Тут
нужен тонкий подход. Я просто зашла повидать старого приятеля. Никаких
других поводов. Хорошо.
  Я открыла наружную дверь и постучала. Тишина. Никакого движения. Ничего. Я
подняла руку, чтобы постучать еще, но заколебалась. Может, Эвансу,
наконец, удалось уснуть? В первый раз с тех пор, как мы познакомились,
удалось по-настоящему уснуть ночью. Черт бы его побрал. Я все еще стояла с
поднятой рукой, когда вдруг почувствовала, что он на меня смотрит.
  Я взглянула на небольшое окошко в двери. Из-за занавески выглянул край
бледной физиономии. Синий глаз Эванса моргнул.
  Я помахала рукой.
  Лицо исчезло. Щелкнул замок, и дверь отворилась. Эванса не было видно, и я
вошла в открытую дверь. Эванс стоял за ней. Прятался.
  Эванс закрыл дверь, прислонившись к ней спиной. Он дышал мелко и часто,
как после долгого бега. Его спутанные соломенные волосы рассыпались по
темно-синему купальному халату, на щеках и на подбородке - рыжая щетина.
  - Как дела, Эванс?
  Зрачки у него были расширены. Неужели он подсел на какую-то гадость?
  - Эванс, ты в порядке? - Когда сомневаешься, измени формулировку.
  Он кивнул.
  - Что тебе нужно? - Голос у него был хриплым.
  Я подумала, что он вряд ли поверит, будто я просто проходила мимо. Можете
назвать это интуицией.
  - Мне нужна твоя помощь.
  Он покачают головой:
  - Нет.
  - Ты даже не знаешь, в чем дело.
  Он опять покачал головой:
  - Не имеет значения.
  - Можно мне сесть? - спросила я. Если не подействовала прямота, может,
подействует вежливость?
  Он кивнул:
  - Конечно.
  Я обвела взглядом крошечную гостиную. Нет сомнений, что где-то под
газетами, бумажными тарелками и старой одеждой имеется кушетка. На
кофейном столике стояла коробка с окаменевшей пиццей. Запах в комнате был
несвежий.
  Психанет ли он, если я что-нибудь переставлю? Смогу ли я усидеть на груде
барахла, под которым, предположительно, есть кушетка? Я решила
попробовать. Ради того, чтобы уговорить Эванса, я готова была сесть на
заплесневелую пиццу.
  Я взгромоздилась на кучу газет. Под ней определенно чувствовалось что-то
большое и твердое. Возможно, кушетка.
  - Можно мне чашечку кофе?
  Он в третий раз покачал головой:
  - Нет чистых чашек.
  В это я могла поверить. Эванс все еще жался к двери, будто боялся подойти
ко мне ближе. Он не вынимал рук из карманов халата.
  - Мы можем просто поговорить? - спросила я.
  Он в четвертый раз покачал головой. Я не выдержала и сделала то же самое.
Эванс нахмурился. Может быть, в доме есть кто-то еще?
  - Что тебе нужно? - снова спросил он.
  - Я же сказала - чтобы ты мне помог.
  - Я больше этим не занимаюсь.
  - Чем именно?
  - Ты знаешь.
  - Нет, Эванс, я не знаю. Скажи мне.
  - Я больше не касаюсь вещей.
  Я моргнула. Было что-то странное в том, как он это сказал. Я обвела
взглядом грязные блюдца, разбросанную одежду. Все действительно выглядело
так, словно к этому хламу давно уже не прикасалась человеческая рука.
  - Эванс, покажи мне свои руки.
  Он покачал головой. На сей раз я не стала его передразнивать.
  - Эванс, покажи руки.
  - Нет. - Он сказал это громко и ясно.
  Я встала и начала медленно подходить к нему. Он вжался в угол между
входной дверью и дверью в ванную.
  - Покажи руки.
  Из глаз его хлынули слезы. Он моргнул, и слезы покатились по щекам.
  - Оставь меня в покое, - взмолился он.
  У меня сжалось сердце. Что он натворил? Господи, что он сделал с собой?
  - Эванс, или ты покажешь мне руки добровольно, или я заставлю тебя это
сделать. - Я боролась с желанием коснуться его плеча, но я не могла
позволить себе проявить мягкость.
  Он заплакал сильнее и даже начал поскуливать. Потом медленно вытянул левую
руку из кармана. Она была бледной, костлявой, но целой. Я вдохнула полной
грудью. Благодарю тебя, Господи.
  - А ты что подумала? - спросил Эванс.
  Теперь пришла моя очередь качать головой.
  - Лучше не спрашивай.
  Он посмотрел на меня - наконец-то осмысленным взглядом. Я все-таки
завладела его вниманием.
  - Я не настолько чокнутый.
  Я хотела сказать, что никогда и не думала, что он настолько чокнутый, но
на самом деле именно это я и подумала. Подумала, что он отрезал себе кисти
рук, чтобы никогда уже ничего не касаться. Боже, это безумие. И я пришла
просить его помочь мне в деле об убийстве. Кто из нас больше безумен? Не
надо, не отвечайте.
  Эванс склонил голову набок.
  - Зачем ты пришла, Анита? - Слезы еще не просохли у него на лице, но голос
был спокойным и будничным.
  - Мне нужна твоя помощь. Речь идет об убийстве.
  - Я больше этим не занимаюсь. Я же тебе сказал.
  - А еще ты однажды сказал, что не можешь не видеть видений. Ясновидение -
не та вещь, которую можно просто взять и выбросить.
  - Именно поэтому я никуда не хожу. Если я сижу дома, я никого не вижу. И
меня не посещают видения.
  - Не верю, - сказала я.
  Он вынул из кармана белоснежный носовой платок и обернул его вокруг
дверной ручки.
  - Уходи.
  - Сегодня я видела трехлетнего мальчика. Он был съеден заживо.
  Он прижался лбом к двери.
  - Прошу тебя, не надо.
  - Я знаю других ясновидцев, Эванс, но никто из них не добивался таких
успехов, как ты. Мне нужен лучший. Мне нужен ты.
  - Не надо, - глухо повторил он.
  Я должна была уйти, оставить его, сделать то, что он мне велел, - но я не
сделала этого. Я стояла у него за спиной и ждала. Давай, старый приятель,
давай, старина, рискни рассудком ради меня. В эту минуту я была
безжалостным аниматором. Я не чувствовала ни малейшей вины. Цель
оправдывает средства. Хорошо же.
  Но в данном случае это было действительно так.
  - Если не положить этому конец, умрут еще люди, - сказала я.
  - Мне нет до этого дела, - сказал он.
  - Ты врешь.
  Он убрал носовой платок обратно в карман и потоптался на месте.
  - Маленький мальчик - ты не обманываешь меня, Анита?
  - Я не стала бы тебе лгать.
  Эванс кивнул:
  - Да, да. - Он провел языком по губам. - Дай мне то, что ты принесла.
  Я достала пакетики и открыла тот, в котором лежал кусочек надгробия. С
чего-то же надо начать.
  Эванс не стал спрашивать, что это такое. Это было бы жульничество. Если бы
мне не нужно было оказать на него давление, я бы даже о мальчике не
упомянула. Но чувство вины - отличный рычаг.
  Его рука дрогнула, когда я положила самый крупный кусок мрамора ему в
ладонь. Я старательно избегала касаться Эванса. Не хочу, чтобы он проник в
мои тайны. Это может его отпугнуть.
  Эванс сжал камень в кулаке. По спине его пробежала дрожь. Он дернулся,
глаза его закрылись. И он погрузился в видения.
  - Кладбище, могила. - Он слегка повернул голову, словно к чему-то
прислушиваясь. - Высокая трава. Жарко. Кровь, он стирает с надгробия кровь.
  Эванс обвел комнату закрытыми глазами. Интересно, увидел бы он свое
жилище, если бы его глаза были открыты?
  - Откуда кровь? - резко спросил Эванс. Предполагалось, что я должна
отвечать? - Нет, нет! - Он отпрянул и стукнулся спиной о дверь. - Крик,
крик, женский крик! Нет, нет! - Внезапно глаза его широко раскрылись. Он
отшвырнул кусок мрамора. - Они убили ее, убили! - Эванс прижал к глазам
кулаки. - О Боже, они перерезали ей горло!
  - Кто "они"?
  Он покачал головой, не отрывая рук от лица.
  - Не знаю.
  - Эванс, что ты увидел?
  - Кровь. - Он посмотрел на меня из-под кулаков. - Всюду кровь. Они
перерезали ей горло. И размазали кровь по надгробной плите.
  У меня было еще два пакетика. Отважусь ли я попросить? Что ж, попытка не
пытка. Разве не так?
  - У меня есть еще две вещи, которых надо коснуться.
  - Нет, черт побери! - крикнул он и попятился от меня к короткому коридору,
ведущему в спальню. - Уходи! Уходи! Убирайся к дьяволу из моего дома. Сей
час же!
  - Эванс, что еще ты увидел?
  - Уходи!
  - Опиши эту женщину. Хоть какие-то детали. Помоги же мне, Эванс!
  Он тяжело опустился на пол.
  - Браслет. У нее был браслет на левом запястье. На нем болтались какие-то
талисманы - сердечко, лук со стрелами, нотные знаки. - Он уткнулся головой
в колени. - Теперь уходи.
  Я хотела сказать "спасибо", но это было бы неуместно. Я поискала обломок,
который отшвырнул Эванс, и нашла его в кофейной чашке, покрытой зеленой
плесенью. Я вынула камень из чашки, вытерла его о валявшиеся на полу
джинсы, положила в пакетик и убрала его в задний карман.
  Я оглядела комнату. Мне не хотелось оставлять Эванса в такой грязи; а
может быть, я просто чувствовала себя виноватой из-за того, что обошлась с
ним жестоко. Может быть.
  - Спасибо, Эванс. - Он даже не взглянул на меня. - Если я вызову к тебе
уборщицу, ты ее впустишь?
  - Я не хочу, чтобы кто-то входил в мой дом.
  - "Аниматор Инкорпорейтед" оплатила бы счет. Мы в долгу у тебя за
сегодняшнее.
  Он поднял голову. Гнев, чистый гнев - вот все, что было в его глазах.
  - Эванс, не надо отказываться от помощи. Ты убиваешь себя.
  - Убирайся. К черту. Из моего. Дома. - Каждое слово было таким горячим,
что обжигало. Я никогда не видела Эванса в гневе. В испуге - да, но не в
гневе. Что я могла сказать? Это был его дом.
  Я вышла. И, стоя на шатком пандусе, услышала, как щелкнул замок у меня за
спиной. Я получила то, что мне было нужно, - информацию. Так почему я
чувствую себя так мерзко? Потому что я издевалась над серьезно больным
человеком. Ладно, ничего не поделаешь. Вина, вина, вина.
  Перед моими глазами возникла пропитанная кровью простыня и позвоночник
миссис Рейнольдс, влажно поблескивающий в солнечном свете.
  Я села в машину. Если насилие над Эвансом поможет спасти хотя бы одну
семью, средства будут оправданы. Ради того, чтобы больше никогда не видеть
трехлетнего мальчика с вырванными внутренностями, я готова была избить
Эванса резиновой дубинкой. Или дать ему избить себя.
  Если вдуматься, разве не это мы только что сделали?

  16

  Во сне я снова была маленькой девочкой. Машина стояла на том месте, где
она столкнулась с другим автомобилем. Она была похожа на смятый кусок
фольги. Дверца была открыта. Я ползала по знакомой обивке - такой светлой,
что она казалась почти белой. На сиденье было темное пятно. Не такое уж
большое. Я осторожно дотронулась до него.
  Мои пальцы окрасились красным. Впервые я видела кровь. Ветровое стекло
было все в паутине трещин и выдавлено наружу в том месте, где моя мать
ударилась об него лицом. Она сумела открыть дверцу и выбраться из машины.
Она умерла на обочине. Именно поэтому на сиденье было так мало крови.
  Я посмотрела на свежую кровь на своих пальцах. В реальной жизни кровь уже
высохла, оста„тесь просто пятно. Но в моих снах кровь всегда была свежей.
  В этот раз в моем сне присутствовал еще и запах. Запах гниющей плоти. Это
было неправильно. Я видела сон и понимала, что это сон. И запах не мог
быть его частью. Запах был настоящим.
  Я мгновенно проснулась и уставилась в темноту. Сердце забилось у самого
горла. Моя рука нашарила браунинг в изголовье кровати. Он был твердый,
надежный, и прикосновение к нему вселяло уверенность. Я села в кровати,
привалившись к спинке и держа пистолет у груди, как чайную чашку.
  Через узкую щель между занавесками пролился лунный свет и высветил
человеческую фигуру. Ночной гость, казалось, даже не заметил ни того, что
я проснулась, ни моего пистолета. Он зашаркал по ковру, наткнулся на мою
коллекцию игрушечных пингвинов - светлый ручеек на полу у окна - и
опрокинул несколько штук, будто не был способен перешагнуть через них. Мой
визитер пробирался через пушистых пингвинов, загребая ногами, словно шел
по воде.
  Свободной рукой я дотянулась до лампы возле кровати. После темноты ее свет
меня ослепил. Я замигала, отчаянно желая, чтобы мои глаза поскорее
привыкли к свету. Наконец они привыкли, и я увидела, что это зомби.
  При жизни он был крупный мужчина. Плечи шириной с амбарную дверь, огромные
ручищи - гора мускулов, одним словом. Левый глаз высох и сморщился. Правый
смотрел на меня. В этом взгляде не было ни волнения, ни нетерпения, ни
жестокости - одна пустота. Пустота, которую Доминга Сальвадор наполнила
целью. "Убей", - приказала она. В этом я ни на йоту не сомневалась.
  Это был ее зомби. Я не могла отправить его обратно. Я не могла приказать
ему сделать что-то другое, пока он не выполнит приказа Доминги. Прикончив
меня, он станет покладистым, как дохлый щенок. Но не раньше.
  Я не собиралась этого дожидаться.
  Браунинг был заряжен разрывными пулями с серебряным покрытием. Этими
пулями можно убить человека, попав в любую точку груди: отверстие будет
слишком большим, чтобы выжить. Но дыра в груди для зомби не помеха. Он
будет продолжать двигаться, с сердцем или без сердца. Зато разрывная пуля
способна оторвать человеку руку или ногу. Мгновенная ампутация. Если,
конечно, попасть в нужное место.
  Зомби, казалось, никуда не спешил. Он пробирался через рассыпавшиеся
игрушки с целеустремленностью мертвеца. Зомби, не отличаются особенной
силой. Зато они могут использовать всю силу без остатка; они ее не
экономят. Практически любой человек раз в жизни способен на
сверхчеловеческое усилие. Мускулы лопнут, сухожилия порвутся, позвонки
треснут, но машину вы поднимете. Только ингибиторы в мозгу оберегают нас
от саморазрушения. У зомби нет ингибиторов. Труп может буквально разорвать
меня на части, при этом разрываясь на части сам. Но если бы Доминга
действительно хотела меня убить, она послала бы менее разложившийся труп.
Этот уже настолько испорчен, что, пока он возится, я могу успеть выскочить
за дверь и запереть ее с другой стороны. Может быть. А дальше что?
  Я взяла пистолет как полагается, в обе руки, и спустила курок. В маленькой
комнате выстрел был оглушительно громким. Зомби дернулся, покачнулся. Его
правая рука отлетела вместе с ошметками плоти и кусками костей. Ни капли
крови: он был мертв слишком давно.
  Зомби не остановился.
  Я навела пистолет на другую руку. Задержите дыхание, улыбни-итесь. Я
целилась в локоть. И попала, куда хотела. Две руки, упавшие на пол,
извиваясь, ползли к кровати. Я могла разметать его на кусочки, и каждый
кусочек стремился бы прикончить меня.
  Правое колено. Я не отстрелила ногу совсем, но зомби все равно накренился
и повалился набок. Он перекатился на живот и пополз ко мне, подталкивая
себя оставшейся ногой. Из раздробленного колена сочилась какая-то темная
жидкость. Запах был омерзительный.
  Я нервно сглотнула, чувствуя сухость во рту. О Боже. Потом вылезла из
кровати и начала обходить комнату, чтобы оказаться позади зомби. Он сразу
понял, что я задумала, и попытался развернуться, помогая себе уцелевшей
ногой. Руки сделали это быстрее, цепляясь пальцами за ковер. Я выстрелила
и отстрелила зомби вторую ногу, когда он уже был меньше чем в двух футах
от меня. Куски гниющего мяса забрызгали моих пингвинов. Вот черт.
  Руки были уже рядом с моими голыми ногами. Еще двумя выстрелами я разнесла
им кисти, но лишенные пальцев обрубки все равно извивались и шлепали по
ковру. Они все еще пытались добраться до цели.
  Я уловила шорох и легкое движение в темной гостиной. Я стояла спиной к
открытой двери. И, поворачиваясь, уже понимала, что слишком поздно.
  Сильные руки схватили меня и прижали к очень жесткой груди. Грубые пальцы
вцепились мне в правую руку, лишив возможности применить пистолет. Острые
зубы впились в плечо. Я заорала.
  Мое лицо и ствол пистолета оказались прижатыми к плечу зомби. Пальцы
стискивали мне руку, пытаясь ее сломать. Зубы рвали мое плечо, но, слава
Богу, это были не клыки. Обычные человеческие зубы. Чертовски больно, но
все пройдет, если мне удастся выжить.
  Я запрокинула голову и надавила курок. Пуля качнула зомби назад. Левая
рука отвалилась от плеча. Я вырвалась и отскочила. Оторванная рука
продолжала цепляться за мое предплечье.
  Стоя в дверях спальни, я рассмотрела того, кто чуть было меня не убил.
Когда-то это был белый мужчина, приблизительно шести футов ростом,
сложенный, как футболист. Свежий, только что с грядки. Из раздробленного
плеча текла кровь. Пальцы оторванной руки держались крепко, и хотя они не
могли сломать мне руку, стряхнуть их я тоже не могла. У меня не было
времени.
  Зомби бросился вперед, пытаясь схватить меня оставшейся рукой. Но теперь я
могла спокойно взять пистолет обеими руками. Оторванная рука старалась мне
помешать, как будто мозг зомби все еще управлял ею. Я быстро выстрелила
два раза. Зомби споткнулся, его левая нога подвернулась - но поздно. Он
был слишком близко. Упав, он придавил меня своим телом.
  Мы рухнули на пол, но я успела поднять руки, что бы они остались
свободными. Я не могла столкнуть с себя зомби, и мне оставалось только
стрелять. Кровь блестела у него на губах. Я выстрелила, плотно зажмурив
глаза. Не столько потому, что не хотела на это смотреть, но в основном,
чтобы уберечь глаза от осколков черепа.
  Когда я открыла их, голова зомби исчезла - за исключением нижней челюсти и
шейного позвонка. Уцелевшая рука тянулась к моему горлу. Вторая рука,
которая все еще цеплялась за мое предплечье, пыталась помочь телу. Я не
могла стрелять по рукам: угол был неподходящий.
  Я услышала, как сзади подползает что-то тяжелое, и, рискуя вывихнуть шею,
повернула голову, чтобы взглянуть. Это был первый зомби. Его рот -
единственное оружие, которое у него осталось - был широко раскрыт.
  Заорав, я повернулась обратно к зомби, который лежал на мне. Уцелевшая
рука трепетала возле моего горла. Я оттащила ее и приложила к оторванной
руке. Она схватила ее. Без головы зомби уже не так хорошо соображал.
Пальцы оторванной руки отпустили мое предплечье. По ней пробежала дрожь, а
в следующее мгновение она лопнула, как перезрелая дыня, выпустив фонтан
крови. Зомби раздавил собственную руку.
  Первый зомби, судя по звукам, был уже рядом.
  - Боже! - взмолилась я.
  - Полиция! Выходите с поднятыми руками! - раздался громкий голос в
прихожей.
  К черту хладнокровие и самообладание.
  - Помогите!
  - Мисс, что тут у вас происходит?
  Первый зомби копошился справа. Я вывернула шею и оказалась с ним почти нос
к носу. Я ткнула браунинг в его открытую пасть. Зубы сомкнулись на стволе
пистолета, и я нажала курок.
  В темном дверном проеме возник полицейский. Из моего угла он казался
огромным. Вьющиеся каштановые волосы, уже начинающие седеть, усы, в руке
пистолет.
  - Господи Иисусе! - воскликнул он.
  Второй зомби отпустил свою раздавленную руку и снова потянулся ко мне.
Полицейский схватил его за пояс и приподнял.
  - Убери ее отсюда, - сказал он своему напарнику.
  Тот двинулся ко мне, но я не стала дожидаться. Я выбралась из-под зомби и
на четвереньках помчалась в гостиную. Дважды меня не надо было об этом
просить. Второй полицейский поставил меня на ноги. Он поднял меня за
правую руку, в которой был браунинг.
  Обычно полицейские первым делом отнимают оружие. Трудно бывает с первого
взгляда сказать, кто тут плохой парень. Если у тебя в руках пистолет, ты
уже плохой парень, пока не доказано обратное. Презумпция невиновности тут
не действует.
  Он вынул пистолет из моих пальцев. Я не сопротивлялась. У меня уже был
кое-какой опыт.
  За спиной у меня грохнул выстрел. Я подпрыгнула, и полицейский тоже. Он
был примерно моего возраста - правда, в этот момент я чувствовала себя
тысячелетней старухой. Мы повернулись и увидели, что первый по лицейский
палит по зомби, который вырвался от него. Зомби был уже изрешечен пулями,
но не сдавался.
  - Не стой как пень, Брэди! - крикнул первый полицейский. Его напарник
вытащил пистолет и сделал шаг к спальне. Но, оглянувшись на меня,
остановился.
  - Помоги ему, - сказала я.
  Он кивнул и тоже начал стрелять в зомби. Выстрелы грохотали, как гром. У
меня уже звенело в ушах; я задыхалась от порохового дыма. Стены украсились
дырками от пуль. Зомби продолжал наступать. Они его только раззадорили.
  Беда полиции в том, что они не имеют права использовать посеребренные
разрывные пули. Как правило, полицейские не сталкиваются со
сверхъестественным так часто, как я. В основном они гоняются за простым