прошептал.
   - Его.
   - Отец! Ты не можешь отдать меня ей. Им!
   -  Твое  слово  чести,  что  мы  можем  наказать  его  так,  как  считаем
необходимым, даже включая смерть, - потребовала я.
   Падма кивнул.
   - Мое слово.
   И в это же  мгновенье  Фернандо  оказался  между  Дамианом,  Джейсоном  и
Рафаэлем. Он потянулся к отцу.
   - Я твой сын!
   Падма не поднял на него глаз. Даже когда я слезла с него, он свернулся на
полу спиной к Фернандо.
   Я стерла кровь  с  подбородка  тыльной  стороной  руки.  Мунин  отступал,
погружался обратно в глубину.
   И все это время я чувствовала вкус  крови.  Перевернувшись,  я  вскочила.
Из-за крови второй раз не стал лучше.
   Жан-Клод потянулся ко мне, и я пошла к нему. И когда его прохладная  рука
коснулась моей, мне стало лучше.  Не  намного,  но  все-таки.  Ричард  нежно
коснулся моего лица. Я позволила заключить себя в кольцо их  рук.  Казалось,
Жан-Клод восстанавливает силы от одного моего  прикосновения.  Он  сел  чуть
прямее.
   Я оглянулась и увидела, что примерно тем же занимаются  Гидеон,  Томас  и
Падма. У них всех текла кровь, но страх остался только  в  глазах  Падмы.  Я
толкнула его на край пропасти. Толкнула нас обоих.
   Я - правоверный католик, и в тот момент я не была  уверена,  что  в  мире
найдется достаточно молитв Деве Марии, чтобы загладить то,  что  происходило
со мной в последнее время.
 
Глава 52 
 
   Фернандо пытался получить отсрочку, но  он  уже  потерял  вид  настоящего
мужчины. Или, лучше сказать, вид монстра? Они связали его серебряными цепями
и заткнули ему рот. Последнее  было  сделано  в  основном  для  того,  чтобы
остановить его непрерывные мольбы. Он просто не мог поверить в то,  что  его
отец его предал.
   Лив не сопротивлялась. Казалось, она воспринимала происходящее  абсолютно
безропотно. И что ее больше всего удивило, это то, что  я  не  убила  их  на
месте. У меня были другие планы.  Они  унизили  стаю.  Так  что  им  светило
правосудие стаи. В некотором роде -  общее  дело.  Возможно,  мы  позовем  и
крысолюдов, и устроим разновидовое веселье.
   Когда их увели, тишина стала такой глубокой и плотной,  что  грохотала  в
ушах и наполняла комнату.
   В эту тишину ступила  Иветт.  Она  улыбалась,  была  прекрасна  и  свежа,
насытившись кровью Джейсона и нашей смешавшейся силой.
   - Жан-Клод все равно должен ответить за  свое  предательство,  -  сказала
она.
   - О чем ты бормочешь? - поинтересовался Странник.
   - Мой мастер, Morte d' Amour, обвиняет его в том, что он пытается создать
в этой стране еще один совет. Совет, который заберет нашу силу  и  превратит
нас в смешных марионеток.
   Странник отмахнулся:
   - Жан-Клоду можно поставить в вину многое, но не это.
   Иветт улыбнулась, и одной улыбки было  достаточно.  Она  явно  собиралась
сказать новую гадость.
   - А что скажешь ты, Падма? Если он предатель, то мы вправе казнить его за
это. Он станет хорошим уроком для тех, кто смеет узурпировать силу совета.
   Падма все еще был на полу, в руках своих слуг. Ему все еще было нехорошо.
Он разглядывал нашу маленькую компанию.  Мы  тоже  оставались  на  полу.  Мы
шестеро сегодня уже танцевать не будем.
   Один взгляд в его глаза сказал обо всем. Я унизила его, испугала  его  до
смерти и вынудила отдать на  смерть  единственного  сына.  Он  улыбнулся,  и
улыбка была не из приятных.
   - Если они предатели, то должны понести наказание.
   - Падма, - сказал Странник, - ты знаешь, что все это ложь.
   - Я не сказал, что они предатели, Странник. Я сказал,  "если".  Если  они
изменники, то должны быть наказаны. Даже ты должен это признать.
   - Но они не изменники, - возразил Странник.
   - Я использую право  моего  мастера  на  голос,  -  сказала  Иветт.  -  И
догадываюсь, как будут голосовать трое из нас.
   Ашер подошел, и встал рядом с нами, рядом с Жан-Клодом.
   - Они - не изменники, Иветт. Говоря так, ты лжешь.
   - Ложь вообще интересная штука. Правда? Гарри?
   Она подняла руку, будто в условном знаке, и к  нам  присоединился  Гарри,
бармен "Всесожжения". Если я думала, что сегодня меня  уже  не  удивить,  то
явно ошибалась.
   - Вижу, вы с Гарри знакомы, - промурлыкала Иветт.
   - Тебя ищет полиция, Гарри, - обратилась я к нему, проигнорировав Иветт.
   - А я знаю, - ответил он.
   По крайней мере, ему трудно было смотреть мне в глаза. Это  не  заставило
меня почувствовать намного лучше, но чуть-чуть - да.
   - Я знал,  что  Гарри  из  вашей  ветви,  -  сказал  Жан-Клод,  -  но  он
действительно ваш.
   - Oui.
   - Что это значит, Иветт? - спросил Странник.
   - Гарри  выдавал  информацию  тем  ужасным  фанатикам,  чтобы  они  могли
перебить монстров.
   - Зачем? - спроси Странник.
   - Ага, вот и мне интересно, - сказала я.
   - Мой мастер не желает перемен, как и многие  из  старейших.  Легализация
стала для  нас  самой  большой  угрозой.  Он  боится  этого.  Он  хочет  это
остановить.
   - Как Оливер, - сказала я.
   - Exactement.
   - Но убийствами вампиров этого не остановишь, - сказала  я.  -  Наоборот,
это даст про-вампирским лоббистам дополнительные козыри.
   - Но теперь, - сказала она, - мы отомстим. Отомстим так кроваво и ужасно,
что все повернутся против нас.
   - Ты не посмеешь, - сказал Странник.
   - Падма дал мне такую возможность.  Мастер  Города  слаб,  его  связь  со
слугами почти прервалась.
   Бросившему вызов будет очень просто его убить.
   - Ты, - сказал Странник, - можешь бросить вызов Жан-Клоду, но никогда  не
сможешь стать Мастером  Города,  Иветт.  У  тебя  никогда  не  хватит  своей
собственной силы стать мастером вампиров. Это сила твоего  мастера  помогает
тебе прыгать выше головы.
   - Это правда, я никогда не стану мастером. Но здесь есть мастер,  который
ненавидит Жан-Клода и его слуг. Ашер.
   Она выкрикнула имя так, будто все это было заранее спланировано.
   Он посмотрел на  нее,  но  казалось,  что  он  удивлен.  Что  бы  она  ни
планировала, он об этом не знал. Он сверху вниз посмотрел на Жан-Клода.
   - Ты хочешь, чтобы  я  убил  его,  пока  он  достаточно  слаб,  чтобы  не
сопротивляться?
   - Да! - крикнула она.
   - Нет, - ответила Ашер, - я не хочу на место Жан-Клода, не таким образом.
Победить его в честной схватке было бы одно, а так? это предательство.
   - Я думала, ты его ненавидишь! - сказала Иветт.
   - Так и есть, но для меня так же кое-что значит честь.
   - Намекаешь, что для меня не значит? - она пожала  плечами.  -  Ты  прав.
Если бы я могла стать мастером города, я бы так и сделала. Но я могу прожить
еще тысячу лет, но так и не стану мастером. А тебя останавливает не честь. А
она.
   И она ткнула в меня пальцем.
   - В тебе должна быть какая-то магия, которую я не могу распознать, Анита.
Ты околдовываешь любого вампира и оборотня, появившихся в поле зрения.
   - Ну, ты-то была рядом долго, но не похоже, чтобы привязалась, - заметила
я.
   - Мои вкусы намного более экзотичны, чем даже ты, аниматор.
   - Если Ашер  не  станет  Мастером  этого  города,  тогда  ты  не  сможешь
контролировать этих вампиров.
   Ты не сможешь заставить их совершать страшные деяния с людьми,  -  сказал
Странник.
   - В нашем плане я не полагалась  целиком  на  ненависть  Ашера.  Было  бы
полезно получить контроль над вампирами города, но не обязательно. Бойня уже
началась, - сказала Иветт.
   Все замерли, глядя на нее, думая об одном и том же. Я задала общий вопрос
вслух:
   - Что ты имеешь в виду - уже началась?
   - Скажи им, Уоррик, - позвала она.
   Он покачал головой.
   Она вздохнула.
   - Хорошо, я сама скажу. Уоррик был святым рыцарем  до  того,  как  я  его
нашла. Он может вызывать огонь Господа, не так ли?
   Он не поднял глаз. Так и стоял -  огромная  фигура  в  сверкающем  белом,
понурив голову, как мальчишка, которого поймали на жульничестве в игре.
   - Ты вызывал пожары в Нью-Орлеане, Сан-Франциско и  здесь.  Почему  не  в
Бостоне? - спросила я.
   - Я уже говорил, что чувствовал себя  тем  сильнее,  чем  дальше  был  от
нашего мастера. В Бостоне я был еще слаб. Только в Орлеане  я  почувствовал,
как на меня спустилась Божья благодать, впервые за последнюю тысячу  лет.  Я
бы опьянен. Мне было мучительно стыдно за сгоревший дом. Я не хотел, но  это
казалось чудом, чистым чудом.
   - Я его застукала, - сказала Иветт довольно. - И велела делать то же там,
куда мы приезжали. Я велела ему убивать людей, но даже пытка не вынудила его
это делать.
   Он посмотрел на нее.
   - Я был уверен, что никто не пострадает.
   - Вы - пирокинетик, - сказала я.
   Он нахмурился.
   - Это дар  Господа.  Это  первый  знак  того,  что  он  вернул  мне  свою
благодать. Раньше я думал, что испугаюсь Святого Огня. Боялся, что  он  меня
уничтожит. Но теперь я не боюсь смерти. Она хотела, чтобы я использовал дары
Господа в целях зла. Она хотела, чтобы я сжег  ваш  стадион  сегодня  ночью,
вместе с тысячами людей.
   - Что ты сделал? - спросила я.
   Он прошептал:
   - Ничего.
   Иветт его услышала. Она неожиданно оказалась рядом с нами, в белом облаке
юбок. Схватив его за подбородок, она заставила его смотреть себе в глаза.
   - Весь смысл был в том, чтобы оставить хвост улик из сожженных  домов,  и
закончить кульминацией,  совершив  сегодняшнее  маленькое  жертвоприношение.
Маленькое всесожжение для нашего мастера.
   Ты поджег стадион, как мы планировали.
   Он покачал головой, голубые глаза были  распахнуты,  но  в  них  не  было
страха.
   Он ударила его так сильно, что у него на щеке остался красный отпечаток.
   - Ты, святой мерзавец! Ты отвечаешь перед тем же мастером, что  и  я.  За
это ты сгниешь живьем!
   Уоррик стоял очень прямо. Можно было буквально увидеть,  как  он  ожидает
своей пытки. Он стоял, в белом сиянии, и выглядел именно так, как полагается
святому воину. На его лице был покой, в прекрасных глазах - мир.
   Сила Иветт хлынула вперед, и краешком задела  мня.  Но  Уоррик  стоял  на
прежнем месте, целый и чистый. Ничего не  произошло.  Иветт  развернулась  к
нам.
   - Кто ему помогает? Кто защищает его от меня?
   Я, кажется, поняла, что только что случилось.
   - Никто ему не помогает, Иветт, - ответила я, - он мастер вампиров, и  ты
больше не можешь причинить ему вред.
   - Да что ты говоришь! Он мой! И я могу делать с ним все, что пожелаю.  Он
всегда был моим.
   - А теперь - нет, - сказала я.
   Уоррик улыбнулся, у него просветлело лицо.
   - Господь освободил  меня  от  тебя,  Иветт.  Он,  наконец,  простил  мне
падение. Мое вожделение к твоей  белой  плоти  вело  меня  в  ад.  Теперь  я
свободен от тебя.
   - Нет! - крикнула она. - Нет!
   - Похоже, наш брат по совету ограничивал силу Уоррика, - сказал Странник.
- Точно так же, как он давал силу тебе, Иветт, он отнимал ее у него.
   - Это невозможно! - сказала она. - Мы сожжем этот город дотла  и  возьмем
ответственность на себя.
   Мы покажем им всем, что мы монстры.
   - Нет, Иветт, - сказал Уоррик, - не покажем.
   - Ты мне для этого не нужен,  -  сказала  она,  -  я  и  сама  могу  быть
монстром. Уверена, что найдется репортер, которого  я  смогу  приласкать.  Я
сгнию прямо перед объективом, прямо на нем. Я не подведу нашего  мастера.  Я
буду таким чудовищем, каким он хочет нас видеть. Монстром, который живет  во
всех нас.
   Она протянула руку Генри.
   - Пойдем, найдем своих жертв во всех людных местах.
   - Мы не можем этого допустить, - сказал Странник.
   - Да, - подтвердил Падма, с помощью Гидеона и Томаса вставая на  ноги.  -
Мы не можем этого допустить.
   - Да, - сказал Уоррик, - мы не можем дать ей соблазнить еще  кого-нибудь.
Хватит.
   - Нет, не хватит. И никогда  не  хватит.  Я  найду  тебе  лучшую  замену,
Уоррик. Я могу заново создать тебя. Из того, кто будет для  меня  слугой  на
все времена.
   Он медленно покачал головой.
   - Я не могу позволить тебе украсть душу у еще одного человека. Я не брошу
еще одного несчастного в ад твоих объятий.
   - Я думала, ты боишься этого ада, - сказала Иветт. - Века боязни, что  ты
сгоришь в наказание за свои преступления.
   Она распалялась, повышая голос:
   - Веками я слушала твое нытье про утраченную чистоту, потерю благодати  и
ждущие тебя наказания.
   - Я больше не боюсь своего наказания, Иветт.
   - Потому что думаешь, что прощен, - сказала она.
   Он покачал головой.
   - Бог знает, прощен ли я истинно, но если я  буду  наказан,  то  заслужил
это. Как все мы. Я не могу позволить тебе найти другую грешную  душу  вместо
меня.
   Она скользнула к нему, запустив пальцы в его белую тунику. Я потеряла  ее
из виду за его широкой спиной, и когда она обошла его и появилась  с  другой
стороны, она начала разлагаться. Она скользила гниющими руками по его белому
одеянию, оставляя черно-зеленые слизистые следы. Она рассмеялась, и покрытое
язвами лицо искривила гримаса.
   - Что с ней происходит? - прошептал Ричард.
   - Она сама, - ответила я.
   - Ты вернешься со мной во Францию.  Ты  будешь  служить  мне,  даже  если
теперь ты мастер. Если кто и может принести такую жертву, то это ты, Уоррик.
   - Нет, - ответил он. - Если бы я действительно был тверд и достоин Божьей
благодати, то вернулся бы с тобой. Но я не так силен.
   Она обвила гниющие руки вокруг  его  талии  и  улыбнулась  ему.  Ее  тело
разрушалось, истекало темной вязкой жидкостью  прямо  на  белое  совершенное
платье. Густые белые волосы высохли прямо у нас на глазах,  превратившись  в
блеклую солому.
   - Тогда поцелуй меня, Уоррик. Всего один последний раз.  Я  должна  найти
тебе замену еще до рассвета.
   Он обхватил ее руками, закрыв длинными белыми полами балахона, и прижал к
себе.
   - Нет, Иветт, нет.
   Он смотрел на нее сверху вниз, и на  его  лице  появилось  что-то,  очень
похожее на нежность.
   - Прости меня, - сказал он очень тихо.
   И он вытянул руки перед собой.
   Из ладоней вырвался огонь, странного бледного цвета, светлее,  чем  языки
горящего газа.
   Иветт оглянулась и обратила свое почти разложившееся лицо к огню.
   - О, ты не посмеешь, - сказала она.
   Уоррик приблизил к ней руки. Первым загорелось ее платье. Она закричала.
   - Не будь идиотом, Уоррик! Отпусти меня!
   Но он не слышал ее, и когда огонь коснулся ее плоти, она вспыхнула, будто
была пропитана бензином.
   Она загорелась ярким голубым огнем. Дико закричав, она начала биться,  но
он крепко прижал ее к своей груди. Она не могла сбить языки пламени  даже  с
рук Огонь окутал Уоррика синим  нимбом,  но  он  не  горел.  Он  стоял,  как
желто-белое изваяние посреди синего  огня,  и  действительно  был  чертовски
похож на святого. На что-то святое,  чудесное  и  ужасное  одновременно.  Он
стоял, сияя, а Иветт начала  чернеть  и  рассыпаться  у  него  в  руках.  Он
улыбнулся нам.
   - Господь меня не покинул. Только страх все эти годы  держал  меня  в  ее
рабстве.
   Иветт извернулась у него в руках, все еще пытаясь вырваться,  но  он  был
непреклонен. Он упал на колени, наклонив голову, пока  она  вырывалась.  Она
горела, кожа отпадала от костей черными лепестками, но она все еще  кричала.
Комнату наполнил смрад от горящих волос и плоти,  но  дыма  почти  не  было,
только растущий  жар.  Все  в  комнате  отступили  от  них.  Наконец,  Иветт
перестала двигаться, перестала кричать.
   Думаю, все это время,  пока  она  визжала,  корчилась  и  горела,  Уоррик
молился. Синие языки пламени взметнулись  почти  до  потолка,  и  неожиданно
изменили цвет. Они стали  чистого  желто-оранжевого  цвета,  цвета  обычного
огня.
   Я вспомнила рассказ МакКиннона, как  из-за  изменившегося  цвета  пламени
сгорел сам "светляк".
   - Уоррик! - закричала я. - Уоррик! Брось ее! Ты сгоришь вместе с ней!
   И в последний раз послышался его голос.
   - Я не боюсь объятий Господа нашего. Он требует жертвы, но он милостив.
   И больше он не проронил и звука. Огонь начал пожирать его, но он не издал
ни стона. И в этой тишине мы услышали  другой  голос.  Очень  высокий  крик,
тихий и бессловесный, безжалостный, безнадежный. Иветт все еще была жива.
   Кто-то,  наконец,  очнулся   и   поинтересовался,   нет   ли   поблизости
огнетушителя. Ответил Джейсон:
   - Не-а, здесь - нет.
   Я посмотрела на него через комнату, и он встретил мой взгляд. Мы смотрели
друг  на  друга,  и  оба  понимали,  что  он  прекрасно  знает,  где   здесь
огнетушитель. И Жан-Клод, которого я держала за руку, тоже это  знал.  Черт,
да я сама знала, где он. Но никто из нас  никуда  не  побежал.  Мы  дали  ей
сгореть.
   Мы дали сгореть им обоим. Если бы могла, я бы спасла Уоррика,  но  Иветт?
гори, детка, гори-гори ясно.
 
Глава 53 
 
   Совет  уехал.  Двое  его  членов  дали  нам  слово,  что  больше  нас  не
побеспокоят. Я не была уверена, что поверила, но это лучшее, что  они  могли
предложить. Мы с Ричардом регулярно собираемся у Жан-Клода, чтобы  научиться
держать метки под контролем. Я все еще  не  могу  контролировать  мунин,  но
старательно над этим работают, и Ричард так же старательно мне помогает.  Мы
стараемся быть друг с другом не такими противными. Он собирается  уехать  из
штата до конца лета,  чтобы  закончить  диссертацию  по  противоестественной
биологии. На таком большом расстоянии работать с метками будет трудновато.
   Он посетил стаю из тех мест,  чтобы  подобрать  возможных  кандидатов  на
место лупы. Даже не знаю, что я думаю по этому поводу. Я  даже  не  уверена,
что буду скучать именно по Ричарду. Скорее  -  по  стае,  по  лукои.  Нового
приятеля можно найти всегда, но новая семья, тем более такая особенная,  это
редкий дар.
   Все верлеопарды вступили теперь уже в мою компанию,  даже  Элизабет.  Вот
так сюрприз.
   Они зовут меня своей Нимир-Ра, королевой леопардов. Представьте себе -  я
и Тарзан.
   Фернандо и Лив я отдала Сильви. Кроме нескольких кусочков, которые Сильви
оставила на сувениры, оба они пропали без вести.
   Натаниель захотел переехать ко мне. В результате я оплачиваю счета за его
квартиру. Он просто не может существовать без того, кто бы распоряжался  его
жизнью. Благополучно исцелившийся  от  пулевых  ранений  Зейн  говорит,  что
Натаниелю нужен мастер или госпожа, и что он - "пет", зверушка или  любимец,
как это называет садо-мазо народ. Определение это означает того, кто еще  на
ступень ниже раба, того, кто просто не может действовать самостоятельно. Мне
не приходилось о таком слышать, но, похоже, что это правда, по крайней мере,
в случае с Натаниелем. И нет, я не знаю, что собираюсь с ним делать дальше.
   Стивен и Вивиан стали встречаться. Честно говоря, я начинала подозревать,
что Стивен предпочитает мальчиков. Это наглядно демонстрирует, как  много  я
понимаю.
   Ашер остался в Сент-Луисе. Здесь, что удивительно, он среди друзей. Они с
Жан-Клодом предаются воспоминаниям о событиях, про которые я читала только в
исторических романах или видела в кино.
   Я предложила Ашеру сходить к пластическому хирургу. В ответ  он  поставил
меня в известность, что не  может  исцеляться  от  ран,  нанесенных  святыми
предметами. Я поинтересовалась - ему что, трудно узнать? Когда он  пришел  в
себя после того, как узнал, что современная медицина  вполне  может  сделать
то, на что не способно его  прекрасное  тело,  он  узнал.  Доктора  выразили
надежду.
   Мы с Жан-Клодом наконец освоили ванную в моем  новом  доме.  Представьте:
повсюду белые мерцающие свечи, отражающиеся на его влажной обнаженной  груди
огоньки, плавающие на поверхности воды лепестки дюжины алых роз. И все это я
обнаружила, вернувшись домой в три ночи.
   Мы забавлялись до рассвета, пока я не уложила его к  себе  в  постель.  И
оставалась с ним, пока его тело не покинуло  тепло,  а  у  меня  не  сжалось
сердце.
   Ричард прав. Я не могу отдать Жан-Клоду всю себя. Я не могу позволить ему
пить мою кровь. Я не могу по-настоящему делить с ним постель. По  сути,  он,
какой бы ни был прекрасный, но ходячий мертвец. И я старательно  отстраняюсь
от  вс