, - сказала
она.
   - Ничего себе подход, - не выдержала я.
   Она повернулась ко мне, и я пожалела, что вообще что-то сказала. Ее  сила
ударила в меня, как огромное пульсирующее сердце.
   - Как смеешь ты осуждать меня! - сказала Серефина, и я услышала  шуршание
шелка, когда она встала. Больше никто не двинулся, и я слышала, как шелестит
подол платья по подушкам, по полу - ко мне. Мне не хотелось,  чтобы  она  до
меня дотронулась.
   Глядя на контуры ее тела, я увидела, как она протянула руку в перчатке. И
ахнула. По моей руке закапала кровь.
   - Черт!
   Порез был глубже, чем оставил Янош, и болел сильнее. Я  уставилась  ей  в
глаза - от злости я осмелела или поглупела.  Глаза  смотрели  с  ее  лица  -
белые-белые, как две манящие луны. Они звали меня.  Звали  броситься  в  эти
бледные объятия, ощутить прикосновение мягких губ,  острую  нежность  зубов.
Чтобы она обняла меня. Взяла на руки, как когда-то  мама  Она  всегда  будет
меня любить и никогда не оставит, никогда, не умрет, никогда не бросит меня.
   Это меня остановило, и я застыла неподвижно  у  края  подушек.  Подол  ее
платья лежал у меня на ногах. Протяни я руку, я бы ее коснулась.
   Сердце от страха колотилось в горле. Она развела руки.
   - Иди ко мне, детка, и я всегда буду с тобой. Я никогда тебя не оставлю.
   Все, что есть хорошего, было в ее голосе.  Тепло,  еда,  кров,  для  всех
обиженных, всех разочарованных жизнью. Я знала, что мне стоит только войти в
ее объятия, и все плохое останется позади.
   Я стояла, сжимая кулаки. Кожа болела - так мне хотелось, чтобы  она  меня
коснулась, взяла в объятия, держала. Кровь текла из  пореза  на  руке,  и  я
потерла его, чтобы боль стала острее.
   И замотала головой.
   - Иди ко мне, дитя. Я вечно буду твоей матерью.
   Я обрела голос. Ржавый, придушенный, но я могла говорить.
   - Все умирают, гадина. И ты не бессмертна. Никто из вас не бессмертен.
   Сила задрожала, как вода от брошенного в пруд камня,  и  я  отступила  на
шаг, потом еще на шаг. Вся моя сила воли ушла на то, чтобы  не  повернуться.
не броситься бежать, бежать, бежать от нее подальше.
   И я не побежала. Я только отступила на два шага и  огляделась.  Все  были
заняты. Янош стоял рядом с Жан-Клодом. Они не тягались вампирской мощью,  но
угроза висела в воздухе. Кисса  стояла  сбоку,  и  лужа  крови  натекала  на
подушках возле ее ног. На ее  лице  было  выражение,  которого  я  не  могла
понять, - что-то вроде интереса, что будет дальше. Айви уже встала и глядела
на меня, улыбаясь, - ей было приятно, что я чуть не рухнула в руки Серефины.
   Мне это приятно не было. Никто даже  близко  от  меня  раньше  такого  не
добивался, даже Жан-Клод не мог. Я более чем перепугалась,  меня  бросило  в
озноб. Я сломала ее хватку, но это было временно. Пусть ее разум не способен
подчинить себе мой, но она может просто его смести в сторону. Если она  меня
захочет, то получит, и весьма неприятным образом. Без иллюзий  и  фокусов  -
простой грубой силой. В ее объятия я не упаду, но она  может  сокрушить  мой
рассудок. И запросто.
   Эта мысль почти успокоила. Раз я ничего  не  могу  сделать,  чтобы  этому
помешать, то и волноваться на эту тему нечего. Беспокоиться надо о том,  что
в твоей власти, а остальное либо как-то само собой  разрешится,  либо  убьет
тебя. Как бы то ни было, а беспокоиться нечего.
   - Ты права, некромантка, - сказала Серефина. -  Все  мы  в  этой  комнате
смертны. Вампиры могут жить долго, очень долго. От этого мы забываем, что мы
смертны. Но бессмертие недоступно даже нам.
   Она ни о чем не спрашивала, а я была согласна со всем сказанным и  потому
промолчала, просто глядя на нее.
   - Янош мне сказал, что у тебя есть аура силы, некромантка. И сказал,  что
применил ее против тебя, как мог бы против другого вампира. Я это только что
сделала, когда ранила твою руку. Никогда не видела человека, которого  можно
было бы ранить таким образом.
   - Я не знаю, о какой ауре силы ты говоришь.
   - Это то, что дало тебе возможность не  поддаться  моей  магии.  Ни  один
человек не в силах противостоять мне, и мало кто из вампиров.
   - Рада слышать, что я тебя поразила.
   - Я не сказала, что ты меня поразила, некромантка.
   Я пожала плечами:
   - Ладно, может, вам наплевать и на людей, и на собственную репутацию. Про
ваш Совет и про то, что он тебе сделает, если ты нам не поможешь, я тоже  не
знаю. Но я знаю, что сделаю я.
   - Что ты там бормочешь, человечишка?
   - Я в этом штате - легальный ликвидатор вампиров. Ксавье и  его  компания
похитили мальчика. Я хочу, чтобы мальчика вернули мне  живым.  Либо  ты  мне
поможешь, либо я пойду в суд и приду с ордером на твою ликвидацию.
   - Поговори с ней, Жан-Клод, или я ее убью.
   - За ней стоит закон людей, Серефина.
   - Что нам за дело до закона людей?
   - Совет провозгласил, что мы подчиняемся  ему,  как  и  люди.  Отвержение
закона людей рассматривается как неподчинение закону Совета.
   - Я тебе не верю.
   - Ты можешь почувствовать правдивость моих слов. Я не  мог  солгать  тебе
двести лет назад, не могу и сейчас.
   Он говорил очень спокойно, очень уверенно.
   - И когда стал действовать этот новый закон?
   - Когда Совет увидел преимущества вхождения в общий  поток  жизни.  Члены
Совета хотят денег, власти, свободы безопасного передвижения. Они больше  не
хотят скрываться, Серефина.
   - Ты веришь в то, что говоришь, - сказала Серефина. - Это по крайней мере
правда.
   Она поглядела на меня, и хоть я смотрела в сторону, ее  взгляд  придавил,
как огромная рука. Я осталась стоять, но  с  очень  большим  усилием.  Перед
такой силой надо преклониться. Пасть ниц. Возблагоговеть.
   - Перестань, Серефина, - сказала я. -  Эти  дешевые  фокусы  на  меня  не
действуют, и ты это знаешь.
   Свернувшийся у меня в животе холодный ком не был так в этом уверен.
   - Ты меня боишься, женщина. Я это чую.
   Вот тебе и на!
   - Да, я тебя боюсь. Тебя наверняка все боятся, кто здесь есть. Ну и что?
   Она подобралась в струну, и голос  ее  неожиданно  стал  вкрадчивый,  как
касание меха.
   - Сейчас покажу.
   Она взмахнула рукой. Я напряглась, ожидая нового пореза, но его не  было.
В воздухе пронесся вопль, и я резко развернулась в его сторону.
   По лицу Айви текла кровь. Еще один порез появился на обнаженной руке. Еще
два на лице. Длинные  резаные  раны  появлялись  при  каждом  движении  руки
Серефины.
   Айви визжала:
   - Не надо, Серефина! - Она упала на колени среди ярких подушек,  протянув
руку к своей повелительнице. - Серефина, Мастер, прошу тебя, не надо!
   Серефина обошла вокруг нее одним скользящим движением.
   - Если бы ты смогла сдержаться, они  были  бы  уже  нашими.  Я  знала  их
сердца, их умы, их самые потаенные страхи. Мы бы их сломали. Они бы  первыми
нарушили перемирие, и теперь мы пировали бы на их крови.
   Она почти поравнялась со мной. Я хотела отодвинуться,  но  она  могла  бы
усмотреть в этом признак слабости. Ее платье зацепило мою ногу, и мне  стало
все равно, что она там усмотрит. Я не хотела, чтобы она до меня дотронулась.
Я отодвинулась, и она поймала меня за руку. Я даже не успела заметить  этого
движения.
   Я уставилась на руку в перчатке, будто это  змея  неожиданно  обвила  мое
запястье. Уж лучше бы змея.
   - Давай, некромантка, помоги мне наказать эту плохую вампиршу.
   - Спасибо, не хочется, - ответила я.  Голос  у  меня  дрожал,  и  в  такт
дрожало что-то под диафрагмой. Она ничего еще со  мной  не  сделала,  только
прикоснулась,  но  прикосновение  усиливает  любую  мощь.  Если  она  сейчас
применит любой ментальный фокус, мне конец.
   - Айви наслаждалась бы твоей болью, некромантка.
   - Это ее проблемы.
   Я упорно смотрела  на  шелк  платья  Серефины.  Меня  отчаянно  подмывало
поднять взгляд, встретить  ее  глаза.  Не  думаю,  чтобы  это  она  на  меня
действовала - просто мое собственное горячечное  желание.  Трудно  держаться
круто, когда приходится опускать глаза и тебя водят, как ребенка, за руку.
   Айви лежала на полу, приподнявшись на руках.  Прекрасное  лицо  бороздила
неразбериха глубоких порезов. Блестела при свече торчащая из щеки кость.  Из
пореза на правой руке выглядывали трепещущие мышцы.
   Айви смотрела на меня, и за болью угадывалась  такая  горячая  ненависть,
что можно бы спички зажигать. Гнев поднимался от нее хлещущими волнами.
   Серефина склонилась к  ней,  потянув  меня  за  собой.  Я  обернулась  на
Жан-Клода. Янош прижимал к груди паучью руку. ?Пистолет?, - шепнул мне Ларри
одними губами. Я помотала головой. Она меня еще не ранила. Пока что.
   Держащая меня рука резко дернула, и я повернулась лицом к Серефине. Глаза
в глаза, неожиданно и страшно. Но то, что я видела в ее глазах, страшным  не
было. Глаза, которые, как я  могла  бы  поклясться,  были  бледными  тенями,
оказались карими, темными, как полированное дерево. Мамины глаза.
   Наверное, она думала, что это будет для меня утешением или соблазном. Она
ошиблась. Я похолодела от страха.
   - Прекрати!
   - Ты не хочешь, чтобы я прекратила.
   Я попыталась вырвать руку - с тем же успехом  можно  было  бы  попытаться
изменить путь солнца в небе.
   - Ты можешь предложить мне только смерть. В твоих мертвых  глазах  -  моя
мертвая мать.
   Но я смотрела в эти карие глаза, которых никогда не думала увидеть по эту
сторону небес. И я орала в эти  глаза,  потому  что  не  могла  отвернуться.
Серефина меня не отпустила бы, а я не могла бороться с ней - по крайней мере
когда она меня касается.
   - Ты ходячий труп, а все остальное - ложь!
   - Я не мертва, Анита.
   И в голосе ее слышалось эхо голоса моей матери. Она подняла вторую  руку,
будто хотела погладить меня по щеке.
   Я попыталась закрыть глаза. Отвернуться. И не могла. Мое  тело  охватывал
странный паралич. Так бывает, когда  проваливаешься  в  сон,  и  тело  весит
тонны, и двинуться почти невозможно.
   Рука медленно поднялась ко мне, и я знала,  если  она  меня  коснется,  я
рухну в ее объятия. Я вцеплюсь в нее и заплачу навзрыд.
   Я вспомнила мамино лицо в последний раз, когда ее  видела.  Гроб  был  из
темного дерева и покрыт драпировкой с красными розами.  Я  знала,  что  мама
там, но на нее не разрешали смотреть. Никому не разрешали. Гроб не открывать
- так они сказали, не открывать. Все взрослые, которые  были  тогда  в  моей
жизни, впали в истерику. Комната была полна  всхлипываний  и  рыданий.  Отец
лежал на полу, и мне он был не нужен, мне нужна была мама. Застежки на гробе
были серебряные. Я их открыла, и кто-то крикнул у меня  за  спиной.  Времени
было мало.  Крышка  оказалась  тяжелой,  но  я  толкнула  ее  вверх,  и  она
поддалась. Мелькнул белый атлас и тени. Собрав все силы, я подняла руки  над
головой и что-то увидела.
   Тетя Мэтти схватила меня сзади, крышка с лязгом встала на место,  и  тетя
резко застегнула замок,  другой  рукой  оттаскивая  меня  в  сторону.  Я  не
сопротивлялась - я видела достаточно. Будто смотришь  на  картинку,  которая
должна во что-то сложиться, но глаз никак этого не видит. Я еще годами потом
ее складывала. Но то, что я видела,  не  было  мамой.  Не  могло  быть  моей
красавицей мамой. Это была оболочка, которую бросили.  Такой,  которую  надо
спрятать в темный ящик, чтобы она там гнила.
   Я открыла глаза, и  передо  мной  были  глаза  Серефины  -  бледно-серые.
Высвободив руку из ее вдруг ослабевшей хватки, я сказала:
   - Боль в таких случаях помогает.
   И я встала, отступила от нее, а она не стала меня останавливать. Что было
хорошо, потому что меня всю трясло, и не из-за вампирши. У воспоминаний тоже
есть зубы.
   Она осталась на колеях возле Айви.
   - Поразительно, некромантка. Я тебе помогу найти  мальчика,  которого  ты
ищешь.
   Ее неожиданная покладистость меня встревожила.
   - Почему вдруг?
   - Потому что с тех пор как я достигла полной силы, никто никогда  не  мог
избавиться от моей иллюзии дважды  за  одну  ночь.  Никто  -  ни  живой,  ни
мертвый.
   Она схватила Айви за окровавленную руку и втащила себе на колени, заливая
кровью белый шелк. Айви ахнула от боли.
   - Вот что запомни, юная Мастер Вампиров: эта  смертная  сделала  то,  что
тебе не под силу. Она вышла против меня  -  и  победила.  -  Серефина  резко
отбросила ее, и Айви растянулась на полу. -  Ты  недостойна  моего  взгляда.
Убирайся.
   Серефина встала. Свежая кровь алела на белом шелке и белых перчатках.
   - Ты поразила меня. А теперь уходите, все уходите.
   Она повернулась и пошла к своему трону, но не села. Она стояла  спиной  к
нам, взявшись за подлокотник. Может быть,  мне  показалось,  но  у  нее  был
усталый вид. Призраки спустились  ей  навстречу  клубящимся  белым  туманом.
Отчетливых форм среди них стало меньше, будто фантомы утратили  часть  своей
четкости.
   - Уходите, - повторила она, не оборачиваясь.
   Задняя дверь была открыта, но Жан-Клод пошел к двери, ведущей к парадному
входу. Мне было не до споров - я просто хотела убраться  отсюда.  И  плевать
мне, через какую дверь.
   Мы спокойно и собранно пошли к двери. Мне хотелось  бежать.  Ларри  стоял
рядом со мной, и я видела, как  он  изо  всех  сил  сдерживается,  чтобы  не
броситься наутек. Джейсон подошел к двери первым, но повернулся и  пригласил
нас проходить, как швейцар или дворецкий.
   Я увидела его глаза, широко раскрытые от испуга, и поняла, чего ему стоил
этот жест. Мы вышли, он следом. Последним прошел Жан-Клод. За нами  хлопнула
дверь, и мы оказались на улице. Вот и все.
   Но впервые в жизни я знала, что мена отпустили. Я не пробилась с боем, не
торговала себе свободу. Пусть она поражена как угодно, но она позволила  нам
уйти. А когда тебя отпускают - это совсем не то же самое, что победа.
   Я никогда по своей воле не вернусь в этот дом. Никогда по своей  воле  не
окажусь рядом с ней. Потому что сегодня я, быть может, смогла  ее  поразить,
но этого не хватит навечно. И даже сейчас я знала, что она могла победить. У
этой вампирши есть мой выигрышный билет. У нее есть ложь, почти стоящая моей
бессмертной души.
   Черт побери все!

28

   Джейсон пробежал по комнате мимо меня:
   - Я в душ.
   Это было назойливо с его стороны, но он вонял,  как  разложившийся  труп.
Обратно мы ехали, открыв все окна. Обычно, когда сам воняешь, чужой вони  не
чуешь. На меня тоже попало немало гнили, на запах Джейсона. очень  отчетлив.
Есть такие ароматы, которые ничем не заглушить.
   - Погоди! - сказал Ларри.
   Джейсон повернулся, не слишком довольный.
   - Пойди в душ в моем номере. - Он поднял руку, не давая мне возразить.
   - До рассвета всего час. Если мы хотим всех до того распихать по  койкам,
имеет смысл использовать оба душа.
   - Я думаю, мы сегодня будем все спать здесь, - сказала я.
   - Почему? - спросил Ларри.
   Жан-Клод стоял возле широкого кресла, красивый и  абсолютно  не  желающий
мне помочь. Джейсон всем своим видом выражал нетерпение.
   - Безопасность в коллективе.
   Ларри покачал головой:
   - Ладно, но я же могу отвести вервольфа в соседний номер и пустить в душ?
Или ты мне даже в этом не доверяешь?
   - Доверяю, Ларри. Сегодня ночью ты действовал отлично.
   Я ожидала улыбки, но ее не было. У Ларри был очень серьезный вид.
   - Я убил Брюса.
   Я кивнула:
   - Мы собирались вообще всех перебить, кто был в той комнате.
   - Я тоже так думал. - Он опустился в кресло. - Я никогда  еще  никого  не
убивал.
   - Это был вампир. Это не то, что убить человека.
   - Ага, как же! И на скольких трупах вы недавно проводили реанимацию?
   Я обернулась к улыбающемуся Жан-Клоду и пожала плечами:
   - Всего на одном. Вы можете дать нам поговорить наедине?
   - Где бы я ни был в этой комнате, я буду вас слышать, - сказал Жан-Клод.
   - Иллюзия - это все, - сказала я. - Так что просто отойдите.
   Жан-Клод слегка поклонился и отвел Джейсона в  другой  конец  комнаты,  к
окну. Я знала, что ему все слышно, зато он хотя бы не стоит над душой.
   - Ты на самом деле не считаешь его мертвецом? - спросил Ларри.
   - Ты же видел тех двух  женщин-вампиров,  -  ответила  я.  -  Это  просто
гниющие трупы, а остальное все - иллюзия.
   - И ты думаешь, он тоже иногда так выглядит?
   Я минуту поглядела на Жан-Клода.
   - Боюсь, что так я и думаю.
   - Как же ты можешь с ним встречаться после того, что ты видела?
   Я покачала головой:
   - Сама не знаю.
   - Труп он или не труп; а ты пыталась сохранить ему жизнь. - Поглядев  мне
в лицо, Ларри поправился:
   - Жизнь или нежизнь, как хочешь, так и называй. Ты боялась, что он  умрет
окончательно.
   Я поглядела на него в упор:
   - И что?
   - А то, что я убил живое существо или нежить. Черт  возьми,  Анита,  этот
Брюс так недавно умер, что казался человеком.
   - Может, поэтому всего одна пуля в грудь с ним покончила.
   - И как я теперь должен себя чувствовать?
   - После того, как его убил?
   - Именно.
   - Ларри, это чудовища. Монстры. Некоторые из них приятнее других на  вид;
но все равно они монстры. В этом никогда не сомневайся.
   - И ты можешь со всей искренностью мне сказать, что Жан-Клод - монстр?
   Это было скорее утверждение, чем вопрос. Я чуть  было  не  посмотрела  на
упомянутого монстра, но  сдержалась.  Этой  ночью  я  на  него  насмотрелась
достаточно.
   - Да, могу.
   - А теперь спросите ее, не  монстр  ли  она.  -  Жан-Клод  прислонился  к
широкому креслу, сложив руки на груди.
   Ларри поглядел несколько удивленно, но сказал:
   - Анита?
   Я пожала плечами:
   - Иногда.
   - Видите, Лоранс? - улыбнулся  Жан-Клод.  -  Анита  думает,  что  все  мы
монстры.
   - Кроме Ларри, - сказала я.
   - Дайте ему время.
   Это было слишком близко к истине.
   - Я просила дать нам поговорить наедине, или вы забыли?
   - Я ничего не забыл, ma petite,  но  время  уходит.  Мой  волк  здесь  не
единственный, кому нужна ванна. Только ваш юный друг еще свеж.
   Я поглядела на Ларри. На нем не было ни  капли  крови.  Он  один  сегодня
избежал рукопашной с вампирами. Он пожал плечами;
   - Извините, я просто не нашел сегодня никого, кому дать кровь.
   - Не надо так шутить, Ларри. Полагаю, имея дела с Серефиной, ты  получишь
второй шанс.
   - Горько, но правда, ma petite.
   - Сколько времени вы можете продержаться без гроба?
   Он улыбнулся:
   - Забота обо мне? Я тронут.
   - Перестаньте дурачиться! Я сегодня открыла вену ради вас.
   - Если я не поблагодарил вас  за  спасение  моей  жизни,  ma  petite,  то
приношу свои извинения.
   Я поглядела на него. Он был приятен и  благодушен,  но  это  была  маска.
Выражение лица, которое у него бывало, когда он не хочет, чтобы  можно  было
прочесть его мысли, но и не хочет, чтобы вы знали, что он этого не хочет.
   - Не за что.
   - Я не  забуду,  что  вы  спасли  меня,  ma  petite.  Вы  могли  от  меня
освободиться. Спасибо вам.
   Слова звучали очень искренне.
   - Всегда пожалуйста.
   - Мне надо смыть эту грязь, - сказал Джейсон слегка напряженно.  Я  могла
бы ручаться, что ему не только грязь надо с себя смыть. Но воспоминания  так
легко не отмываются. А жаль.
   - Давайте оба. Джейсон может отмыться в номере Ларри. Ради практичности.
   Ларри ухмыльнулся.
   - Спасибо.
   - Я всерьез говорила, что ты сегодня отлично действовал.
   Наконец-то улыбка, которой я ждала.
   - Пошли, Джейсон, вода и полотенце тебя ждут.
   Ларри придержал дверь для Джейсона и отсалютовал мне. Ну и ну.
   Опять наедине с Жан-Клодом. Неужто эта ночь никогда не кончится?
   - Вы мне не ответили насчет гроба, - напомнила я.
   - Еще ночь или две вполне продержусь.
   - Как вышло, что Серефина из равной вам  по  силе  стала  такой,  как  мы
видели?
   Он покачал головой:
   - Я действительно не знаю, ma petite. Она меня очень удивила.  Она  могла
не отпустить нас сегодня. Пока она не причиняла  нам  вреда,  она  могла  бы
оставить нас у себя в гостях на целый день.
   - И вас удивило, что она отпустила нас?
   - Д