ты уже сказала, мы очень долго были врозь, - беспечно, успокаивающе
объяснил он, развязывая ленты на ее сорочке и обнажая белоснежные  полушария
грудей. Не отрывая от них взгляда, он осторожно спустил с ее плеч пеньюар. -
А вдруг я совершенно забыл, как это делается? - с  притворным  ужасом  охнул
он. - А когда мы окажемся в постели, будет поздно спрашивать  у  кого-нибудь
совета, верно? Конечно, я мог бы обратиться  к  твоему  другу  Пенроузу,  но
придется при этом громко кричать, и все слуги  проснутся  и  прибегут  сюда,
чтобы узнать, из-за чего такой шум...
   Несмотря на скованность, Александра не смогла подавить  смешок  и  потому
почти не заметила, как пеньюар вместе с сорочкой оказались на полу.
   - Уже лучше, - пробормотал он, намеренно стараясь глядеть ей в  глаза,  а
не на сверкающее белизной обнаженное тело, и привлек жену к себе. -  Знаешь,
мне так нравится, когда ты смеешься, - продолжал он,  пытаясь  заставить  ее
забыть о смущении, и поспешно развязал пояс бордового халата. -  Твои  глаза
сияют, когда ты улыбаешься, - тихо добавил он,  осторожно  укладывая  ее  на
спину и ложась рядом.
   Александра задохнулась, когда он приподнялся на локте,  осторожно  провел
ладонью по ее животу и,  сжав  грудь,  завладел  ее  губами  в  бесконечном,
пьянящем, головокружительном поцелуе.
   Он целовал ее снова и снова; руки гладили, ласкали, терзали, соблазняли и
обольщали, пока Александра не потеряла рассудок. Подавляемое все  это  время
желание наконец-то вырвалось наружу, и она с беспомощным стоном прижалась  к
нему и ответила на поцелуй, сминая его губы своими, полуоткрытыми,  проникая
языком в его рот, путаясь пальцами в жесткой густой  шевелюре.  И  хотя  она
сдалась и Джордан одержал победу, именно он на несколько мгновений забыл обо
всем и едва не лишился сознания.
   Обняв жену, Джордан вместе с ней  перекатился  на  спину,  не  переставая
гладить ее атласную кожу; ноги их переплелись. Он медленно прижимался  к  ее
бедрам, без слов давая понять, чего хочет.
   Какой-то частичкой неистовствующего, смятенного разума Джордан  сознавал,
что не должен торопиться, но его изголодавшееся тело  не  слушалось  велений
воли, особенно когда язык Александры коснулся чувствительной мочки его уха.
   Вздрагивая от жгучего желания, требующего немедленного утоления,  Джордан
прижался к жене; пальцы скользнули во влажное тепло, и он понял: она  готова
принять его.
   - Прости, любимая, - хрипло  прошептал  он,  сжимая  округлые  ягодицы  и
приподнимая ее бедра. - Я... не... могу... больше... ждать.
   И, задохнувшись, стал медленно проникать в ее невероятно тесные  глубины,
боясь, что причинит ей боль, но тут же замер в мучительном удивлении,  когда
Алекс неожиданно  повернула  голову  и  с  длинных,  загнутых  вверх  ресниц
скатились две огромные слезы.
   - Алекс? - выдохнул Джордан, напрягая руки и  плечи  в  почти  бесплодной
попытке усмирить неистовые потребности тела  и  не  ворваться  в  нее  одним
рывком, до самого конца.
   Высвободив руку, он осторожно взял пальцами ее подбородок и повернул лицо
Алекс к себе.
   - Открой глаза и взгляни на меня, - тихо приказал он.
   Мокрые ресницы поднялись, и он уставился в полные  слез  -  аквамариновые
глаза.
   - Я сделал тебе больно? - недоверчиво спросил он. Александра всхлипнула и
покачала головой, борясь с безудержным порывом умолять его взять ее,  любить
всем сердцем и телом. Боже, она жаждала этого с того  момента,  как  он  лег
рядом и обнял ее. Потому и плакала. Всего за несколько мгновений  его  ласки
сломили все барьеры, воздвигнутые в ее душе,  оставили  такой  же  слабой  и
беспомощной, страстно стремившейся к нему, как... полтора года назад,  когда
она была наивной девочкой.
   - Дорогая, что с тобой? - допрашивал он, наклоняясь и сцеловывая слезу  с
ее щеки. - Ты не хочешь меня?
   Именно этот смиренный, мальчишески невинный вопрос и это нежное  словечко
"дорогая" окончательно лишили ее воли.
   - Хочу, - прошептала Александра,  глядя  в  его  глаза  и  видя  страсть,
которую Джордан старался притушить.
   - Почему же ты плачешь? - допытывался он.
   - Потому, - призналась Алекс задыхаясь, - что я не хочу хотеть вас.
   Полустон-полусмех сорвался с губ Джордана как раз в тот момент, когда  он
запустил пальцы в ее роскошные волосы и одновременно глубоко  вошел  в  нее.
Она порывисто выгнулась, и Джордан потерял голову.
   - Я хочу тебя, - прохрипел он, и снова подался вперед, входя в нее глубже
и глубже, а в сердце его росла радость, потому что жена, обхватив его плечи,
пылко отдавалась бурному желанию. - Я так тебя хочу, - охнул он,  -  что  не
могу ждать.
   Ее ногти впились в окаменевшие мышцы его спины, бедра снова приподнялись,
и Джордан излился в нее с силой, сорвавшей с его губ имя  жены  в  негромком
вскрике.
   Наконец он отстранился и лег рядом, не выпуская ее  из  объятий,  ожидая,
пока дыхание немного  успокоится.  Глядя  в  темноту,  Джордан  ощутил,  что
рассудок начинает потихоньку возвращаться, а вместе с ним и две невероятные,
ошеломляющие мысли. Неужели он действительно спрашивал жену,  хочет  ли  она
его, словно зеленый юнец, моливший о милости? Никогда за  всю  жизнь  он  не
задавал женщинам подобных вопросов. И никого так не торопил лечь в  постель,
как Александру, и ни разу, ни разу так быстро не растрачивал себя.  Гордость
его была  невольно  задета  -  до  сих  пор  Джордан  всегда  старался  дать
наслаждение женщине.
   Александра чуть шевельнулась и запрокинула голову, чтобы лучше видеть его
лицо в неярком свете свечей. Губы Джордана были  плотно  сжаты;  он  казался
погруженным в невеселые раздумья.
   - Вы сердитесь? - прошептала она тоскливо.  Джордан  вздохнул  и  грустно
улыбнулся.
   - На себя.
   - Почему? - с неподдельной тревогой настаивала эта  прелестная,  невинная
обнаженная женщина, прильнувшая к нему.
   - Потому что я... - Он тряхнул головой и тут же осекся.
   "Потому что я слишком хочу тебя, - гневно признался он себе. - Потому что
потерял  самообладание.  Потому  что  простого  прикосновения   твоей   руки
достаточно, чтобы я начал сходить с ума от желания. Потому что ты злишь меня
куда больше, чем любое существо на земле, и даже в порыве самой  неукротимой
ярости я способен смеяться твоим выходкам. Потому что во всем, что  касается
тебя, я уязвим. Слаб..."
   В ушах зазвучал пренебрежительный голос отца:
   "Мужчина не должен быть  мягок,  Джордан...  Мужчина  жесток,  несгибаем,
силен... Мужчина должен доверять только самому себе... Мы используем женщин,
чтобы получить удовольствие, но не нуждаемся в них... Мужчина ни  в  ком  не
нуждается..."
   Джордан  постарался  выбросить  из  головы  назойливые   воспоминания   и
признался себе, каким фарсом была супружеская жизнь его родителей. Зря он не
увез Алекс в другое поместье - здесь слишком властвуют призраки прошлого.
   От тяжелых дум Джордана отвлек робкий голос Александры:
   - Можно я вернусь к себе? По-моему, я чем-то расстроила вас.
   Сердце  Джордана  неожиданно  сжалось.  Неужели  она  действительно   так
считает?
   - Наоборот, - запротестовал он, улыбаясь, чтобы скрыть истинные  чувства.
- Ты чересчур мне угодила.
   Александра приняла такой скептический вид, что Джордан усмехнулся.
   - В постели, - шутливо поправился он. - В обычной  жизни  ты  ухитряешься
постоянно меня бесить. Думаю, единственное решение, -  добавил  он,  ощущая,
что желание загорелось в крови  с  новой  силой,  -  не  выпускать  тебя  из
постели.
   Наклонив голову, он завладел ее сладостными  губами  в  дерзком  поцелуе,
немного успокоившем  натянутые  нервы.  Джордан  решил,  что  слишком  много
значения придает случившемуся. В конце концов, впервые с тех  пор,  как  ему
исполнилось четырнадцать,  он  обходился  без  женщины  пятнадцать  месяцев!
Естественно, он слишком волновался, слишком торопился...
   И на этот раз Джордан ласкал  ее  целую  вечность,  мучительно  сдерживая
собственные  порывы,  снова  и   снова   приводя   Александру   к   вершинам
исступленного наслаждения, прежде чем самому забыться в экстазе.
   На посветлевшем  небе  уже  протянулись  широкие  розовые  полосы,  когда
Джордан, овладев ею в последний раз, наконец погрузился в сон.
   Александра,  осторожно  подняв  его  тяжелую  руку   со   своего   бедра,
отодвинулась и  выскользнула  из  постели.  Не  привыкшая  к  таким  долгим,
безудержным ласкам, она ослабела, поникла, по телу струилась  восхитительная
усталость. Неслышно обойдя кровать, она подняла сорочку и пеньюар, оделась и
нерешительно посмотрела на мужа. Темные волосы чернильным пятном  выделялись
на белизне подушки; сон смягчил неумолимо жесткие черты, и теперь  его  лицо
казалось добрым, совсем мальчишеским. Простыня  сползла  до  пояса,  обнажая
мускулистые руки и широкую Грудь. Только сейчас Александра увидела, что торс
его тоже загорел - по-видимому, на корабле он обходился без сорочки. И кроме
того, сильно похудел. Очень сильно.
   Она долго глядела на Джордана, наслаждаясь возможностью  беспрепятственно
любоваться им. Он великолепен, поистине великолепен! Говоря по  правде,  она
была не совсем наивна и глупа, когда сравнивала мужа с Давидом.
   Александра с бессознательной нежностью наклонилась,  прикрыла  его  плечи
простыней, но уходить не торопилась. При одном воспоминании о том,  с  какой
тревогой он спросил, хочет ли она его, словно боялся услышать ответ, по телу
пробегали колкие мурашки озноба.
   Как он исступленно ласкал ее в самый первый раз, как дрожали его  руки...
Он не мог скрыть ни  лихорадочной  торопливости,  ни  мучительного  желания,
несмотря на немалый опыт в любовных играх. Тот, первый раз  был  лучше  всех
остальных, потому что он неожиданно потерял над собой контроль. Восторженное
удивление вновь согрело ей сердце... "Прости,  любимая,  я  не  могу  больше
ждать..." В душе Александры оглушительно  громко,  ликующе  пела  радость  -
теперь она знала, что, хотя он может заставить ее пылать страстью, она  тоже
способна сжигать его тело огнем ласк.
   После этого он снова и снова любил ее, всю ночь  напролет,  но  неизменно
оставался хозяином положения, лаская и  целуя  ее  с  искусством  и  умением
скрипача-виртуоза,  извлекающего  неземные  звуки  из  инструмента.  Да,  он
наслаждался ею, но без прежнего сладостного забытья. И наоборот, сделал все,
чтобы она потеряла самообладание. Но Александра  больше  не  была  ребенком,
готовым клясться в вечной любви после одного поцелуя или бурной ночи ласк  и
объятий. Куда девалась наивная, безрассудная, доверчивая девочка? Теперь она
стала мудрее и осторожнее.
   Но по-прежнему  имела  несчастную  склонность  поддаваться  чарам  своего
загадочного мужа, особенно когда в его  характере  проявлялись  эти  странно
уязвимые стороны.
   Александра вздохнула и, отвернувшись от спящего Джордана, тихо пробралась
в свою спальню и прикрыла дверь.

Глава 25

   Проснулась она поздно и неохотно подчинилась  хлопотам  Мари,  долго,  до
блеска расчесывавшей ей волосы и не менее получаса обсуждавшей, что  следует
надеть к завтраку: сиреневый туалет с узором из веточек или розовое платье с
оборками.
   Александра, сгорая от любопытства поскорее узнать, как будет обращаться с
ней Джордан сегодня утром, принудила себя медленно и торжественно  сойти  по
ступенькам и с деланной небрежностью приоткрыла дверь кабинета. Муж сидел за
письменным столом и что-то говорил одному из управляющих. Заслышав шаги,  он
поднял голову, и их взгляды встретились. Он коротко кивнул жене,  но  в  его
глазах она успела прочесть что-то похожее на недовольство.
   Смущенная столь непонятным  приветствием,  Александра  ответила  вежливым
кивком и проследовала в малую  столовую,  где  и  позавтракала  в  тоскливом
одиночестве; Пенроуз и Филберт все  это  время  маячили  у  нее  за  спиной,
обмениваясь тревожными взглядами.
   Мудро решив, что  ненавистные  три  месяца  пролетят  быстрее,  если  она
займется чем-нибудь полезным,  Александра  собиралась  нанести  обязательные
визиты арендаторам, а также возобновить уроки чтения и письма,  которые  она
начала давать сельским ребятишкам, до того как семья переехала в Лондон.
   По дороге она остановилась у конюшен  и  поиграла  с  Генри,  общительная
натура которого не  выдерживала  скованной  атмосферы  дома,  и  потому  пес
предпочитал вести куда более веселую жизнь рядом с лошадьми.
   Вернулась Алекс  только  во  второй  половине  дня.  Оживленная,  бодрая,
радуясь возможности править собственным фаэтоном, успевшая объехать едва  ли
не все живописные местечки огромного поместья Джордана, она с шиком проехала
мимо дома и свернула к конюшне.
   Выбежавший навстречу Смарт, широко улыбаясь,  торопливо  взял  поводья  -
очевидно, старшему конюху не  терпелось  восстановить  гармонию  супружеских
отношений между Александром и ее мужем.
   - Его светлость, - объявил он, лучась  доброжелательством,  -  почти  час
ожидает вас здесь - все метался взад-вперед, просто,  можно  сказать,  удила
грыз от нетерпения!
   Удивленная  и  постыдно  обрадованная,  Александра  улыбнулась  Джордану,
выбежавшему из конюшни, но улыбка мгновенно померкла при виде  его  мрачного
как туча лица.
   - Не смей покидать дом, не сообщив сначала, куда  именно  едешь  и  когда
должна вернуться! - рявкнул он, не  слишком  нежно  хватая  ее  за  талию  и
поднимая с сиденья. - Кроме того, я запрещаю тебе выезжать за пределы  двора
без сопровождения грума! Олсен... - Он кивнул  на  огромного,  мускулистого,
похожего на медведя великана, стоявшего в дверях конюшни. -  С  сегодняшнего
дня он твой личный грум.
   Его  гнев  казался   таким   неоправданно   несправедливым,   приказы   -
неразумными, а отношение к ней настолько отличалось от вчерашней  неотразимо
манящей нежности, Что несколько мгновений Александра смотрела на него широко
раскрытыми от изумления глазами, чувствуя, как в ней закипает  гнев.  Бросив
на нее косой взгляд, Смарт осмотрительно и поспешно скрылся.
   - Вы все сказали? - бросила Александра, намереваясь удалиться.
   - Нет, - процедил Джордан, очевидно, еще больше разозлившись. - Еще одно:
никогда больше не выскальзывай  из  моей  постели  украдкой,  посреди  ночи,
словно шлюха, которая спешит вернуться в портовый кабачок!
   - Да как вы смеете! - взорвалась Александра, взбешенная до такой степени,
что подняла руку и размахнулась,  прежде  чем  поняла,  насколько  забылась.
Однако Джордан успел перехватить ее запястье - пальцы  безжалостной  хваткой
сжали хрупкие косточки... и Александра подумала, что он вот-вот  ее  ударит.
Но Джордан, сдержавшись, резко повернулся и направился к дому.
   - Не расстраивайтесь, миледи, -  уговаривал  Смарт,  подбегая  к  ней,  -
должно быть, у хозяина сегодня дела не ладятся. За всю жизнь я  ни  разу  не
видел, чтобы он на ком-то срывал гнев!
   Однако, несмотря на ободряющий тон, добродушное сморщенное лицо  исказила
гримаса тревожного недоумения. Качая головой и вздыхая, конюх долго  смотрел
вслед удалявшемуся хозяину.
   Александра  молча  повернула  голову  и  уставилась  на  своего  прежнего
наперсника, едва сдерживая гнев и мучительное смущение.
   - Клянусь, до сегодняшнего  дня  я  и  не  подозревал,  что  он  способен
вспылить... да еще так! Я сажал его на первого пони, знал едва не с пеленок,
и не было мальчика храбрее, лучше...
   - Пожалуйста! - вскрикнула Александра, не в силах  выслушивать  очередное
восхваление достоинств мужа. - Не нужно больше лжи! В моих глазах он никогда
больше не станет великодушным и  добрым.  Теперь-то  я  понимаю,  какое  это
злобное, бессердечное чудовище!
   - Нет, миледи, это не так! Говорю же, я знал его с самого детства,  да  и
его отца...
   - И его отец, конечно, тоже был чудовищем! -  Александра  топнула  ногой,
слишком обиженная и рассерженная, чтобы придержать язык.  -  Не  сомневаюсь,
они друг друга стоят!
   - Нет, миледи, нет! Вы ошибаетесь,  жестоко  ошибаетесь!  Как  вы  можете
такое говорить?!
   Ошеломленная силой его протеста, Александра постаралась взять себя в руки
и даже сумела выдавить слабую улыбку.
   - Дедушка всегда повторял, что, если хочешь знать, каким станет  человек,
взгляни на его отца.
   - Ваш дедушка ошибался в отношении  мастера  Джордана  и  его  папаши,  -
горячо возразил Смарт.
   И Александра поняла, что конюх может стать поистине бесценным  источником
сведений о Джордане, если только попытаться вытянуть из него неприукрашенную
правду. Сначала она стоически твердила себе, что ей вовсе ни  к  чему  знать
что-то о своем муже, с которым она все равно скоро разъедется, но слова сами
сорвались с языка.
   - Поскольку мне  не  позволено  шагу  ступить  без  стражи,  -  с  легким
раздражением бросила она, - не потрудитесь ли  подойти  со  мной  к  ограде,
чтобы я могла наблюдать, как резвятся жеребята?
   Смарт кивнул и, как только они подошли к ограде, резко сказал:
   - Простите меня за дерзость, миледи, но вы не должны были  заключать  это
пари!
   - Откуда вам известно?
   - Не только мне, но и всем. Грум лорда Хаксона проболтался кучеру Джону в
тот самый день, когда оно было записано в книге.
   - Ясно...
   - Вы плохо поступили, дав понять каждому, что совершенно равнодушны к его
светлости! Хорошо еще, что он к вам не охладел, потому и сделал вид, что все
это ничуть его не задело. Клянусь, даже мамаша хозяина не  посмела  бы...  -
Смарт осекся, покраснел и пристыженно уставился в землю.
   - Но я не ожидала,  что  все  узнают  о  пари,  -  с  отчаянием  пояснила
Александра и, притворяясь не слишком заинтересованной, небрежно спросила:
   - Кстати, а какой она была, моя свекровь?
   Смарт почему-то начал неловко переминаться с ноги на ногу.
   - Красавицей, конечно. Любила балы... разные развлечения...
   - Судя по вашим словам, веселая прелестная женщина?
   - Совсем, близко на вас  не  похожа!  -  выкрикнул  конюх,  и  Александра
уставилась на  него  открыв  рот,  застигнутая  врасплох  столь  неожиданным
взрывом и сознанием того, что он, оказывается, такого высокого мнения о ней.
- Она никогда не замечала тех, кто ниже ее по положению, и никого не любила,
кроме себя.
   - Как странно! Расскажите подробнее!
   - У меня полно работы, миледи, - пробормотал  Смарт.  -  Но  всякий  раз,
когда  захотите  услышать  хорошие  вещи  о  его  светлости,  приходите,   я
что-нибудь припомню.
   Понимая, что настаивать бессмысленно, Александра отпустила конюха. Однако
любопытство разгорелось еще больше.
   Под предлогом того, что дверь скрипит и нужно смазать петли, она  позвала
Гиббонза, лакея, так же горячо  преданного  Джордану,  как  Смарт.  Гиббона,
искренне  радуясь  возможности  поговорить,  был  готов  с  утра  до  вечера
распространяться о детстве и юности Джордана, но стоило ей  спросить  о  его
родителях, стал запинаться,  заикаться  и  неожиданно  вспомнил  о  какой-то
срочной работе, которую просто необходимо выполнить, причем сейчас же.
   Надев роскошный шелковый розовато-желтый туалет  и  распустив  по  плечам
волнистые волосы, Александра вышла из комнаты в девять, точно в  назначенный
для ужина час, и медленно спустилась вниз. Ей предстояло встретиться лицом к
лицу с Джорданом, впервые после  сегодняшней  стычки,  и  любопытство  снова
уступило место негодованию, смешанному со страхом.
   Как только она повернула к столовой, Хиггинс поспешно выступил  вперед  и
быстро  открыл  двери  гостиной.  Александра   нерешительно   взглянула   на
дворецкого.
   - Его светлость, - сообщил тот, - перед ужином любит выпить бокал шерри в
гостиной.
   Александра переступила порог  комнаты,  и  Джордан  немедленно  поднялся,
чтобы налить и ей шерри. Александра смотрела на высокого, безупречно одетого
мужа, с невольным восторгом отмечая, каким  красивым  он  кажется  во  фраке
винного цвета, облегающем широкие  плечи,  и  серых  брюках,  подчеркивающих
стройные  длинные  ноги.  Единственный