трицательно покачала головой.
     - Прошлой ночью он был в "Серебряной Леди". Это все, что я знаю.
     - У него в карманах документы на имя Джеймса Кэхуна.
     Кэт замерла. Она боялась, что в том документе значится еще одно имя. Каталина посмотрела на полицейского невидящим взглядом, и он поспешил откланяться.
     - Тогда все. Может, я загляну попозже.
     - Спасибо вам, - проговорила Каталина, награждая его тем, что, по ее мнению, должно было быть воспринято как улыбка благодарности с примесью сожаления.
     - А мне придется наложить швы на ваши раны. Особенно серьезная здесь, на плече, - сказал доктор.
     Только сейчас Каталина сообразила, что она почти голая. Чистая ночная сорочка, надетая, очевидно, Вильгельминой, сползла с плеча. Каталина пошевелилась и почувствовала, что ее уже перебинтовали. Сделав неосторожное движение, она почувствовала острую боль.
     - А что с мистером Кантоном? - поинтересовалась она.
     - Он за дверью. Беседует с полицейским. Раньше я думал, что между вами вражда, - с любопытством сказал доктор. - Но он ведет себя совсем не как враг. Скорее как заботливый муж. - Продолжая обследовать задетые ткани, он сообщил. - Сейчас я дам вам хлороформу, зашью ваши раны, и вы поспите. Вам это пойдет только на пользу.
     Каталина запротестовала. Ей хотелось поговорить с Кантоном, удостовериться, что с ним все в порядке, что полиция его не задержала. Она хотела видеть Марша больше всего на свете, хотя и страшилась найти в его глазах отвращение, вызванное рассказом Джеймса. Но еще больше ей нужна была уверенность, что ему ничего не грозит.
     - Пожалуйста, не надо, пока я не поговорю с Ма... с мистером Кантоном.
     Доктор внял ее настойчивой просьбе и сдался.
     - Я даю вам всего одну минуту. Я буду ждать за дверью. Кэт закрыла глаза. Доктор вышел. Вошел Кантон.
     - Кэт, - голос его был мягким.
     Каталина открыла глаза. Он стоял рядом и выглядел как падший ангел. Лицо его поросло темной щетиной. Это было самое прекрасное лицо, какое ей доводилось видеть. Ей хотелось дотронуться до Марша, удостовериться, что он не плод ее воображения. Она желала многое ему сказать, спросить, не грозит ли ему заключение, но вместо этого она выжала из себя:
     - Все, что он сказал, правда.
     Ей нужно знать, как он к этому отнесся. Сейчас. И Каталина, не отрываясь, смотрела ему в лицо. Марш погладил ее по голове, наклонился и сказал:
     - Прелестная Кэт, как бы мне хотелось принять на себя всю твою боль.
     У Кэт из глаз потекли слезы. Она постаралась сморгнуть их, но ничего не получилось. Это от потери крови, попыталась убедить себя женщина. Но слезы были следствием того, что он простил ее, принял со всем ее прошлым и настоящим. Слезы текли и текли, и Каталина, как ребенок, размазывала их кулачками по лицу.
     - Мне... мне... извините меня, - прошептала Каталина. Кэт не хотела, чтобы возлюбленный видел ее такой распустехой, но не хотела и чтобы он уходил. За что он любит ее? Она принесла ему столько неприятностей. Сначала тюрьма, потом Молли. Теперь еще муж. В горле застрял комок.
     Марш достал платок, утер ей слезы, в глазах его читались сострадание и беспокойство.
     - Марш... - начала она, но Кантон приложил палец к ее губам.
     - Не сейчас, дорогая, - и это "дорогая" звучало совсем по-новому. Не насмешливо, как вначале, не страстно, как во время любовных свиданий, а мягко, но властно. - Мы поговорим позже. Доктор разрешил мне побыть с тобой одну минуту.
     - А ты будешь?
     - Я буду здесь, - пообещал он.
     Каталина почти не помнила, как вошел доктор, и как болезненно-сладкий запах заполнил ей ноздри, и она скользнула в мир, абсолютно безопасный. Впервые в жизни.
     Пока она спала, Марш был рядом. Доктор давно ушел, и Кантон сообщил Вильгельмине тоном, не терпящим возражений, что он останется с Каталиной.
     Марш никогда не видел столько боли, сколько было в глазах у Каталины, когда говорил Кэхун.
     Нашел ее в публичном доме, ее и ее мать. Ей было всего пятнадцать, а она уже могла бы дать фору любой опытной проститутке.
     Пятнадцать! Совсем ребенок! Марш помнил свою сестру пятнадцатилетней. Сладкий голос, утонченная душа. Ребенок, который любил бегать босиком по росистой траве и любоваться рассветами. Именно сестра научила его любить природу. Марш оплакивал отрочество обеих. Каталины, которая, очевидно, никогда не была ребенком, и сестры, которая никогда не стала взрослой.
     А в ушах Марша продолжал звучать голос Кэхуна.
     Ее и ее мать. Боже! У нее не было никаких шансов. Маленькая шлюха. Она не умела даже читать и писать. Сколько сил понадобилось ей, чтобы подняться со дна и стать тем, кем она стала сейчас. Она выучилась грамоте, счету, бухгалтерии, создала процветающее заведение и прославилась на весь город. Она созидала вопреки личной трагедии. Он поступал наоборот - обратил свой гнев на разрушение. Из них двоих Кэт, несомненно, более сильный и цельный характер. А она еще боялась, что он отвернется от нее!
     И тут он вспомнил безжалостные слова, которые оскорбили ее: "Я всегда расплачиваюсь за предоставленные услуги". Боже! Как он ее ранил!
     А человек, который называл себя ее мужем... Тот, который использовал ее самым гнусным образом. Марш не сомневался, что смерть его была заслуженной. Но Марш чертовски устал от смерти, от жизни, построенной на фундаменте смерти.
     Марш любовался безмятежным ликом спящей Кэт, мечтая начать новую жизнь. Но прошлое, похоже, не собиралось его отпускать. Оно гналось за Маршем по пятам. Кэт пошевелилась, и Кантон подумал, что ей, должно быть, больно. Женщина открыла глаза, увидела Марша и успокоилась. Марш блаженствовал, чувствуя ее доверие. Он взял Каталину за руку.
     - Не двигайся, - предупредил он ее.
     - Ты все еще здесь? - удивилась Каталина.
     Он кивнул. Марш собирался сказать, что отныне он всегда будет рядом, но не был уверен, насколько это выполнимо.
     - Ты выглядишь как настоящий бандит, - пошутила женщина.
     Марш потер рукой щетинистую щеку. Он забыл побриться и привести себя в порядок. Он забыл обо всем на свете.
     - Я бываю и страшнее, дорогая, - усмехнулся он.
     Каталина дотронулась до его руки, и Марш чуть не растаял от нежности. Он бережно поймал ее ладошку.
     - Расскажи мне все, - попросила она.
     - Ты действительно хочешь услышать? - спросил Кантон.
     - Что ты был наемным убийцей, я знаю, - сказала она.
     - Значительно хуже. Я был судьей, присяжным и палачом невинного человека, - бесцветно сообщил Марш и начал свой рассказ.
     С состраданием и жалостью Каталина поднесла его руку к губам и поцеловала.
     - Я бы хотела принять на себя всю твою боль.

Глава двадцать третья

     Кэт быстро поправлялась. Через несколько дней она была почти в полном порядке. Наверное, это от счастья, думала она. Она жила с ощущением счастья. По утрам Кэт стала напевать. Улыбалась без всякой причины.
     Кантон проводил с ней много времени: приносил ей еду в постель, беседовал с ней. Он рассказывал о своем поместье, о своей семье. Говорил с ней свободно, как с близким человеком. Иногда с болью, иногда с душевным подъемом.
     Каталина беспокоилась только о Молли да еще, пожалуй, о том, что газеты наперебой кричали о выстреле в "Серебряной леди".
     - Теперь мы знамениты, - заметила она как-то Маршу, прочитав статью, которую ей принес Тедди. Сказав это, Каталина почувствовала, что Марша что-то беспокоит. Они прошли долгий путь навстречу друг другу, но кое-какие препятствия еще остались.
     - Дорогая, я чертовски устал быть знаменитым.
     - Это как-то связано с той статьей?
     - Она - вранье от начала до конца. Я никогда не убивал Лобо, - и осекся. Он чуть было не выдал чужой тайны.
     - Там не было Лобо?
     - Нет, Лобо был, но мы никогда не сражались друг с другом. Просто однажды... наши пути пересеклись.
     - Тогда почему...
     - Потому что автор этого вонючего рассказа призывает каждого сопливого мальчишку, который хочет прославиться, поохотиться на меня, - ответил Марш. - Мне уже пришлось уложить не меньше двадцати мальчиков, чтобы самому остаться в живых. Это одна из причин, почему я приобрел "Славную дыру". Я надеялся, что Фриско находится далеко от тех мест, где меня знают, и я смогу затеряться здесь.
     - Газетные истории...
     - В конце концов, они не знают, кто я. Надеюсь, никому не придет в голову объединить в одно целое Тэйлора Кантона и Марша Кантона.
     Но в голосе Марша не было уверенности. Во всех статьях подчеркивалось, что, несмотря на то, что стреляющий был признан невиновным, смерть обоих убитых наступила от точного попадания прямо в сердце.
     Кроме того, Каталина беспокоилась за Молли. Бут Темплтон прислал отчет, в котором говорилось, что один из детективов следит за домом отца Молли, а сам Темплтон опросил всех тех, на кого Молли указала как на пострадавших от ее отца. Сыщик пытался также разыскать жениха исчезнувшей девушки.
     В доме Хью и Элизабет девушка чувствовала себя прекрасно.
     Тедди и Хью долго беседовали с Маршем, сознавшись, что первоначально Хью была уготована роль шпиона. Хью был готов уволиться, но Марш предпочел поверить Тедди в том, что Хью после двух недель работы на "Серебряную леди" сообщил ему о своей безусловной преданности Кантону. Теперь они все были заодно. От прошлого остались только некоторые вполне преодолимые неудобства.
     Несмотря на некоторые тревоги, Кэт жила словно в другом мире, где не было места теням из прошлого.
     Уже на второй день после того, как врач наложил швы, Каталина начала ходить, но вниз еще не спускалась. Плечо у нее было туго перевязано, и, если женщина начинала двигаться слишком быстро, раны напоминали о себе болью. Но никакая боль не могла омрачить ее радости.
     Марш каждый день возил Кэт на прогулку в экипаже. Они уже не один раз наблюдали закат солнца, стоя на том самом утесе, куда Кантон привез ее в первый раз.
     Через несколько дней после происшествия Марш усадил Каталину в экипаж, поставил туда корзину с припасами и объяснил вознице, куда ехать. Гром и молнии продолжали оставаться обязательными атрибутами их общения, которое теперь было лишено налета злобы и ярости. Каталина чувствовала себя в тепле и безопасности.
     Добравшись до утеса, Марш отпустил экипаж, приказав извозчику заехать за ними через три часа. Утес был безлюден. Солнце собиралось уходить за горизонт.
     Марш казался спокойным, хотя настороженность не покинула его окончательно. Кэт предполагала, что он всегда будет настороже, как всегда будут с ней ночные кошмары. Ей нравилась улыбка возлюбленного: долгая, ленивая, с подтекстом, она была намного добродушнее, чем раньше. Его улыбка многое обещала. Каталина и сама все время улыбалась. Главным образом от удовольствия видеть Марша. Чувствовать его. Весь путь к морю он не выпускал ее из своих объятий, хотя очень боялся причинить ей боль. Теперь они вели себя как близкие, родные люди.
     Кэт промурлыкала одну из тех мелодий, что он играл, и на его вопросительный взгляд ответила:
     - Я пристрастилась слушать, как ты играешь.
     Марш, казалось, был изумлен, как будто и не подозревал, что кто-то мог слушать его.
     - И я все не могла понять, - продолжала Кэт, - как такой негодяй, как ты, может играть такую прекрасную чистую музыку. Теперь поняла.
     - Что ты поняла, дорогая? - поинтересовался Марш.
     - Что под суровой внешностью падшего ангела скрывается доброе сердце.
     - Падшего ангела?
     - Я привыкла относиться к тебе как к Люциферу, падшему ангелу.
     - А теперь?
     - Не такому падшему.
     - Частично? - усмехнулся Марш.
     - Не хочется расставаться со всеми иллюзиями.
     Никогда раньше Каталина не подшучивала над ним и удивилась, что ее добродушие привело его в восторг. Наверное, это часть любовных отношений. А она была влюблена и чувствовала это каждой своей клеточкой.
     - Падший ангел, - улыбнулся Марш. - Не думаю, чтобы я когда-нибудь был ангелом.
     - Я тоже.
     Марш взял ее за подбородок.
     - Сомневаюсь, - сказал он, и Кэт смущенно отвернулась, до того болезненно-сладко отозвались его слова в ее душе.
     Когда они подошли к излюбленному месту, Марш расстелил на траве одеяло и начал вынимать содержимое корзинки. Жареный цыпленок, сыр, свежеиспеченный хлеб, фрукты и бутылка превосходного шампанского.
     - Сейчас мы устроим проводы солнца, - объявил Марш.
     - Я никогда не бывала на пикниках, - сокрушенно заметила Каталина.
     - Если захочешь, сможешь устраивать себе пикник хоть каждую неделю. Чтобы восполнить упущения прошлого.
     - Думаю, - медленно проговорила Каталина, - праздники надо устраивать только по особым случаям, чтобы они оставались праздниками.
     Марш осторожно открыл шампанское. Ему хотелось каждый день превратить в праздник для возлюбленной. В ее жизни их было немного. И сейчас, поймав ее восторженный, детский, радостный взгляд, он почувствовал такой сильный прилив нежности, какой мог родиться только у человека с доброй душой. Маршу хотелось сделать для Каталины все то, что делали для него в детстве, создать мир, спокойный и радостный, где бы она могла любить и чувствовать себя в безопасности. И где бы нашлось место ему. Еще не поздно.
     Они отщипнули по кусочку цыпленка. Ухаживая за возлюбленной, Марш угощал ее хлебом и сыром, но оба в значительно большей степени были поглощены друг другом, чем едой.
     Солнце, превратившееся в огнедышащий шар, медленно тонуло в океане. Темно-синее небо уже кое-где было тронуто мягкими пастельными красками, сиреневыми и фиолетовыми, которые скоро превратятся в зловещие багряно-пурпурные тона.
     Марш протянул Каталине бокал шампанского, и, приняв его левой рукой, женщина сделала первый глоток. Рука ее задрожала, неожиданно задрожала и суровая длань Марша. Каталина провела языком по губам, собирая капельки шипучей влаги. Маршу хотелось поцеловать ее прямо в губы, но он чувствовал, что не сможет ограничиться одними поцелуями. Кроме того, он боялся причинить ей боль. Он прекрасно знал, как болезненны такие раны, и сожалел, что удар ножа пришелся не по нему. Он был бы рад страдать вместо любимой.
     Марш пригубил шампанское. Великолепно! Никогда напиток не казался ему таким превосходным.
     Марш взглянул на Каталину, она на него... Когда стало невыносимо трудно сдерживать безмолвную страсть, Кантон пододвинулся ближе к женщине и обнял ее за талию.
     - Вы прекрасны, мисс Кэт.
     Бокал задрожал в ее руке. Близость Марша всегда рождала дрожь в Каталине. Как ей вынести это волнение, если он так близко, а она так хочет его?! Каталина сделала еще глоток, всем телом чувствуя его тепло и уют, который он дарил ей.
     Лучи солнца расписали небесный свод красками, названий которых нет в человеческом языке. Люди плохо понимают язык неба. Искрящийся золотой пучок света прорезал небосвод, оставляя за собой ярко-красный хвост, и вдруг, как бы специально для них, уходящее солнце вспыхнуло в последний раз и скрылось в океане, и только светящаяся водная гладь осталась на память о солнце как напоминание о его грядущем возрождении.
     - Сестра научила меня любоваться рассветами, - зачарованно прошептал на ухо Каталине Марш, - и очень расстраивалась, если я оставался равнодушным. И теперь, после ее смерти, когда солнце встает, я всегда вспоминаю Мелиссу.
     - До сих пор?
     - Да, я до сих пор думаю о ней, - печально ответил Кантон, - но мысли мои о сестре светлы. У нее был чудесный, сладостный голос, чистый, как колокольчик. Я часто аккомпанировал ей на пианино.
     - Как ты научился так виртуозно играть?
     - Ну хоть что-то я должен уметь делать, - улыбнулся Марш. - Моя мама была превосходной пианисткой и научила меня играть классику еще в детстве. Кроме того, я умел подбирать мелодии по слуху. До "Славной дыры" я вообще не играл, а здесь музыка вернулась ко мне. Похоже, она жила во мне, затаившись, дожидаясь своего часа.
     Марш нагнулся и поцеловал Каталину в ушко.
     - Я люблю тебя, Кэт.
     Он и сам не думал, что может когда-нибудь выговорить эти слова, и вот они излились из него совершенно свободно. Каталина изменилась в лице. Даже в сумерках это было хорошо видно. И бриллиантовые искры потухли в глазах.
     - Ты должен знать...
     - Все, что я хочу знать, я знаю.
     - Нет, - сказала Каталина и зажала Маршу рот ладошкой. - Сперва выслушай меня. Я не успокоюсь, пока ты не узнаешь все.
     Он понимал, чего она хочет. Каталина не осознавала, что он уже ей все простил. Он и сам долго был в подобном положении, когда десятилетиями носил в себе свою черную тайну, которая разъедала его изнутри.
     - Я была рождена в борделе, - монотонно начала она. И Каталина рассказала ему свою историю своими словами. И добралась уже до Бэна Эбботта.
     - У Бэна был туберкулез. Здоровье его ухудшалось день ото дня, - голос ее дрогнул. - Он сказал, что хочет завещать мне все имущество, но для этого надо было пожениться, так как у него были братья и сестры, которые могли оспорить завещание. Сначала я не соглашалась, это походило бы на то, что я смирилась с его скорой смертью, но он настаивал. Через семь месяцев после бракосочетания он умер, - женщина прикусила губу и взглянула на Марша. - Годы с Бэном были наградой за все предшествующие, лучшим, что я изведала в жизни, но Джеймс испортил и это. Получается... у меня было два мужа.
     Марш погладил ее руку.
     - Но ведь ты не знала...
     - Что я не была убийцей, хотя бросила человека подыхать, - мрачно закончила Каталина. Марш сменил тему.
     - Как ты попала во Фриско?
     - Я знала, что серебряные рудники скоро закроются, и мне хотелось попасть туда, где меня никто не знал, и начать все сначала. Во-первых, я хотела управлять салуном, во-вторых, я всегда стремилась жить возле океана. И все вокруг говорили, что Сан-Франциско - молодой, разрастающийся город, в котором деньги имеют большую силу, чем прошлое.
     - Вот, значит, как появилась Ледяная Королева... - задумчиво произнес Марш.
     - Потом... я выдумала себе... погибшую любовь. Это мне очень помогло, - продолжала Кэт. - Я отменная лгунья.
     - Ты сделала то, что должна была сделать, - мягко прервал ее Марш. - Я даже не могу представить себе, сколько силы понадобилось тебе, чтобы выжить и более того - добиться успеха.
     - Марш, а ты уверен... уверен ли ты, что, взглянув на меня однажды, не увидишь во мне Лиззи Джонс?
     - Лиззи Джонс я вижу перед собой сейчас и восхищаюсь ею больше, чем кем бы то ни было в жизни.
     Маршу очень хотелось, чтобы Каталина ему поверила.
     Кэт замолчала. Она обдумывала и взвешивала его слова, как привыкла обдумывать и взвешивать все на свете.
     Марш надеялся, что когда-нибудь она перестанет это делать.
     - Но... есть... еще кое-что, - печально сказала женщина. Он ждал.
     - Однажды у меня должен был родиться ребенок. По указанию матери меня усыпили, а когда я очнулась, его уже во мне не было. Долгое время я хворала и больше уже не могла забеременеть. Я думаю, что у меня никогда не будет детей.
     По тому, как горько она это произнесла, Марш понял, что она очень хотела оставить ребенка. И он возненавидел то безликое и бездушное существо, которое называлось ее матерью.
     Марш сжал руку Каталины. Сколько силы в этой женщине! Вся она переполнена любовью. Теперь он понимал, почему Каталина с таким сочувствием отнеслась к Молли. Как только женщина позволила своей любви выплеснуться наружу, та хлынула потоком, и сейчас ее любовь походила на критическую массу воды, перекрытой плотиной. Марш почувствовал прилив нежности к Кэт и подумал, не подойдет ли сравнение с водой и к его состоянию?
     - Дорогая, - тихо сказал он, - я думаю, ты могла бы заботиться об очень многих людях. Вспомни, о чем тебе рассказывали Девро, - он помедлил и добавил:
     - И обо мне тоже вспомни.
     Прижавшись к Кантону, Кэт сжала в руках его руки. Он знал, что сказал все правильно. Он баюкал ее в своих объятиях, голова возлюбленной легла ему на грудь. Сердце его билось л