подобная опасность не грозит. Ни чуточки! Мередит не  хватает
только неожиданного вторжения в ее жизнь этого коллекционера женских сердец,
сексуального атлета, привыкшего видеть у  своих  ног  любую  женщину!  Лично
Мередит  предпочитает  спокойных,  надежных,  высокоморальных  мужчин  вроде
Паркера. Правда, нужно признать, она прекрасно  проводит  время  в  обществе
Мэтта. Возможно, даже слишком прекрасно.
   Мэтт с дивана наблюдал за Мередит, надеясь, что она  не  сможет  отыскать
подходящую книгу и не погрузится в чтение на весь остаток  вечера.  Заметив,
что Мередит чересчур долго задержалась у полки с играми, Мэтт подумал:  она,
возможно, смотрит на "монополию".., и вспоминает тот вечер,  когда  они  все
вместе играли.
   - Хочешь поиграть? - спросил он. Мередит, резко повернувшись,  воззрилась
на него со странной настороженностью:
   - Поиграть? Во что?
   - Мне показалось, ты смотришь на одну из игр.., ту, что наверху.
   И тут Мередит разглядела "монополию", и все заботы и тревоги исчезли  при
мысли о том, что следующие несколько часов можно провести в таком  глупом  и
легкомысленном занятии, как игра в "монополию". Улыбнувшись, она  потянулась
к коробке:
   - А ты хочешь?
   И Мэтт неожиданно захотел этого так же сильно, как, по-видимому,  и  сама
Мередит.
   - Неплохо бы, - решил  он,  сбрасывая  покрывало  с  дивана,  чтобы  было
удобнее сидеть вдвоем, поставив доску между ними.
   Два часа спустя поле доски  почти  все  покрылось  "домами"  и  "отелями"
Мэтта, так что Мередит была вынуждена платить аренду каждый  раз,  когда  ее
фишка приземлялась на выигранный им участок.
   - Ты должна мне две тысячи за  последний  ход,  -  напомнил  он,  страшно
довольный проведенным вечером и совершенно очарованный женщиной,  обладающей
способностью превратить игру в "монополию" в одно  из  самых  восхитительных
развлечении, которые ему доводилось видеть за много лет. Он протянул руку:
   - Отдавай-ка долг.
   Мередит  наградила  его  ясным,  невинным  взглядом,  вызвавшим  у  Мэтта
невольный смешок, прежде чем она объявила:
   - У меня осталось только пять сотен. Не откроешь ли кредит?
   - Ни за что. Я выиграл. Отдавай все.
   - У некоторых жадных хозяев трущоб совсем нет сердца!  -  прошипела  она,
почти швыряя деньги в протянутую руку, и попыталась  угрожающе  нахмуриться,
но кончила тем, что улыбнулась:
   - Следовало бы знать, когда мы в последний раз играли в  эту  игру  и  ты
скупил все подряд и отобрал у нас последние деньги, что рано или  поздно  ты
станешь известным магнатом.
   Но вместо того чтобы улыбнуться в ответ, Мэтт взглянул на нее и  спокойно
спросил:
   - А если бы ты знала, это имело бы какое-то значение?
   Сердце     Мередит,     казалось,     перестало      биться:      слишком
неожиданно-мучительным оказался этот прямой вопрос. Отчаянно  пытаясь  найти
подходящий случаю легкомысленный ответ и  вернуть  прежнее  настроение,  она
окинула его комическим взглядом несправедливо оскорбленной жертвы  и  начала
укладывать доску в коробку. - - С вашей стороны очень мило намекнуть на  то,
что в далекой юности я была завистливой и корыстной, мистер Фаррел. Ты и так
достаточно унизил меня, выиграв все мои денежки!
   - Ты прав, - подражая ее беззаботному  тону,  ответил  Мэтт,  потрясенный
вырвавшимся у него вопросом и взбешенный на себя за то, что неожиданно начал
интересоваться, по каким причинам она так долго оставалась замужем  за  ним.
Поднявшись, он начал разбрасывать уголья, чтобы ночью они не вспыхнули и  не
наделали пожара, а когда поднялся с  колен,  уже  успел  полностью  овладеть
собой.
   - Кстати о деньгах, - заметил он, пока она водворяла коробку  обратно  на
полку, - если ты собираешься снова выступить  гарантом  долга  компании,  по
крайней мере не мешало бы настоять,  чтобы  банк  твоего  жениха  согласился
освободить тебя от гарантии через два-три года. Это достаточно долгий  срок,
чтобы убедиться в платежеспособности клиента.
   Обрадованная сменой темы, Мередит обернулась:
   - А банки имеют право делать это?
   - Спроси своего жениха.
   Мэтт расслышал сарказм в собственном голосе и мгновенно возненавидел себя
за неуместную глупую ревность, но тут же, не успев опомниться, выпалил:
   - И если он не согласится, найди другого  банкира.  Мередит  поняла,  что
оказалась на зыбкой почве, но не могла сообразить, как там очутилась.
   - "Рейнолдс Меркентайл", - терпеливо объяснила она,  -  оставался  банком
Бенкрофтов почти целое столетие. Уверена, знай ты состояние наших  финансов,
сам согласился бы, что Паркер более чем сговорчив.
   Совершенно  нелогично  раздраженный  настойчивой  защитой  Паркера,  Мэтт
намеренно холодно сказал то, что хотел сказать весь вечер:
   - Это он подарил тебе кольцо, которое ты носишь на левой руке?
   Мередит настороженно кивнула.
   - У него паршивый вкус. Чертовски уродливая штука.
   Он объявил это с таким великолепным  презрением  и,  честно  говоря,  был
настолько прав относительно  кольца,  что  Мередит  едва  сдержала  рвущийся
наружу  смех.  Мэтт  стоял  неподвижно,  вызывающе  подняв   брови,   словно
подначивая ее возразить, и Мередит закусила губу, пытаясь не хихикнуть.
   - Это фамильная драгоценность.
   - Настоящая дешевка.
   - Но фамильная ценность это...
   - Это любой предмет, -  перебил  он,  -  дорогой  нам  по  воспоминаниям,
слишком уродливый, чтобы попытаться продать его,  и  слишком  ценный,  чтобы
выбросить.
   Но вместо того чтобы разозлиться, как ожидал  Мэтт,  Мередит  разразилась
смехом, бессильно прислонившись к стене.
   - Ты прав, - едва выдавила она.
   Мэтт, не сводя с нее взгляда, пытался внушить себе, что  она  ничего  для
него не значит. Напрасно. Лишь сверхъестественным усилием воли  удалось  ему
отвести глаза и посмотреть на стоявшие на камине часы:
   - Уже начало двенадцатого. Пожалуй, пора спать.
   Неприятно удивленная резким  тоном,  Мередит  быстро  выключила  бра  над
диваном.
   - Прости. Мне не следовало задерживать тебя так надолго. Совсем забыла  о
времени.
   И словно карета Золушки, превратившаяся в тыкву с последним ударом часов,
веселое, дружелюбное настроение, царившее в комнате весь  вечер,  неожиданно
исчезло. Они молча направились наверх. Мередит почувствовала неладное, но не
могла понять, что произошло. Мэтт тоже ощущал это, но в отличие  от  Мередит
точно знал причину. С холодной вежливостью  проводив  ее  до  двери  спальни
Джули, он пожелал спокойной ночи.

Глава 37

   Стрелки часов показывали полночь, но Мэтт по-прежнему  не  спал,  лежа  с
закрытыми глазами. Мозг неотступно изводила лишь одна мысль - Мередит рядом,
совсем близко, спит в комнате чуть дальше по коридору.
   В половине первого  Мэтт  перевернулся  на  спину  и  в  полном  отчаянии
вытряхнул из пузырька одну из таблеток, обладающую снотворным  действием.  В
час пятнадцать он снова сорвал колпачок  с  флакончика  и  принял  еще  одну
таблетку.
   Лекарство в  конце  концов  погрузило  его  в  сон,  тревожный,  тяжелый,
наполненный грезами о ней... О, эти бесконечные жаркие фантазии,  в  которых
Мередит  лежала  в  его  объятиях,  обнаженная,  задыхавшаяся  от   страсти,
осыпавшая  Мэтта  ласками,  заставлявшими  его   стонать   от   невыносимого
наслаждения. Он брал ее снова и снова, пока  не  испугал  ненасытной  жаждой
обладания...
   - Мэтт, прекрати, мне страшно! Он врезался в нее  все  с  большей  силой,
хотя Мередит умоляла его остановиться.
   - Мэтт, пожалуйста, хватит! Почему она угрожает позвать доктора?
   - Если ты немедленно не проснешься, я вызову доктора!
   Он не хотел доктора, он хотел Мередит.  И  пытался  снова  лечь  на  нее,
вдавить в матрац, но  она  удерживала  его  и  положила  руку  на  лоб...  И
предлагала кофе...
   - Пожалуйста, проснись! Я принесла тебе кофе!
   - Кофе?
   Она нежно погладила его по щеке и прошептала в самое ухо:
   - Черт возьми, да проснись же! Ты улыбаешься во сне!
   Именно проклятие привело Мэтта  в  себя.  Мередит  никогда  не  ругалась,
значит, тут что-то неладно. Что-то неладно...
   Мэтт вынудил себя открыть глаза и взглянуть в ее ослепительно  прекрасное
лицо, пытаясь сообразить,  где  находится.  Мередит  с  встревоженным  видом
наклонилась над ним, сжимая его плечи.
   - Что случилось? - пробормотал он. Мередит разжала  руки"  и  со  вздохом
облегчения почти рухнула на постель.
   - Ты метался и так громко кричал, что  в  моей  комнате  было  слышно.  Я
прибежала сюда и попыталась разбудить тебя, но ты не  просыпался.  Я  ужасно
перепугалась, но лоб у тебя оказался холодным. Вот  я  принесла  тебе  кофе,
выпей.
   Мэтт послушно заставил себя  сесть  и,  прислонившись  головой  к  спинке
кровати, провел рукой по волосам, пытаясь стряхнуть с себя остатки странного
сна.
   - Это все таблетки, - объяснил он. - Сразу две действуют с силой  ядерной
боеголовки.
   Мередит взяла пузырек и прочла инструкцию.
   - Тут написано, что нужно принимать по одной. Мэтт, не отвечая, потянулся
к кружке, выпил почти все содержимое и вновь, откинув голову, прикрыл глаза,
ожидая, пока кофеин сотворит чудо, к счастью, совершенно забыв  о  видениях,
терзавших его ночью.
   Мередит,   помнившая,   что   сразу   после   пробуждения   Мэтт   обычно
неразговорчив, встала и неспешно расставила вещи на ночном столике, а  потом
рассеянно  подняла  халат  и  положила  его  в  ногах  кровати.  Когда   она
повернулась, глаза Мэтта приняли более  осмысленное  выражение,  черты  лица
расслабились и выглядели  почти  мальчишескими.  Он  казался  сейчас  совсем
молодым. И очень красивым.
   - Тебе получше? - улыбнулась она.
   - Гораздо. Ты делаешь прекрасный кофе.
   - У каждой женщины должно быть хотя бы одно коронное блюдо. То,  что  она
может продемонстрировать, когда представится такая возможность.
   Мэтт заметил веселые искорки в ее глазах и лениво усмехнулся:
   - И где ты это вычитала?
   - В журнале, который видела в приемной дантиста, - лукаво объяснила  она.
- Мое коронное блюдо - кофе. Что хочешь на завтрак?
   - Это зависит от того,  собираешься  ли  ты  снова  открывать  консервные
банки, - пошутил он.
   - На твоем месте я призадумалась бы, прежде чем оскорблять  кухарку.  Под
кухонной раковиной стоит  чистящий  порошок,  который  выглядит  совсем  как
сахар, если положить его в овсянку.
   Плечи Мэтта затряслись от смеха, и он поскорее допил кофе.
   - Нет, серьезно, - повторила Мередит, улыбаясь ему от изножья кровати,  -
золотистая богиня в голубых джинсах, ангел с лукавым блеском в глазах. - Что
бы ты хотел на завтрак?
   "Тебя", - подумал он, и желание вновь охватило его буйным огнем. Он хотел
ее к завтраку. Хотел  протянуть  руки,  схватить  ее,  затащить  в  постель,
зарыться пальцами в измятый шелк волос, соединить свое изголодавшееся тело с
ее телом. Хотел чувствовать прикосновение нежных ладоней, войти в нее  одним
рывком, заставить стонать от исступленного экстаза.
   - Все, что сможешь приготовить, - сухо обронил он  вслух,  закутываясь  в
одеяло, чтобы скрыть, как возбужден. - Я поем внизу, как приму душ.
   После ухода Мередит Мэтт закрыл глаза и стиснул зубы, разрываемый яростью
и неверием. Несмотря на  все,  что  случилось  в  прошлом,  она  по-прежнему
обладает властью над ним! Если бы все, что он испытывал к  ней,  можно  было
назвать всего лишь похотью  он  мог  бы  простить  себя,  но  это  внезапное
тоскливое, безумное желание снова стать  частью  ее  жизни..,  быть  любимым
ею...
   Одиннадцать лет назад он влюбился в нее с той минуты, как увидел,  и  все
это время  не  смог  избавиться  от  образа  смеющейся,  чинной,  заносчивой
восемнадцатилетней девчонки.
   За эти годы в  его  постели  перебывали  десятки  женщин,  гораздо  более
опытных, чем Мередит. Они неизменно удовлетворяли его, получая в ответ столь
же головокружительное наслаждение. Но с Мередит.., с Мередит чисто  плотское
соитие становилось волшебством. Мукой. Жгучей пыткой. Радостью и счастьем.
   Да-да, именно так он, вероятно, чувствовал себя в то время, иначе  почему
сходил по ней с ума до такой степени,  что  не  понимал  и  не  хотел  знать
разницы между воображением и реальностью? Она пленяла в восемнадцать лет, но
в двадцать девять стала куда опаснее, потому что изменилась, и эти  перемены
манили  и  интриговали  Мэтта.  К  девической  утонченности  добавился  лоск
элегантности, однако в глазах по-прежнему светилась беззащитная  уязвимость,
а улыбка в зависимости от настроения становилась то солнечной, то  зазывной.
В  восемнадцать  лет  она  обладала  наивным  чистосердечием,  удивлявшим  и
чаровавшим его, в двадцать восемь Мередит превратилась в талантливую деловую
женщину, и все же казалась такой же естественной  и  непринужденной,  как  и
раньше.  Как  ни  удивительно,   Мередит,   по-видимому,   была   совершенно
безразличной к собственной красоте или просто ее не сознавала. Вчера она  ни
разу не остановилась у  зеркала,  висевшего  в  столовой,  даже  мельком  не
взглянула в него, проходя мимо.  В  отличие  от  других  прекрасных  женщин,
которых он знал, она не пыталась кокетничать, не рисовалась, не приглаживала
свои роскошные волосы, чтобы привлечь его внимание. Ее красота  стала  более
зрелой, и фигура приобрела законченные формы, в джинсах и  простом  свитерке
она выглядела так же соблазнительно, как в черном платье и норковом манто, в
тот день, когда он пригласил ее на обед.
   Кровь Мэтта снова жарко закипела, а руки просто зудели от желания ласкать
и гладить эту гладкую кожу, упругую грудь, изящные изгибы бедер и  талии.  И
неожиданно  предательский  разум  подсказал  ему  соблазнительное   решение:
возможно, если он овладеет ею еще один, последний  раз,  то  сможет  утолить
ненасытную жажду и навеки избавиться от этого яда...
   Выругавшись себе под нос,  Мэтт  встал  и  натянул  халат.  Боже,  да  он
поистине безумен, если снова осмелился думать о близости с ней!
   Снова?
   Мэтт застыл.
   Впервые после приезда Мередит  он  оказался  способен  думать  ясно,  без
бредовых видений и фантазий,  вызванных  болезнью  или  действием  проклятых
таблеток. Спрашивается, за каким чертом ее принесло на ферму?
   Она сама ответила на вопрос:
   - Я хочу мира...
   Прекрасно, он согласился на предложение перемирия. Так почему же она  все
еще здесь? Они никогда не жили одним домом, не вели хозяйство, но  зачем  же
она торчит на ферме? Приносит ему кофе в постель  и  делает  все  возможное,
чтобы очаровать его и обезоружить?
   И тут в лицо ему словно ударила струя  ледяной  воды  -  ответ  пришел  с
необычайной ясностью и силой, потрясая его собственной глупостью.
   - Я хотела получить хаустонский участок, - сказала она, - но мы не  можем
позволить себе платить тридцать миллионов.
   Господи, да она действует на него сильнее  любого  наркотика!  Совершенно
одурманила его разум! Мередит хотела получить землю по  первоначальной  цене
и, очевидно, готова на все, чтобы добиться этого,  даже  пресмыкаться  перед
ним. Ее сокрушенные извинения, нескрываемое желание мира, супружеская забота
о нем - все это притворство с целью заставить его капитулировать.
   Изнывая от отвращения, брезгливо поражаясь собственной доверчивости и  ее
двуличности, Мэтт подошел к окну и откинул занавеску,  глядя  на  заметенную
снегом подъездную аллею, но перед глазами возникла Мередит, покорно стоявшая
у постели:
   - Я принимаю это как наказание...
   Наказание? - разъяренно думал он. Покорность? Да  в  Мередит  никогда  не
было ни капли послушания, ни унции покорности, и она и ее  отец  пройдут  по
трупам тех, кто осмелится встать на их пути, и делали это словно по  данному
Богом праву. Единственное, в чем изменилась Мередит, -  усвоила  упорство  и
настойчивость. Она, без всякого сомнения, ляжет с ним в постель, если  будет
уверена, что получит эту землю.
   И сейчас в Мэтте  не  было  вожделения,  желание  угасло,  осталось  лишь
омерзение.
   Мэтт, повернувшись, поднял свой портфель,  открыл  его  и  вынул  сотовый
телефон, с которым никогда не расставался. Когда  Сью  О'Доннел  с  соседней
фермы подняла трубку, Мэтт  нетерпеливо  ответил  на  расспросы  о  семье  и
спросил:
   - Здесь все  завалило  снегом.  Не  попросишь  Дейла  утрамбовать  дорогу
трактором?
   - Ну конечно, - согласилась она, - он сегодня дома, и я попрошу его сразу
же выехать.
   Рассерженный на досадную задержку,  бессильный  что-либо  изменить,  Мэтт
повесил трубку и направился в душ. Пока похоть не довела его до крайности  и
не толкнула на глупость,  которая  будет  стоить  ему  того  малого  остатка
гордости и самоуважения, которые, как он  считал,  еще  живы  в  нем,  нужно
немедленно выпроводить Мередит отсюда!
   Он смутно припомнил, что видел в вечер ее приезда. Она вышла из машины..,
и нагнулась у переднего колеса, будто потеряла что-то. Перспектива шарить  в
снегу казалась куда менее неприятной, чем терпеть ее под  своей  крышей  еще
день. Или ночь. Если он не сможет найти ключей, попросту  замкнет  накоротко
провода  для  запуска  мотора.  Да,  но  что,  если  в  машине   установлена
сигнализация, которая тут же выключит двигатель, если он попытается  сделать
это? Ничего, придумает что-нибудь еще, но выпроводит Мередит  в  два  счета.
Как только дорога будет очищена от снега, даст ей  пять  минут  на  сборы  и
распрощается.

Глава 38

   Застегивая на ходу рубашку,  Мэтт  решительно  устремился  вниз.  Мередит
обернулась и, видя, что он, натягивая легкую кожаную куртку, направляется  к
двери, удивилась:
   - Куда ты идешь?
   - Попытаюсь найти твои ключи. Помнишь, где ты уронила их?
   Губы Мередит удивленно приоткрылись при виде окаменевшего лица Мэтта.
   - Я.., я.., они выпали где-то  у  переднего  колеса,  но  тебе  не  стоит
выходить сейчас...
   - Стоит, - коротко ответил он. - Спектакль продолжался достаточно  долго.
И не делай такой удивленный вид! - рявкнул он. - Тебе так же надоело  играть
в супружеское счастье, как и мне.
   Мередит резко втянула в себя воздух, словно от  удара,  но  Мэтт  холодно
добавил:
   -  Я  восхищаюсь  твоей  настойчивостью,  Мередит.  Ты  хочешь   получить
хаустонский участок за двадцать миллионов  и  в  придачу  спокойный  быстрый
развод по взаимному согласию и без  всяких  сложностей.  Поэтому  и  провела
здесь два дня, всячески  угождая  мне,  чтобы  добиться  своего.  Ты  честно
пыталась, но ничего не вышло. Теперь возвращайся в город и  веди  себя,  как
подобает настоящей деловой женщине. Судись со мной за хаустонский участок  и
подавай на развод, только давай покончим с этим омерзительным  фарсом!  Роль
покорной, любящей жены тебе не идет, и тебя от нее, должно быть, тошнит  так
же, как меня.
   Повернувшись, он почти вылетел из комнаты. Мередит смотрела на то  место,
где он только  что  стоял,  сердце  разрывалось  от  боли,  разочарования  и
унижения. Так он неожиданно решил, что два последних дня были  всего-навсего
омерзительным фарсом!
   Смаргивая навернувшиеся против воли  слезы,  кусая  губы  Мередит,  снова
повернулась  к  сковороде.  Очевидно,  она   потеряла   всякую   возможность
рассказать ему правду о ребенке и, ужаснее  всего,  не  имела  ни  малейшего
представления, откуда такая перемена и почему  он  ведет  себя  так,  словно
внезапно  возненавидел  ее.  Боже,  как  ей  отвратительна  эта   изменчивая
непредсказуемость в настроениях Мэтта! И он всегда  был  таким!  Никогда  не
знаешь, о чем он думает, что собирается сделать через пять минут.
   Но прежде чем покинуть его дом, она обязательно расскажет правду  о  том,
что случилось одиннадцать лет назад! Но теперь  Мередит  казалось,  что  ему
будет совершенно все равно, если даже он поверит ей.
   Мередит взяла яйцо и с такой силой стукнула его  о  край  сковороды,  что
желток оказался на плите.
   Минут десять Мэтт шарил в снегу у переднего  колеса  "БMB"  в  бесплодной
попытке отыскать ключи, рыл и разбрасывал