Наверное, уже наступил
рассвет. Такое ждущее безмолвие, которое наступает в зданиях, когда люди
расходятся по домам. Как будто, когда мы уходим, дома начинают жить своей
жизнью, если только мы оставляем их с миром. Я потрясла головой и
постаралась сосредоточиться. Что-нибудь почувствовать. Мне хотелось только
одного - добраться до дому и заснуть. И молиться, чтобы не видеть снов.
  На двери был приклеен листок:
  "Ваше оружие за баром. Мастер привезла и его. Роберт".
  Я засунула на место оба пистолета и ножи. Того, которым я ткнула Винтера и
Обри, не было. Винтер умер? Может быть. Обри мертв? Надеюсь. Обычно, чтобы
выжить после удара в сердце, нужно быть мастером вампиров, но с ходячим
трупом со стажем пятьсот лет я еще этого удара не пробовала. Если они
вынули нож, он мог оказаться достаточно силен, чтобы выжить. Надо
позвонить Кэтрин. Да, но что ей сказать? Уезжай из города, за тобой
охотится вампир. Вряд ли она поверит. Блин.
  Я вышла в неяркий белый свет утра. Улица была пуста, ее омывал легкий
летний ветерок. Жара еще не поднялась. Было почти прохладно. Где моя
машина? Шаги я услышала на секунду раньше слов:
  - Не двигайся. Ты у меня на мушке.
  Я без приглашения заложила руки за голову.
  - Доброе утро, Эдуард.
  - Доброе утро, Анита, - ответил он. - Пожалуйста, стой совершенно
неподвижно.
  Он подошел ко мне, приставив пистолет к позвоночнику. Быстро обшарил меня
с головы до ног. Эдуард всегда исключает случайности, именно поэтому он
еще жив. Отступив на шаг, он сказал:
  - Теперь можешь повернуться.
  Мой "файрстар" был заткнут за его ремень, браунинг болтался в левой руке.
Что он сделал с ножами - не знаю.
  Он улыбнулся очаровательной мальчишеской улыбкой, твердо держа пистолет
направленным в мою грудь.
  - Хватит прятаться, Анита. Где Николаос? - спросил он.
  Я сделала глубокий вдох и полный выдох. Подумала было обвинить его в
убийствах вампиров, но момент не казался подходящим. Может быть, потом,
когда он не будет держать меня на мушке.
  - Можно мне опустить руки? - спросила я.
  Он слегка кивнул.
  Я медленно опустила руки.
  - Хочу внести ясность. Эдуард Я дам тебе информацию, но не потому, что
тебя боюсь. Я хочу ее смерти. И хочу в этом участвовать.
  Он улыбнулся еще шире, сверкнув главами от радости.
  - Что случилось этой ночью?
  Я посмотрела вниз на тротуар, потом подняла взгляд. Глядя в упор в его
голубые глаза, я сказала:
  - Она убила Филиппа.
  Он очень внимательно смотрел в мое лицо.
  - Говори дальше.
  - Она укусила меня. Думаю, она хочет сделать из меня личного слугу.
  Он спрятал пистолет в кобуру и подошел ко мне. Повернув мою голову в
сторону, он рассмотрел рану.
  - Тебе надо вычистить укус. Это будет чертовски больно.
  - Знаю. Ты мне поможешь?
  - Конечно. - Улыбка его чуть погасла. - Вот я пришел, чтобы причинить тебе
боль в обмен на информацию. А теперь ты сама просишь налить тебе кислоту в
рану.
  - Святую воду.
  - Ощущение одинаковое, - возразил он.
  К сожалению, он был прав.

  41

  Я сидела, прижавшись спиной к холодной эмали ванны. Спереди и сбоку ко мне
прилипла мокрая блузка. Эдуард стоял возле меня на коленях, держа в руке
полупустую бутылку святой воды. Это была уже третья. А стошнило меня
только один раз. Похвально.
  Мы начали с того, что я села на край водостока. Но долго не высидела. Я
дергалась, вопила и хныкала. Я называла Эдуарда сукиным сыном. Он на меня
за это зла не держал.
  - Как ты себя чувствуешь? - спросил он с абсолютно бесстрастным лицом.
  Я полыхнула на него сердитым взглядом:
  - Как будто мне в горло впихнули раскаленный нож.
  - Я в том смысле, что не хочешь ли ты прерваться и отдохнуть?
  Я набрала побольше воздуху.
  - Нет. Я хочу ее очистить, Эдуард. Полностью.
  Он покачал головой, почти улыбаясь.
  - Ты же знаешь, обычно эта процедура занимает несколько дней.
  - Да, - ответила я.
  - Но ты хочешь сделать все за один марафонский сеанс?
  Глаза его смотрели ровно, будто вопрос был гораздо более важен, чем
казался.
  Я отвернулась от его испытующего взгляда. Как раз сейчас я не хотела,
чтобы на меня смотрели.
  - У меня нет этих дней. Мне нужно очистить эту рану до заката.
  - Потому что Николаос придет к тебе снова, - сказал он.
  - Да.
  - И если не очистить первую рану, у нее будет над тобой власть.
  Я снова сделала глубокий вдох, хотя и прерывистый.
  - Да.
  - Даже если мы очистим рану, она все равно сможет тебя призвать. Если она
так сильна, как ты говоришь.
  - Она даже еще сильнее. - Я обтерла руки о джинсы.
  - Ты думаешь, Николаос сможет повернуть меня против тебя, даже если мы
очистим рану?
  Я посмотрела на него, надеясь, что смогу прочесть выражение его лица.
  Он смотрел на меня сверху.
  - Мы, вампироборцы, иногда рискуем.
  - Ты не сказал "нет", - заметила я.
  Он чуть заметно улыбнулся.
  - "Да" я тоже не сказал.
  Отлично. Эдуард тоже не знает.
  - Давай лей еще, пока я не потеряла присутствия духа.
  Тут он улыбнулся, сверкнув глазами.
  - Его ты никогда не потеряешь. Жизнь - возможно, присутствия духа -
никогда.
  Это был комплимент, и так он и был задуман.
  - Спасибо.
  Он положил руку мне на плечо, и я отвернулась. Сердце колотилось в горле,
в голове отдавался пульс. Я хотела бежать, вырваться, завопить, но должна
была сидеть и дать ему делать мне больно. Терпеть этого не могу. В детстве
мне можно было сделать укол только вдвоем. Один держал шприц, а другой -
меня.
  Теперь я держала себя сама. Если Николаос укусит меня второй раз, я
наверняка сделаю все, что она захочет. Даже убью. Я уже видела такое, а
тот вампир был детской игрушкой по сравнению с мастером.
  Вода полилась на кожу и попала в укус, как расплавленное золото, пропуская
боль от ожога через все тело. Она разъедала кожу и кости. Убивала.
Уничтожала.
  Я взвизгнула. Не могла удержаться. Слишком сильная боль. Убежать нельзя.
Приходится вопить.
  Я лежала па полу, прижимаясь щекой к прохладе пола, дыша короткими,
голодными вдохами.
  - Дыши медленнее, Анита. У тебя гипервентиляция. Дыши легко и медленно,
или ты потеряешь сознание.
  Я открыла рот и сделала глубокий вдох. Воздух обдирал и жег горло. Я
закашлялась. В голове было пусто и слегка тошнило, когда я смогла вдохнуть
снова, но я не отключилась. Тысяча очков в мою пользу.
  Эдуарду пришлось почти лечь на пол, чтобы приблизить свое лицо к моему.
  - Ты меня слышишь?
  - Да, - смогла выговорить я.
  - Отлично. Сейчас я попробую приложить к укусу крест. Ты согласна или
считаешь, что это слишком рано?
  Если он недостаточно очистил рану святой водой, крест меня обожжет, и
останется свежий шрам. Я уже и так проявила храбрости куда больше, чем
требовал долг. Больше играть в эту игру мне не хотелось. Я открыла рот,
чтобы сказать "нет", и произнесла:
  - Давай.
  А, черт. Кажется, я опять проявляю храбрость.
  Цепочка шелестела и позвякивала в руках Эдуарда.
  - Ты готова?
  - Нет!
  - Да давай же, черт тебя дери!
  Он так и сделал. Крест прижался к моей коже, холодный металл, без ожога,
без дыма, без шипения плоти, без боли. Я была чиста - по крайней мере, как
до укуса.
  Он держал распятие перед моим лицом. Я схватила его и сжала, пока не
задрожала рука. Это не заняло много времени. Из глаз у меня выступили
слезы. Я не плакала. Это просто от изнеможения.
  - Можешь сесть? - спросил он.
  Я кивнула и заставила себя сесть, прислоняясь к ванне.
  - Встать можешь? - спросил он.
  Я подумала и решила, что нет. Тело ломило дрожью, слабостью, тошнотой.
  - Только с твоей помощью.
  Он присел возле меня, подложил руку мне под плечи, другую под колени и
поднял. Одним плавным и легким движением.
  - Поставь меня, - сказала я.
  - Что?
  - Я не ребенок. Не хочу, чтобы меня носили.
  Он громко выдохнул и сказал:
  - О'кей.
  Поставив мои ноги на пол, он меня отпустил. Я привалилась к стене и
съехала на пол. Снова слезы, черт бы их побрал. Я сидела на полу и плакала
от слабости, не в силах добраться от собственной ванной до кровати. О
Господи.
  Эдуард стоял тут же с лицом бесстрастным и непроницаемым, как у кота.
  Но голос у меня уже был нормален, без примеси слез.
  - Терпеть не могу быть беспомощной. Ненавижу!
  - Из всех, кого я знаю, ты менее всех беспомощна, - сказал Эдуард, снова
опускаясь рядом со мной. Он закинул мою правую руку себе на плечи, держа
за запястье. Другой рукой он обнял меня за талию. От разницы в росте это
вышло несколько неуклюже, но он сумел создать у меня иллюзию, что до
кровати я добралась на своих ногах.
  У стены стояли игрушечные пингвины. Эдуард ничего о них не сказал. Раз он
про это не говорит, я тоже не буду. Кто знает, может быть, Смерть спит с
плюшевым медвежонком?
  Нет, вряд ли.
  Тяжелые шторы были закрыты, создавая в комнате полумрак.
  - Отдыхай: Я встану на часах и прослежу, чтобы никакие буки тебя не
тревожили.
  Я поверила.
  Эдуард принес из гостиной белое кресло и сел у стены возле двери. Кобуру
он снова надел на плечо, пистолет был в руке наготове. Еще раньше он
принес из машины спортивную сумку и сейчас вытащил из нее что-то вроде
миниатюрного пулемета. Я в них ничего не понимаю; кажется, это был узи.
  - Что это за автомат? - спросила я.
  - Миниузи.
  Ну и как? Я угадала. Он вытащил магазин и показал мне, как его заряжать,
где предохранитель, все его преимущества - как будто хвастался новым
автомобилем. И сел в кресло с автоматом на коленях.
  Глаза у меня закрывались, но я успела сказать:
  - Только не перестреляй моих соседей, ладно?
  Тут он улыбнулся очаровательной мальчишеской улыбкой.
  - Спи, Анита.
  Я уже почти заснула, когда снова меня позвал его голос, тихий и далекий:
  - Где дневное убежище Николаос?
  Я открыла глаза, постаралась навести их на фокус. Он все так же неподвижно
сидел в кресле.
  - Эдуард, я устала, а не спятила.
  Его смех пузырился вокруг меня, когда я проваливалась в сон.

  42

  Жан-Клод сидел на резном троне. Он улыбнулся мне и протянул руку с
длинными пальцами.
  - Подойди, - велел он.
  Я была одета в длинное белое платье с кружевами. Никогда я еще не снилась
себе в таком виде. Я посмотрела на Жан-Клода. Такую одежду выбрал он, а не
я. Страх стянул мое горло.
  - Этот сон мой, - сказала я.
  Он вытянул обе руки и сказал:
  - Подойди.
  И я пошла к нему. Платье, шепча, шелестело по камням, несмолкаемый шелест.
Он мне действовал на нервы. Вдруг я оказалась перед Жан-Клодом и медленно
подняла к нему руки. Мне не следовало этого делать. Плохо, но я не могла
себя остановить.
  Его руки обернулись вокруг моих, и я встала перед ним на колени. Он поднес
мои руки к кружевам на своей сорочке, заставив мои пальцы зачерпнуть их в
горсть.
  Потом он положил свои руки поверх моих, крепко держа, и рванул свою
сорочку моими руками.
  У него была гладкая бледная грудь с линией черных курчавых волос
посередине. Они густели на плоском животе, неимоверно черные на белизне
его кожи. Крестообразный ожог сиял на этом совершенстве абсолютно
неуместно.
  Он одной рукой взял меня за подбородок, подняв мое лицо вверх. Другая рука
касалась груди чуть ниже правого соска. Он пустил кровь по бледной коже.
Она потекла по груди алой яркой струйкой.
  Я пыталась вырваться, но его пальцы стиснули мою челюсть, как тиски.
  - Нет! - крикнула я.
  И ударила его левой рукой. Он поймал меня за запястье. Я пыталась
вырваться, но он держал меня за челюсть и за руку, как бабочку на булавке.
Можешь трепыхаться, но не улетишь. Я села, заставляя его либо меня
задушить, либо опустить на пол. Он опустил.
  Я лягалась, во что только могла попасть. Обеими ногами ударила его в
колено. Вампиры чувствуют боль. Он отпустил мою челюсть так внезапно, что
я опрокинулась на спину. Схватив меня за запястья, он вздернул меня на
колени, зажав с боков ногами. Он сидел в кресле, держа меня коленями, и
руки на моих запястьях были как наручники. Комнату заполнил высокий
позванивающий смех. Сбоку стояла Николаос и глядела на нас.
  Смех ее отдавался эхом в комнате, все громче и громче, будто сошедшая с
ума музыка.
  Жан-Клод переложил обе мои руки в одну свою, и я не могла ему помешать.
Свободная рука погладила меня по щеке, по шее. У основания черепа его
пальцы стали тверже и начали тянуть меня.
  - Жан-Клод, пожалуйста, не надо!
  Он прижимал мое лицо все плотнее и плотнее к ране на своей груди. Я
сопротивлялась, но его пальцы вплавлялись в мой череп, становились его
частью.
  - НЕТ!
  Смех Николаос сменился словами.
  - Поскреби нас, аниматор, и ты увидишь, что мы одинаковые.
  - Жан-Клод! - кричала я.
  Голос его, бархатный, темный и теплый, скользил в мой разум.
  - Кровь от крови моей, плоть от плоти моей, два разума в едином теле, две
души, обвенчанные в одну.
  На одно яркое сверкающее мгновение я это увидела. Ощутила. Вечность с
Жан-Клодом. Его прикосновение... навеки. Его губы. Его кровь. Я моргнула и
увидела, что мои губы почти касаются раны на его груди.
  - Нет, Жан-Клод! Нет! - крикнула я. - Господи, помоги мне!
  Это я тоже крикнула.
  Темнота, и кто-то хватает меня за плечо. Я даже не успела подумать -
сработал инстинкт. Пистолет из-под подушки был уже у меня в руке.
  Чья-то рука схватила мою руку под подушкой, направляя пистолет в стену,
наваливаясь на меня.
  - Анита, Анита, это я, Эдуард. Взгляни на меня!
  Я заморгала, глядя на Эдуарда, который прижимал мои руки. Дыхание его
слегка участилось.
  Я посмотрела на пистолет у себя в руке и снова на Эдуарда. Он все еще
держал меня за руки. Вряд ли можно поставить это ему в вину.
  - Ты пришла в себя? - спросил он.
  Я кивнула.
  - Скажи что-нибудь, Анита.
  - У меня был кошмар.
  Он покачал головой.
  - Похоже на правду.
  Он медленно меня отпустил.
  Я сунула пистолет обратно в кобуру.
  - Кто такой Жан-Клод? - спросил он.
  - А что?
  - Ты называла его имя.
  Я провела по лбу рукой, и рука стала влажной от пота. Рубашка, в которой я
спала, и простыни тоже промокли. Эти кошмары начинали действовать мне на
нервы.
  - Который час?
  Слишком темно было в комнате, будто солнце уже зашло. Живот свело
судорогой. Если наступила темнота, у Кэтрин нет шансов выжить.
  - Не паникуй, это просто тучи. До сумерек еще четыре часа.
  Я перевела дыхание и пошла в ванную, пошатываясь. Плеснула холодной водой
на лицо и шею. Была я бледна, как привидение. Этот сон навел мне Жан-Клод
или Николаос? Если Николаос, значит ли это, что у нее есть надо мной
власть? Нет ответов. Ни на что нет ответов.
  Когда я вернулась, Эдуард снова сидел в кресле. Он смотрел на меня, как
мог бы смотреть на интересное насекомое ранее не известного ему вида.
  Не обращая на него внимания, я позвонила в офис Кэтрин.
  - Привет, Бетти, это Анита Блейк. Кэтрин у себя?
  - Здравствуйте, мисс Блейк. Я думала, вы знаете, что мисс Мейсон с
тринадцатого по двадцатое не будет в городе.
  Кэтрин мне говорила, но я забыла. Наконец-то хоть в чем-то повезло. Давно
пора.
  - Я совсем забыла, Бетти. Очень тебе благодарна. Куда больше, чем ты
можешь себе представить.
  - Рада была помочь. Мисс Мейсон наметила первую примерку свадебного платья
на двадцать третье.
  Это она сказала так, будто мне от этого должно было стать лучше. Не стало.
  - Я не забуду. Пока.
  - Всего вам наилучшего.
  Я повесила трубку и позвонила Ирвингу Гриз-волду. Он был репортером в
"Сент-Луис Диспетч". И еще он был вервольфом. Вервольф Ирвинг. Не очень
звучало, но что будет лучше? Вервольф Чарльз? Нет. Джастин, Оливер, Брент?
Никак.
  Ирвинг ответил после третьего гудка.
  - Это Анита Блейк.
  - Привет, что случилось?
  Голос у него был подозрительным, будто я звонила только тогда, когда мне
что-то было надо.
  - Ты знаешь кого-нибудь из крысолюдов?
  Он молчал почти слишком долго, потом спросил:
  - Что ты хочешь знать?
  - Не могу тебе сообщить.
  - Это значит, ты хочешь, чтобы я тебе помог, но репортажа мне из этого не
сделать?
  Я вздохнула:
  - Примерно так.
  - Так с чего мне тебе помогать?
  - Ирвинг, не утомляй. Ты от меня получил достаточно эксклюзивов. Моя
информация у тебя идет на первую полосу. Так что перестань меня огорчать.
  - Ты вроде сегодня не в духе?
  - Ты знаешь крысолюдов или нет?
  - Знаю.
  - Мне надо передать сообщение Царю Крыс.
  Он тихо присвистнул, что в телефоне прозвучало пронзительно.
  - Ничего себе просьба! Я могу тебе устроить встречу со знакомым
крысолюдом, но уж никак не с их царем.
  - Запиши сообщение для Царя Крыс. Карандаш есть?
  - Всегда со мной.
  - Вампиры меня не поймали, и я не сделала то, что они хотят.
  Ирвинг перечитал записку вслух. Когда я подтвердила, он сказал:
  - Ты связалась с вампирами и крысолюдами, а у меня не будет эксклюзива?
  - Этот материал никто не получит, Ирвинг. Слишком много там грязи.
  Он помолчал, потом сказал:
  - О'кей. Я постараюсь организовать встречу. Сегодня позже буду знать.
  - Спасибо, Ирвинг.
  - Поосторожнее, Блейк. Мне бы не хотелось терять такой источник информации
на первую полосу.
  - Мне тоже, - ответила я.
  Не успела я повесить трубку, как снова зазвонил телефон. Я взяла трубку,
не думая. В ответ на звонок снимаешь трубку - годами отработанный рефлекс.
И автоответчик был у меня не так давно, чтобы от этого отвыкнуть.
  - Анита, это Берт.
  - Привет, Берт, - спокойно сказала я.
  - Я знаю, что ты работаешь над делом вампиров, но у меня есть кое-что, что
может тебя заинтересовать.
  - Берт, у меня и так хлопот выше головы. Еще хоть что-то, и я уже не увижу
дня.
  Вы можете подумать, что после этого Берт спросил о моем самочувствии. О
том, как идут дела. Но не такой человек мой босс.
  - Сегодня звонил Томас Дженсен.
  Я выпрямилась.
  - Дженсен звонил?
  - Именно так.
  - Он собирается дать нам это сделать?
  - Не нам - тебе. Он специально спрашивал о тебе. Я пытался его уговорить
на кого-нибудь другого, но он уперся. И это должно быть сегодня ночью. Он
боится, что иначе сдрейфит. - Черт, - тихо сказала я.
  - Мне ему позвонить и отказаться или ты назначишь ему время?
  Почему всегда все бывает сразу? Один из риторических вопросов этой жизни.
  - Сегодня после полной темноты.
  - Узнаю мою девочку. Я знал, что ты меня не подведешь.
  - Я не твоя девочка, Берт. Сколько он тебе платит?
  - Тридцать тысяч долларов. Задаток в пять тысяч уже доставлен с нарочным.
  - Ты плохой человек, Берт.
  - Да, - сказал он, - и это здорово окупается.
  Он повесил трубку, не попрощавшись. Обаяшечка.
  Эдуард смотрел на меня во все глаза.
  - Ты только что взялась поднимать мертвого, сегодня ночью?
  - На самом деле укладывать мертвого на покой, но это так.
  - Подъем мертвых у тебя много отнимает?
  - Чего отнимает?
  Он пожал плечами:
  - Энергии, стойкости, силы.
  - Иногда.
  - А эта работа? Она вытягивает энергию?
  Я улыбнулась:
  - Да.
  Он покачал головой:
  - Ты не можешь позволить себе выдыхаться, Анита.
  - Я не выдохнусь, - сказала я. Потом задумалась, как объяснить это
Эдуарду. - Томас Дженсен потерял дочь двадцать лет назад. Семь лет назад
ее подняли для него в виде зомби. - И что?
  - Она покончила самоубийством. Никто тогда не знал, почему. Потом только
узнали, что мистер Дженсен довел ее сексуальными домогательствами и она
покончила с собой.
  - И он поднял ее из мертвых? - Эдуард скривился. - Не хочешь же ты
сказать...
  Я замахала руками, будто могла так стереть вдруг оживший образ.
  - Нет-нет, не это. Его грызла совесть, и он поднял ее, чтобы просить
прощения.
  - И?
  - И она его не простила.
  Он покачал головой:
  - Не понимаю.
  - Он поднял ее, чтобы все исправить, но она умерла, ненавидя его и
страшась его. Зомби его не прощала, и он не укладывал ее на покой. Ее
разум разрушался и тело тоже, и он держал при себе вроде как в наказание.
  - О Боже.
  - Ага, - сказала я. Потом подошла к шкафу и достала спортивную сумку.
Эдуард в своей сумке носил оружие, я носила принадлежности аниматора.
Иногда - снаряжение вампироборц