очень худое, но явно юное, раскрытые глаза казались почти черными, нос - прямой, с горбинкой. Наверное, она мексиканка, откуда-то с границы и пристала к индейскому племени. Габриэль прочла краткую молитву и поклялась себе, что уговорит погонщиков приехать сюда и похоронить ее. Однако ничего похожего на колыбель или на перевязь она не находила.
     Сделав над собой усилие, Габриэль закрыла женщине глаза, а затем разорвала полотно на куски, сделала петлю, зацепила ее за седельную луку, обвязала другим концом ребенка, чтобы иметь возможность придерживать его одной рукой, взгромоздилась на Билли и свободной рукой натянула поводья. Вознеся молитву небесам, чтобы именно сейчас Билли не вздумалось проявлять свой шаловливый нрав, Габриэль сжала коленями его бока. Когда она отправилась в обратный путь, небо уже стало сизо-голубым.
***
     - Хоронить индианку?
     - Взять к себе индейского ублюдка?
     - Мисс, да вы с ума спятили!
     Габриэль прижала младенца к груди, стоя под градом упреков, которыми осыпали ее Дэмиен и другие погонщики. Дело ничуть не улучшило то обстоятельство, что некоторые из них уже ездили ее искать, так как она долго не возвращалась.
     - От индейцев плодятся блохи, - высказал Дэмиен распространенное убеждение.
     На востоке, где Габриэль провела большую часть жизни, в моде был образ "благородного дикаря", но она уже достаточно долго пробыла в Техасе и наслышалась о жестокостях, творимых индейцами. Из разговоров погонщиков у костра она знала также, что у многих из них погибли родные во время индейских набегов и что техасцы - все до единого - ненавидят индейцев жгучей ненавистью.
     Но Габриэль не могла и представить, что эта ненависть может распространяться на беспомощное дитя или его мертвую мать. Даже Хэнк, обожающий ее, промолчал, когда она попросила, чтобы кто-нибудь отправился в прерию и похоронил женщину.
     - Где она?
     Низкий, приятный голос шотландца нарушил тишину, и сердце Габриэль сладко дрогнуло при этом звуке. Она даже не заметила, когда Дрю подъехал к погонщикам, - так была поглощена желанием защитить младенца.
     Все как один оглянулись на Дрю Камерона. Он подошел поближе, и Габриэль почувствовала, как велико властное обаяние его личности. Погонщики отступили.
     - Керби это не понравится, - сказал Дэмиен, - ему краснокожие не нужны. И всем нам тоже.
     - Но Керби здесь нет, - возразил Дрю.
     - Да, он проверяет дежурных сторожей, - отрезал Дэмиен, - но я следующий за ним по старшинству, и я приказываю тебе оставаться на месте. Мы не можем рисковать еще одним погонщиком.
     Дрю не обратил на его Слова ни малейшего внимания и снова взглянул на Габриэль.
     - Где она?
     Сердце у нее так громко застучало, что, казалось все услышали этот стук. Хоть кто-то понимает, почему она не может оставить мать ребенка добычей для стервятников!
     - Верный укажет дорогу. Он их нашел.
     - Камерон! - угрожающе возвысил голос Дэмиен.
     Шотландец дерзко вскинул брови, словно бросая Дэмиену вызов.
     - Но там могут быть и другие краснокожие, - вставил Хэнк.
     Он быстро взглянул на Габриэль и опустил глаза. Долговязый передернул плечом.
     - А я поеду с вами, дьявол все побери.
     Габриэль вспомнила, что он сам наполовину индеец, и полюбопытствовала про себя, как он сам все это время терпел унизительные нападки на своих предков. Она поймала взгляд полукровки. Он снова пожал плечами и едва заметно улыбнулся.
     - И ребенок нам ни к чему, - сказал Дэмиен, потеряв одну позицию в схватке.
     - Хочешь сам его пристрелить, Дэмиен? - вкрадчиво спросил Дрю.
     Габриэль прижала к себе малыша.
     - Ну, я этого не говорил, - смутился Дэмиен.
     - Тогда что ты предлагаешь сделать с беззащитным младенцем? - спросил Дрю, и Габриэль уловила в его бархатистом голосе нешуточную угрозу.
     - Да пусть бы оставался рядом с матерью! - выпалил Дэмиен, озираясь, но погонщики отворачивались, встречая его взгляд. Или опускали глаза, или, наоборот, глядели на небеса.
     - Проклятье! - пробормотал Дэмиен, обводя их тяжелым хмурым взглядом.
     Габриэль слабо улыбнулась Дрю. Ее глубоко тронула его человеческая порядочность, черта, которую шотландец всегда пытался отрицать.
     И внезапной болью отозвалось сердце. Он был так далек, хотя стоял рядом и внимательно смотрел на нее. Его взгляд смягчился, упав на младенца, но все же Габриэль не досталось ни капли той щедрости чувства, которой Дрю на краткий миг одарил ее в один прекрасный летний день.
     Долговязый недовольно фыркнул.
     - Если ехать, то надо поторапливаться. На запад, так ведь, мисс?
     Габриэль кивнула, не отрывая взгляда от шотландца.
     - Спасибо. Спасибо вам обоим.
     Дрю в ответ только пожал плечами.
     - А где лопаты?
     - В моем фургоне, - отозвалась она едва слышно, глядя в золотисто-карие глаза и стараясь проглотить застрявший в горле комок. Тут ребенок зашевелился, и это вернуло Габриэль к действительности.
     - Что ты хочешь сделать с мальчиком?
     - Как ты узнал, что это мальчик?
     - Он не болтает, - ухмыльнулся Дрю. Габриэль возмутилась было, но все же ощутила слабую надежду. Если он ее поддразнивает, значит...
     - Женщины тоже не болтливы. Я, например, - отрезала она.
     Долговязый нетерпеливо прервал их пикировку:
     - Ну, я пойду седлать лошадей, а ты, Скотти, возьми лопаты. Надеюсь, ты успеешь до рассвета, - добавил он хмуро и направился к коновязи.
     Дрю пошел за Габриэль к фургону.
     - Так что ты собираешься делать с младенцем?
     - Кормить его.
     - Чем?
     - Молоком от Сэмминой мамаши.
     - Ты когда-нибудь доила полудикую корову?
     - Нет.
     - А вообще хоть раз в жизни доила?
     Габриэль помедлила, но, видя, что лицо Дрю окаменело, робко ответила:
     - Не приходилось.
     - Тогда не начинай. Пусть корову подоит кто-нибудь из погонщиков. Большинство из них в прошлом фермеры.
     - Но они...
     - Да просто улыбнись им. Лучше всего Хэнку. Он же влюблен в тебя по уши.
     - Но...
     - И не беспокойся о младенце. Никто из погонщиков его и пальцем не тронет.
     - Из-за тебя?
     - Нет. Они просто на словах воинственны. У них, конечно, есть основания ненавидеть индейцев, но ребенку никто не причинит вреда.
     Они дошли до фургона. Габриэль, поколебавшись, протянула Дрю ребенка. Тот с готовностью принял малыша, взял крепко, но бережно, и без тени замешательства или неловкости улыбнулся, глядя на крошечное личико. Габриэль, очарованная этим зрелищем, секунду смотрела на них, затем поднялась в фургон, нашла две лопаты и взяла лоскут, который оторвала от одеяния женщины. Когда она вышла, Дрю печально взглянул на нее.
     - Тяжкая жизнь предстоит этому младенцу, как бы ты ни старалась ему помочь.
     - Вот уж нет, - отрезала она решительно. - Уж будь уверен, я позабочусь, чтобы ему было хорошо.
     - И как же ты это устроишь, девушка?
     - Я сама его воспитаю, - сказала Габриэль, и это было не пустое обещание - она отдавала себе в этом отчет.
     - Но ведь это не теленок, которого можно вернуть матери-корове, - возразил Дрю.
     Габриэль прямо взглянула ему в лицо. Возражать бесполезно. Он твердо уверен, что она - легкомысленная и ветреная глупышка. Значит, придется доказать, что он ошибается. Неизвестно как, но доказать.
     Подъехал Долговязый, ведя в поводу вторую оседланную лошадь. Он посмотрел на ребенка, которого все еще держал на руках Дрю, потом на Габриэль - и покачал головой, словно при виде двух умалишенных.
     - Ты готов, Скотта?
     - Угу.
     Дрю взглянул на Габриэль.
     - Так, ты говоришь, собака приведет нас на место?
     Габриэль нагнулась, погладила Верного по голове, затем достала из кармана лоскуток и дала ему понюхать.
     - Иди, мальчик, ищи, - только и сказала она.
     Собака вильнула хвостом, будто давала знать, что поняла, - и легко побежала в западном направлении.
     Дрю улыбнулся и вручил ребенка Габриэль. На секунду их пальцы встретились, но он отдернул руки, словно обжегся. Подал лопаты Долговязому и одним легким, изящным, словно парящим в воздухе, движением вскочил на вторую лошадь.
     - Не пытайся сама доить корову, - напомнил он. - Поклянись, что не будешь.
     Дрю уже слишком хорошо изучил Габриэль. Вот бы и ей так же хорошо его узнать!
     Девушка кивнула.
     - Этого недостаточно. Я хочу, чтобы ты дала честное слово, - настаивал Дрю.
     - Я не буду сама доить корову, - послушно повторила Габриэль.
     Он в последний раз пронзил ее взглядом, еще полным сомнения, и два всадника скрылись во тьме.

16.

     Дрю ехал вровень с Долговязым. Пустив коней легкой рысцой, они следовали за собакой, бежавшей впереди.
     Да, пес чертовски смышленый, думал Дрю. Габриэль была, несомненно, права, решив, что Верный в прошлом был сторожевой собакой. Ему приходилось видеть таких псов в Шотландии, они с удивительным проворством охраняли овец и коров.
     Дрю изо всех сил старался думать только о предстоящем деле, а не о женщине, оставшейся в лагере. Да, Габриэль лгунья, но добрая, в этом сомневаться не приходится, хотя эта доброта касалась только четвероногих и младенцев. Все же вряд ли ее привязанности к малышу хватит надолго. Конечно, настроена она очень решительно, но взять на себя заботу о ребенке далеко не то, что дать приют теленку, лошади или собаке.
     Нет, ее последняя привязанность долго не продлится. Его собственная мать доказала непрочность таких чувств. У Дрю сохранились смутные воспоминания из самого раннего детства. Мать любила и ласкала его... но потом пристрастилась выпивать и к опиуму и всегда старалась скрыться, когда ее муж вымещал свою ярость на ее сыне. Ему исполнилось уже восемнадцать, прежде чем он узнал причину этого, и хотя Дрю отчасти жалел мать, но другая, уязвленная часть его существа не могла простить ей этого предательства.
     Его доверие к людям тогда было подорвано, и Дрю не думал, что оно когда-нибудь может восстановиться. Да и вряд ли он этого хочет. Опыт общения с Габриэль только утвердил его во мнении, что желать подобного может только сумасшедший.
     Ее уловки и обман еще раз убедили Дрю, что людям нельзя доверять. О, в этой женщине многое достойно восхищения, но это лишь пуще убеждало Дрю избегать ее. Уважение к ней - недопустимая роскошь, он не может себе этого позволить. Габриэль удалось взломать его защитный панцирь, сорвать маску напускного равнодушия и легкомыслия, в которой Дрю Камерон общался с миром. Он нешуточно боялся того, что последует, если он сблизится с ней по-настоящему. Дрю не желал ставить опыты и вообще не был уверен, что сможет сызнова пережить боль и отчаяние, обман и предательство со стороны той, что, казалось, полюбила его.
     Дрю взглянул на своего спутника.
     Долговязый подмигнул ему.
     - Думаешь о мисс Габриэль? Вот уж не думал, что под грязной одеждой скрывается такая хорошенькая леди.
     Собака побежала быстрее, заставляя всадников тоже прибавить прыть, - и Дрю получил возможность не отвечать на вопрос. Долговязый прав. Габриэль - хорошенькая леди. Слишком хорошенькая. Он замечал все мужские взгляды, направленные на нее, и маялся ревностью, когда она улыбалась другим погонщикам.
     Его мысли прервал собачий лай. Очевидно, пес нашел, что искал, - и теперь ему есть чем заняться.

***

     "Я обещала", - твердила себе Габриэль, переходя от одного погонщика к другому и прося кого-нибудь подоить корову.
     Увы, все они, конфузясь, отказывались. Некоторые, потому, что Дэмиен запретил им помогать Габриэль и ребенку, другие твердили, что никогда в жизни не доили коров, а третьи просто исчезали из виду при ее приближении.
     Габриэль мысленно прокляла Дэмиена и его козни и вернулась к младенцу. Тот уже громко плакал от голода. Она раскрошила печенье в воде, но младенец не стал есть вязкую жижу. Девушка еще не теряла надежды уговорить его, когда брезент, служивший дверью в фургон, приподнялся, хлопнул - и она увидела Керби Кингсли. Габриэль ощетинилась и приготовилась сражаться за младенца.
     - Дэмиен сказал, что ты нашла ребенка.
     Девушка стиснула сверток в руках и кивнула.
     - Сколько ему?
     Она едва заметно пожала плечами.
     - Точно не знаю. Наверное, три-четыре месяца.
     Кингсли покачал головой.
     - Скотти зовет твой фургон Ноевым ковчегом. Скольких еще сирот ты намерена приютить?
     Их взгляды встретились в свете масляной лампы, и Габриэль внутренне содрогнулась, приготовившись к категорическому отказу, - но вместо этого с изумлением увидела в глазах Кингсли веселый блеск.
     - Я не... я хочу сказать... они сами меня находят... - пробормотала она нерешительно и в то же время с некоторым задором.
     - Дэмиен говорит, что ты искала охотника подоить корову.
     Она кивнула.
     - Чтобы накормить индейского младенца? Ты хоть знаешь, сколько забот и трудностей навлекаешь на свою голову?
     - Да, мне все об этом твердят.
     - Я полжизни воевал с индейцами, - сказал Кингсли. - Как большинство техасцев. Могу назвать и другие штаты.
     - Но не с этим же младенцем сражаться! Ваш племянник Дэмиен сказал, что от индейцев плодятся блохи. Вы тоже придерживаетесь этого убеждения?
     - Нет, я так не думаю, - сказал он решительно. - Один из моих лучших погонщиков - Долговязый. Ругатель страшный, но преданный беспредельно.
     Он сказал это мягко, почти ласково.
     Ну, это уж слишком! Ей совершенно не требуется сочувствие и понимание этого человека! Она не желает, чтобы он ей нравился. Габриэль подавила подступившие к глазам слезы.
     - Я сам подою проклятую корову, - сказал Керби. - Я, случалось, занимался этим делом, когда сам еще пешком под стол ходил. Интересно проверить, не потерял ли я с тех пор сноровку?
     И прежде чем Габриэль успела что-либо сказать, брезент захлопнулся за Кингсли. Изумленная Габриэль уставилась на место, где он только что стоял. Керби Кингсли сам отправился доить полудикую корову, чтобы накормить всеми отвергаемого младенца! Неужели хладнокровный убийца способен позаботиться об индейском малыше, вообще о каком бы то ни было младенце?
     Сердце у нее сжалось. Неужели она все это время ошибалась, а Дрю Камерон был совершенно прав? Но если она ошиблась, то как объяснит Кингсли, что подозревала его?
     Ребенок захныкал, и девушка, наклонившись к нему, прошептала:
     - Все будет хорошо, малыш. Обещаю. Я не позволю, чтобы тебе причинили зло.
     И вдруг у нее потеплело в груди. Ребенок затих и посмотрел на нее большими темными серьезными глазами. Он был такой крошечный, но смотрел на нее удивленно и доверчиво. Он верил ей абсолютно.
     А скоро у него будет молоко и теплая постелька. И любовь. Габриэль постарается обеспечить ему все это. Со времени смерти родителей ей некого было любить, и в сердце накопились большие запасы нежности. Да, ей хотелось бы отдать эту нежность Дрю Камерону, но он вряд ли ей это позволит. Он такой жесткий человек, такой циник - и в то же время невероятно нежный и умеющий сочувствовать. К сожалению, он также не умеет прощать.
     Габриэль вздохнула и стала устраивать для ребенка постель в большой коробке из-под жестянок с консервированными фруктами, которые Джед приберегал для особых случаев. Она постелила в ящик мешки из-под муки - получился мягкий матрасик, - положила туда младенца, прикрыла его своим сложенным в несколько раз одеялом и выбралась из фургона.
     Керби Кингсли сидел на корточках возле мамаши Сэмми. Один из погонщиков держал корову за рога, чтобы она не бодалась, второй удерживал на расстоянии жалобно мычащего теленка. Каждый раз, когда Керби тянул за сосок, корова пыталась его лягнуть, он старался увернуться от удара копытом, а вокруг возбужденно переговаривались и кричали остальные работники.
     Наконец из толпы выступил Хэнк.
     - Ладно, хозяин, предоставьте это дело настоящему фермеру.
     - Подумаешь, настоящий, - пробурчал Кингсли, - я доил коров еще до того, как ты родился на свет.
     - Может, оно и так, но, сдается, с тех пор вы забыли подход.
     Корова опять лягнула и опрокинула кастрюльку с жалкой лужицей молока на дне.
     Кингсли раздраженно поднялся и пригласил Хэнка занять его место. Он подмигнул Габриэль, и она поняла, что это розыгрыш для окружающих. На самом деле Кингсли прекрасно умел доить.
     Хэнк встал на колени и заработал руками. Он размеренно сжимал и тянул соски, и скоро тугая ровная струя молока полилась в кастрюлю. Надоив полкастрюли, Хэнк поднялся и, увертываясь от копыт, с низким поклоном вручил кастрюлю Габриэль:
     - Вот, мэм, пожалуйста.
     - Да разве так коров доят? - проворчал один из зевак. - Позвольте мне завтра подоить.
     - Нет, мисс Габриэль, завтра этим займусь я, - заявил третий.
     - А мы жребий бросим, - ответил первый, решив прибегнуть к давно испытанному способу разрешения всех разногласий.
     Габриэль взглянула на Кингсли. Глаза его улыбались, хотя губы по-прежнему были крепко сжаты. И она поняла, что отныне нехватки в доярах не будет.
     Она кивнула в знак благодарности. Она его должница. Опять.
***
     На следующей неделе никому не нужный ребенок стал нужен всем. То ли с молчаливого одобрения Кингсли, то ли причиной было подкупающее обаяние младенца - но он чувствовал себя великолепно. Дрю предложил назвать его просто Малыш - уж очень он был крошечный, - и это нехитрое прозвище к нему так и прилипло.
     - Ну, как там Малыш? - спрашивал, спешиваясь, Хэнк.
     - Давай, Малыш, держись! - улыбаясь, поддразнивал Коротышка.
     - Как у нашего Малыша с аппетитом? - интересовался Терри.
     Даже Дэмиен перестал хмуриться, глядя, как Малыш воркует с Верным, который преданно его охранял.
     Габриэль поняла, что на самом деле погонщики обожают детей - и с трепетным почтением относятся к женщинам. Наверное, все они мечтали со временем осесть и обзавестись домом и семьей, а пока что искали выхода своим сокровенным чувствам - и это означало, что в любое время дня кто-нибудь обязательно забавлял Малыша.
     Так было со всеми, кроме шотландца. Хотя в первый день он отнесся к нему бережно и ласково, теперь явно его избегал. Габриэль, которая теперь лучше научилась понимать шотландца, не сомневалась в том, что он просто боится привязаться к мальчику. И впервые она задумалась, почему Дрю отказался от нее - только ли из-за ее лжи и уловок или они послужили лишь предлогом?
     Кто же нанес ему в прошлом такую тяжкую рану, что теперь он не желает сблизиться даже с младенцем?
     Габриэль дала себе слово узнать причину. Вот только у нее оставалось совсем мало времени. Ее обязанности множились с головокружительной быстротой. Малыш ел каждые три-четыре часа, и его нельзя было ни на минуту оставлять без присмотра. Кроме того, нужно было ухаживать также за Сэмми и другими телятами. Билли тоже постоянно требовал внимания, не говоря уж о том, что Габриэль приходилось кормить, лечить и утихомиривать шайку вечно чем-нибудь недовольных погонщиков.
     Раньше она и подумать не могла, что человек способен переделать такую уйму работы. Да, при жизни отца, когда они постоянно разъезжали с гастролями, ее жизнь тоже была наполнена до краев, но никогда еще Габриэль не испытывала такого удовлетворения. Никогда так не радовалась, как теперь, когда ей улыбался Малыш, или Верный вилял хвостом и утыкался носом в руку, или Сэмми легонько бодал, чтобы привлечь ее внимание к себе.
     Или когда тушеные бобы оказывались по вкусу погонщикам, а кружка кофе вызывала ворчливое мужское одобрение.
     Или когда шотландец испытующе взглядывал на нее и в этом взгляде порой мелькала тень... чего? Одобрения? На это она могла лишь надеяться.
***
     Побелевшие под солнцем кости буйволов. Тысячи костей усеяли путь, когда стадо прибыло к реке Симаррон. Дрю еще никогда не видел ничего подобного. И никогда бы не желал увидеть снова. Безотрадное зрелище пробуждало в нем убийственные мысли о тщете всего сущего.
     Едучи впереди стада, они с Керби хранили молчание. После неоднократных стычек с племянниками и Дрю Керби неохотно с