ее сердце было  таким  слабым,  что  она  не  могла
самостоятельно подняться даже на  несколько  ступеней,  и  непонятно,  каким
образом то же самое сердце сейчас настолько  окрепло,  что  позволяло  своей
хозяйке делать гораздо большие усилия, ее беспокойный сын тут  же  прекратил
свое хождение. Но тревога его не оставила.
   Его друзья с интересом и сочувствием смотрели на  его  напряженную  спину
вообще-то больше с интересом, чем с сочувствием, потому что Николас Дю Вилль
когда-то вызывал крайнее восхищение их  собственных  жен  своей  неимоверной
бесстрастностью.
   - Насколько я знаю, - подмигивая, соврал Стивен Уэстморленд, -  Клей  как
раз  встречался  со  своими  компаньонами,  когда  Уитни  рожала.  А  потом,
помнится, мы поехали в "Уайтс" и сыграли несколько партий  в  вист  с  очень
высокими ставками.
   Клейтон  Уэстморленд  втихомолку  из-за  плеча  посматривал  на  будущего
папашу, который никак не реагировал на эти слова.
   - Ник, может быть, смотаемся в "Уайтс"? Мы могли бы вернуться или  поздно
вечером, или рано утром.
   - Не городи чепухи, - был короткий ответ.
   -  На  твоем  месте  я  бы  поехал,  -  с  ухмылкой  посоветовал   Стивен
Уэстморленд.
   - Если я расскажу всем, что ты бегал тут как тигр в клетке и вел себя как
настоящий лунатик, ты никогда больше не посмеешь и глаз показать в "Уайтс".
   Правление клуба лишит тебя членства. Жалко, конечно, - ты  ведь  придавал
определенный стиль всему заведению. Я мог бы использовать все свое влияние и
похлопотать за тебя, чтобы тебе позволили иногда посидеть у  окошка  во  имя
твоих старых заслуг!
   - Стивен!
   - Да, Ник?
   - Пошел ты к черту!
   Тут вмешался Клейтон, стараясь казаться совершенно серьезным:
   - А как насчет партии в шахматы? Прекрасно помогает скоротать время!
   Ответа не последовало.
   - Мы могли бы сделать ставки - уж  тут  бы  ты  сосредоточился  на  игре!
Давай, ты поставишь вон ту картину  Рембрандта,  а  я  -  совсем  свеженький
рисунок моего сына. Уитни с ведром на голове.
   Уитни и Шеридан, потерявшие надежду успокоить своих расходившихся  мужей,
дружно поднялись и подошли к без пяти минут папаше.
   - Ники, - осторожно обратилась к нему Уитни, - это обычно длится долго.
   - Но не так долго - такого  не  может  быть!  -  отрывисто  сказал  он  -
Уиттиком обещал мне, что все должно закончиться уже два часа назад.
   - Да-да, я знаю! - присоединилась к ним Шеридан. -  Могу  только  сказать
тебе в утешение - когда я три месяца назад рожала сына, Стивен был настолько
не в себе, что обозвал бедного доктора Уиттикома выжившим из ума  стариканом
за то, что тот ничего не мог сделать, чтобы я родила побыстрее.
   Заслышав это, Клейтон окончательно развеселился и посмотрел  на  брата  с
комическим ужасом.
   - Бедный Уиттиком! - воскликнул он.  -  Ты  меня  поражаешь,  Стивен.  Он
отличный доктор, но не мог же он предсказать рождение ребенка с точностью до
минуты С Уитни он просидел около двенадцати часов.
   - Правда? - с издевкой спросил  Стивен.  -  И  ты,  конечно  же,  страшно
благодарил его за то, что он ничем не смог ускорить события и заставил  тебя
мыкаться внизу, утешая себя надеждой, что Бог оставит в живых твою жену.
   - Да, я, кажется, говорил ему что-то  вроде  этого,  -  ответил  Клейтон,
внимательно разглядывая свой стакан, чтобы скрыть улыбку.
   - Да-да, я подтверждаю, - раздался вдруг голос доктора Уиттикома, который
неожиданно вошел в комнату, застав всех врасплох. Он улыбался и вытирал руки
белым полотенцем. - Правда, за несколько часов до этого  вы  грозились,  что
выкинете меня  сверху  за...  одно  место  и  сами  возьмете  на  себя  роль
повивальной бабки Он ободряюще улыбнулся Ники, который прямо-таки  впился  в
него взглядом - Там, наверху, славно потрудились и страшно  устали,  но  все
тем не менее очень хотели бы вас видеть.
   Он замолчал и расплылся в улыбке, глядя, как  новоиспеченный  папаша,  не
говоря ни слова, огромными  шагами  пересек  комнату  и  бросился  вверх  по
лестнице, после чего доктор повернулся к  новоявленным  бабушке  и  дедушке,
которые горели нетерпением узнать, кто же родился - мальчик или девочка.

***

   А где-то далеко-далеко наверху - за пределами  мира,  где  произошла  эта
история, - Сара Скеффингтон с улыбкой смотрела  вниз  на  все  происходящее,
довольная тем, как  она  сумела  распорядиться  тремя  маленькими  чудесами,
которыми в ее мире одаривался каждый новорожденный. Все три чуда могли  быть
использованы  в  строго  определенных  пределах  и  границах,  установленных
истинным Творцом чудес, но Он одобрил все три, включая  выздоровление  мадам
Дю Билль, чтобы она могла увидеть своего внука.
   Не подозревая ни о чем, Джулиана сидела, обложенная подушками,  и  писала
письмо своей бабушке:

   "Дорогая моя бабушка, Пять дней назад у нас родился сын, и мы назвали его
Джоном. Ники очень гордится им и просто пьян от счастья, что  у  Джона  есть
еще и сестренка-двойняшка. Мы назвали ее Сарой - в твою честь.  Бабушка,  ты
всегда со мной, ты живешь во мне - в моих мыслях и в моем сердце..."



    Джудит МАКНОТ
    КОРОЛЕВСТВО ГРЕЗ


    ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


Анонс

   Шотландия, конец XV века, закат великой эпохи  рыцарства,  время  войн  и
раздоров...
   Попав в плен к могучему и жестокому английскому воину, прозванному Черным
Волком, юная шотландская графиня становится участницей невероятных событий и
рискованных приключений, открывает для себя великое чудо любви.

   Беззубым улыбкам и детским погремушкам;
   "Маленькой Лиге" игр и непролитым тобою слезам;
   Быстроходным автомобилям, хорошеньким девушкам и колледжскому футболу;
   Страстности, обаянию, юмору - Моему сыну.
   Мы прошли вместе долгий путь, Клей.
   Особая моя признательность: моему секретарю Карен Т. Кэтон - за  безумные
ночи, что вы проработали рядом со мной; за терпение и юмор,  которые  у  вас
никогда  не  иссякают;  за  то,  что  всегда  за  мной  поспеваете!  доктору
Бенджамену Хадсону с исторического факультета Пенсильванского университета -
за те сведения, которых я нигде бы больше не сыскала, доктору Шерон Вудраф -
за дружеские чувства и вдохновляющую поддержку.

Глава 1

   - Тост в честь герцога Клеймора и новобрачной!
   В обычных обстоятельствах этот призыв  к  свадебному  тосту  заставил  бы
пышно разодетых леди  и  джентльменов,  собравшихся  в  большом  зале  замка
Меррик, улыбаться и издавать одобрительные  восклицания.  Они  взмахнули  бы
наполненными вином кубками и принялись провозглашать  очередные  здравицы  в
ознаменование великого и благородного брака,  который  вот-вот  должен  быть
заключен здесь, на юге Шотландии.
   Но не сегодня. Не на этой свадьбе.
   На этой свадьбе никто не веселился и не поднимал кубков. На этой  свадьбе
все друг за другом следили и все  оставались  настороже.  Семейство  невесты
было настороже. Семейство жениха было настороже. Гости, и слуги, и охотничьи
собаки в зале были настороже.  Даже  первый  граф  Меррик  на  висевшем  над
камином портрете выглядел настороженным.
   - Тост в честь герцога Клеймора и новобрачной! -  снова  воскликнул  брат
жениха,  и  голос  его  прозвучал   в   неестественной,   могильной   тишине
переполненного зала как  раскат  грома.  -  Да  будет  их  совместная  жизнь
радостной, долгой и плодовитой!
   В обычных обстоятельствах этот древний тост произвел бы известный эффект.
Жених всегда гордо  улыбается,  ибо  уверен,  что  обретает  истинное  чудо.
Невеста улыбается, ибо сумела внушить ему эту уверенность. Гости  улыбаются,
ибо  брак  в  дворянской  среде  означает  объединение  двух  могущественных
семейств и двух крупных состояний, что само по себе дает  повод  к  великому
торжеству и непомерному ликованию.
   Но не сегодня. Не в день 14 октября 1497 года.
   Произнеся тост, брат  жениха  поднял  заздравную  чашу  и  одарил  жениха
мрачной улыбкой. Друзья  жениха  подняли  чаши  и  одарили  родичей  невесты
суровыми улыбками. Родичи невесты подняли чаши и одарили друг друга ледяными
улыбками. Жених - похоже, единственный, на кого не  действовала  царившая  в
зале атмосфера вражды, - поднял чашу и спокойно улыбнулся невесте. Но  глаза
его не улыбались.
   Невеста и не подумала никому улыбаться. Она казалась взбешенной и готовой
взбунтоваться.
   По правде  сказать,  Дженнифер  пребывала  в  таком  смятении,  что  едва
замечала кого-либо из присутствующих. В данный момент она всеми фибрами души
сосредоточилась на  последнем,  отчаянном  призыве  к  Богу,  который,  либо
недоглядев,  либо  не  испытывая  к  ней  ни  малейшего  интереса,  позволил
приблизиться столь несчастному событию.
   "Господи, - молча восклицала она, пытаясь перевести дыхание,  -  если  Ты
собираешься что-нибудь предпринять, дабы остановить эту свадьбу, поторопись,
или через пять минут будет поздно! Конечно же, я заслуживаю чего-то лучшего,
чем насильственный брак с мужчиной, похитившим мою девственность! Тебе  ведь
известно, я отдала ее не просто так!"
   Осознав глупость упреков Всевышнему,  она  поспешно  перешла  к  мольбам,
беззвучно шепча: "Разве я всегда не старалась усердно служить Тебе? Разве  я
всегда не повиновалась Тебе?"
   "Не всегда, Дженнифер", - прогремел в ее душе глас Господень.
   "Почти всегда, - неистово утверждала  Дженнифер.  -  Я  ходила  на  мессу
каждый день; кроме тех, когда болела - а это случалось нечасто, -  и  читала
молитвы каждое утро и каждый вечер. Почти каждый вечер, - быстро поправилась
она, - кроме тех, когда засыпала, не успев дочитать до конца.  И  старалась,
честно старалась стать такой, какою хотели бы видеть меня  добрые  сестры  в
аббатстве. Тебе ведь известно, как я упорно старалась! Господи, - безнадежно
заканчивала она, - если  Ты  мне  сейчас  просто  поможешь  освободиться,  я
никогда больше не буду ни своенравной, ни безрассудной".
   "В это Я не поверю, Дженнифер", - с сомнением прогрохотал Господь.
   "Нет, я клянусь  Тебе,  -  серьезно  твердила  она,  пытаясь  выторговать
соглашение. - Я сделаю все, что Ты пожелаешь, сейчас же вернусь в аббатство,
и посвящу жизнь молитвам, и..."
   - Брачный договор  подписан  должным  образом.  Приведите  священника,  -
приказал лорд Бальфур, и  дыхание  Дженнифер  перешло  в  дикие,  панические
всхлипывания, а все мысли о возможных жертвоприношениях вылетели из головы.
   "Боже, - молча молила она, - почему Ты со мной так поступаешь? Ты ведь не
допустишь, чтоб это случилось, правда?"
   В большом зале воцарилась глубокая тишина, дверь распахнулась.
   "Нет, Дженнифер, допущу".
   Толпа машинально  расступилась,  давая  дорогу  священнику,  и  Дженнифер
показалось, что жизнь ее кончена.  Жених  шагнул,  становясь  рядом  с  нею.
Дженнифер на дюйм отпрянула в  сторону,  и  ее  замутило  от  негодования  и
отвращения, которые она испытывала,  терпя  его  присутствие.  Если  бы  она
только знала, что один необдуманный поступок  способен  привести  к  беде  и
позору! Если бы только она не была такой строптивой!
   Закрывая глаза, Дженнифер отрешилась от враждебных физиономий англичан  и
от лиц своих шотландских родичей, готовых  на  смертоубийство,  и  в  сердце
своем  прочитала  ужасную  истину:  своенравие  и  безрассудство  -  два  ее
величайших порока - привели к  столь  чудовищной  развязке,  именно  те  два
порока, что толкали ее на самые губительные дурачества. Эти два изъяна вкупе
с отчаянными усилиями заставить отца полюбить ее так же, как он любил  своих
пасынков, виновны в том, что она загубила собственную жизнь.
   Когда ей было пятнадцать,  они  внушили  ей  мысль  отомстить  коварному,
злобному  сводному  брату  неким  способом,   выглядевшим   справедливым   и
благородным, - тайком облачиться в  доспехи  Мерриков  и  открыто  выступить
против него на турнире. В результате сей великолепной глупости она  получила
хорошую взбучку от отца прямо на поле чести и лишь чуточку удовлетворения от
того, что выбила из седла подлого родича.
   Годом раньше те же предательские пороки толкнули ее на  такое  поведение,
что старый лорд Болдер, искавший ее руки, взял назад  свою  просьбу,  и  это
разрушило лелеемые отцом мечты об объединении  двух  семейств,  став  вместо
того причиной заточения Дженни в аббатство в Белкирк,  где  она  через  семь
недель оказалась легкой добычею мародерствующей армии Черного Волка.
   И вот теперь ей воздается по заслугам: ее насильно ВЫДАЮТ замуж за врага,
за жестокого воина-англичанина, чьи войска захватили ее страну, за  мужчину,
который похитил ее, держал в плену, лишил  девственности  и  погубил  доброе
имя.
   Но  уже  слишком  поздно  молиться  и  раздавать  обещания.  Судьба  была
окончательно решена семь недель назад, в тот момент,  когда  ее  швырнули  к
ногам надменной скотины, связанную как  припасенная  к  семейному  празднику
куропатка.
   Дженнифер судорожно перевела дыхание. Нет, еще  раньше  она  свернула  на
гибельный путь - в тот день, когда отказалась прислушаться к  предупреждению
о близости войск Черного Волка.
   "Но почему я должна была  верить?"  -  оправдываясь,  прокричала  в  душе
Дженнифер.
   "Волк идет!" -  этот  устрашающий  крик  раздавался  на  протяжении  пяти
последних лет чуть ли не еженедельно. Но в  тот  день,  семь  недель  назад,
оказался горькою правдой.
   Толпа в зале нетерпеливо переминалась в ожидании появления священника,  а
Дженнифер погрузилась в воспоминания...
   Тот день выдался необычайно погожим, с радостным голубым небом и пьянящим
воздухом.  Над  аббатством  сияло  солнце,  купало  в  ярком  золотом  свете
готические шпили и изящные арки, щедро лилось на сонную маленькую  деревушку
Белкирк, состоявшую из аббатства, двух лавок,  тридцати  четырех  домиков  и
общинного камня в самом центре, где по воскресным  дням  собирались  селяне,
как и было в тот день. На отдаленном холме пастух при-. сматривал за стадом,
а на поляне, неподалеку от ручья, Дженнифер  играла  в  прятки  с  сиротами,
которых аббатиса вверила ее попечению.
   В безмятежной тиши,  средь  смеха  и  развлечений,  начинался  весь  этот
кошмар. Дженнифер закрыла глаза, словно как-то могла  изменить  происшедшее,
воскресив его в памяти, и вдруг вновь  оказалась  на  крошечной  лужайке,  с
детьми, в капюшоне, полностью закрывающем голову...
   - Где ты. Том Мак-Гиверн?! - восклицала она, шаря  раскинутыми  руками  и
притворяясь, будто не может найти хихикающего девятилетнего мальчишку,  хоть
слышала его всего в футе справа.  Усмехаясь  под  опущенным  капюшоном,  она
приняла позу классического чудища, протянула руки  далеко  вперед,  скрючила
пальцы, затопала, зарычала хриплым зловещим голосом:
   - Тебе от меня не уйти, Том Мак-Гиверн!
   - Ха! - выпалил он. - Ты меня не поймаешь!
   - Нет, поймаю! - пригрозила Дженни  и  нарочно  свернула  налево,  вызвав
взрыв смеха у попрятавшихся под деревьями и присевших в кустах ребятишек.
   - Вот и поймала! - торжествующе крикнула Дженни  через  несколько  минут,
коршуном  налетев  на  визжащего  удирающего  ребенка  и  схватив  маленькую
ручонку. Задыхаясь и хохоча, она, не обращая внимания  на  рассыпавшиеся  по
плечам и рукам золотисто-рыжие волосы, сбросила  капюшон,  чтобы  поглядеть,
кто попался.
   - Ты поймала Мэри! - хором радостно завопили дети. -  Теперь  Мэри  будет
водить!
   Маленькая пятилетняя девочка подняла на Дженни широко  раскрытые,  полные
страха ореховые глаза, а ее худенькое тельце затряслось от страха.
   - Пожалуйста, - прошептала она, прижимаясь к ноге Дженни,  -  я...  я  не
хочу носить колпак... В нем темно. Мне его обязательно надо надеть?
   Ободряюще улыбаясь, Дженни нежно откинула волосы с тонкого личика Мэри.
   - Не надо, если не хочешь.
   - Я боюсь темноты, - стыдливо призналась Мэри. Дженни подхватила девчушку
на руки и крепко обняла.
   - Все чего-нибудь да боятся, - проговорила она и призналась:
   - Ведь я и сама боюсь... лягушек!
   Выслушав ложное покаяние, девочка захихикала.
   - Лягушек! - повторила она. - А мне они нравятся! Я от них не убегаю!
   - Ну вот видишь, - сказала Дженни,  опуская  ее  на  землю.  -  Ты  очень
храбрая. Храбрей меня!
   - Леди Дженни боится глупых старых лягушек, - известила Мэри мчащуюся  им
навстречу компанию.
   - Нет, она... - запротестовал  юный  Том,  мгновенно  вставая  на  защиту
прекрасной леди Дженни,  которая,  несмотря  на  высокое  положение,  всегда
готова, задрав юбки, забрести в воду, помогая ему изловить жирную жабу,  или
проворно, как кошка, взобраться на  дерево,  спасая  крошку  Уилла,  который
боится слезать вниз.
   Том умолк под умоляющим взглядом Дженни и не стал более Возражать  против
приписанной ей боязни лягушек.
   - Я надену капюшон, - добровольно  вызвался  он,  с  обожанием  глядя  на
семнадцатилетнюю девушку, которая носила темный плащ послушницы, хоть и вела
себя явно не так, как монахиня. Да вот взять  хоть  прошлую  субботу,  когда
леди Дженни клюнула носом во время длинной проповеди  священника,  и  только
громкий притворный кашель Тома со скамьи позади разбудил ее вовремя,  прежде
чем углядела остроглазая аббатиса.
   - Хорошо, теперь очередь Тома надеть колпак. - с готовностью  согласилась
Дженни, передав Тому капюшон. Улыбаясь, она проследила, как дети разбегаются
по своим излюбленным убежищам, потом  подняла  короткую  шерстяную  головную
накидку, которую сбросила, приступая к игре.  Собираясь  пойти  к  общинному
роднику, где сельские жители жадно расспрашивали членов клана, что проезжали
через Белкирк по дороге домой,  возвращаясь  из  Корнуолла  с  войны  против
англичан, она подняла плат, намереваясь его повязать.
   - Леди Дженнифер! - неожиданно прокричал кто-то  из  местных  жителей.  -
Идите скорей, новости про лэрда <Лэрд - титул помещика в Шотландии. -  Здесь
и далее примеч. пер.>.
   Позабыв про плат и накидку, Дженни кинулась бежать,  а  дети,  предвкушая
волнующие события, оставили игру и помчались за ней следом.
   - Какие новости? - задыхаясь, спросила Дженни, переводя взгляд  с  одного
непроницаемого  лица  на  другое.  Один  из  членов  клана   вышел   вперед,
почтительно снял шлем и пристроил его на согнутой в локте руке.
   - Вы дочь лэрда Меррикского?
   При упоминании имени Меррика двое  мужчин  у  источника  перестали  вдруг
черпать ведрами воду, обменялись удивленными и злорадными взглядами, а потом
снова резко пригнулись и спрятали лица в тень.
   - Да, - нетерпеливо отвечала Дженни. - У вас есть новости о моем отце?
   - Есть, миледи. Он движется той же дорогой, немножечко позади  нас,  и  с
большой компанией.
   - Слава Богу, - выдохнула Дженни и через мгновение спросила:
   - Чем закончилась битва в  Корнуолле?  -  готовая  забыть  теперь  личные
тревоги и расспросить о сражении,  которое  шотландцы  дали  в  Корнуолле  в
поддержку притязаний королей Иакова IV  и  Эдуарда  V  на  английский  трон.
Выражение его лица уже ответило на вопрос Дженни, прежде чем он сообщил:
   - Когда мы уезжали, все было кончено. В Корке и Тонтоне смахивало, что мы
можем взять верх, да  и  в  Корнуолле  тоже,  покуда  сам  дьявол  не  начал
командовать армией Генриха.
   - Дьявол? - непонимающе повторила Дженни. Лицо  мужчины  перекосилось  от
ненависти, и он плюнул под ноги.
   - Точно, дьявол - Черный Волк самолично, гореть бы ему в аду,  откуда  он
на свет вылез!
   Две крестьянки перекрестились, словно отгоняя нечистого при  звуке  имени
Черного Волка, врага, которого в Шотландии больше всех ненавидели  и  больше
всех боялись, а дальнейшие речи мужчины заставили их вскрикнуть от ужаса.
   - Волк возвращается назад, в Шотландию. Генрих послал его сюда со свежими
силами, чтоб раздавить нас за поддержку короля Эдуарда. Разразятся  убийства
да кровопролитие, как в прошлый его приход, только еще  хуже,  помяните  мое
слово. Кланы спешат домой готовиться к битвам. По-моему, Волк атакует сперва
Меррик, а уж потом примет