жного поцелуя шрамов, потом пропихнула свои ноги меж его
колен, вставая на колени у его ног, при этом, не выпуская его руки.
Широкая юбка развевалась у нее вокруг талии, накрывая его ноги. На ней
были красные кружевные трусы и подвязки под цвет. И сочетание цветов
хорошее.
  У Филиппа стало пустое лицо. Он глядел на нее, а она тащила его руку к
своему рту. Тонкий розовый язычок лизал шрамы, мокрый, быстрый, и тут же
прятался. Она подняла на Филиппа темные наполненные глаза. Наверное, ей
понравилось то, что она увидела, потому что начала теперь лизать его шрамы
настойчивей, как кот лакает сливки. И глаза ее не отрывались от его лица.
  Филипп затрясся, спину его свело судорогой. Он закрыл глаза и откинулся
головой на спинку дивана. Руки ее легли к нему на живот, она ухватилась за
сетку и потянула. Сетка выскользнула из брюк, и руки ее стали гладить
обнаженную грудь.
  Он дернулся, широко раскрыв глаза, и поймал ее руки. Потряс головой.
  - Нет, нет.
  Его голос был хрипл и слишком глубок.
  - Ты хочешь, чтобы я перестала? - спросила Дарлин. Глаза ее были прикрыты
в щелочки, она глубоко дышала, полные губы были полны ожидания.
  Он пытался сказать что-нибудь осмысленное.
  - Если мы это будем делать... Анита останется одна. Так нечестно. Ее
первая вечеринка.
  Дарлин поглядела на меня - быть может, в первый раз.
  - Это с такими-то шрамами?
  - Шрамы от настоящего нападения. Я ее уговорил сюда прийти. - Он вытащил
ее руки у себя из-под рубашки. - Не могу ее бросить. - Глаза его снова
стали обретать фокус. - Она не знает правил.
  - Прошу тебя, Филипп, - сказала Дарлин. - Я так по тебе скучала.
  - Ты же знаешь, что они с ней сделают.
  - Тедди с ней побудет для охраны. Он правила знает.
  - Вы уже бывали на вечеринках? - спросила я.
  - Да, - ответил Эдуард. И выдержал мой взгляд, пока я пыталась представить
себе его на других вечеринках. Вот, значит, где он получал свою информацию
о мире вампиров. От придурков.
  - Нет, - сказал Филипп. Он встал, поднимая Дарлин на ноги, все еще держа
ее за предплечья. - Нет.
  И голос его звучал уже достаточно уверенно. Он отпустил ее и протянул мне
руку. Я ее взяла. А что было делать?
  Рука его была горячей и влажной от пота. Он широким шагом вышел из
комнаты, и мне на каблуках пришлось бежать, чтобы не отстать от
собственной руки.
  Он провел меня по коридору к ванной, и мы вошли. Он запер дверь и
прислонился к ней. На лице у него выступил пот, глаза были закрыты.
  Я огляделась, на чем тут можно сесть, и выбрала край ванны. Это было не
очень удобно, но казалось меньшим из двух зол. Филипп жадно глотал ртом
воздух и, наконец, повернулся к умывальнику. Он пустил воду громкой
плещущей струей, сунул в нее руки и снова закрыл ими лицо, и из-под них
капала вода. На волосах и ресницах у него повисли капельки. Он помигал
своему отражению в зеркале над умывальником. Вид у него был встрепанный,
глаза вытаращены.
  Вода капала ему на шею и на грудь. Я встала и протянула ему полотенце с
вешалки. Он не реагировал. Я промокнула ему грудь мягкими ароматными
складками полотенца.
  Наконец, он взял его у меня и вытерся. Волосы вокруг лица у него намокли и
потемнели. Высушить их было нечем.
  - Я смог, - сказал он.
  - Да, ты смог, - подтвердила я.
  - Я чуть не поддался.
  - Но ведь не поддался, Филипп. Чуть не считается.
  Он резко кивнул, почти затряс головой.
  - Наверное, так.
  Он все еще не мог перевести дыхание.
  - Давай вернемся в комнату.
  Он кивнул. Но остался стоять, где стоял, слишком глубоко дыша, будто ему
не хватало кислорода.
  - Филипп, ты как?
  Дурацкий вопрос, но ничего другого не пришло мне на ум.
  Он только кивнул. Разговорчивый.
  - Хочешь уйти? - спросила я.
  Тогда он, наконец, посмотрел на меня.
  - Ты это предлагаешь уже второй раз. Почему?
  - Что почему?
  - Почему ты хочешь меня освободить от моего обещания?
  Я пожала плечами и охватила себя руками.
  - Потому что... потому что тебе это вроде как больно. Потому что ты -
наркоман, пытающийся избавиться от привычки, то есть вроде этого, и я не
хочу тебе в этом мешать.
  - Это очень... очень порядочно с твоей стороны.
  Он так сказал "порядочно", как будто это слово было у него не
употребительно.
  - Ты хочешь уйти?
  - Да, но нам нельзя.
  - Ты это уже говорил. Почему нельзя?
  - Не могу я, Анита, не могу.
  - Можешь. От кого ты получаешь приказы, Филипп? Скажи. Что происходит?
  Я почти касалась его, выбрызгивая каждое слово ему в грудь, глядя вверх в
его лицо. Это всегда нелегко - быть жестокой, глядя человеку в глаза. Но
мне приходилось тренироваться всю жизнь, а упражнение ведет к совершенству.
  Его рука обняла меня за плечи, я отодвинулась, и его руки сомкнулись у
меня на спине.
  - Филипп, прекрати.
  Я уперлась ладонями ему в грудь. Рубашка на нем была мокрая и холодная. Я
сглотнула слюну и сказала:
  - У тебя рубашка мокрая.
  Он так резко меня отпустил, что я пошатнулась назад. Он одним плавным
движением стянул рубашку через голову. Ну, у него была большая практика по
раздеванию. Какая у него была бы красивая грудь, если бы не эти шрамы.
  Он шагнул ко мне.
  - Стой, где стоишь, - сказала я. - Что это за внезапные перемены
настроения?
  - Ты мне нравишься, - сказал он. - Разве этого мало?
  Я покачала головой:
  - Мало.
  Он выпустил рубашку из рук на пол, и я смотрела ей вслед, как будто это
было важно. Два шага - и он уже был рядом со мной. Тесные строят ванные. Я
сделала единственную вещь, которая пришла мне в голову, - шагнула в ванну.
На каблуках такое движение трудно сделать с достоинством, но зато я не
была прижата к груди Филиппа. Любое улучшение ситуации приветствуется.
  - За нами кто-то наблюдает, - сказал он.
  Я медленно повернулась, как в плохом фильме ужасов. На той стороне
занавесок горел тусклый свет, и из темноты выступало чье-то лицо. Харви,
кожаный. Окно было слишком высоко, чтобы он мог стоять на земле. Подставил
ящик? А может быть, возле окон были сделаны помосты, чтобы не пропустить
спектакль.
  Я позволила Филиппу помочь мне вылезти из ванны и шепнула:
  - Он нас слышит?
  Филипп покачал головой. Его руки снова медленно скользнули мне за спину.
  - Считается, что мы любовники. Ты хочешь, чтобы Харви перестал в это
верить?
  - Это шантаж.
  Он ослепительно улыбнулся жутко сексуальной улыбкой. Я невольно
напряглась. Он наклонился, и я его не останавливала. Поцелуй был именно
такой, каким обещался быть - полные мягкие губы, прижимающиеся к моей
коже, горячее давление. Его руки сомкнулись на моей голой спине, пальцы
разминали мои мышцы, пока они не расслабились.
  Он поцеловал меня в мочку уха, согревая кожу теплым дыханием. Его язык
затанцевал вдоль моей челюсти, рот нашел пульс на горле, язык уперся в
него, будто он вплавлялся в мою кожу. Чуть царапнули зубы. Они сжались
туго, больно.
  Я его отпихнула назад, прочь.
  - Гад! Ты меня тяпнул.
  Его глаза смотрели мутно, затуманенно. С нижней губы упала алая капля.
  Я коснулась шеи и отняла руку в крови.
  - Будь ты проклят!
  Он слизнул с губ мою кровь.
  - Кажется, Харви поверил представлению. Теперь ты отмечена. У тебя есть
доказательство того, кто ты такая и зачем сюда пришла. - Он вздохнул
глубоко и прерывисто. - Мне сегодня больше не придется тебя трогать. И я
прослежу, чтобы никто другой этого тоже не делал. Клянусь.
  В шее пульсировала боль. Укус, укус придурка!
  - Ты знаешь, сколько у человека во рту микробов?
  Он улыбнулся; у него в глазах еще было немного мути.
  - Нет.
  Я оттолкнула его с дороги и плеснула на рану водой. Да, это зубы человека.
Не настоящий укус-метка, но очень похоже.
  - Будь ты проклят.
  - Надо идти, чтобы ты могла искать информацию. - Он подобрал с пола
рубашку и держал ее в опущенной руке. Голая загорелая грудь, кожаные
штаны, полные губы, будто он кого-то высасывал. Меня.
  - У тебя вид, как у дорогого жиголо, - сказала я.
  Он пожал плечами:
  - Ты готова?
  Я все еще трогала рану. Старалась рассердиться и не могла. Я боялась. Я
боялась Филиппа и того, что он собой представлял и что не представлял. Я
этого не ожидала. Прав ли он? Буду ли я в безопасности всю остальную ночь?
Или он просто хотел узнать, какова я на вкус?
  Он открыл дверь, пропуская меня вперед. Я вышла. И по дороге сообразила,
что Филипп отвлек меня от моего вопроса. На кого он работает? Я так и не
узнала.
  И чертовски меня смущало, что всякий раз, как он снимает рубашку, мой
разум берет обеденный перерыв. Но нет, хватит: Филипп со многими шрамами
нанес мне свой первый и последний поцелуй. С этой минуты я - стальной
вампироборец, и меня не отвлечь играющими мускулами и красивыми глазами.
  Я коснулась пальцами следа от укуса. Больно. Хватит, больше в пай-девочку
не играю. Если Филипп еще раз сунется, я ему сделаю больно. Да, но, зная
Филиппа, можно догадаться, что ему это будет в кайф.

  27

  В коридоре нас остановила Мэдж и протянула руку к моему горлу. Я
перехватила ее за запястье.
  - Смотри, какая недотрога! Только не говори мне, что ты уже месяц с
Филиппом и он ни разу не попробовал тебя на вкус.
  Она оттянула лифчик, обнажая верхнюю часть груди. На бледной плоти четко
выделялись следы укусов.
  - Это же фирменное клеймо Филиппа, разве ты не знаешь?
  - Нет, - сказала я, протолкнулась мимо нее и повернула в гостиную. К моим
ногам упал мужчина, которого я не знала. На нем верхом сидела Кристол,
прижимая к полу. Он был молод и слегка перепуган. Я думала, он сейчас
позовет на помощь, но Кристал запечатала его размашистым и глубоким
поцелуем, будто хотела выпить его всего, начиная ото рта. Его руки стали
поднимать шелковые складки ее юбки. Бедра у нее были неимоверно белые, как
брюхо выброшенных на берег китов.
  Я резко повернулась и пошла к двери. Каблуки деловито и уверенно зацокали
по твердому паркету. Кто не понимает сказал бы, что я бежала. Но я-то
понимаю. Я не бежала. Я шла очень быстро.
  Филипп догнал меня у двери и загородил ее рукой. Я сделала глубокий,
успокаивающий вдох. Я не выйду из себя. Пока что.
  - Прости, Анита, но так лучше. Теперь ты в безопасности - от людей.
  Я подняла глаза и покачала головой.
  - Ты просто не понял, Филипп. Мне надо глотнуть свежего воздуха. Я не
ухожу насовсем, если ты этого боишься.
  - Я выйду с тобой.
  - Нет. Это противоречит моей цели. Потому что ты - одна из вещей, от
которых мне нужно передохнуть.
  Он опустил руку, пряча глаза. Почему это задело его чувства? Я не знала и
не хотела знать.
  Я открыла дверь, и жара охватила меня меховым одеялом.
  - Уже темно, - сказал он. - Они скоро здесь будут. Если я не буду с тобой,
я тебе помочь не смогу.
  Я подошла к нему вплотную и сказала почти шепотом:
  - Черт побери, Филипп, давай честно. Я куда лучше защищу себя сама, чем
это сделаешь ты. Первый же вампир, который поманит тебя пальчиком, может
слопать тебя на завтрак.
  У него жалко дрогнуло лицо, и мне на это смотреть не хотелось.
  - Филипп, возьми себя в руки.
  Я вышла на заросшую вьющимися растениями веранду и подавила желание
хлопнуть дверью. Это было бы по-детски. Да, меня подмывало поступить
по-детски, но я пока что это поберегу. Никогда не знаешь, когда детская
ярость окажется кстати.
  Ночь заполнили цикады и сверчки. По верхушкам деревьев тянул ветер, но
земли не касался. Воздух был стоялым и плотным, как пластик.
  После кондиционера в доме жара была приятна. Она была настоящей и
почему-то очищала. Я тронула укус на шее. Было такое чувство, что меня
испачкали, использовали, замазали, разозлили, вывели из себя. Ничего я
здесь не выясню. Если кто-то или что-то убивает вампиров, которые создали
сеть придурков, это совсем не так плохо.
  Конечно, вопрос был не в том, сочувствую я убийце или нет. Николаос ждет,
чтобы я раскрыла преступление, и лучше бы мне это сделать.
  Я набрала полные легкие густого воздуха и ощутила первые струйки... силы.
Она просачивалась между деревьями, как ветер, но ее прикосновение не
холодило кожу. Волосы у меня на шее попытались встать дыбом. Кто бы они ни
были, они были сильны. И они пытались поднять мертвого.
  Несмотря на жару, дожди были обильные, и мои каблуки немедленно
погрузились в траву. Пришлось идти почти на цыпочках, стараясь не
оступиться на мягкой земле.
  Земля был усыпана желудями, и это было, как ходить по шарикам. Я налетела
на дерево, больно стукнувшись плечом, которое так любезно ушиб мне Обри.
  Раздалось резкое высокое блеянье, в котором слышался панический страх.
Совсем рядом. Это иллюзия из-за густого воздуха или, в самом деле, блеяла
коза? Блеянье оборвалось густым булькающим звуком. Деревья кончились, и
поляна передо мной была ясной в лунном свете.
  Я сняла туфлю и попробовала землю. Сырая, холодная, но идти можно. Я сняла
вторую, взяла их обе в руки и побежала.
  Задний двор широко раскинулся в серебристой тьме. Он был пуст, только
вдали поднималась заросшая живая изгородь, как невысокие деревья. Я
побежала к ней. Могила должна быть там, больше ее нигде не спрячешь.
  Ритуал подъема мертвых короток по сравнению с другими ритуалами. Сила
изливалась в ночь и в могилу. Она росла медленным, ровным подъемом, теплой
волной "магии". Она сводила узлами мой живот и вела меня к изгороди. Кусты
разрослись так, что нечего было и думать сквозь них пролезть.
  Что-то выкрикнул мужской голос, потом раздался женский:
  - Где он? Где зомби, которого ты нам обещал?
  - Он слишком стар! - Голос мужчины стал тоненьким от страха.
  - Ты сказал, что цыплят будет мало, мы привели тебе козу. Но зомби нет. Я
думала, ты это умеешь.
  Я нашла калитку на другом конце изгороди. Металлическая, ржавая,
покосившаяся. Она застонала, когда я ее толкнула и открыла. Ко мне
повернулось более дюжины пар глаз. Бледные лица, непревзойденное
спокойствие нежити. Они стояли среди надгробий маленького семейного
кладбища и ждали. Никто не ждет так терпеливо, как мертвые.
  Один из ближайших ко мне вампиров был негр из логова Николаос. У меня
зачастил пульс, и я быстро оглядела толпу. Ее здесь не было. Слава тебе,
Господи.
  Вампир улыбнулся и спросил:
  - Ты пришла посмотреть... аниматор?
  Кажется, он чуть не сказал: "Истребительница"? Значит, это секрет?
  Как бы там ни было, он сделал остальным знак отойти, чтобы я могла
посмотреть на представление. На земле лежал Захария. Рубашка его промокла
от крови. Нельзя перерезать кому-нибудь горло и совсем не испачкаться. Над
ним стояла Тереза, уперев руки в бока. Она была одета в черное. Была видна
только бледная полоска ее кожи посередине, почти светящаяся при звездах.
Тереза, Повелительница Тьмы.
  Ее глаза мельком осмотрели меня и снова вернулись к лежащему.
  - Ну, Захария, где же зомби?
  Он слышимо сглотнул слюну.
  - Он слишком стар. Слишком мало осталось.
  - Ему всего сто лет, аниматор. Ты настолько слаб?
  Он глядел вниз, на землю. Его пальцы впились в мягкий грунт. Он быстро
глянул на меня и тут же опустил глаза. Что в них было? Страх? Совет
бежать? Мольба о помощи?
  - Что толку в аниматоре, который не умеет поднимать мертвых? - спросила
Тереза и вдруг оказалась на коленях рядом с ним, касаясь руками его плеч.
Захария вздрогнул, но не пытался бежать.
  По вампирам пробежало почти движение. Я чувствовала, как весь круг
напрягся за моей спиной. Они собирались его убить. То, что он не смог
поднять зомби, - всего лишь предлог.
  Тереза разорвала сверху вниз его рубашку на спине. Она затрепыхалась у
локтей, все еще заправленная за пояс. Вампиры вздохнули одновременно.
  У него сверху на правой руке была веревка с вплетенными бусинами. Это был
гри-гри, амулет вуду, но сейчас он ему не поможет. Что бы ни умел делать
этот амулет, этого сейчас мало.
  Тереза театральным шепотом произнесла:
  - А может быть, ты - просто свежее мясо?
  Вампиры стали приближаться, безмолвные, как ветер на траве.
  Я не могла на это смотреть. В конце концов, он мой коллега-аниматор и
человеческое существо. Я не могла дать ему умереть вот так, у меня на
глазах.
  - Погодите, - сказала я.
  Кажется, меня никто не услышал. Вампиры надвигались, я потеряла Захарию из
виду. Если хоть один его укусит, на остальных нападет жор. Однажды я уже
такое видела. Если я увижу это еще раз, мне никогда не избавиться от
кошмаров.
  Я возвысила голос, надеясь, что они услышат:
  - Постойте! Разве он не принадлежит Николаос? Разве не ее он называет
мастером?
  Они притормозили, потом расступились, пропуская Терезу. Она остановилась
передо мной лицом к лицу.
  - Тебя это не касается.
  Она пялилась на меня, и мне не надо было отводить глаза. Одной заботой
меньше.
  - Уже касается, - ответила я.
  - Ты хочешь составить ему компанию?
  Вампиры стали отступать от Захарии, окружая заодно и меня. Я не мешала.
Все равно я ничего не могла сделать. Либо они нас обоих отпустят живыми,
либо я тоже умру. Ну, ладно.
  - Я хочу поговорить с ним как профессионал с профессионалом, - сказала я.
  - Зачем? - спросила она.
  Я подошла к ней вплотную, почти касаясь. Ее злость была почти осязаема. Я
ее выставила в невыгодном свете перед другими, и я это знала, и она знала,
что я знаю. Я прошептала тихо, хотя некоторые из них меня бы все равно
услышали:
  - Николаос приказала этому человеку умереть, но я ей нужна живой, Тереза.
Что она с тобой сделает, если я сегодня случайно погибну? Ты хочешь
провести вечность в запечатанном крестом гробу?
  Она зарычала и отпрянула, будто я ее ошпарила.
  - Будь ты проклята, смертная, будь ты вечно проклята! - Черные волосы
трещали вокруг ее лица, пальцы скрючились когтями. - Говори с ним,
посмотрим, что тебе будет в этом толку! Он должен поднять зомби, этого
зомби, иначе он наш. Так говорит Николаос.
  - Если он поднимет зомби, он уйдет свободным и невредимым?
  - Да, только он этого не может. Он недостаточно силен.
  - На что и рассчитывает Николаос, - добавила я.
  Тереза улыбнулась, жестокий изгиб губ обнажил клыки.
  - Да-ссс.
  Она повернулась спиной ко мне и прошла сквозь толпу вампиров. Они
расступались перед ней, как испуганные голуби. А я-то стояла с ней лицом к
лицу. Глупость и храбрость бывают взаимозаменяемы.
  Я опустилась возле Захарии.
  - Ты не ранен?
  Он покачал головой:
  - Спасибо тебе за этот жест, но они меня сегодня убьют. Тебе здесь ничего
не поделать. - Он слегка улыбнулся. - Даже у тебя есть свои пределы.
  - Мы можем поднять этого зомби, если ты мне доверишься.
  Он нахмурился и посмотрел на меня. Я не могла понять выражения его лица:
недоумение, но и еще что-то.
  - Зачем?
  Что я могла сказать? Что не могу просто так наблюдать его смерть? Он
смотрел, как человека пытают, и пальцем не шевельнул. Я предпочла краткое
объяснение:
  - Потому что не могу тебя им отдать, если есть возможность этому помешать.
  - Я тебя не понимаю, Анита. Совсем не понимаю.
  - Это у нас взаимно. Встать можешь?
  Он кивнул.
  - Что ты задумала?
  - Мы должны объединить наш талант.
  У него глаза полезли на лоб:
  - Блин, ты умеешь служить фокусом?
  - Я это делала дважды. Дважды с одним и тем же человеком. Дважды с тем,
кто учил меня искусству аниматора. И никогда с незнакомым.
  Голос его упал до еле слышного шепота.
  - Ты серьезно хочешь это сделать?
  - Спасти тебя? - спросила я.
  - Поделиться силой, - ответил он.
  Шелестя одеждой, к нам решительно подошла Тереза.
  - Хватит, - сказала она. - Он не может этого сделать, и потому
расплачивается. Теперь либо уходи, либо присоединяйся к нашему... пиру.
  - И тот случай, когда у вас редкий Кто-Вкусный-Жир?
  - Что?
  - Это из доктора Сьюса, "Как Гринч украл Рождество". Помнишь: "И у них
будет Пир! Пир! Пир! Часто съедают Кто-Пудинг, редко - Кто-Вкусный-Жир".
  - Ты сумасшедшая.
  - Так мне говорили.
  - Ты хочешь умереть?
  Я встала, очень медленно, и ощутила, как во мне что-то поднимается.
Уверенность, абсолютная уверенность, что она мне не опасна. Глупо, но это
была уверенность, настоящая и твердая.
  - Может, меня