нио по-прежнему был на посту. Может, предупредить его о кошмаре, что
гнался за нами по лестнице?
  - Ну как, трахнули зомби внизу? - поинтересовался Антонио.
  Не стоит предупреждать старину Тони.
  Мэнни сделал вид, что не услышал, а я посоветовала:
  - Спустись и трахни себя в задницу.
  Антонио только крякнул.
  Я спустилась с крыльца. Мэнни шел рядом. Антонио не достал оружия и не
стал в нас палить. Удачно денек начинается.
  Маленькая девочка на трехколесном велосипеде остановилась рядом с машиной
Мэнни и смотрела, как я забираюсь на пассажирское сиденье. Я взглянула в
ее карие глазки. Лицо девочки было почти черное от загара. Ей было не
больше пяти.
  Мэнни уселся за руль, завел мотор, и мы поехали. Девочка смотрела нам
вслед. Перед тем, как мы завернули за угол, она снова принялась ездить
туда-сюда по тротуару.

  7

  Кондиционер нагнетал в машину холодный воздух. Мы ехали, через жилые
кварталы. Улицы были пусты. Все на работе. Во дворах играли детишки. На
ступеньках сидели мамаши; ни разу не видела, чтобы с детьми оставались
отцы. Все в мире меняется, но не настолько. Мы с Мэнни молчали. Это было
неловкое молчание. Натянутое.
  Мэнни украдкой взглянул на меня краем глаза.
  Я откинулась на сиденье, и ремень безопасности вдавил пистолет мне в живот.
  - Итак, - сказала я, - когда-то ты приносил в жертву людей.
  Мне показалось, что Мэнни вздрогнул.
  - Ты хочешь, чтобы я солгал?
  - Нет, я хочу не знать. Я хочу жить в благословенном неведении.
  - Ничего у тебя не получится, Анита.
  - Я уж вижу, - сказала я. Я поправила ремень, чтобы пистолет не врезался
мне в тело. Совсем другое дело. Если бы только все остальное можно было бы
так же легко поправить.
  - И что же мы будем делать?
  - С тем, что ты теперь знаешь? - Мэнни посмотрел на меня. Я кивнула. -
Произнеси неистовую обличительную речь. Скажи, что я злобный ублюдок.
  - Не вижу в этом особого смысла, - сказала я.
  Он взглянул на меня внимательнее:
  - Спасибо.
  - Я не сказала, что ты поступал хорошо, Мэнни. Я просто не собираюсь на
тебя орать. Пока, во всяком случае.
  Нас обогнал большой белый автомобиль, набитый темнокожими подростками. Их
стереосистема вопила так оглушительно, что у меня закачались зубы. У
шофера было плоское лицо с высокими скулами - как ацтекская маска. Наши
глаза встретились, и он губами изобразил поцелуй. Остальные громко
расхохотались.
  Вздохнув, я подавила желание сделать в ответ непристойный жест. Не нужно
подзуживать этих щенков.
  Они свернули направо. Мы поехали прямо. Слава Богу.
  Мэнни остановился на светофоре. У светофора был указатель "40-я Западная".
Двести семьдесят миль до Олив и короткая прогулка к моей квартирке. Час
сорок на все. Ерунда - но не сегодня. Сегодня мне хотелось поскорее
избавиться от общества Мэнни. Мне нужно было подумать. И решить, как же
быть дальше.
  - Поговори со мной, Анита, пожалуйста.
  - Клянусь Богом, Мэнни, я просто не знаю, что сказать. - Правду; друзья
должны говорить друг другу исключительно правду. Угу. - Мы знакомы уже
четыре года, Мэнни. Ты хороший человек. Ты любишь свою жену и детей. Ты
спас мне жизнь. Я спасла жизнь тебе. Я думала, что знаю тебя.
  - Я не изменился.
  - Нет. - Я посмотрела на него. - Ты изменился. Мэнни Родригес ни при каких
обстоятельствах не стал бы приносить в жертву людей.
  - Это было двадцать лет назад.
  - На убийство нет срока давности.
  - Ты сообщишь в полицию? - Его голос был очень тихим.
  Светофор переключился, и мы влились в утренний поток машин - плотный, как
обычно у нас в Сент-Луисе. Не лос-анджелесские пробки, конечно, но то и
дело приходится тормозить и рвать с места. Очень раздражает. Особенно в
это утро.
  - У меня нет доказательств. Только слова Доминги. Я бы не назвала ее
надежным свидетелем.
  - А если бы у тебя были доказательства?
  - Не надо меня провоцировать, Мэнни. - Я выглянула в окошко. Серебристая
"миада" с опушенным верхом. Седеющий водитель был в лихой кепочке и
гоночных крагах. Кризис среднего возраста.
  - Розита знает? - спросила я.
  - Подозревает, но не знает наверняка.
  - Не хочет знать, - уточнила я.
  - Наверное. - Он повернулся и взглянул на меня.
  Красный "форд" был прямо перед нашим капотом.
  - Мэнни! - заорала я.
  Он ударил по тормозам, и только ремень безопасности не дал мне
поцеловаться с приборной панелью.
  - Господи, Мэнни, следи за дорогой!
  Несколько секунд он сосредоточенно следил за дорогой, потом, уже не глядя
на меня, спросил:
  - Ты хочешь все рассказать Розите?
  Я задумалась на мгновение. Потом отрицательно покачала головой, но,
сообразив, что он не может этого увидеть, сказала:
  - Вряд ли. В этом случае неведение - благо, Мэнни. Не думаю, что твоя жена
это переживет.
  - Она бросит меня и заберет детей.
  Я в этом не сомневалась. Розита была очень религиозна и крайне серьезно
относилась ко всем десяти заповедям.
  - Она и так все время твердит, что, оживляя мертвых, я рискую своей
бессмертной душой, - добавил Мэнни.
  - Она об этом не задумывалась, пока Римский Папа не стал угрожать отлучить
от Церкви всех аниматоров, если они не прекратят оживлять мертвецов.
  - Церковь очень важна для Розиты.
  - Для меня тоже; но теперь я - счастливая маленькая епископанка. Поменяй
Церковь.
  - Не так все просто, - сказал Мэнни.
  Это уж точно. Мне ли не знать. Но каждый делает то, что может, - или то,
что должен.
  - Ты можешь объяснить, почему ты принимал участие в человеческих
жертвоприношениях? Я имею в виду - так, чтобы это прозвучало для меня
убедительно?
  - Нет, - сказал он. Мы свернули в переулок. Казалось, так будет быстрее -
но как только мы повернули, выяснилось, что, наоборот, медленнее. Закон
дорожного движения Мерфи.
  - И ты даже не попытаешься?
  - Этого нельзя простить, Анита. Мне приходится с этим жить. Что мне еще
остается?
  В его словах была доля здравого смысла.
  - Это повлияет на мое мнение о тебе, Мэнни.
  - Каким образом?
  - Пока не знаю. - Честность. При достаточной осмотрительности мы еще можем
быть друг с другом честны. - Есть ли еще что-то, что мне следует знать?
Что еще Доминга может на меня вылить?
  Он покачал головой:
  - Хуже этого - ничего.
  - И то ладно, - сказала я.
  - И то ладно, - повторил он. - Ну что, все? Допрос окончен?
  - На сегодня - да. Может быть, и навсегда. - Внезапно я почувствовала себя
очень усталой. Всего 9.23 утра, а я уже как выжатый лимон. Эмоциональное
опустошение. - Не знаю, что я должна чувствовать, Мэнни. Не знаю, как это
повлияет на нашу дружбу или наши деловые отношения - не знаю даже,
повлияет ли вообще. Скорее всего да. О, дьявол, я просто не знаю.
  - Вполне справедливо, - сказал Мэнни. - Но давай переключимся на менее
скользкую тему.
  - Например?
  - Сеньора подошлет тебе в окно какую-нибудь гадость, как обещала.
  - Я догадываюсь.
  - Зачем тебе понадобилось ей угрожать?
  - Она мне не нравится.
  - Отлично! Просто отлично, - съязвил он. - Как мне это в голову не пришло?
  - Я намерена ее остановить, Мэнни. И решила, что она должна об этом знать.
  - Никогда не передавай противнику первый ход, Анита. Я же тебя учил.
  - Еще ты меня учил, что человеческое жертвоприношение - это убийство.
  - Это жестоко, Анита, - сказал он.
  - Да, - сказала я. - Это жестоко.
  - Ты должна быть готова, Анита. Она пошлет какую-нибудь тварь. Просто
чтобы тебя пугнуть - вряд ли, чтобы убить.
  - Потому что ты заставил меня признать, что я не хочу убивать ее?
  - Нет. Потому что на самом деле она не верит, что ты ее убьешь. И она
заинтересована в твоих способностях. Я думаю, она предпочла бы перетянуть
тебя на свою сторону, чем прикончить.
  - Подключить меня к своему конвейеру по производству зомби?
  - Да.
  - Только не в этой жизни.
  - Сеньора не привыкла, чтобы ей говорили "нет", Анита.
  - Это ее трудности.
  Он бросил на меня быстрый взгляд, потом вновь стал смотреть на дорогу.
  - Она сделает это твоими трудностями.
  - Как-нибудь справлюсь.
  - Я на твоем месте не был бы так уверен.
  - А я и не уверена. Но что ты хочешь - чтобы я билась в истерике? Я буду
думать об этом, когда какая-нибудь тварь влезет в мое окно. Если это,
конечно, случится.
  - Ты не в состоянии справиться с Сеньорой, Анита. Она могущественна -
гораздо более могущественна, чем ты можешь себе представить.
  - Она меня напугала, Мэнни. Я этого не забыла. Если она натравит на меня
кого-то, с кем я не справлюсь, я дам деру. Годится?
  - Не годится. Ты не знаешь, ты просто не знаешь...
  - Я слышала эту тварь в коридоре. Я чувствовала ее запах. Конечно, я
испугалась, но Доминга - простая смертная, Мэнни. Весь зомбизм-момбизм не
спасет ее от пули.
  - Пуля может сразить ее, но не уничтожить.
  - Что это значит?
  - Если ее застрелить - скажем, в голову или в сердце - и она покажется
мертвой, я бы обошелся с ней, как с вампиром. Отрезать голову, вырезать
сердце. Тело сжечь. - Он искоса поглядел на меня.
  Я ничего не сказала. Мы обсуждали, как лучше убить Домингу Сальвадор. Она
ловила души и помещала их в трупы. Это было мерзко. Скорее всего она
нападет на меня первой. Какой-нибудь сверхъестественный борец за
справедливость проберется в мой дом. Она злобная баба и постарается,
напасть первой. Будет ли считаться убийством, если я устрою ей засаду?
Угу. Остановит ли меня это соображение? Я подождала, пока мысль оформится
в моей голове. Покатала ее, как леденец на языке, чтобы распробовать.
Не-е, не остановит.
  Мне должно было бы стать не по себе - ведь я планирую убийство и даже не
морщусь. Но мне не было не по себе. Наоборот, мне было приятно знать, что
если она меня прищучит, я могу прищучить ее в ответ. Кто я такая, чтобы
бросать камень в Мэнни за преступления двадцатилетней давности? И
действительно - кто я такая?

  8

  Была середина дня. Мэнни молча высадил меня у подъезда. Он не попросил
разрешения войти, и я не предложила. Я все еще не знала, что мне думать о
нем, о Доминге Сальвадор и неразлагающихся зомби, начиненных душами. Я
решила пока вообще ничего не думать. Сейчас мне как никогда была
необходима хорошая физическая нагрузка. И - вот ведь удача - как раз
сегодня у меня занятие по дзюдо.
  У меня черный пояс; впрочем, звучит это гораздо внушительнее, чем есть на
самом деле. В школе, где есть правила и рефери, я неплохо дерусь. Но в
реальном мире, где плохие парни обычно тяжелее меня на сотню фунтов, я
больше доверяю оружию.
  Я уже собиралась выходить, когда прозвенел звонок. Поставив набитую всякой
всячиной спортивную сумку у двери, я посмотрела в глазок. Для этой цели
мне всегда приходится вставать на цыпочки.
  Искаженное оптикой лицо, которое я увидела, было белокурым, светлоглазым и
смутно знакомым. Это был Томми, мускулистый телохранитель Гарольда
Гейнора. Да, денек становится все лучше и лучше.
  Я обычно не беру оружие на занятия по дзюдо. Если они проходят днем. Летом
в это время светло. Настоящая опасность начинается только после
наступления темноты. Я отвернула край красной фуфайки, на которую сменила
розовый топ, и снова нацепила свою внутрибрючную кобуру. Карманный
пистолет калибра 9 мм слегка врезался в тело. Если бы я знала, что он мне
понадобится, надела бы джинсы посвободнее.
  Звонок зазвонил снова. Я не отзывалась: может, Томми решит, что меня нет?
Но он не решил. Он позвонил в третий раз, надавив кнопку звонка плечом.
  Я глубоко вздохнула и открыла дверь. Светло-голубые глаза Томми были
по-прежнему пустыми, мертвыми. Полное отсутствие выражения. Интересно, он
родился с таким взглядом или это результат долгих тренировок?
  - Чего тебе надо? - спросила я.
  Он скривил губы.
  - Разве ты не пригласишь меня войти?
  - Навряд ли.
  Он пожал своими мощными плечами. Я увидела, как под пиджаком костюма
проступил ремень плечевой кобуры. Ему нужно найти портного получше.
  Дверь слева от меня открылась. Из нее вышла женщина с ребенком на руках.
Она заперла дверь, потом повернулась и увидела нас.
  - О, привет. - Она широко улыбнулась.
  - Привет, - сказала я.
  Томми кивнул.
  Женщина отвернулась и пошла к лестнице, ласково агукая своему малышу.
  Томми снова посмотрел на меня:
  - Ты что, хочешь заниматься этим на пороге?
  - А чем мы занимаемся?
  - Бизнесом. Речь о деньгах.
  Я смотрела на его лицо, но на нем невозможно было ничего прочесть.
Единственное, что меня утешало, так это мысль, что если бы Томми хотел
меня убить, он бы скорее всего не стал это делать у меня дома. Скорее
всего.
  Я отошла в сторону и широко распахнула дверь. Пока он входил в квартиру, я
старалась держаться от него на расстоянии больше вытянутой руки. Он
осмотрелся по сторонам:
  - Красиво, чисто.
  - Служба быта, - сказала я. - Говори по делу, Томми. Я спешу.
  Он поглядел на спортивную сумку около двери.
  - Работа или свидание?
  - Не твое дело, - сказала я.
  Он снова скривил губы. Я догадалась, что это у него такая улыбка.
  - У меня в машине полный кейс денег. Полтора миллиона, половину сейчас,
половину после оживления зомби.
  Я покачала головой:
  - Я уже дала Гейнору свой ответ.
  - Но это в присутствии твоего босса. Сейчас мы вдвоем. Никто не узнает,
что ты приняла предложение. Никто.
  - Я отказалась не потому, что были свидетели - сказала я. - Я отказалась
потому, что не совершаю человеческих жертвоприношений. - Я поймала себя на
том, что улыбаюсь. Забавно звучит. Потом я подумала о Мэнни. Что ж, может,
не так уж забавно. Но я все равно этого не делаю.
  - У каждого есть своя цена, Анита. Назови сумму. Мы ее рассмотрим.
  Он ни разу не упомянул имя Гейнора. Только я. Он был до чертиков
осторожен, слишком осторожен.
  - У меня нет цены, малыш Томми. Возвращайся к мистеру Гарольду Гейнору и
передай ему это.
  Он нахмурился. Между бровей собрались морщинки.
  - Я не знаю такого имени.
  - О, не смеши меня. На мне нет жучков.
  - Назови свою цену. Мы можем ее обсудить, - вновь предложил он.
  - Нет никакой цены.
  - Два миллиона, свободные от налогов, - сказал он.
  - Какой зомби может стоить два миллиона, Томми? - Я смотрела на его
медленно мрачнеющую физиономию. - Что Гейнор надеется получить от него,
чтобы покрыть такие расходы?
  Томми смерил меня взглядом:
  - Тебе не нужно этого знать.
  - Так и знала, что ты это скажешь. Проваливай, Томми. Я не продаюсь.
  Я сделала шаг к двери, собираясь выпроводить его, но он внезапно шагнул
вперед - быстрее, чем можно было ожидать - и растопырил свои ручищи, чтобы
меня схватить.
  Я выхватила "файрстар" и направила ему в грудь. Он замер. Мертвые глаза
моргнули, большие руки сжались в кулаки. Шея побагровела и стала почти
фиолетовой. Сердится.
  - Не надо этого делать, - мягко сказала я.
  - Сука, - прохрипел он в ответ.
  - Ну, ну, Томми, не надо грубить. Расслабься, и мы оба доживем до
следующего дня.
  Его блеклые глаза метнулись от пистолета к моему лицу и обратно.
  - Без этой штуки ты не была бы такой крутой.
  Если он думал, что я предложу помериться силами без оружия, его ждало
разочарование.
  - Убирайся, Томми, иначе я уложу тебя прямо сейчас. И никакие мускулы тебе
не помогут.
  В его пустых мертвых глазах что-то шевельнулось. Потом он опустил руки и
сделал глубокий вдох.
  - Ладно, сегодня ты оказалась проворней. Но если ты и дальше будешь
огорчать моего босса, я поймаю тебя без пистолета. - Его губы снова
скривились. - И тогда мы посмотрим, какая ты крутая на самом деле.
  Слабый голос у меня в голове сказал: "Пристрели его прямо сейчас". Я была
уверена как ни в чем, что рано или поздно милый Томми меня подкараулит.
Мне этого совсем не хотелось, но... Я не могла убить его только из-за этой
уверенности. Недостаточно веская причина. И потом - как бы я все объяснила
полиции?
  - Уходи, Томми. - Я открыла дверь, не сводя с него взгляда и не убирая
оружия. - Уходи и скажи Гейнору, что, если он будет продолжать мне
докучать, я начну присылать ему его телохранителей в ящиках для посылок.
  Ноздри его раздулись, на шее выступили вены. Он как деревянный прошел мимо
меня и вышел на лестничную клетку. Опустив пистолет, я слушала, как его
шаги удаляются вниз по лестнице. Убедившись, что Томми ушел, я убрала
"файрстар" в кобуру, взяла сумку и отправилась заниматься дзюдо. Ни к чему
позволять мелким неприятностям нарушать расписание занятий. Тем более что
завтра мне точно придется их пропустить: я должна присутствовать на
похоронах. А, кроме того, если Томми действительно захочется помериться со
мной силами, мне потребуются все мои умения.

  9

  Я ненавижу похороны. Хорошо еще, что на этот раз хоронили того, к кому я
не испытывала большой симпатии. Цинично, но это правда. Питер Бурк при
жизни был бессовестным сукиным сыном. И я не понимала, почему смерть
автоматически должна придать ему ореол святости. Смерть, особенно
насильственная, превращает самого подлого ублюдка в милейшего человека.
Почему так?
  Я стояла под ярким августовским солнцем в своем маленьком черном платье и
в темных очках и посматривала на скорбящих. Были организованы тент над
гробом, цветы и стулья для родственников. Вы могли бы спросить, почему я
здесь, если не являюсь другом покойного? Потому что Питер Бурк был
аниматором. Не очень хорошим, но мы образуем маленький клуб избранных.
Если один из нас умирает, то на похороны приходят все. Таково правило. Из
него нет исключений. Исключением может стать ваша собственная смерть - но
поскольку мы занимаемся оживлением мертвых, то и она может не стать.
  Есть способы сделать так, чтобы труп нельзя было оживить в качестве
вампира, но зомби - это другой зверь. Если тело не было кремировано,
аниматор всегда может поднять тебя из могилы. Огонь - единственная вещь,
которую зомби уважают или боятся.
  Мы могли бы оживить Питера и спросить, кто его застрелил. Но убийца всадил
разрывную пулю из "магнума-357" чуть ниже уха, и тем, что осталось от
головы Питера, нельзя было бы наполнить даже пакетик для бутербродов.
Можно сделать из него зомби, но все равно не скажет ни слова. Даже мертвым
нужен для этого рот.
  Мэнни стоял рядом со мной; ему явно было неудобно в темном костюме. Чуть
дальше стояла Розита, его жена, держа спину на удивление прямо и сжимая
толстыми коричневыми пальцами черную кожаную сумочку. О таких, как она,
моя мачеха имела обыкновение говорить "в кости широка". Ее черные,
небрежно завитые волосы были пострижены коротко. Ей надо носить прическу
длиннее. Короткие волосы только подчеркивают идеальную круглоту ее лица.
  За спиной у меня, подобно высокой темной горе, высился Чарльз Монтгомери.
Чарльз похож на бывшего футболиста. Он обладает способностью хмуриться
так, что люди бегут в укрытие. Но он только внешне похож на палача. На
самом деле Чарльз падает в обморок при виде любой крови, кроме крови
животных. Его счастье, что он с виду смахивает на большого черного
ублюдка: Чарльз совершенно не переносит боли. И плачет над диснеевскими
мультиками - например, в том месте, когда у Бэмби умирает мама. Это в нем
особенно подкупает.
  Его жена, Каролина, сегодня работала: ей не удалось ни с кем поменяться.
Интересно, сильно ли она старалась? Каролина - нормальная баба, но смотрит
на то, чем мы занимаемся, сверху вниз. Она называет это "зомбизм-момбизм".
Каролина - дипломированная медсестра. Я подозреваю, что после того, как
она весь день проведет в обществе докторов, выполняя их указания, ей
просто необходимо хоть на кого-нибудь смотреть сверху вниз.
  В переднем ряду стоял Джемисон Кларк. Долговязый и тощий, он был
единственным рыжеволосым и зеленоглазым негром из всех, что я видела. Джем
кивнул мне через могилу, и я кивнула в ответ.
  Мы все были здесь; все аниматоры из "Аниматор Инкорпорейтед". Берт и Мэри,
наша дневная секретарша, остались защищать крепость. Я надеялась, что Берт
не втянет нас в дело, с которым мы бы не справились. Или отказались
справляться. Он может, если за ним не присматривать.
  Солнце лупило меня по спине, как раскаленная железная ла