ысячу золотых.
   - Не унижайся перед ним, Лета! - резко произнесла вторая женщина.
   - Тысячу? Ого! Много, - крякнул старик, и дверь камеры снова заскрипела.
   - Пять тысяч! - в голосе Леты послышались нотки отчаяния.
   Дверь продолжала закрываться.
   - Десять! Десять тысяч!
   Дверь с грохотом захлопнулась,  и  я  вздрогнул.  Казалось,  что  с  этим
грохотом само небо рухнуло на землю. Зазвенела связка ключей, и я отошел  от
стены, из-за которой выглядывал все это время, в глубь камеры,  подальше  от
света фонаря. К тому же с нового места я мог увидеть лицо старика. Я  просто
должен был  увидеть  лицо  человека,  который  вот  так  просто  и  обыденно
отказался от десяти тысяч золотом!
   Ключ сухо звякнул в замке, и старикан повесил связку на  пояс.  Затем  он
отвернулся от двери, и я смог разглядеть его лицо.
   Я испугался. Сильно.
   В последний раз я был так напуган в  ту  ночь,  когда  залез  в  Закрытую
территорию и встретился с очаровательным и голодным хохотуном-плакальщиком.
   У  старика  была  желто-пергаментная  кожа,  острый  прямой  нос,   синие
бескровные губы, грязная нечесаная борода и глаза...
   Эти глаза меня напугали до дрожи в коленках. Они были  черные.  Абсолютно
черные...
   У старого хрыча были холодные, агатовые глаза, в которых  не  наблюдалось
никаких признаков зрачков или радужки. Разве можно  назвать  темные  провалы
черноты и пустоты глазами?
   Такого попросту не должно, да и  не  могло  существовать  в  нашем  мире.
Черные глаза казались мертвее камня, холоднее льда, безучастнее вечности.
   Не выдержав взгляда этих страшных глаз, я отшатнулся назад.
   По всем вселенским законам свинства мне под ноги попалась какая-то дрянь.
Не надо быть гением, чтобы догадаться, что эта дрянь оглушительно  звякнула.
Оглушительно - не очень подходящее в данной ситуации слово. Мне  показалось,
что звук от злосчастной посуды, оставшейся в  камере  после  покинувшего  ее
узника, разнесся по всей Сиале.
   Старик, как и следовало предполагать, тут же застыл на месте и  уставился
мертвой чернотой глаз во тьму. Туда, где я прятался.
   Я не нашел ничего лучшего, как  вообразить  себя  бездушным  бревном  или
камнем. Говоря простым языком, я старался не только не шевелиться, но  и  не
дышать.
   Дед потянул носом воздух, и  я  вознес  молитву  Саготу,  чтобы  меня  не
заметили. Надсмотрщик с черными озерами мрака  вместо  глаз  пугал  меня  до
мокрых подштанников.
   Старик переложил фонарь из правой руки в левую. В освободившейся руке как
по волшебству появилось оружие. Больше всего эта штука была похожа... На что
может быть похожа большая берцовая кость человека, к  тому  же  заостренная?
Только на заостренную большую берцовую кость человека, и ни на что больше.
   Кость в свете фонаря казалась желтой, и лишь  острый  край  обломка,  так
напоминающий по форме наконечник  копья,  был  грязно-ржавого  цвета.  Цвета
засохшей крови. Старик оскалился, во  рту  мелькнули  желтые  пеньки  гнилых
зубов, а  затем  покрепче  перехватил  странное  оружие  и,  подняв  фонарь,
двинулся в мою сторону.
   Не верьте тем, кто говорит, что  в  последние  оставшиеся  секунды  перед
смертью человек видит всю свою прошедшую жизнь, которая табуном  доралисских
лошадок проносится перед его глазами. Врут.  Откровенно,  нагло  и  безбожно
врут. Никаких видений у себя я в эти секунды не заметил. Да и о видениях  ли
речь, если ты  перепуган  до  дрожи  в  коленях?  Страшный  дед  решил  меня
прикончить - никаких сомнений.
   То ли бог всех воров услышал мою молитву, то ли запах, к которому я почти
смог  привыкнуть,  ударил  по  чувствительному  носу  надсмотрщика,  но  дед
остановился в трех шагах от моего убежища.
   Сейчас старик смотрел прямо на меня, а граница света его фонаря  пролегла
в пяти шагах от моих ног.  Сделай  надсмотрщик  еще  несколько  шагов,  и  я
окажусь прямо в круге света от фонаря!
   Я мысленно проклял  свою  беспечность  и  любопытство.  Будь  я  умнее  -
прижался бы к стене, а  не  стоял  как  истукан  в  центре  камеры  напротив
дверного проема, полагаясь на то, что тьма защитит меня от глаз старика.
   Черные глаза не мигая смотрели в мою сторону, и сердце  у  меня  в  груди
гремело сильнее, чем кузнечный молот гнома. Неужели ему не слышно?
   Дед смотрел долго. Очень долго. Не меньше  минуты.  Минуты,  показавшейся
мне годом. Минуты, за которую я успел состариться на целый век.
   - Проклятые крысы, - наконец проскрипел старик. - Расплодились, твари!  И
чего они здесь только жрут?
   Старик засунул оружие-кость за пазуху, переложил фонарь из левой  руки  в
правую и зашаркал по коридору в сторону лестницы. Дед скрылся,  и  теперь  я
мог видеть только маленький кусочек коридора и дверь,  за  которой  томились
пленницы. Чем дальше старик уходил от  меня,  тем  сильнее  тускнел  свет  в
коридоре.
   Я  не  стал  совершать  безумных   поступков   и   красться   следом   за
надсмотрщиком. С того времени, как  мне  довелось  увидеть  его  глаза,  все
желание вылезать из  вонючей  камеры  пропало.  Я  лучше  пережду,  а  потом
потихоньку-полегоньку дотопаю до лестницы, пускай и в  кромешной  тьме.  Так
что я остался на месте, ожидая, когда старик уйдет как можно дальше от моего
убежища.
   А что если вообще не подниматься по ближайшей лестнице, а дойти  до  той,
по которой я попал в этот коридор, доковылять до места,  где  я  очнулся,  и
поискать другой выход? Теперь мне  было  не  лень  протопать  огромный  путь
назад. Я был готов сделать все что угодно, даже  сровнять  горы  Карликов  с
землей, но только не встречаться со стариком. Не знаю, почему я  так  сильно
напуган, но с такими гла...
   Я прервал свою мысль и сосредоточился на настоящем. Шарканье ног  старика
смолкло, на коридор опустилась оглушающая тишина. И свет! Свет от фонаря  не
померк до конца! В коридоре сгустились глубокие сумерки...
   Внезапное отсутствие шарканья и присутствие света говорило лишь об одном:
старик остановился, так и не дойдя до лестницы. Но зачем, выдери его тьма?
   Я, не отрывая взгляда от дверного проема, сделал  аккуратный  шаг  влево,
затем еще один и еще, и еще.
   И тут у меня чуть разрыв сердца не случился! Честное слово, еще никому не
удавалось напугать меня целых два раза за столь короткий срок!
   Старик никуда не ушел. Этот хитрый ублюдок разлегся на полу и  заглядывал
в камеру. Находись я сейчас на том месте, где стоял всего  несколько  секунд
назад, и проклятый дед так и остался бы для меня незамеченным. А если  бы  я
совершил еще большую глупость  и  вместо  того,  чтобы  отойти  в  сторонку,
направился к выходу из камеры, то просто-напросто нос к носу столкнулся бы с
надсмотрщиком. Сейчас дед внимательно смотрел  на  то  самое  место,  где  я
совсем недавно стоял.
   Какой  хитрец!  Какой  опасный  хитрец!   Куда   пропала   эта   показная
медлительность и шарканье?! Как ловко,  бесшумно  и  незаметно  он  вернулся
назад! Тьма выпей мою кровь, если его уход не был всего  лишь  очень  хорошо
разыгранным спектаклем!
   Высмотрев все, что хотел, старик  стал  подниматься  с  пола.  Поднимался
ловко  и  бесшумно,  стараясь  держаться  так,  чтобы  я,  находящийся,   по
предположению старикa, совсем другом месте, не смог его увидеть.
   И не увидел бы, стой я на прежнем месте! Спасибо Саготу, надоумил  отойти
в сторону!
   Рука деда нырнула под камзол и вытащила кость-оружие. Моя  спина  в  один
миг стала мокрой от пота.
   Всего лишь  за  три  удара  сердца  дед  проворно  выскочил  на  середину
коридора, встал напротив дверного проема  и  едва  уловимым  движением  руки
швырнул кость туда, где, по его мнению, находился я.  Кость,  словно  живая,
взвизгнула в воздухе, пронеслась через всю камеру  и,  глухо  стукнувшись  о
дальнюю стену, упала на пол.
   Старик удивленно хмыкнул и задумчиво почесал в затылке.
   - Действительно крысы, - немного разочарованно произнес дед. -  Вот  ведь
померещится всякое! Эх, какую кость посеял! Теперь, пока вонь не пропадет, в
эту яму не сунешься.
   Бормоча и ругаясь, старик пошел к фонарю. Шаркающие шаги удалялись, затем
на несколько секунд затихли (видно, дед поднимал с  земли  фонарь)  и  вновь
раздалось шарканье. С затихающими шагами в коридоре  становилось  темнее,  и
вскоре здесь вновь наступил непроглядный мрак.
   Я старался успокоить сошедшее с ума сердце, готовое вот-вот вырваться  из
грудной клетки. Пронесло! Как же мне повезло! Не уйди я со старого места,  и
оружие старика пробило бы меня  насквозь!  Бросок  деда  оказался  настолько
быстрым, что я не успел бы не то что уклониться, я бы даже  ничего  не  смог
понять!
   Меня спасли удача, помощь Сагота и капризная судьба. Так что  спасибо  им
всем за вновь подаренную мне жизнь.
   Уже давным-давно затихли шаги старика, а мои глаза настолько  привыкли  к
тьме, что она перестала  быть  непроглядной,  и  я  смог  различить  контуры
дверного проема. Вокруг меня было очень и очень тихо, но страх не  собирался
никуда пропадать. Сейчас я самым банальнейшим образом боялся пошевелиться. А
вдруг это еще одна хитрость ужасного старика? Я ведь  уже  видел,  насколько
бесшумно он может передвигаться. Что ему  стоит  сделать  вид,  что  уходит,
отнести фонарь и теперь поджидать меня во мраке коридора?
   Поджидать... Во мраке... Коридора... Вереница холодных мурашек  пробежала
между лопаток и продолжила свой путь по спине. Волосы  на  голове  явственно
зашедлились. Проклятый дед с проклятыми черными глазами проворен, как десять
орков, и, затаившись в засаде, вполне способен отправить меня  на  последнюю
прогулку в свет.
   - Стоп, Гаррет, стоп! Перестань думать об этом, иначе страх проберет тебя
до костей! Еще немного таких  мыслей,  и  ты  начнешь  паниковать!  Ты  вор,
Гаррет,  спокойный  и  расчетливый  мастер-вор  по   прозвищу   Гаррет-тень.
Гаррет-тень, гроза сундуков  богачей.  Гаррет,  которого  маленькие  зеленые
гоблины с острыми языками называют  не  иначе  как  Танцующим  в  тенях.  Ты
никогда не предавался панике во время своей работы, так не предавайся  ей  и
сейчас! Спокойно... Спокойно... Восстанови дыхание, дыши носом,  вот  так...
Вдох, выдох... Молодец! Сваливай отсюда, пока не стало еще хуже!
   Не знаю, сам ли я бормотал эти слова или кто-то невидимый нашептывал  мне
их на ухо, но страх, зло зарычав и напоследок клацнув  зубами,  отступил  на
границу моего сознания.
   Бродить во тьме  безоружным  -  настоящее  безумие,  поэтому  я  задержал
дыхание и пошел к дальней стене камеры, туда, где  осталось  лежать  оружие,
брошенное стариком. Пришлось вслепую  довольно  долго  топтать  ногами  пол,
пытаясь нащупать кость. Глаза от вони слезились, в нос,  казалось,  насыпали
воз гарракского перца. Наконец я нащупал кость и, нагнувшись,  взял  в  руки
это странное оружие.
   Тяжелая! Взвесив кость в руке, я сразу почувствовал себя увереннее.  ЕСЛИ
не дай Сагот что-нибудь случится, у меня будет чем защититься от нападающих.
Я засунул кость за пояс и осторожно выглянул из камеры в коридор.
   Ничего и никого. Тьма и мрак.
   Огонька фонаря не было видно, должно  быть,  старик  успел  подняться  по
лестнице... Или старый хрыч погасил фонарь и теперь ждет, когда  я  выберусь
из своей норы.
   Я вновь прогнал из головы нехорошие  мысли  и,  отчаянно  напрягая  слух,
вышел из своего убежища. После одуряющей вони камеры душный и спертый воздух
коридора показался мне освежающим нектаром богов.

***

   Я все никак не мог избавиться от воспоминаний -  проклятые  черные  глаза
теперь вечно будут преследовать меня в кошмарах. Эх, был бы со мной Угорь...
   Угорь! Как я мог забыть о нем!
   Пелена  забвения  спала  с  моих  глаз,  и  все  прошедшие  события   дня
развернулись передо мной. Я вспомнил то, что произошло этим  утром.  Вначале
прогулка  к  поместью  неизвестного  нам  слуги  Хозяина,  затем   нападение
сторонников Неназываемого, наше бегство на безумной телеге, столкновение  со
стеной, плен и потеря сознания. Очнулся я уже в коридорах подземной  тюрьмы.
Но если я здесь, то куда же враги дели Угря? И почему меня оставили на  полу
коридора, а не посадили в камеру, как  других  пленников?  И  вот  еще  одна
странность - чувствовал я сейчас себя так, как будто и не влетал  на  полной
скорости в стену того злосчастного дома... Руки-ноги целы, голова не трещит,
бок не саднит. Хоть сейчас пробегу сто ярдов наперегонки со стражей.
   В странное, очень странное место я попал... Неужели  у  Неназываемого,  а
точнее, у его сторонников в самом сердце Валиостра  имеется  такая  огромная
тюрьма? А в Валиостре ли находится эта  тюрьма?  Я  явственно  слышал  рокот
морского прибоя, а близ Ранненга никакого моря нет. Ручаюсь в  этом  головой
Кли-кли. Ближайшее море - это море Бурь, а до него недели  конного  пути.  И
если предположить, что я не в  Ранненге,  а  где-то  у  моря  Бурь,  то  без
сознания я провалялся очень, просто очень долго!
   Эх! Чего без толку гадать? Надо поскорее выбираться из этого гадюшника, а
по дороге попытаться найти и освободить Угря. Он  вполне  мог  находиться  в
какой-нибудь из камер коридора.
   Найти. Ха! Сказать это просто, а вот сделать очень тяжело.  Если  я  буду
слепо тыкаться в каждую дверь,  то  на  это  может  уйти  целый  год.  Да  и
нарваться на неприятности, если откроешь не ту дверь - раз плюнуть. Мало  ли
какие ненормальные могут  обитать  за  дверью?  Значит,  чтобы  найти  Угря,
следует пробраться в караулку и посмотреть книгу  заключенных.  Такая  штука
обязательно должна быть даже в тюрьме, пускай  на  службе  здесь  старики  с
черным мраком вместо глаз.
   Я направился по коридору в сторону лестницы и, не пройдя и десяти  шагов,
остановился. Узницы! Как я мог о них забыть! Женщины должны знать,  что  это
за тюрьма. Да и оставлять их на милость  проклятущего  старика  -  не  дело.
Может,  попробовать  освободить  пленниц,  благо  отмычки  в  моем   кармане
сторонники Неназываемого не тронули?
   Тут же в голове разыгралась буря противоречивых мыслей:  "Гаррет,  ты  не
рыцарь на белом коне из слащавой детской сказочки, -  шепнул  мне  голос,  в
котором проскальзывали циничные нотки. - Бери ноги в руки и дуй  отсюда  как
можно дальше! Ты все равно не спасешь женщин".
   "Еще как спасу! - возразил другой голос. - Ты бы смог  оставить  человека
гнить во мраке, если бы существовала  хотя  бы  призрачная  возможность  его
спасти?"
   Ого! А у меня не один, а два внутренних голоса! Плюс  мой  настоящий,  да
еще и голос Вальдера! Итого нас Четверо! Самое время занять койку в  комнате
с мягкими стенками в больнице Десяти мучеников !
   "Смог бы, - ответил первый голос. - Таскаться во тьме  с  полудохлыми  от
голода бабами - это безумие! Пропадем".
   "И слушать не желаю! А если бы ты гнил за  решеткой?  Например,  в  Серых
камнях?"
   "Во-первых, не гнил бы. Меня довольно непросто поймать. А во-вторых, если
бы, повторяю, "если бы" я гнил в Серых камнях, то не нашлось  бы  ни  одного
дурака, который, рискуя собственной жизнью, полез бы меня cпасать".
   "Ты как всегда самонадеян и слишком циничен".
   "А ты слишком добренький. Тебе надо было уродиться  не  вором,  а  жрецом
Сильны".
   "Ты как хочешь, а я хотя бы попытаюсь их спасти!"
   "Ладно, - помолчав, ответил второму голосу первый. - Но не говори  потом,
что я тебя не предупреждал. Хотя... Авось  заграбастаем  себе  десять  тысяч
золотых, которые бабенка сулила  старику.  Десять  здесь,  да  пятьдесят  от
короля по завершении Заказа. Эх, заживем!"
   Я возвратился к камере, где томились узницы.
   "Гаррет, Гаррет. Что же  ты  творишь?!  Выбираться  надо,  а  не  спасать
неизвестно кого".
   Я достал отмычки, созданные карликами по  моему  специальному  заказу,  и
аккуратно, чтобы не издать ни малейшего звука, вставил отмычку с треугольной
насечкой  в  замочную  скважину.  Попытался   повернуть.   Не   вышло.   Хм,
попробуем-ка четырехуголку с  пазом  ноль-восемнадцать...  Так...  Есть!  По
крайней мере, в замке что-то тихонько звякнуло.
   А замок-то не простой. В нем не меньше девяти пружин, да еще две скрытые.
Заденешь такую ненароком - и  начинай  всю  работу  сначала.  Не  иначе  как
карлики делали! Недомерки, как всегда, создали вещь на совесть, и теперь мне
придется приложить массу усилий, чтобы  вскрыть  дверь.  Чисто  теоретически
возиться мне с таким замком - от двух до пятнадцати минут.
   "Не торопись. Подумай. Эти женщины  не  боялись  старика!"  -  неожиданно
раздалось в моей голове.
   Я вздрогнул. Это были не мои "внутренние голоса", не глупый спор с  самим
с собой, это был голос Вальдера. Архимага Вальдера, умершего несколько веков
назад и нашедшего приют в моей гостеприимной башке,  которая  впускает  всех
кого не лень.
   "Ты считаешь?" - испуганно подумал я.
   "Да, Гаррет, да. Этот старик напугал тебя?"
   "Напугал?! Ты еще спрашиваешь?!"
   "И меня. Меня тоже  напугал,  пускай  я  видел  "это"  совершенно  другим
зрением. А голоса у женщин во время разговора... Их голоса даже не дрогнули!
Так стоит ли нам... - шепот Вальдера в голове на мгновение осекся.  -  Стоит
ли тебе лезть в логово паучих?"
   "Куда я... мы попали, Вальдер?"
   "Не знаю. Не могу вспомнить. -  В  первый  раз  на  моей  памяти  Вальдер
чего-то не знал. - Мы просто очутились здесь, и все... Как  будто  нас  сюда
кто-то забросил..."
   Просто очутились? То есть кто-то добренький щелкнул пальцами,  и  я  бац,
оказался в тюрьме?!
   Я мысленно пожелал  этому  ретивому  щелкуну  распрощаться  не  только  с
пальцами, но и с рукой. Чтобы знал, как посылать неизвестно куда  порядочных
людей!
   "Что же мне делать?" - на всякий случай спросил я у Вальдера.
   "Это твоя голова, - донесся до меня ответ. - Сам решай, что тебе делать".
   "Нет, позволь!  Благодаря  тебе  это  теперь  не  только  моя  голова!  -
возмутился я словам архимага. - Ты влез в нее, не  спрашивая  разрешения,  и
теперь будь так добр, раз уж ты никуда не собираешься из нее исчезать,  дать
мне совет: как поступить?"
   Ответом мне была тишина. Проклятый архимаг, как это  уже  бывало  прежде,
исчез, будто его и  не  было.  Но  туг  меня  не  обманешь,  Вальдер  только
притворяется немым до  той  поры,  пока  моей  шкуре  не  угрожает  реальная
опасность,  в  основном  магического  содержания.  Он  уже   несколько   раз
вытаскивал меня из самых неприятных неприятностей, и не сомневаюсь, что  еще
не раз вытащит.
   Кто-то может сказать, что у нас с архимагом взаимовыгодное сотрудничество
- Вальдер спасает меня из опасных ситуаций, а я взамен предоставляю его душе
сон и временное забвение в уголке своего сознания. Ну так вот. Пусть все те,
кто считает, что это здорово, заткнутся на веки вечные! Они просто не знают,
каково это -  делить  СОБСТВЕННУЮ  голову  с  другим  человеком,  пускай  он
давным-давно умер и не лезет в мои дела,  пока  дело  не  запахнет  жареным.
Очень неприятное чувство - ощущать в себе кого-то, да еще и  вспоминать  то,
чего никогда не происходило в твоей жизни. Хотя не могу отрицать -  не  будь
со мной архимага, мои глаза давно бы сожрали червяки-могильщики.
   - Ну и тьма с тобой. Можешь молчать до посинения! - ругнулся я.
   Принять решение, что делать дальше, я не успел. Решение приняли за  меня,
и приняли не самым лучшим образом.
   Откуда-то со стороны лестницы донеслись звуки шагов. Кто бы это  ни  был,
но шел он уверенной твердой поступью. Незнакомец направлялся в мою  сторону,
и я подумал, что сегодня все тюремщики только и мечтают, что прогуляться  по
тюремным коридорам. Фор всегда учил меня опасаться тех, кто  внаглую  бродит
по местам, в которых передвигаться следует исключительно на  цыпочках  и  не
привлекать к себе ненужного внимания. Раз шумит, значит, ничего  не  боится.
Раз ничего не боится, значит, может быть опасным. Раз может быть опасным, то
следует всеми силами избежать встречи с таким человеком.
   Этой мудрости своего старого учителя я всегд