жно  плюхнулся  рядом  на
листья. Усевшись, он поерзал, переваливаясь с одной  ягодицы  на  другую,  и
поморщился.. - Я... - Он снова поморщился и скорбно признался  -  ...нечасто
езжу верхом.
   Дженни сообразила, что все тело его должны раздирать  боль  и  ломота,  и
выдавила из себя беспомощную сочувственную улыбку. В тот же миг ей пришло  в
голову, что  несчастный  монах  оказался  пленником  человека  с  репутацией
страшного злодея и надо  бы  успокоить  его  неизбежные  опасения  наилучшим
способом, учитывая ее ненависть к похитившему их мужчине.
   - Я не думаю, что он вас убьет или  будет  пытать,  -  приступила  она  к
утешениям, и монах подозрительно покосился на нее.
   - Я подвергся уже всем мыслимым пыткам  благодаря  этой  лошади,  -  сухо
заявил он и продолжал спокойней:
   - Однако не допускаю, что буду убит. Это было бы крайне  глупо,  а  я  не
считаю вашего мужа глупцом. Безрассудным - да. Но не глупым.
   - Значит, вы не боитесь за  свою  жизнь?  -  спросила  Дженни  монаха  со
всевозрастающим уважением, припомнив собственный ужас при первом взгляде  на
Черного Волка.
   Брат Грегори отрицательно покачал головой:
   - Из трех слов, которыми удостоил меня белокурый гигант,  я  уяснил,  что
меня прихватили с собой как свидетеля при неизбежном расследовании,  которое
непременно последует, чтобы выяснить, в самом ли деле вы повенчаны  по  всем
правилам. Понимаете, - горько признался он, -  как  я  уже  объяснял  вам  в
монастыре, я там простой гость, а настоятель  и  все  братья  отправились  в
соседнюю деревню помогать страждущим духом. Уйди я утром, как собирался,  не
осталось бы никого, перед кем вы произнесли бы брачный обет.
   Краткая вспышка слепого гнева мелькнула в отупевшем сознании Дженни.
   - Если ему, - злобно зыркнула она на  мужа,  который,  стоя  на  коленях,
подкидывал поленья в костер, - требовались  свидетели  бракосочетания,  надо
было всего-навсего оставить меня в покое и дождаться  нынешнего  дня,  когда
нас поженил бы брат Бенедикт, - Да, знаю, и странно, что муж ваш  не  сделал
этого. От Англии до Шотландии всем известно, что он  не  желал,  нет,  всеми
силами восставал против идеи венчания с вами.
   От стыда Дженни отвела  глаза,  прикинувшись,  что  ее  очень  интересуют
мокрые листья, и принялась водить пальцем по прожилкам. Брат Грегори вежливо
произнес:
   - Я говорю с вами открыто, ибо понял при первой встрече в монастыре,  что
вы не из слабых сердцем и предпочитаете знать правду.
   Дженни  проглотила  комок,  от  унижения  застрявший  в  горле,  кивнула,
отворачиваясь в сторону, и осознала, что в обеих странах каждой мало-мальски
значительной персоне явно известно, что она  -  нежеланная  невеста.  Больше
того,  не  девственница.  Она  чувствовала  себя  несказанно  запачканной  и
опозоренной, смятой и брошенной на колени перед населением целых двух  стран
и сердито проговорила, испытывая мстительное удовлетворение:
   - Не думаю,  чтобы  его  поступки,  совершенные  за  два  последних  дня,
остались безнаказанными. Он вытащил меня из постели и спустил  из  башенного
окна на веревке. А теперь вас похитил! Я полагаю, Макферсоны  и  все  прочие
кланы вполне могут нарушить договор и напасть на него!
   - О, я  сомневаюсь  в  возможности  какого-либо  официального  возмездия;
говорят, Генрих приказал ему со всей  поспешностью  жениться  на  вас.  Лорд
Уэстморленд... гм...  Его  светлость,  безусловно,  исполнил  приказ,  хотя,
вполне вероятно, Иаков несколько попеняет Генриху на способ его  исполнения.
Однако... теоретически по крайней мере герцог буквально повиновался  велению
Генриха, так что, может быть, король только лишь позабавится.
   Дженни гневно глянула на него:
   - Позабавится?
   - Может быть, - подтвердил брат Грегори. -  Ибо  Генрих,  подобно  Волку,
буквально последовал заключенному с Иаковом соглашению. Его вассал,  герцог,
женился на вас и  совершил  это  со  всей  поспешностью.  И,  совершая  это,
попросту вторгся в  замок,  несомненно,  хорошо  охраняемый,  и  выкрал  вас
прямиком из семейного гнездышка. Да, -  продолжал  он,  обращаясь  скорее  к
себе, чем к ней, будто бесстрастно обсуждал вопрос догматической  теории,  -
смею предположить, англичане сочтут сие весьма забавным.
   К горлу Дженни, едва не удушив ее, подкатил комок  при  воспоминании  обо
всем случившемся прошлым вечером в замке, и  она  поняла,  что  монах  прав.
Ненавистные англичане заключали между собою  пари,  действительно  делали  в
зале Меррика ставки на то, что муж скоро поставит ее на  колени,  тогда  как
собственные ее родичи  могли  только  глядеть  на  нее,  глядеть  с  гордыми
окаменевшими  лицами,  словно  считали  ее  позор  своим  собственным.   Они
надеялись, верили, что она отомстит за себя и за всех них, не  пойдя  ни  на
какие уступки.
   -  Хотя,  -  размышлял  брат  Грегори,  -  не  могу  понять,  зачем   ему
понадобилось рисковать и навлекать на себя такие неприятности.
   - Он вопил про какой-то заговор, - вымолвила Дженни сдавленным шепотом. -
Откуда вам столько известно о нас, обо всем, что случилось?
   - Новости о знаменитостях часто летят от замка к  замку  с  поразительной
быстротой. Мой долг и привилегия как брата во  Святом  Доминике  -  обходить
народ Божий... пешком, на собственных ногах, - кисло подчеркнул он. - Хотя я
провожу время среди бедняков, бедняки живут в деревнях. А где  деревня,  там
замок; новости перекочевывают из господских дворцов в хижины нищих, особенно
если эти новости касаются человека-легенды, такого, как Волк.
   - Стало быть, позор мой всем известен, - сдавленно проговорила Дженни.
   - Не секрет, - согласился он. - Но, по-моему, это не  ваш  позор.  Вы  не
должны винить себя за...  -  Брат  Грегори  заметил  ее  жалобный  взгляд  и
мгновенно преисполнился раскаяния. - Дорогое  дитя,  извините  меня.  Вместо
того чтобы говорить о прощении и примирении, я веду речь о стыде  и  позоре,
причиняя вам боль.
   - Вам нет надобности извиняться, - дрожащим голосом молвила Дженни.  -  В
конце  концов  вы  тоже  захвачены  этим...  этим  чудовищем,  вытащены   из
монастыря, как я была вытащена из постели, и...
   - Ну-ну, -  утешил  он,  чувствуя,  что  она  находится  на  грани  между
истерикой и обмороком. - Я бы не утверждал, что захвачен. Собственно говоря,
нет. Лучше сказать, я был приглашен ехать вместе с самым огромным  мужчиной,
какого когда-либо видел, на поясе у которого случайно висел боевой  топор  с
рукоятью  размером  почти  со  ствол  дерева.  Так  что,  когда  он  любезно
громыхнул:  "Пошли.  Вреда  не  будет",  -  я  без  промедления  принял  его
приглашение.
   - Я и его тоже ненавижу!  -  тихо  вскрикнула  Дженни,  следя,  как  Арик
выходит из  леса,  неся  двух  увесистых  кроликов,  обезглавленных  ударами
топора.
   - В самом деле? -  с  недоумением  и  любопытством  поинтересовался  брат
Грегори. - Нелегко ненавидеть человека, который не разговаривает. Он  всегда
так скуп на слова?
   - Да! - мстительно подтвердила  Дженни.  -  Ему...  ему  д-достаточно,  -
усиленно сдерживаемые слезы мешали ей говорить, - посмотреть на в-вас  этими
замороженными голубыми глазами, и в-вы уже знаете, чего он от вас  хочет,  и
д-делаете, потому что он тоже ч-чудовище...
   Брат Грегори обнял ее за плечи, и Дженни, больше привыкшая к бедам, чем к
состраданию, особенно в последнее время, ткнулась лицом в рукав монаха.
   -  Я  ненавижу   его!   -   потерянно   прокричала   она,   несмотря   на
предостерегающее пожатие пальцев брата Грегори. - Я ненавижу его! Ненавижу!
   Стараясь взять себя в руки, она отодвинулась, и  взор  ее  упал  на  пару
черных сапог, прочно утвердившихся перед нею, поднялся вверх, от мускулистых
ног и  бедер  к  торсу  и  широкой  груди,  пока  наконец  не  встретился  с
обрамленными длинными ресницами глазами Ройса.
   - Я ненавижу вас, - сказала она ему  прямо  в  лицо.  Ройс  изучал  ее  в
невозмутимом молчании, потом  перевел  подозрительный  взгляд  на  монаха  и
саркастически полюбопытствовал:
   - Пасете стадо свое, брат? Проповедуете любовь и прощение?
   К  удивлению  Дженни,  брат  Грегори  не  обиделся  на  едкий  вопрос,  а
сконфузился.
   - Боюсь, - горестно признался он,  с  опаскою  неуверенно  поднимаясь  на
ноги, - я тут столь же неопытен,  как  в  верховой  езде.  Видите  ли,  леди
Дженнифер - одна из первых моих овечек. Я лишь недавно тружусь для Господа.
   - Да и не очень-то преуспеваете, - бесстрастно  заключил  Ройс.  -  Разве
цель ваша - в подстрекательстве, а не  в  утешении?  Разве  так  вы  набьете
кошелек и разжиреете на благодарности своих господ? Если дело  в  последнем,
вам лучше бы посоветовать моей жене угодить мне, а не поощрять  ее  слова  о
ненависти.
   В этот миг Дженни пожертвовала бы жизнью за то, чтобы рядом с  ней  стоял
не брат Грегори, а брат Бенедикт, ибо с  удовольствием  посмотрела  бы,  как
Ройс Уэстморленд выслушивает громоподобную отповедь, которою  брат  Бенедикт
заклеймит наглого герцога. Но она снова ошиблась в молодом монахе. Хоть он и
не кинулся в словесную атаку на Черного  Волка,  однако  не  отступил  и  не
дрогнул перед бесстрашным противником:
   - Как я догадываюсь, вы не высоко ставите тех, кто  носит  одинаковые  со
мною одежды. - Вообще ни во что, - отрезал Ройс. Дженни с тоской представила
на полянке брата Бенедикта с налитыми гневом глазами,  возвышающегося  перед
Рейсом Уэстморлендом, словно ангел смерти. Увы, брат Грегори выглядел просто
заинтересованным и слегка озадаченным.
   - Понятно, - вежливо сказал он. - Могу я спросить, почему?
   Ройс Уэстморленд глянул на него с ядовитым презрением:
   - Я не выношу лицемерие, особенно когда оно прикрывается святостью.
   - Могу я попросить вас привести конкретный пример?
   - Толстые попы,  -  отвечал  Ройс,  -  с  толстыми  кошельками,  читающие
голодным  крестьянам  нотации  о  греховности  чревоугодия  и  преимуществах
нищеты.  -  Повернувшись  кругом,  он  прошагал  к  костру,  где   Арик   на
импровизированном вертеле жарил кроликов.
   - О Боже милостивый! - шепнула Дженни через  минуту,  не  соображая,  что
начинает бояться за бессмертную душу того самого человека,  которому  только
что желала погибели. - Должно быть, он еретик!
   Брат Грегори бросил на нее странный задумчивый взгляд.
   -  Ежели  так,  то  весьма  благородный.  -  Оглянувшись,  он  пристально
посмотрел на Черного Волка, развалившегося у огня  рядом  с  охраняющим  его
гигантом, и тихо проговорил тем же задумчивым и почти радостным тоном:
   - По-моему, весьма благородный.

Глава 18

   На протяжении всего следующего  дня  Дженни  стоически  терпела  каменное
молчание своего супруга, в то время как в голове у нее лихорадочно вертелись
вопросы, ответить на которые мог только он, и наконец к  полуночи,  придя  в
тупое отчаяние, не вытерпела и заговорила сама:
   -  Сколько  продлится  это  нескончаемое  путешествие  в  Клеймор,  если,
конечно, предположить, что путь наш нацелен именно туда?
   - Дня три, в зависимости  от  грязных  дорог.  Семь  слов.  Все,  что  он
произнес  за  несколько  дней!  "Неудивительно,  что  они   с   Ариком   так
единодушны!" - в неистовстве подумала Дженни, принесла в душе клятву  больше
не доставлять ему  удовольствия,  вновь  заводя  разговоры,  и  вместо  того
сосредоточилась на мыслях о Бренне, гадая, как та поживает в Меррике.
   Через два дня она снова не удержалась, зная, что Клеймор должен быть  уже
близко, и переживая нараставшие с каждой минутой страхи перед  тем,  что  ее
там ожидает. Три  коня,  выстроившись  в  ряд,  трусили  шагом  по  сельским
тропкам. В центре и чуть впереди ехал Арик. Она подумывала, не  побеседовать
ли с братом Грегори,  но  голова  его  была  слегка  опущена,  и  это  могло
означать, что монах молится, каковому занятию он  предавался  большую  часть
пути. Страстно желая поговорить хоть о чем-нибудь, отвлекшись  от  мыслей  о
будущем, она оглянулась через плечо на восседающего  позади  нее  мужчину  и
спросила:
   - Куда подевались все ваши люди, те, что скакали с нами к монастырю?
   Обождала какого-нибудь ответа, но Ройс хранил холодное молчание.  Потеряв
в результате жестокосердного отказа даже поговорить  с  ней  и  рассудок,  и
осторожность, Дженни метнула в него бунтарский взгляд:
   - Вопрос слишком  труден  для  вас,  ваша  светлость?  Насмешливые  слова
ударились о ледяную защитную стену, которую  Ройс  тщательно  возвел  вокруг
себя, борясь с искушением, которое возникало на протяжении бесконечных  трех
дней пребывания в опасной близости с ее тесно прижатым к нему телом.  Смерив
ее тяжелым прищуренным взглядом, он  прикинул,  велик  ли  риск  вступать  в
какую-либо беседу, и решил не вступать.
   Выяснив, что его нельзя даже разозлить до такой степени, чтобы он  с  ней
заговорил, Дженни вдруг обнаружила редкостную  возможность  позабавиться  на
его счет. С детской радостью и хорошо скрытой враждебностью она  моментально
погрузилась в издевательские рассуждения без его участия.
   - Да, как  я  погляжу,  расспросы  о  ваших  людях  озадачили  вас,  ваша
светлость, - начала она. - Прекрасно, давайте-ка я попробую упростить.
   Ройс сообразил, что она сознательно издевается,  но  на  миг  вспыхнувшее
раздражение быстро уступило место невольной заинтересованности в дальнейшем,
покуда Дженни бесстрашно и мило продолжала свой монолог.
   - Для меня очевидно, - заметила она, посылая ему из-под длинных, загнутых
ресниц притворно сочувственный взгляд, - что отнюдь не по слабоумию  вы  так
тупо уставились на меня, когда  я  поинтересовалась  вашими  людьми;  скорее
всего вас подводит  память!  Увы,  -  вздохнула  она,  тут  же  прикидываясь
преисполненной искренней  скорби,  -  боюсь,  престарелый  возраст  начинает
сказываться на вашем рассудке. Но не  бойтесь,  -  уверенно  пообещала  она,
подбадривая его взглядом через плечо, -  я  постараюсь  спрашивать  очень  и
очень просто и попытаюсь помочь  вам  припомнить,  куда  вы  подевали  своих
пропавших  товарищей.  Итак,  когда  мы  подъехали  к  монастырю...  Помните
монастырь или нет? - допытывалась она, оглядывая его, и принялась помогать:
   - Монастырь! Ну знаете, большой каменный дом, где  мы  впервые  встретили
брата Грегори?
   Ройс ничего  не  ответил,  посмотрев  на  глядящего  прямо  перед  собой,
бесчувственного  ко  всему  Арика,  потом  на  монаха,  чьи   плечи   начали
подозрительно подергиваться, а Дженни сокрушенно продолжила:
   - Ах, бедный, бедный! Вы позабыли, кто такой брат Грегори, правда? - Живо
сверкнув глазами, она подняла руку, ткнула в монаха  длинным,  сужающимся  к
кончику пальцем и объявила с энтузиазмом:
   - Вот он! Вон тот человек рядом - брат Грегори! Видите?  Ну  конечно  же,
видите! - отвечала она, нарочно обращаясь с ним как с недоумком-ребенком.  -
А теперь соберитесь с силами, подумайте крепко-крепко, ибо следующий  вопрос
будет сложней: вспоминаете вы людей, которые были с вами, когда мы  приехали
в монастырь, в котором  был  брат  Грегори?  -  И  добавила,  горя  желанием
пособить:
   -  Их  было  человек  сорок.  Сорок,  -  с  необычайною  обходительностью
подчеркнула она, к недоверчивому изумлению Ройса, растопырила у  него  перед
глазами пять маленьких пальчиков и стала любезно объяснять:
   - Сорок - это вот столько...
   Ройс оторвал взгляд от пальчиков, подавляя смех.
   - И еще столько, - отважно продолжала она, поднимая другую руку, - и еще,
- повторила она трижды, каждый раз демонстрируя  десять  пальцев.  -  Ну,  -
торжествующе заключила Дженни, - теперь вспомнили, где вы их потеряли?
   Молчание.
   - А куда направили?
   Молчание.
   - О Господи, дела ваши обстоят хуже, чем я думала,  -  вздохнула  она.  -
Напрочь забыли, да? Ну и ладно, - сказала она,  разочарованно  отворачиваясь
от Ройса, по-прежнему замкнутого в  молчании,  и  недолгое  удовольствие  от
поддразнивания улетучилось, сменившись вспышкой гнева.  -  Можете  особо  не
беспокоиться! Я уверена, найдете других, кто будет вам помогать похищать  из
аббатств невинных, резать детей и...
   Ройс вдруг напрягся, прижал ее к груди, от его теплого, коснувшегося ушка
Дженни дыхания по спине у нее забегали нежелательные мурашки, а  он  склонил
голову и тихо проговорил:
   - Дженнифер, бездумной своей болтовней вы просто испытывали мое терпение,
но выражением неприязни портите мне настроение, а это ошибка.
   Конь под седоками немедленно отозвался на чуть ослабевший нажим хозяйских
коленей и сразу замедлил шаг, пропуская других лошадей вперед.
   Впрочем, Дженни ничего  не  заметила,  испытав  при  звуке  человеческого
голоса противоречивые чувства пьянящего облегчения и  бешенства,  вызванного
столь долгим с его стороны отказом ей даже в  этом,  и  не  смогла  сдержать
злости.
   - Святители небесные" я никак не желала бы рассердить вашу  светлость!  -
воскликнула она с нарочито преувеличенной тревогой. - Осмелься я  на  такое,
меня ожидала б ужасная судьба в ваших руках. Дайте подумать, что б вы такого
страшного могли со мной сотворить? А, знаю! Погубить мою репутацию!  Нет,  -
продолжала она, как бы хорошенько подумав, - вы  не  можете  этого  сделать,
поскольку успели непоправимо сгубить ее, принудив меня  остаться  с  вами  в
Хардине без сестры. Догадалась! - вдохновенно выпалила она. - Заставите лечь
с вами в постель! А потом устроите так, чтоб все жители  двух  стран  знали,
что я разделила с вами ложе! Но нет, все это вы уже проделали...
   Каждое произносимое ею язвительное слово  терзало  совесть  Ройса,  и  он
чувствовал себя тем самым варваром, которым его частенько  называли,  а  она
продолжала его добивать:
   - Поняла наконец! Раз все это уже свершилось, остается  проделать  только
одно.
   Не в силах сдержаться, Ройс спросил с притворной небрежностью:
   - Что именно?
   - Вы можете жениться  на  мне!  -  вскричала  она  с  фальшивой  победной
радостью, однако тирада, начавшаяся  с  направленных  на  него  оскорблений,
теперь выглядела горькой шуткой над самой Дженни, и  голос  ее  задрожал  от
страдания и боли, хоть она доблестно пыталась продолжить в том же веселом  и
ироническом тоне:
   - Вы можете жениться на мне, увезя при этом из родного  дома,  из  родной
страны, и приговорить к жизни в ваших руках, полной  публичного  унижения  и
насмешек. Да, вот именно! Именно это я заслужила, не правда ль,  милорд,  за
совершение  немыслимого  преступления,  пустившись  гулять  на  холме   близ
аббатства и оказавшись  на  пути  вашего  мародера-брата!  -  И  добавила  с
притворным самоуничижением:
   - Что ж, учитывая чрезвычайность проступка, утопить и  четвертовать  меня
было бы слишком милостиво. Это преждевременно положило б конец моему  позору
и несчастью. Это...
   Дженни задохнулась, когда рука Ройса вдруг обвилась вокруг талии,  мягким
ласковым жестом легла на грудь, поразив ее и лишив дара речи. Она не  успела
опомниться, как он приложился щекою к ее виску и сказал прямо в ухо хриплым,
до странности нежным шепотом:
   - Хватит, Дженнифер. Довольно.
   Другая рука обхватила за пояс,  потянула  назад.  Прижатая  к  его  телу,
ощущая ласкающую ладонь на груди, чувствуя, как ее окутывает вновь исходящая
от него сила, Дженни беспомощно  угнездилась  в  неожиданном  уюте  убежища,
предложенного им в  тот  момент,  когда  перед  нею  маячило  ужасное  своей
неизвестностью и жестокостью будущее.
   Оцепенев, она чуть расслабилась, прижимаясь к нему, в тот же миг рука его
напряглась, стискивая ее крепче, другая, поглаживавшая одну грудь,  поползла
в сторону и мягко накрыла вторую. Небритый  подбородок  легонько  потерся  о
висок, Ройс повернул  голову,  приложил  теплые  губы  к  щеке,  ладонь  его
медленно, нежно, безостановочно скользила по грудям, рука, обнимавшая талию,
плотно удерживала Дженни. Стоя перед будущим, где не было ничего, кроме  бед
и  страха,  она  закрыла  глаза,  стараясь  сдержать  опасе