ов своей мамаши. Я знаю из  нескольких  абсолютно  надежных
источников, что граф Лангфорд и граф Гленмор - такой титул будет у  Николаса
Дю Вилля считаются самыми завидными женихами во всей Европе!
   - Представь себе, - продолжала леди  Скеффингтон,  -  все  светские  дамы
просто умрут от зависти, когда маленькая Джулиана добудет себе  мужа,  уведя
одного из этих молодых людей прямо у них из-под носа.
   Джулиана словно воочию увидела, как все  надежды  разбились  вдребезги  и
мелкими осколками упали у ее ног.
   - Я не хочу никакого мужа! - закричала она. -  Я  хочу  путешествовать  и
учиться, хочу писать книги, мама! И я не собираюсь отступать! Когда-нибудь я
напишу роман, бабушка сказала - у меня  есть  к  этому  талант.  Не  смейся,
пожалуйста! Ты должна отдать мне мои деньги! Должна!
   - Дорогая моя, глупая девочка! Я не смогла бы этого сделать, даже если бы
и захотела, а я не хочу! Замужество  -  единственное  будущее  для  женщины.
Стоит тебе увидеть, как живет высший свет, и ты сразу забудешь все глупости,
которые вбила тебе в голову твоя бабушка Скеффингтон. А теперь, - продолжала
она с блаженной улыбкой, - когда мы будем жить в Лондоне, я уж придумаю, как
свести тебя с достойным джентльменом - можешь на меня  положиться!  В  конце
концов, мы не какие-нибудь там лавочники, ты же знаешь, твой отец - баронет.
Как только в свете поймут, что мы приехали на  целый  сезон,  нас  сразу  же
включат в списки участников всех блестящих приемов  и  праздников.  Мужчины,
увидев тебя, сразу  придут  в  восхищение,  и  очень  скоро  у  твоей  двери
выстроится целая очередь поклонников, вот увидишь!
   У Джулианы не было никакого - даже  самого  маленького  -  повода,  чтобы
отказаться ехать, как и ни  малейшей  возможности  избежать  поездки,  и  ей
пришлось согласиться.
   В Лондоне по настоянию матери они каждый день появлялись в тех  же  самых
дорогих магазинах, где имели обыкновение делать покупки великосветские дамы,
и каждый день после обеда они с ней прогуливались в тех  лондонских  парках,
где можно было встретить людей из высшего общества.
   Но все шло совсем не так, как это представляла себе леди Скеффингтон.
   Вопреки всем ее надеждам и  ожиданиям  аристократы  не  очень-то  спешили
принять ее в свой круг только из-за  того,  что  ее  супруг  -  баронет,  не
отвечали они и на стремление леди Скеффингтон  вовлечь  их  в  разговоры  на
Бонд-стрит или на ее попытки завести беседу и  познакомиться  в  Гайд-парке.
Вместо того чтобы пригласить их с дочерью к себе или согласиться нанести  им
утренний  визит,  элегантные  матроны,  с  которыми  она  пыталась  завязать
знакомство, совершенно ее игнорировали.
   Мать Джулианы, казалось, не замечала, что с ней обходятся с таким ледяным
пренебрежением, но сама Джулиана страдала вдвойне от каждого отказа,  и  все
эти люди своим высокомерием и равнодушием жестоко  задевали  ее  гордость  и
самолюбие и ранили в  самое  сердце.  Она,  конечно,  понимала,  что  именно
неуемная активность и бесцеремонность ее матери  навлекли  на  них  всеобщее
презрение, но это лишь усиливало ее смущение и досаду. Она чувствовала  себя
такой несчастной, что едва могла смотреть людям в глаза - с той минуты,  как
они утром выходили из своего маленького  домика,  и  до  тех  пор,  пока  не
возвращались к вечеру домой.
   И все-таки - вопреки всем печальным обстоятельствам - Джулиана не считала
эту поездку в Лондон напрасной. Шеридан Бромли, платная компаньонка, которую
мать наняла для нее на весь сезон, оказалась очень славной и веселой молодой
американкой,  и  они  с  Джулианой  целыми  вечерами  болтали,  смеялись   и
секретничали. Впервые за  все  ее  восемнадцать  лет  у  Джулианы  оказалась
близкая подруга ее возраста, обладавшая  чувством  юмора,  который  Джулиана
всегда так высоко ценила, и во многом имевшая сходные с ней интересы.
   Однако граф Лангфорд, которого леди Скеффингтон так жаждала видеть  мужем
своей дочери, нанес ей неожиданный удар - в конце сезона он женился.  Срочно
была  сыграна  свадьба,  которая  шокировала  весь  высший  свет  Лондона  и
совершенно вывела из равновесия леди Скеффингтон - красавец граф женился  на
мисс Бромли.
   Когда  мать  Джулианы  услышала  эту  новость,  она  слегла  в   постель,
обложившись флакончиками с нюхательными солями, и пролежала так  весь  день.
Но к вечеру, поразмыслив, она пришла к выводу,  что  имеет  теперь  огромные
преимущества, будучи в тесном личном знакомстве  с  новоиспеченной  графиней
компаньонкой ее дочери,  неожиданно  для  всех  вошедшей  в  одну  из  самых
влиятельных семей в Англии.
   Она воспряла духом и с обновленной силой сконцентрировала теперь все свои
надежды на Николасе Дю Вилле.
   Обычно Джулиана вспоминала о своей ужасной встрече с ним этой  весной  не
иначе как с содроганием, но сейчас,  сидя  в  темном  лабиринте  и  уставясь
неподвижным взглядом в стакан, она вдруг представила себе всю эту  сцену  не
унизительной, как ей казалось прежде, а скорее забавной.
   Теперь  она  не  сомневалась,  что  эта  противная   на   вкус   жидкость
действительно заставляет видеть все в другом свете. И если всего три  глотка
могут сотворить такое, то  очевидно,  что  еще  немного  волшебного  напитка
пойдет только на пользу. И в  порядке  научного  эксперимента  она  поднесла
стакан к губам и сделала еще три глотка. Как ей показалось, уже через минуту
ей сделалось совсем хорошо.
   - Так-то лучше, - громко сказала она, обращаясь к луне, и  тут  же  стала
давиться от смеха,  вспоминая  подробности  своей  короткой,  но  совершенно
уморительной встречи с легендарным Николасом Дю Биллем.  Ее  мать  выследила
его в Гайд-парке, когда его парный  двухколесный  экипаж  медленно  проезжал
совсем рядом - на расстоянии вытянутой руки - с  дорожкой,  по  которой  они
прогуливались. В своем страстном и отчаянном желании привлечь его внимание и
добиться наконец встречи, она подтолкнула Джулиану, отчего  та  вылетела  на
дорогу прямо перед лошадью и экипажем. Чтобы не упасть, Джулиана  ухватилась
за  поводья,  заставив  испуганную  лошадь  и  ее  разгневанного   владельца
остановиться.
   Лошадь дернулась в сторону, а Джулиана  с  испугу  повисла  на  поводьях,
пытаясь остановить ее. То ли желая извиниться, то ли, наоборот, накричать на
седока - почему он не может успокоить свою лошадь, - Джулиана подняла  глаза
и прямо перед собой увидела Николаев Дю Вилля. Несмотря на  холодный  взгляд
его прищуренных, оценивающих глаз,  Джулиана  почувствовала,  что  ноги  ее,
будто пораженные молнией, отказываются ей повиноваться.
   Темноволосый и широкоплечий, с  пронзительными  серо-голубыми  глазами  и
тонко очерченными губами, он произвел на нее впечатление человека скучающего
и язвительного, вкусившего до срока все радости и  прелести  жизни  на  этой
бренной земле С этим лицом падшего ангела  и  ледяным  искушенным  взглядом,
Николас Дю Вилль одновременно и привлекал, и отталкивал как  смертный  грех.
Джулиана внезапно  почувствовала  непреодолимое  и  совершенно  безрассудное
желание сделать что-то такое, что поразило бы его и вывело из равновесия.
   - Если вы хотите покататься, мадемуазель, - сказал он голосом, в  котором
сквозило с трудом сдерживаемое раздражение, - то я посоветовал бы вам  более
привычные способы, чтобы добыть коня.
   Джулиане не пришлось сразу отвечать на это едкое замечание,  так  как  ее
мамаша, которую обуревало  стремление  завязать  знакомство,  преступив  все
правила этикета и законы приличия, тут же вступила в разговор.
   - О-о, какая приятная неожиданность и какая честь, милорд! -  воскликнула
леди Скеффингтон, не обращая внимания на его угрожающе прищуренные  глаза  и
на жадно-любопытные взгляды пассажиров других экипажей, которые  уже  начали
скапливаться позади коляски Дю  Вилля,  потому  что  дорога  была  полностью
перегорожена. - Я давно хотела представить вас своей дочери...
   - Должен ли я понимать, - прервал он ее, - что именно  из-за  этого  ваша
дочь бросилась под ноги моей лошади и чуть не перевернула мой экипаж?
   Джулиана решила про себя, что этот мужчина слишком неучтив и высокомерен.
   - Нет, вовсе не  из-за  этого,  -  вспыхнула  она,  совершенно  сраженная
безупречной точностью его предположения и запоздало осознавая, что  все  еще
держится за поводья. Она отшвырнула их, будто змею, отступила на шаг назад и
решила прибегнуть к дерзости - у нее больше  не  было  способа  спасти  свою
гордость.
   - Я просто тренировалась, - важно объявила она.
   Ее слова были настолько  неожиданными,  что  его  рука,  готовая  дернуть
поводья, застыла в воздухе.
   - Вы тренировались? - повторил он, с любопытством и неожиданным интересом
заглянув ей в лицо. - И с какой же целью?
   Джулиана гордо подняла подбородок, вскинула брови и  бесцеремонным  тоном
сделала заявление, которое, как ей показалось, вполне могло сойти за веселую
шутку:
   - Ну конечно, чтобы  стать  разбойником  с  большой  дороги.  Я  обучаюсь
выскакивать  навстречу  ничего  не  подозревающим   путникам   в   парке   и
останавливать их лошадей.
   Повернувшись к нему спиной, Джулиана решительно взяла  мать  под  руку  и
невозмутимо продолжила прогулку. И уже  через  плечо  на  прощание  бросила,
умышленно исказив фамилию:
   - Всего хорошего, мис... тер... Деверо! Возмущенные  восклицания  матери,
потрясенной невероятными измышлениями Джулианы,  заглушили  ответ  человека,
сидящего в экипаже, но девушке показалось, что он разразился хохотом.
   Леди Скеффингтон до позднего вечера злилась на Джулиану и  все  никак  не
могла успокоиться.
   - Как ты могла быть такой грубой и  дерзкой!  -  кричала  она,  заламывая
руки.
   - Николас Дю Вилль имеет такой вес в обществе, что, если он произнесет  в
твой адрес хотя бы одно нелестное слово, с тобой  вообще  никто  не  захочет
иметь дела.
   Это погубит твою репутацию! Погубит - ты слышишь меня?
   Джулиана уже несколько раз просила прощения, правда, не совсем  искренне,
но мать оставалась безутешной. Она  в  возбуждении  металась  по  комнате  с
нюхательной солью в одной руке и с носовым платком - в другой.
   - Если бы Николас Дю Вилль уделил тебе сегодня в  парке  всего  несколько
минут и люди это увидели, ты сразу стала бы пользоваться бешеным успехом!
   Завтра мы уже получили бы  приглашения  на  все  большие  приемы  в  этом
сезоне, а еще через день под твоей дверью уже дежурили бы завидные женихи. А
вместо этого ты вела себя так дерзко с тем единственным  человеком  во  всем
Лондоне, который одним своим словом может положить конец всем моим  надеждам
и мечтам!
   Она промокнула платочком слезы, дрожащие на ресницах.
   - Это все твоя бабушка! Это она учила тебя быть похожей на нее. Да,  меня
следовало бы высечь за то, что я разрешала тебе проводить так много  времени
с этой ужасной старой ведьмой, но никто  не  смел  противиться  ее  воле,  и
меньше всего - твой отец.
   Она остановилась и повернулась к Джулиане.
   - Ну что ж, я знаю больше о реальном мире, чем знала твоя  бабушка,  и  я
хочу сказать кое-что, чего она, конечно, никогда тебе не  говорила:  простую
правду, которая стоит больше, чем все ее фантастические идеи. -  И,  стиснув
кулаки, она сказала голосом, дрожащим от волнения и решимости; - Мужчина  ни
за что не станет общаться с женщиной, которая знает больше его! Если  только
в свете узнают, что ты помешалась на книгах, ты погибла! Ни один  мужчина  с
положением не захочет иметь с тобой дела! Ты погубишь свою жизнь!

Глава 5

   Веселый  женский  смех  вернул  Джулиану  к  действительности:   она   на
маскараде, и в зеленом лабиринте повсюду слышатся голоса  взрослых,  которые
резвятся словно дети. Ох, наверное, сегодня ночью немало  женских  репутаций
будет  полностью  погублено  Если  верить  тому,  что  она   почерпнула   из
бесконечных наставлений  своей  матери,  то,  похоже,  на  свете  существует
великое множество способов испортить репутацию, но есть всего два  -  причем
очень разных - вида гибели. Ошибки,  допущенные  самой  женщиной  (например,
можно оказаться слишком умной, слишком образованной и ученой или же  слишком
бойкой и разговорчивой), могут свести к нулю ее шансы на  блестящую  партию.
Но любая ошибка с ее стороны, затрагивающая честь  джентльмена,  приведет  к
полной ее гибели, так как вообще исключает для нее возможность выйти замуж.
   И как глупо было,  весело  решила  Джулиана,  бояться  этих  бесчисленных
опасностей, приводящих к полной гибели.
   К примеру, женщина может полностью погубить себя, если  позволит  мужчине
находиться с ней наедине в комнате, или позволит ему дать ей понять, что  он
к ней неравнодушен, или даже если  разрешит  ему  станцевать  с  ней  третий
танец.
   Поразмыслив обо всем этом, Джулиана поняла, что давно бы  уже  избавилась
от всех своих забот, если бы  совершила  хоть  один  из  великого  множества
проступков, которые могут полностью разрушить шансы женщины  на  замужество.
Если бы она уже погубила свою репутацию, пришло ей  внезапно  в  голову,  то
теперь ей не  нужно  было  бы  бояться  брака  с  этим  омерзительным  сэром
Фрэнсисом Беллхавеном!
   Воспоминание о нем мигом лишило ее веселости и заставило луну  на  темном
небе расплыться и закачаться, потому что глаза Джулианы наполнились слезами.
   Она поискала носовой платок и, не обнаружив его на месте, шмыгнула носом.
Потом отхлебнула еще немного из стакана,  безуспешно  пытаясь  поднять  свое
стремительно падающее настроение. Ники выкурил сигару, но не спешил покинуть
то место, где его оставила Валери, размышляя, повернуть  ли  ему  направо  и
вернуться в сад или отправиться налево и пойти  вглубь  лабиринта,  чтобы  в
конце концов выйти на тропинку, которая, он знал это, вела к боковому  входу
в дом, чтобы пробраться незамеченным в свою спальню.
   Он устал, а в спальне его ждала огромная и очень удобная кровать. Если бы
мать не попросила его заехать в это поместье по пути из Лондона  специально,
чтобы передать привет матери Валери, он бы ни за что не  поехал  сюда.  Отец
написал ему, что  здоровье  матери  неожиданно  пошатнулось  и  внушает  ему
серьезные опасения, и Ники не хотелось расстраивать или беспокоить мать даже
самой незначительной мелочью. Он повернул на извилистую тропинку, ведущую из
лабиринта в сад,  готовый  выполнить  сегодня  свой  долг  перед  обществом,
отложив свой сыновний долг на завтра.

Глава 6

   Джулиана была совершенно уверена, что  несомненная  гибель  ее  репутации
вынудит сэра Фрэнсиса отказаться от сделанного им  предложения,  хотя  и  не
представляла себе, на какие средства она будет жить, если родители отрекутся
от нее, когда она  будет  опозорена.  Снова  шмыгнув  носом,  она  наклонила
голову, крепко зажмурилась  и  решила  прибегнуть  к  молитве.  Сначала  она
попросила бабушку помочь ей найти способ испортить  свою  репутацию.  Потом,
решив, что следует воззвать к высшей власти, она обратила свои мольбы  прямо
к Богу. Но тут ей показалось, что Богу может не понравиться  такая  просьба,
не говоря о том, чтобы удовлетворить ее,  хотя  он,  конечно  же,  прекрасно
осведомлен об ее ужасном  положении.  Она  горестно  вздохнула,  еще  крепче
зажмурила глаза и стала объяснять Богу,  почему  она  хочет  испортить  свою
репутацию. Она как раз подошла к рассказу о  том,  что  должна  будет  выйти
замуж за сэра Фрэнсиса, и снова  отчаяние  перехватило  ей  горло,  заставив
громко всхлипывать и судорожно глотать воздух,  как  вдруг  услышала  голос,
обращенный к ней из темноты, - глубокий, красивый мужской голос,  спокойный,
властный и полный сочувствия:
   - Могу ли я чем-нибудь помочь?
   От неожиданности Джулиана вскочила на  ноги,  сердце  гулко  застучало  в
груди - из чернильно-темной тьмы перед ней  вдруг  материализовался  неясный
силуэт мужчины в плаще и полумаске и стал медленно приближаться.
   Видение остановилось, не дойдя  до  места,  освещенного  бледным  сиянием
луны; лицо  скрывала  тень,  и  различить  черты  было  невозможно.  Призрак
медленно поднял руку, и Джулиане  показалось,  что  в  кончиках  пальцев  он
держит что-то белое, и оно плывет и  трепещет,  хотя  ночь  была  совершенно
тихой и безветренной.
   Все ее чувства были  в  смятении  от  нервного  потрясения  и  нескольких
глотков бренди, но Джулиана все же поняла, что он  протягивает  ей  какой-то
легкий белый предмет. Она робко шагнула навстречу и протянула руку. Это  был
носовой платок вполне земной, осязаемый, хотя необыкновенно мягкий и тонкий.
   - Спасибо, -  прошептала  она  с  благоговением,  улыбаясь  сквозь  слезы
видению и вытирая при этом глаза и нос.
   Не зная, что ей делать с платком дальше, она протянула его обратно.
   - Вы можете взять его себе, - послышалось в ответ.
   Джулиана порывисто отдернула руку и прижала платок к сердцу.
   - Спасибо!
   - Может быть, мне еще что-нибудь для вас сделать, или я могу уйти?
   - Только не уходите! Пожалуйста! Да-да, мне необходимо  еще  кое-что,  но
сначала я хотела бы объяснить!..
   Джулиана уже открыла было рот, чтобы закончить свои  объяснения  с  Богом
(она не сомневалась, что перед ней именно  Он)  -  почему  она  умоляет  его
погубить ее репутацию, - как  вдруг  два  момента  показались  ей  несколько
странными.
   Во-первых, этот посланник небес, явившийся, несомненно,  в  ответ  на  ее
молитвы, говорил с легким акцентом, а именно  -  с  французским.  Во-вторых,
теперь, когда ее глаза  немного  привыкли  к  окружавшей  его  темноте,  она
обратила внимание на одно обстоятельство, говорившее скорее о бесовском, чем
о божественном происхождении пришельца. А так как молитва ее  была  довольно
необычной - ведь она молилась  о  том,  чтобы  быть  опозоренной,  -  то  ей
показалось не только не лишним, но и  совершенно  необходимым  убедиться,  а
действительно ли на ее призыв откликнулись именно те  силы,  к  которым  она
обращалась.
   Борясь  с  отупляющим  действием  бренди,  Джулиана  устремила  на   него
пристальный взгляд.
   -  Вы,  пожалуйста,  не  думайте,  что  я  сомневаюсь  в  вашей...  вашей
подлинности или в  правильности  вашего...  выбора  одежды,  -  начала  она,
стараясь говорить как можно более учтиво, - но вы, как мне  кажется,  должны
быть в белом, а не в черном.
   Его глаза, которые она рассмотрела в прорезях полумаски, сузились в ответ
на такое дерзкое заявление, и Джулиана приготовилась к тому, что  сейчас  ее
поразят гром и молния, но тон его ответа был мягким и миролюбивым.
   - Черный цвет для мужчин привычнее. Если бы я появился здесь в белом,  то
привлек бы к себе слишком много внимания. И люди стали бы пытаться  угадать,
кто я. А если бы им это удалось, я утратил бы свою анонимность, а  вместе  с
нею и свободу делать то, что ожидают от меня в такую ночь, как сегодня.
   - Да, я вас понимаю... - вежливо ответила Джулиана, хотя вовсе не была  в
этом уверена. - Но вообще-то я ожидала чего-то более необычного.
   По мнению же Ники, необычного в их встрече было более чем достаточно.
   Во-первых,  когда  он  увидел  ее,  она  плакала.  Во-вторых,  в  течение
нескольких минут  разговора  ее  подвижное  лицо  успело  сменить  выражения
удивления,  смущения,  благоговения,  страха,   подозрения,   а   теперь   и
неуверенности... или опасения.
   Ожидая, пока она соберется с силами и наконец объяснит ему, чего  же  она
от  него  хочет,  Ники  обратил  внимание  на  то,  что  у  нее   совершенно
необыкновенная внешность. Ее  светлые  волосы  отливали  серебром  в  лунном
свете, а большие выразительные глаза оказались голубыми,  как  лаванда.  Они
сияли на изящно очерченном лице  с  гладкой  молочно-белой  кожей,  летящими
бровями и очаровательным, по-детски припухлым ртом. Это была тонкая красота,
не сразу бросающаяся в глаза. Она привлекала скорее необыкновенной  чистотой
черт и искренностью огромных глаз,  чем  яркостью  красок  или  экзотической
внешностью. Он не мог определить е