случилось с Тузом?
     Кингсли остановился и повернулся к ней.
     - А в чем дело? С какой стати? Чем еще я могу ему помочь?
     Гэйб соскользнула с седла и дерзко шагнула к нему. Она знала, что лучше промолчать, но она устала, все тело у нее ныло, и ей хотелось как следует воздать человеку, который так безразлично относился к чужим жизням.
     - Туз может остаться калекой на всю жизнь! - выпалила она.
     Ответ Кингсли был краток и резок:
     - Перегон стада всегда дело рискованное. Это каждый знает, а теперь узнал и ты. Впрочем, можешь в любой момент получить расчет.
     Он круто повернулся и пошел к коновязи. Там Кингсли оседлал лошадь и поехал к стаду.
     - Черт бы тебя побрал, глупый сосунок! Лучше бы ты остался в городе, - проворчал себе под нос повар, ковыляя к фургону.
     Габриэль, само собой, расслышала все до последнего слова. И упрямо вздернула подбородок. Нет, им так легко от нее не отделаться!
     - Что мне теперь делать? - спросила она, шагая следом за Джедом.
     - Ты и вправду хочешь это знать?
     Габриэль слепо уставилась на старого повара. Злые бессильные слезы застилали глаза. Господи, что она наделала? Зачем ей это все нужно?
     Джед немного смягчился.
     - Ладно, парень, ты оказался не так уж плох. Той ночью ты держался молодцом. Глядишь, и еще на что-нибудь сгодишься.
     - Той ночью?
     - Да, во время бури. Когда помог управляться с лошадьми и фургоном, не растерялся. Может, из тебя и выйдет толк. Следи за мной, может, что и переймешь.
     И, с сомнением добавив "возможно", пошел прочь.
     Так или иначе, эта сдержанная похвала немного ободрила Габриэль. Она даже почувствовала горделивое удовлетворение - куда более глубокое, чем от удачного выступления на сцене. Джед, поняла девушка, настроен к ней намного критичнее, чем самая взыскательная публика.
     - Давай попробуй-ка опять сварить бобы, - сказал он, - нам надо ночную смену кормить.
     Габриель с готовностью кивнула: ведь Дрю Камерон тоже будет в ночном. Она ему докажет, как хорошо умеет справляться с порученным ей делом.
     - Только к моему месту близко не подходи, - напоследок мрачно предупредил Джед.
     Габриэль не смогла удержаться от легкой улыбки. Повар одарил ее сердитым взглядом, но ей показалось, что в его бледных глазах промелькнуло выражение, подозрительно похожее на добрую улыбку.
***
     Керби Кингсли объезжал стадо, уверяя себя, что просто хочет проверить, как исполняет обязанности ночной дозор. Дело было совсем не в этом. Ему не хотелось видеть осуждающий взгляд мальчишки. Этот взгляд задевал Керби за живое, проникал в самую душу и словно выворачивал ее наизнанку.
     Да, черт побери, мальчишка, сам того не зная, попал в самую точку! Гэйб Льюис, очевидно, считает его скверным, жестоким человеком, потому что он ничего не спросил о судьбе Туза... но ведь у него, Кингсли, на совести есть грехи и потяжелее...
     Он не сказал мальчику, что очень жалеет Туза и сделал все возможное, чтобы его обеспечить, - но при этом не желает слышать, что парень потеряет ногу, а может быть, и с жизнью расстанется. Это пятый перегон в жизни Керби Кингсли, и за это время он потерял уже столько работников, что и вспоминать не хотелось. Погонщики тонули, становились добычей белых бандитов и индейцев, иные гибли под копытами скота. Он изо всех сил старался им помочь - а потом вот так же пытался обо всем забыть. Это не совсем удавалось, хотя он чертовски старался. Иначе ни за что не смог бы начать новый перегон.
     Но, видит бог, глаза этого мальчишки не дают ему покоя!
     Кингсли пришпорил коня, пустил его легкой рысью и огляделся в поисках Дрю Камерона. Наверное, не очень-то справедливо было посылать в ночной дозор Дрю, но он хотел поговорить с шотландцем наедине, а этого никак нельзя было сделать около фургонов.
     Керби нашел Дрю в арьергарде стада. Коровы по большей части уже кончили пастись и устремились на ночлег. Вид у них был довольный, мирный. Дрю откинулся на заднюю луку седла и тихонько напевал под нос песенку - как то было в обычае у ночных дозорных.
     - Дрю! - негромко окликнул Керби. Шотландец в ответ устало кивнул:
     - С Тузом все будет в порядке. Доктор даже надеется спасти ему ногу, хотя он, конечно, будет хромать до конца своих дней.
     Керби покивал.
     - Я сказал, что он сможет работать у меня, если я когда-нибудь обзаведусь ранчо.
     Керби натянуто усмехнулся.
     - Непременно обзаведешься. В жизни не встречал человека, который так быстро учился бы новому делу.
     - Не думаю, что другие с тобой согласны.
     - Согласны. Я слышал, как они об этом толковали.
     Он был рад, что Дрю тактично не назвал по имени его племянников. Кингсли всячески старался оправдать их, но не мог не замечать, что они ревнуют его к Дрю. Они по-прежнему язвили насчет шотландца, хотя погонщики уже принимали шотландца за своего. Особенно после того, как он спас Туза. Теперь все ковбои, за исключением Дэмиена и Терри Кингсли, готовы были работать в паре с Дрю Камероном.
     - Я было надеялся, что мальчишка останется в городе, - начал Кингсли. И мог бы поклясться, что при этих словах Дрю как-то напрягся, хотя ответ его прозвучал вполне беспечно:
     - Я тоже надеялся, но он не из тех, кто бросает дело на полпути.
     - С ним было хлопотно?
     - Нет, если не считать, что он едва не утонул. Он сказал, что умеет плавать, - и соврал.
     Керби фыркнул.
     - Парень чересчур высокого мнения о своих способностях.
     - Удивляюсь, что ты вообще позволил ему остаться.
     Керби пожал плечами:
     - Я тоже когда-то голодал, а точнее - умирал с голоду. Я врал, воровал и обманывал, чтобы раздобыть для нас с братом хоть какой-нибудь еды. Я-то знаю, до чего может довести отчаяние.
     Он поколебался, но потом все же спросил:
     - Парень о себе что-нибудь рассказывал?
     - Не много.
     - Иногда... иногда мне чудится, будто он меня давно знает.
     Дрю промолчал. Керби вздохнул, все еще удивляясь, почему никак не может выбросить из головы и мальчишку, и его сердитые глаза.
     - Тебе нужна помощь? - спросил он Дрю.
     - Нет, в такие ночи я люблю одиночество.
     Керби его понимал. Бог свидетель, сколько раз он сам наслаждался этим великолепным одиночеством. Облака разошлись, и небо очистилось. Слышно было лишь сонное чавканье скота, да еще порой доносилась песня другого, проезжавшего мимо погонщика.
     - Поеду вперед, осмотрюсь. Когда ты прикрываешь мне спину, бояться нечего.
     Не дожидаясь ответа, Керби пришпорил коня и двинулся вперед, глядя на небо, освещенное яркой луной. Он даже себе не хотел признаться, что не вернулся в лагерь из-за гневного неотвязного взгляда мальчишки, который по-прежнему занимал его мысли.

8.

     Бобы, бобы, бобы... Сидя на земле возле фургона, Габриэль старательно отделяла зерна от плевел, от души надеясь, что, когда перегон закончится, она никогда больше в глаза не увидит ни единого боба.
     Прошло три недели, и в середине дня погонщики остановились на берегу Красной реки. Кингсли объявил, что здесь они заночуют, - надо дать отдых людям и скоту перед опасной переправой через реку. На другом берегу начиналась индейская территория, что порождало немало воспоминаний и рассказов бывалых погонщиков, которым повезло остаться в живых.
     - Черт их подери! - пробормотала Габриэль, нечаянно уронив горсть неочищенных бобов прямо в горшок. Все еще тихо бранясь, она принялась вылавливать мусор и снова поклялась, что после конца перехода никогда в жизни не возьмет бобы в рот. Господи, они едят одни бобы! Бобы и соленую свинину. С перцем. Чудовищное количество перца! Наверное, отсюда у старого повара такое прозвище - его в шутку иногда называют Перцем.
     По правде говоря, Габриэль уже уразумела, что Перец для погонщиков гораздо больше, чем просто повар или лекарь. Он еще судил жеребьевки и пари, был банкиром, брадобреем, исповедником и посредником - и все это исполнял с присущей ему язвительностью, которая, по-видимому, никого не обижала. Ее не только принимали, но и ожидали. Проситель даже испытывал разочарование, если его просьбу не встречали хмуро и со словами: "Черт побери, да не разорваться же мне на двадцать кусков! Я здесь один".
     Весь этот перегон повар выступал еще и в качестве учителя. Под ворчливым руководством Джеда Габриэль научилась довольно сносно заваривать кофе и тушить бобы. Он по-прежнему пока не допускал ее в свой фургон, гонял и от голландской духовки, в которой пек пончики и пироги. В ее обязанности по-прежнему входило собирать коровьи лепешки и хворост. Она чистила котелки и сковородки - причем драила их песком, а не мыла грязной речной водой, которую замутил их собственный скот или те стада, что прошли до них. Работая с рассвета до темноты, Габриэль потеряла счет дням. В монотонной страде перегона один день незаметно сменялся другим.
     Погонщики поддерживали бодрость духа, заключая бесконечные пари. Они заключали их на все, что угодно: у кого борода будет длиннее, когда они доберутся до железнодорожной станции, и сколько времени должно пройти, чтобы шотландец отказался от ежедневного бритья; как долго они будут переходить вброд реку и когда - хорошо бы этого не случилось - повстречают индейцев. Гэйб узнала, что ковбои даже спорят, как долго она еще выдержит на перегоне и снимет наконец шляпу и плащ. Она могла бы заранее им сказать, кто из двух спорящих сторон проиграет.
     Пока погонщики тешились своими пари, Габриэль усердно трудилась под началом Джеда, чтобы они были сыты, - и ей казалось, что восемнадцать голодных ртов только и знают, что требовать еды. Их усилия осложнялись еще недостатком чистой воды и постоянной пылью, и чем дальше стадо двигалось на север, к бесконечным прериям Техаса, тем гуще становились клубы пыли.
     Габриэль вздохнула и вытерла тыльной стороной ладони пот с разгоряченного лба. Одновременно она окинула взглядом лагерь, очень надеясь хоть мельком увидеть где-нибудь шотландца.
     За последние две недели девушка виделась с ним только урывками. Кингсли взял себе за правило уезжать далеко вперед, иногда не возвращаясь в лагерь и на ночь, и оставлял вместо себя за главного Дэмиена. А молодой Кингсли, который даже не пытался скрывать свою враждебность к шотландцу, вовсю старался, чтобы у того совсем не было свободного времени. Дрю по-прежнему выполнял самую тяжелую работу и должен был дежурить каждую первую ночную смену, когда стадо еще беспокоилось. Потому-то Габриэль видела его только в те краткие мгновения, когда он, пустив коня в галоп, подъезжал к фургону, чтобы наскоро перекусить, а затем мертвецки усталым рухнуть на свой тюфяк. И тут же крепко засыпал - Габриэль знала это наверняка, потому что все время за ним наблюдала. И не могла иначе. Никак не могла забыть жаркое прикосновение его губ, нежные и властные руки. Интересно, сам Камерон вспоминает их поцелуй? Если и так, он ничем этого не выдавал. Его золотисто-карие глаза если и останавливались на ней, то всего лишь на мгновенье.
     Но все же Дрю сдержал свое обещание и не открыл ее тайну - иначе бы ее здесь уже не было. Такая сдержанность тоже чего-то стоила.
     Что касается цели ее путешествия, Габриэль все чаще спрашивала себя, не дурацкая ли это была затея с самого начала. Даже если бы она смогла улучить момент, ей духу не хватит порыться в вещах Кингсли, которые находились в фургоне. Не то чтобы она надеялась найти какие-нибудь улики - но это был единственно возможный способ что-нибудь узнать о Кингсли. С ним было связано столько разных и противоречивых сведений, что она не могла составить о нем определенное мнение. Ей было известно только, что погонщики хозяина уважают, хотя, по-видимому, и недолюбливают.
     Будучи в лагере, Кингсли разговаривал подолгу разве только с Дрю Камероном - что, по мнению Габриэль, никак не вязалось с поручением ему самой черной и неблагодарной работы. Если Камерон и вправду друг Кингсли, тот чересчур усердно доказывает всем, что у него нет любимчиков.
     Думая о шотландце - теперь это стало ее постоянным занятием, - Габриэль все удивлялась, что он без малейшего неудовольствия исполняет все порученные ему задания. Притом он все делал с добродушной усмешкой, словно желая доказать, что ему любая "похлебка" по вкусу, и даже как будто желал, чтобы ему было как можно тяжелее.
     Да, Дрю Камерон был еще более загадочной натурой, чем сам Кингсли.
     Габриэль закончила чистить и перебирать бобы. Вздохнув, она засыпала их в горшок и долила воды. Джед настаивал, чтобы они тушились подольше, а он в это время готовил свой вкуснейший мясной соус. Габриэль понятия не имела, из чего он стряпает свой соус, да ей это было и не очень интересно.
     - Надо еще хвороста, - проворчал Джед, - садись на лошадь и поезжай. Здесь уже ни единой веточки не осталось.
     И в самом деле - по этим местам прошли бесчисленные стада и совсем опустошили землю. Нигде не осталось ни сучка, ни хворостинки.
     Габриэль с радостью приняла поручение. После утомительного, бесконечного сидения на жесткой скамье в фургоне приятно будет сесть в седло и прокатиться на воле... Хотя Габриэль втайне и гордилась тем, что помогает кормить всю команду Кингсли.
     Одарив Джеда озорной усмешкой - старик в ответ и ухом не повел, - она отряхнула пыль со штанов и пошла к коновязи. Увидев Билли, девушка ощутила прилив горделивой радости. Конь прибавил в весе, шкура у него так и лоснилась - словом, вполне пристойная животинка. Хотя считалось, что лошади находятся в общей собственности, на Билли никто не ездил, кроме нее. Все знали, что это лошадь Гэйба.
     - Подожди немного, - прошептала девушка, - скоро я стану называть тебя Сэром Уильямом. Такое вот будет у тебя новое имечко. Как ты к этому относишься?
     В поисках лакомства Билли уткнулся носом в ее ладонь и быстро слизнул весь овес.
     - Ах ты, жадина! - побранила его Габриэль и затем оседлала, нежно похлопывая по спине и приговаривая, какой Билли у нее стал замечательный. Конь, как обычно, запрокинул голову и бодро махнул хвостом.
     Оседлав Билли, девушка вернулась к фургону и взяла мешок, в который собирала ветки и сухие коровьи лепешки. Ее изобретательность произвела большое впечатление даже на Джеда. Он также был приятно удивлен - хотя ничем этого не показывал, - что Гэйб умеет шить. Поэтому он заставил ее чинить рубашки, пришивать пуговицы и крючки к штанам погонщиков, освободив себя самого от этой надоедливой обязанности.
     Отъехав подальше от скота - память о бегущем напролом стаде была еще слишком свежа, - Габриэль поехала вдоль реки. День был теплый, располагавший к лени. Легкий речной ветерок остудил разгоряченное лицо, над головой ослепительно синело небо. Такие поездки за хворостом давали ей смутное ощущение свободы, короткий отдых от необходимости постоянно разыгрывать роль, словно на сцене театра.
     Она проехала две мили, пока не нашла маленькую рощицу, еще не ободранную догола. Привязав Билли к кусту, девушка принялась за работу и, виновато попросив у низкого деревца прощения, срезала его ножом. Один из погонщиков рассказал Габриэль, что индейцы всегда так поступают, - и это ей понравилось. Решив, что хвороста теперь достаточно, она набила ветками мешок, приторочила его к седлу, села на лошадь и направилась к лагерю.
     Подъехав к самому стаду, Габриэль услышала громкий, жалобным рев коровы и увидела, что какой-то погонщик - по шляпе она потом узнала Дэмиена Кингсли - уводит от матери маленького теленка. Корова тоже двинулась за ним, но другой погонщик накинул на нее лассо и потянул в противоположную сторону. Отчаянное мычанье коровы-матери и теленка пробудило в Габриэль гнев. Она пришпорила Билли и на скаку закричала Дэмиену:
     - Ты что творишь?
     Молодой Кингсли недовольно глянул на Габриэль и отрезал:
     - Теленок слишком слаб, чтобы перейти реку вброд.
     Девушка сразу же поняла, что он собирается сделать, и у нее сжалось сердце. Она взглянула на упиравшегося теленка и на жалобно мычащую корову.
     - Теленка можно взять в хозяйственный фургон, - сказала она.
     Дэмиен на миг зажмурился, и на лице его отразилось нескрываемое отвращение.
     - Да, черт возьми, нам только не хватало, чтобы всякая малявка пыталась указывать, что нам делать во время перегона! Возвращайся в фургон и займись делом.
     - Нет! - отрезала Габриэль.
     Шея Дэмиена налилась кровью. Он был хорош собой и считался бы даже красавцем, если бы не мрачное, вечно недовольное выражение лица. Габриэль казалось, что этот человек всегда идет напролом, никогда заранее не обдумывая своих поступков, - и она часто недоумевала, почему Кингсли оставлял его своим заместителем.
     Семья! Дэмиен - его семья! Вот единственное объяснение. Девушку охватила злость. У Керби Кингсли есть родственники. А у нее - нет.
     Соскользнув с седла, Габриэль подошла к теленку и погладила его влажную головку. Дэмиен хотел было крикнуть мальчишке, чтобы убирался прочь, но его прервали.
     - В чем дело?
     Габриэль быстро подняла глаза - Дрю Камерон. Удивительно, она даже не заметила, как он подъехал.
     - Мне нужно прирезать теленка, - бросил Дэмиен. - Объясни это сопляку.
     И, не ожидая ответа, снова дернул за веревку, чтобы оттащить теленка.
     - Не надо! - закричала Габриэль, обняв шею малыша. Теленок посмотрел на нее большими карими глазами.
     Дэмиен выругался.
     - Гэйб, теленок не вынесет дороги, - объяснил шотландец, спрыгнув с лошади и подойдя к девушке. - Он умрет от непосильного напряжения. И самое лучшее, что можно для него сделать, - это быстро и почти безболезненно прирезать. Дэмиен должен увести его подальше от стада. От запаха крови коровы впадают в безумие.
     Она хотела было сказать, что сама скоро впадет в безумие, но отчаянный рев коровы и теленка и так стоял в ушах, и девушка лишь безмолвно смотрела на шотландца, одними глазами моля не допустить кровопролития. Умом Габриэль понимала, что ее требование безрассудно. Ну и пусть! Пусть умирают остальные телята, но не этот... Этого она ни за что не отдаст. Особенно когда так плачет у нее на глазах корова-мать.
     Задыхаясь от жалобного волнения, она с трудом проговорила:
     - Я о теленке сам позабочусь. Возьму его к себе, в фургон.
     Камерон минуту глядел на нее. Их взгляды встретились, и шотландец, выразительно вздохнув, закатил глаза к небу.
     А затем сказал Дэмиену:
     - Моя смена кончилась, и я еду к главному фургону. Послушай, ведь твой дядя только обрадуется, если теленок выживет. Ты же знаешь, корова может отправиться на его поиски и отобьется от стада. Гэйб возьмет теленка к себе и привяжет корову за фургоном.
     - Сукин ты сын! - выругался Дэмиен. - Что же теперь, спасать каждого теленка, который, родится во время перегона?
     Дрю только пожал плечами:
     - А разве кому повредит, если парень попытается спасти вот этого малыша? Заодно и время сбережешь! Тебе ведь далеко придется утащить теленка, иначе все стадо всполошится.
     Дэмиен досадливо фыркнул:
     - Дядя решит, что ты сам тоже рехнулся.
     - Да, возможно, - легко согласился Дрю.
     Затаив дыхание, Габриэль ждала, что в конце концов решит Дэмиен. Она словно видела, как у него в голове тяжело ворочаются мысли. Если теленок внесет неудобства в лагерную жизнь, можно будет свалить это на шотландца... А если не тащить сейчас теленка на убой, то и впрямь сбережешь время.
     - Ладно, - наконец решил он, - забирай его.
     Габриэль с облегчением вздохнула и быстро сняла с шеи теленка веревочную петлю. Тот подбежал к матери, и корова немедленно принялась его обнюхивать и облизывать.
     Камерон снял с седла веревку и подошел к корове. Сдернув лассо погонщика, он накинул ей на шею свою веревку. И при этом так улыбнулся Габриэль, словно ему сам черт был не брат. От этой улыбки у девушки подкосились ноги, дыхание участилось.
     - Знаешь, как управляться с телятами? - спросил Дрю.
     Она молча покачала головой.
     - Ну, теперь ты этому быстро научишься.
     То, что Гэйб "усыновил" теленка, а шотландец в этом ему изряд