилу, это останется  на  ее
совести. А Джейсон - он должен вернуться к ночи. Она  наверняка  вонзила  бы
ему в сердце нож, если бы увидела его сейчас.
   Виктория набросила на себя белую шерстяную  накидку  и  сбежала  вниз  по
ступенькам.
   - Виктория, постойте! - крикнул Чарльз, когда она мчалась через коридор в
заднюю часть дома.
   Виктория резко развернулась, дрожа всем телом.
   - Оставьте меня! - крикнула она, пятясь. - Я уезжаю  в  Клермонт.  Хватит
вам того, что вы натворили!
   - О'Мэлли! - отчаянно рявкнул Чарльз, когда  она  выбежала  через  черный
ход.
   - Да, ваша светлость?
   - Ты, конечно, подслушал, что произошло в гостиной...
   О'Мэлли, которому подслушивание было присуще по  натуре,  мрачно  кивнул,
даже не пытаясь отрицать это.
   - Ты ездишь верхом?
   - Да, но...
   - Поезжай за ней, - торопливо сказал Чарльз. - Не знаю, поедет ли  она  в
коляске или верхом, но поезжай  за  ней.  Она  хорошо  к  тебе  относится  и
прислушается к твоим словам.
   - Ее милость сейчас не в настроении слушать кого-нибудь, и,  пожалуй,  ее
можно понять.
   - Не важно, черт подери! Если  она  не  захочет  вернуться,  то  хотя  бы
проводи ее до Клермонта и убедись, что она  благополучно  добралась  туда  и
находится в безопасности. Клермонт отсюда  в  пятнадцати  милях  к  югу,  по
дороге вдоль реки.
   - А если она поедет в Лондон и попытается бежать с американцем?
   Чарльз почесал в затылке, затем энергично затряс головой:
   - Нет! Если бы она решилась на это, то уехала бы с ним сейчас.
   - Но я не умею так хорошо ездить верхом, как леди Виктория.
   - В темноте она не будет гнать коня. А теперь беги в конюшню и действуй!
   Виктория уже неслась галопом на  Матадоре,  и  Волк  бежал  рядом,  когда
О'Мэлли еще только мчался к конюшне.
   - Подождите, пожалуйста! - крикнул он,  но  она,  казалось,  не  слышала.
Низко наклонившись к шее могучего коня, она гнала  его  так,  будто  за  ней
гонится дьявол. - Седлай  самую  быструю  лошадь,  которая  у  нас  есть,  и
поскорее! - приказал О'Мэлли груму, взглядом провожая колыхавшуюся на  ветру
белую накидку, исчезающую за поворотом извилистой аллеи.
   Матадор успел не то что проскакать, а буквально пролететь целых три мили,
звонко щелкая копытами по покрытой щебнем дороге,  когда  Виктории  пришлось
замедлить темп - из-за Волка. Верный пес старался не отставать, но  в  конце
концов рухнул в  изнеможении.  Она  подождала,  пока  он  отдышится,  и  уже
собиралась сломя голову нестись дальше,  как  вдруг  услыхала  позади  топот
копыт и едва доносившийся крик.
   Не  будучи  уверена,  преследует  ли  ее  разбойник  с  большой   дороги,
нападающий по  ночам  на  одиноких  путников,  или  Джейсон,  возможно,  уже
вернувшийся, Виктория  повернула  Матадора  и  быстро  поехала  прямо  через
заросли, меняя направление, чтобы сбить преследователя, кто бы он ни был,  с
толку. Но тот настырно мчался за ней, ломая кусты и уже  почти  догоняя  ее,
несмотря на все ее уловки.
   Паника и ярость разрывали се грудь, когда она  выбралась  из-под  покрова
леса, служившего хоть какой-то защитой, и пустила коня  галопом  по  дороге.
Если за ней гонится Джейсон, то она скорее погибнет, чем даст себя  загнать,
как кролика. Он слишком часто  обманывал  ее.  Хотя  вряд  ли  это  Джейсон.
Выезжая из Уэйкфилда, она не встретила кареты, не видела ее и  тогда,  когда
выехала на дорогу, идущую вдоль реки.
   Но тут ярость всадницы сменилась ужасом, от которого мурашки забегали  по
спине. Беглянка приближалась к той  самой  реке,  где  таинственным  образом
утонула девушка  из  приюта.  Виктория  вспомнила  леденящие  душу  рассказы
викария о кровожадных бандитах, нападающих ночью на путников, и, подъезжая к
одному из мостов, проложенных через извилистую речку, бросила обезумевший от
страха взгляд через плечо. Она заметила, что преследователь  временно  исчез
из виду за поворотом дороги, но слышала топот его коня. Он несся за ней так,
словно видел ее в темноте. Накидка! Ее белая накидка развевалась позади нее,
заметная, как мигающий маяк в темноте.
   - О Боже! - вырвалось у  Виктории,  когда  копыта  Матадора  зацокали  По
настилу моста. Справа от нее была тропинка, шедшая вдоль реки, дорога же шла
прямо. Она резко остановила коня, выбралась из седла и расстегнула  накидку.
Неистово  молясь,  чтобы   ее   хитрость   удалась,   Виктория   перебросила
предательскую одежду через седло, повернула коня на тропинку,  шедшую  вдоль
берега реки, и сильно стегнула Матадора по крупу, отчего он вихрем  помчался
вперед. Сама же вместе с Волком побежала в лес и  спряталась  в  кустарнике.
Биение собственного сердца громом отдавалось у  нее  в  ушах.  Через  минуту
беглянка услышала, как копыта чужого  коня  зацокали  о  настил  моста.  Она
попыталась разглядеть лицо преследователя, но не сумела: он  быстро  свернул
на тропинку, бегущую вдоль берега.
   Она не видела, как Матадор в конце концов перешел  с  галопа  на  шаг,  а
затем медленно спустился к реке, чтобы попить. Не  знала  она  и  того,  что
течением ее накидку смыло с  седла  и  понесло  вниз  по  реке,  где  она  и
зацепилась за ветки полузатонувшего дерева.
   Виктория не видела ничего этого. Она  уже  бежала  через  лес  к  дороге,
у