После
смерти уже не надо качаться штангой? Еще с порога слышался густой гул
голосов, смех, музыка. Густой бормочущий звук многолюдного тесного
помещения, где люди собрались оттянуться.
  Вампир стоял у двери совершенно неподвижно. И все же какое-то движение в
нем угадывалось, что-то живое - за неимением лучшего слова. Значит, он был
мертв не более двадцати лет. И сегодня он уже был сыт. Кожа у него была
здоровая и красноватая. И лицо чуть ли не розовощекое. Питание свежей
кровью идет на пользу.
  - Ты только пощупай эти мышцы! - сжала его руку Моника.
  Он улыбнулся, сверкнув клыками. Кэтрин ахнула. Он улыбнулся шире.
  - Бад мой старый друг, правда, Бад?
  Вампир Бад? Красиво звучит.
  Но он кивнул.
  - Заходи, Моника. Твой столик ждет.
  Столик? Откуда у Моники здесь такой вес? "Запретный плод" - одна из самых
горячих точек в Округе, и заказов на столики они не принимают.
  На двери висела большая табличка: "Ношение крестов, распятий и прочих
освященных предметов в помещении клуба не разрешается". Я прочла табличку
и прошла мимо. Совершенно не собиралась я отдавать свой крест.
  Нас окутал густой мелодичный голос:
  - Анита, как мило с вашей стороны к нам прийти!
  Голос принадлежал Жан-Клоду, владельцу клуба и вампиру в ранге мастера. И
вид у него был, какого ты и ожидаешь от вампира. Слегка вьющиеся волосы,
спадающие на пышные белые кружева старинной сорочки. Кружевные манжеты на
бледных руках с тонкими пальцами. Раскрытая сорочка чуть показывала
сухопарую грудь, обрамленную кружевным жабо. Мало кто из мужчин умеет
носить такие сорочки. На вампире этот наряд казался очень мужественным.
  - Вы знакомы? - удивилась Моника.
  - О да, - ответил Жан-Клод. - Мы с мисс Блейк уже встречались.
  - Я помогала полиции, когда они работали в Приречье.
  - Она у них по вампирам эксперт.
  Последнее слово прозвучало тихо, тепло и в чем-то неясно оскорбительно.
  Моника хихикнула. Кэтрин глядела на Жан-Клода широко раскрытыми невинными
глазами.
  Я коснулась ее руки, и она дернулась, будто проснулась. Я не стала
шептать, потому что он меня все равно бы услышал.
  - Очень важный элемент техники безопасности - никогда не гляди в глаза
вампира.
  Она кивнула. В ее лице мелькнула первая тень страха.
  - Я бы ни за что не стал вредить такой прекрасной молодой женщине.
  Он взял руку Кэтрин и поднес ко рту. Всего лишь касание губ. Кэтрин
вспыхнула.
  Монике он тоже поцеловал руку. Потом поглядел на меня и рассмеялся.
  - Не тревожьтесь, мой милый аниматор. Я не трону вас. Это было бы нечестно.
  Он встал со мной рядом. Я смотрела ему в грудь, не отрываясь. Там, в этих
кружевах, был почти не виден шрам от ожога. В форме креста. Сколько
десятилетий тому назад кто-то ткнул крестом в его плоть?
  - Как нечестно и то, что у вас с собой крест.
  Что я могла сказать? Он был прав по-своему.
  Обидно, что вампиру наплевать на предметы, имеющие форму креста. Крест
должен быть освящен и подкреплен верой. Атеист, машущий крестом на
вампира, - зрелище поистине достойное жалости.
  Мое имя, выдохнутое им, прошло дуновением по моей коже.
  - О чем вы думаете, Анита?
  Голос этот был такой чертовски успокаивающий. Мне захотелось поднять глаза
к лицу, произнесшему эти слова. Жан-Клод был заинтригован моим частичным
иммунитетом к нему. Этим - и еще ожогом в форме креста у меня на левой
руке. Этот шрам его интересовал. Каждый раз он изо всех сил пытался меня
очаровать, а я изо всех сил пыталась не обращать на него внимания. До сих
пор я выигрывала.
  - Раньше вы никогда не возражали, что я ношу крест.
  - Тогда вы здесь бывали при исполнении, сейчас - нет.
  Я глядела на его грудь и думала, такие ли эти кружева мягкие, как это
кажется. Вряд ли. - Вы настолько не уверены в собственных возможностях,
мой маленький аниматор? Вы верите, что ваша способность сопротивляться мне
заключена лишь в этом кусочке серебра у вас на шее?
  Я не поверила ему, но это все равно сработало. Жан-Клод признавал за собой
возраст двести пять лет. За два века вампир набирает много силы. Он
намекал, что я трусиха. Я ею не была.
  Я подняла руки расстегнуть цепочку. Он отступил от меня и повернулся
спиной. Крест с цепочкой скользнул мне в руку серебряным ручьем. Рядом
появилась блондинка, протянула мне корешок квитанции и взяла крест.
Прелестно - гардеробщица для освященных предметов.
  Без креста я ощутила себе раздетой. Я в нем спала и в душе мылась.
  Жан-Клод приблизился снова.
  - Против сегодняшнего спектакля вам не устоять, Анита. Кто-нибудь вас
покорит.
  - Нет, - ответила я.
  Но трудно отвечать решительно, глядя в грудь собеседнику. Чтобы изобразить
твердость, надо смотреть в глаза, но это сейчас было ни-ни.
  Он рассмеялся, и звук этот прошел у меня по коже, как касание меха. Теплое
и мягкое, хотя есть в нем что-то от смерти.
  - Тебе понравится, я это обещаю, - схватила меня под руку Моника.
  - Да, - добавил Жан-Клод. - Это будет ночь, которую вы никогда не забудете.
  - Это угроза?
  Он снова рассмеялся тем же ужасно теплым смехом.
  - Анита, здесь место радостей, а не насилия.
  Моника тянула меня за руку.
  - Пошли, представление сейчас начнется.
  - Представление? - спросила Кэтрин.
  Мне пришлось улыбнуться.
  - Приветствуем тебя в единственном в мире стрип-клубе вампиров, Кэтрин.
  - Ты шутишь!
  - Честное скаутское.
  Я обернулась на дверь - сама не знаю, зачем. Жан-Клод стоял совершенно
неподвижно, будто его там и не было. Потом он шевельнулся, поднял бледную
руку и послал мне воздушный поцелуй. Ночное представление началось.

  4

  Наш стол чуть не залезал на сцену. Зал был полон выпивки, смеха и деланных
воплей ужаса, когда официанты-вампиры обходили столы. И подводная струя
страха. Тот захватывающий ужас, который охватывает вас на американских
горках и фильмах ужасов. Безопасный ужас.
  Свет погас. По залу прокатились вскрикивания, высокие, возбужденные. На
миг воцарился настоящий страх. Из темноты донесся голос Жан-Клода:
  - Добро пожаловать в "Запретный плод"! Мы здесь, чтобы служить вам. Чтобы
воплотить ваши самые запретные мысли.
  Голос его был как шелковый шепот в глухой ночной час. Черт побери, он
отлично знал свое дело.
  - Случалось ли вам думать, каково было бы ощутить мое дыхание у себя на
коже? Губы мои, скользящие вдоль вашей шеи. Жесткое прикосновение зубов.
Сладкую, острую боль укола клыков. Сердце ваше бьется у моей груди. Кровь
ваша течет в мои жилы. Вы делитесь собой. Даете мне жизнь. И знаете, что я
буквально не могу жить без вас - всего вашего существа.
  Может быть, из-за интимности темноты, но я чувствовала, что он говорит
только для меня, мне одной. Я была для него избранной, особенной. Но это
была неправда. То же самое чувствовала каждая женщина в клубе. Все мы были
его избранницами. И в этом, наверное, было больше правды, чем в чем-нибудь
другом.
  - Наш первый джентльмен сегодня разделяет ваши фантазии. Он хотел узнать,
каковы на вкус сладчайшие из поцелуев. И он пришел сказать вам, что это
чудесно. - Он дал молчанию наполнить тьму, и оно длилось, пока стук моего
сердца не стал невыносимо громким. - Сегодня с нами Филипп!
  - Филипп! - шепнула Моника.
  Ахнула вся публика, как заклинание отовсюду неслось: "Филипп, Филипп..."
Звук поднимался из темноты, как молитва.
  Медленно стали зажигаться лампы, как когда кончается кино. В центре сцены
стоял человек. Торс его обнимала белая футболка. Не качок, но отлично
сложен. Ничего особенного. Кожаная куртка, джинсы в обтяжку и сапоги.
Такой мог войти прямо с улицы. Густые каштановые волосы заметали плечи. В
сумеречном молчании поплыла музыка. Человек задвигался ей в такт, медленно
вращая бедрами. Он стал выскальзывать из своей куртки, почти как в
замедленной съемке. В тихой музыке стал ощущаться пульс. И под этот пульс
двигалось, раскачиваясь, его тело. Куртка соскользнула на доски сцены. Он
минуту неподвижно смотрел на публику, давая нам увидеть то, на что было
посмотреть. Шрамы охватывали сгибы обеих рук, и кожа превратилась в валики
соединительной ткани.
  Я сглотнула комок в горле. Не знаю, что будет дальше, но ставлю что
угодно, что мне это не понравится.
  Он обеими руками откинул с лица длинные волосы. Раскачиваясь, двинулся по
краю сцены. Остановился около нашего стола, глядя вниз. И шея его была
похожа на руку наркомана.
  Мне пришлось отвести глаза. Эти аккуратные следы укусов, тонкие шрамы. Я
посмотрела и увидела, что Кэтрин пялится себе в колени. Моника подалась
вперед на стуле, приоткрыв рот.
  Он сильными пальцами схватил футболку и стал ее стягивать. Она сползла,
разрываясь по швам. Вопли публики. Его звали по имени. Он улыбался. Улыбка
была дразнящая, сияющая, сексуальная, как тающая во рту конфета.
  И на гладкой голой груди тоже были шрамы: белые, розовые, новые, старые. Я
только глазела с отвисшей челюстью.
  - О Боже! - шепнула Кэтрин.
  - Правда, он великолепен? - спросила Моника.
  Я поглядела на нее. Широкий воротник съехал, открыв две точечные ранки,
довольно старые, почти зажившие. Этого только не хватало.
  Музыка взорвалась адским ритмом. Филипп танцевал, вертясь и раскачиваясь,
вкладывая силу своего тела в каждое движение. У левой ключицы его
виднелась белая масса шрамов, неровных и мерзких. У меня перехватило
дыхание. Это вампир когда-то вцепился ему в ключицу, вгрызся, как пес в
кусок мяса. Я точно знала, потому что у меня есть такой же шрам. Много
таких же шрамов.
  Долларовые бумажки выросли в руках, как грибы после дождя. Моника мотала
долларом, как флагом. Мне не был нужен Филипп за нашим столом. Чтобы
Моника расслышала меня в этом грохоте, мне пришлось к ней наклониться.
  - Моника, пожалуйста, не надо его звать!
  Она только поворачивалась ко мне, а я знала, что уже поздно. Филипп
многошрамный уже смотрел на нас с края сцены, и я глядела в его очень
человеческие глаза.
  Видно было, как пульсирует горло у Моники. Она облизывала губы, глаза ее
вылезали из орбит. Она запихнула деньги за пояс его брюк.
  Как нервные бабочки, порхнули ее руки по его шрамам. Она ткнулась лицом
ему в живот и стала целовать шрамы, оставляя красные следы помады. Она
опускалась на колени, целуя, и все сильнее прижималась лицом к его животу.
  Он опустился на колени, и она прижала губы к его лицу. Он откинул волосы с
шеи, будто знал, чего она хочет. Она лизнула самый свежий след укуса
языком розовым и тонким, как кошачий. Я слышала дрожащие вздохи ее
дыхания. Она впилась зубами, сомкнув губы на ране. Филипп дернулся от боли
- или просто от удивления. Челюсти ее напряглись, горло заработало. Она
сосала рану.
  Я посмотрела через стол на Кэтрин. Ее лицо стало пустым от изумления.
  Толпа обезумела, вопя и размахивая деньгами. Филипп оторвался от Моники и
пошел к другому столу. Моника рухнула вперед, головой в колени, свесив
руки.
  Упала в обморок?
  Я протянула к ней руку - и поняла, что не хочу к ней притрагиваться. Но
слегка сжала ее плечо. Она шевельнулась, повернулась ко мне. В глазах ее
была та наполняющая одурь, которую дает секс. Губы ее побледнели - почти
вся помада стерлась. Она не теряла сознания; она просто погрузилась в
послечувствие.
  Я отодвинулась, вытирая руку о джинсы. Ладони вспотели.
  Филипп снова был на сцене. Он больше не танцевал. Просто стоял. Моника
оставила у него на шее круглую меточку.
  Я ощутила в воздухе первые вихри чьего-то старого разума, поплывшие над
толпой.
  - Что происходит? - спросила Кэтрин.
  - Все в порядке, - ответила Моника. Она выпрямилась на стуле, полузакрыв
глаза. Облизнула губы и потянулась, закинув руки за голову.
  - Анита, что это? - повернулась ко мне Кэтрин.
  - Вампир, - ответила я.
  На ее лице отразился страх, но ненадолго. Я видела, как страх этот тает
под тяжестью разума вампира. Она медленно обратила взгляд к Филиппу,
который ждал на сцене. Кэтрин не была в опасности. Массовый гипноз не
направлен на личность, и он не навсегда.
  Этот вампир не был ни так стар, как Жан-Клод, ни так хорош в своем деле. Я
сидела, ощущая поток более чем столетней мощи, и этого было недостаточно.
Я чувствовала, как он идет среди столов. Ему многих хлопот стоило
добиться, чтобы бедняжки-люди не видели его приближения. Он просто
появится среди них как по волшебству.
  Не часто удается удивить вампира. Я повернулась вслед идущему к сцене. Все
людские лица, которые я видела, повернулись, захваченные, к сцене, глядя
слепыми глазами в ожидании. Вампир был высок, с крутыми скулами,
совершенен, как скульптурная модель. Он был слишком мужествен, чтобы быть
красивым, и слишком совершенен, чтобы быть настоящим.
  Он шел среди столов в пресловутом вампирском наряде - черный фрак и белые
перчатки. За один стол от меня он остановился посмотреть. Всю аудиторию он
держал в своей мысленной ладони, беспомощную и ждущую. Но я сидела,
уставившись на него, хотя и не в глаза. Он застыл, удивленный. Ничто так
не может поднять дух девушке, как если удается разрушить спокойствие
столетнего вампира.
  Я взглянула мимо него на Жан-Клода. Он смотрел на меня, и я отсалютовала
ему бокалом. Он ответил кивком головы.
  Высокий вампир стоял рядом с Филиппом. Глаза Филиппа были пусты, как и у
всех остальных людей. Потом чары или что там такое унеслись прочь. Мыслью
вампир пробудил публику, и все ахнули. Волшебство.
  Внезапное молчание заполнил голос Жан-Клода:
  - Перед вами Роберт! Приветствуем его на нашей сцене!
  Толпа взорвалась воплями и аплодисментами. Кэтрин хлопала вместе со всеми.
На нее это явно произвело впечатление.
  Музыка снова переменилась, задрожала, запульсировала в воздухе, громкая
почти до боли. Вампир Роберт начал свой танец. Он двигался с осторожной и
злой силой, будто накачивая музыку. Свои белые перчатки он бросил в
публику. Одна упала мне к ногам. Я оставила ее лежать там, где она упала.
  - Подними, - сказала Моника.
  Я покачала головой.
  Какая-то женщина нагнулась от соседнего стола. От нее хорошо пахло виски.
  - Ты что, не хочешь?
  Я снова покачала головой. Женщина встала - наверное, чтобы подобрать
перчатку. Моника ее опередила. Женщина с недовольным видом села обратно.
  Вампир разделся, показав гладкую ширь груди. Потом упал на доски сцены и
стал отжиматься на пальцах. Публика сходила с ума, а на меня это
впечатления не произвело. Я знала, что он может, если захочет, выжать
автомобиль. Так что там говорить про отжимания на пальцах?
  Он затанцевал вокруг Филиппа. Филипп повернулся лицом к нему, чуть
пригнулся и вытянул руки, будто готовясь встретить нападение. Они медленно
закружились по сцене. Музыка стала тихой, ушла в фон, оттеняющий движения
на сцене.
  Вампир придвинулся к Филиппу. Филипп рванулся, будто пытаясь удрать со
сцены. Вдруг вампир перегородил ему путь.
  Я не видела его движения. Он просто вдруг появился перед человеком. Я не
видела его движения! Ледяной струей пробежал по телу страх. Я не
почувствовала ментальных фокусов, но так это было.
  В двух столиках от меня стоял Жан-Клод. Он поднял руку в приветственном
жесте. Этот паразит торчал у меня в сознании, а я этого не знала. Но тут
публика ахнула, и я снова повернулась к сцене.
  Они оба стояли на коленях, одну руку Филиппа вампир завел ему за спину. Он
схватил Филиппа за длинные волосы, наклонив его голову назад так, что это
не могло быть не больно.
  Глаза у Филиппа были огромные и перепуганные. Вампир его не подчинил. Он
не был подчинен! Он был в сознании - и в страхе. О Боже, как он тяжело
дышал, и грудь его дергалась короткими вдохами и выдохами.
  Вампир оглядел публику, зашипел, блеснув клыками в свете ламп. От шипения
красивое лицо стало звериным. Голод его поплыл над толпой. Так интенсивна
была его жажда, что у меня свело живот.
  Нет, я не стану чувствовать это вместе с ним! Я вцепилась ногтями в
собственную ладонь и сосредоточилась. Чувство прошло. Боль помогла
опомниться. Разжав дрожащие пальцы, я увидела четыре полумесяца, медленно
заполняющиеся кровью. Голод плыл вокруг, заполняя толпу, но не меня, не
меня.
  Я прижала к ладони салфетку и постаралась придать себе невинный вид.
  Вампир отвел голову назад.
  - Нет! - шепнула я про себя.
  Вампир ударил, зубы погрузились в плоть. Филипп взвизгнул, и эхо отдалось
в клубе. Музыка резко смолкла. Никто не шевелился. Слышно было бы, как
муха пролетит.
  Мягкие, влажные, сосущие звуки заполнили молчание. Филипп застонал. Снова
и снова, тихие, беспомощные звуки.
  Я оглядела толпу. Они были вместе с вампиром, ощущая его голод, его жажду,
его насыщение. Может быть, кто-то разделял и ужас Филиппа - не знаю. Я
была вне всего этого, и, слава Богу.
  Вампир встал, отпустив Филиппа, который тяжело рухнул на сцену, сломанный
и неподвижный. Я встала, хотя и не собиралась, ссеченная шрамами спина
человека дергалась в глубоких, прерывистых вдохах, будто он отбивался от
смерти. Может быть, так оно и было.
  Он был жив. Я села на место. Колени подкашивались. Пот тек по ладоням, и
от него саднили порезы от ногтей. Он был жив, и ему это понравилось. Я бы
не поверила, если бы мне кто-нибудь сказал. Я бы обозвала говорившего
лжецом.
  Вампироман. Вот теперь-то я все поняла.
  - Кто хочет поцелуя? - шепнул Жан-Клод.
  Мгновение никто не двигался, потом взметнулись там и сям руки с зажатыми в
них деньгами. Не так чтобы очень много, но вполне. Кое - кто смотрел с
замешательством, будто проснувшись от кошмара. Моника задирала руку с
деньгами.
  Филипп лежал там, где его бросили, ребра его поднимались и опускались.
  Вампир Роберт подошел к Монике. Она сунула деньги ему за пояс брюк. Он
прижался к ее губам окровавленным клыкастым ртом. Поцелуй был долог и
глубок, наполнен проникающими движениями языков. Они пробовали друг друга.
  Вампир отошел от Моники. Она попыталась его удержать за шею, но он
вырвался без усилий. И повернулся ко мне. Я покачала головой и показала
пустые ладони. Денег нет, ребята.
  Он со змеиной быстротой протянул ко мне руки. Времени думать не было. Мой
стул грохнулся на пол. Я стояла чуть дальше, чем он мог дотянуться. Ни
один человек не мог бы заметить его движения. Высунули шило из мешка, как
говорится.
  Публика загудела гулом голосов, пытаясь понять, что случилось. Да ничего,
ребята. Это всего только я, мирный аниматор, волноваться нечего. Вампир
все еще на меня пялился.
  Жан-Клод вдруг оказался рядом, а как он подходил, я не видела.
  - Вы не пострадали, Анита?
  Голос его говорил такое, чего в словах и близко не было. В нем были
обещания, которые шепчутся в темных комнатах под прохладными простынями.
Он засасывал меня, подкрадывался, как выпрашивающий деньги пьяница, и черт
меня побери, это было приятно. Грохот - визг - шум хлестнули через мое
сознание, отбрасывая вампира, удерживая его на расстоянии.
  Это заговорил мой пейджер. Я моргнула и отшатнулась от стола.
  - Не трогайте меня! - предупредила я.
  - Разумеется! - улыбнулся он.
  Я нажала кнопку, заглушив пейджер. Слава тебе, Господи, что я повесила
пейджер на пояс, а не сунула в сумку. А то я бы его не услышала. Я
позвонила из бара и узнала, что понадобилась полиции в качестве эксперта
на кладбище Хилл-крест. Придется в выходную ночь работать. Ур-ра! И в
самом деле ура.
  Я предложила Кэтрин, что возьму ее с собой, но она захотела остаться.
Много чего можно сказать о вампирах, но они увлекают. Это написано в их
должностной инструкции вместе с работой по ночам и питьем крови.
  Я пообещала, что вернусь вовремя и отвезу их домой. Потом взяла свой крест
у гардеробщицы святынь и сунула под блузку.
  У двери стоял Жан-Клод.
  - А я ведь почти вас поймал, мой маленький аниматор.
  Я бросила быстрый взгляд на его лицо и тут же опустила глаза.
  - "Почти" не считается, противный кровосос.
  Жан-Клод запрокинул голову и засмеялся. И смех его сопровождал меня в
ночь, как скользящий по спине бархат.

  5

  Гроб лежал на боку. Вдоль темного лака тянулись царапины от когтей.
Бледно-голубое полотно, имитирующее шелк, было ра