ответил он. - Марсали, я жил на чужбине один много лет и научился доверяться только самым надежным друзьям. И еще узнал, как легко проникает измена в мощные шотландские кланы. Так случилось на моих глазах с Монтрозом, когда его же люди предали его. - Он покачал темноволосой головой. - Я сам могу доверять только Руфусу и Хираму.
     Марсали, пусть и не до конца, понимала, каково ему пришлось в эти годы. Она и сама разуверилась в тех, кому безоглядно доверяла, но все же в глубине души считала большинство людей хорошими и честными. Как можно жить, никому не веря, считая почти всех, за исключением одного-двух человек, потенциальными предателями и врагами? Она и вообразить такого не могла.
     - А Гэвин? - вырвалось у нее.
     Патрик прикрыл глаза, на рассеченной шрамом щеке дергался мускул.
     Марсали вздохнула. Боже, как устала она от мужских амбиций и болезненного самолюбия, от диких и неразумных понятий о чести, ради которых погибло столько мужчин - да и женщин тоже! Ей не хотелось думать, что и Патрик так же упрям и глуп, как остальные, но в эту минуту она не могла ни в чем быть уверена...
     Прищурившись, она смерила его испытующим взглядом.
     - Так ты будешь держать Быстрого Гарри в плену?
     - Не в плену, а в безопасном месте.
     - Потому что он тебе нужен.
     - Потому что он ранен, а когда-то был мне другом. Потому что для любого другого я сделал бы то же самое. Ну, почти для любого, - поправился он, криво улыбнувшись одной стороной рта, отчего шрам стал заметнее.
     - Есть такие, кому ты не стал бы помогать? - спросила Марсали.
     - Есть. Или, пожалуй, я помог бы им... но неохотно. - Она удивленно посмотрела на него; он пожал плечами и невесело усмехнулся. - Солдаты, хорошая моя, умеют наживать себе врагов. А союзники - дело временное, и наши с тобою семьи - лучшее тому доказательство. Скажи мне раньше кто-нибудь, что Ганны объединятся с Синклерами, я в жизни не поверил бы.
     Марсали вспыхнула, но спорить не стала. Да, увы, так оно и было. Еще несколько лет назад никто, и в том числе она сама, не мог бы представить, что они заключат союз со своими старыми врагами против клана, с которым их связывали вековые дружеские и семейные узы.
     Искоса взглянув на Быстрого Гарри, она спросила:
     - Как долго ты думаешь продержать его здесь?
     - Дней пять-шесть. Я надеялся, что ты побудешь с ним.
     - Одна? - ахнула Марсали.
     - Нет, с тобой будет Хирам или я, по очереди.
     - Значит, я все еще твоя пленница?
     - Нет, дорогая гостья. Настолько дорогая, что я хочу быть уверен в твоей полной безопасности. Итак, он собирался стеречь ее...
     - А мои ласочки? - спохватилась она.
     - Сестра позаботится о них, или, если хочешь, я привезу их сюда.
     - Они тебя не любят.
     На секунду Патрик растерялся, к ее удовольствию. Так он больше был похож на "обычного смертного", как сказал Хирам.
     - Придется нам друг к другу привыкать, - пробормотал он наконец.
     Марсали почему-то стало смешно, когда она представила себе, как ее пушистые маленькие друзья будут "привыкать" к Патрику. Скорее попытаются откусить от него кусочек побольше.
     Патрик подозрительно прищурился, будто думал, что она на расстоянии отдаст зверькам приказ не слушаться его, и ей еще сильнее захотелось смеяться. Не в силах больше сдерживаться, она весело улыбнулась.
     Он все еще хмурился, но потом медленно, будто нехотя, улыбнулся в ответ.
     И с этой минуты все между ними снова стало как раньше, как и должно было быть. Они долго еще стояли, не двигаясь, не говоря, - лишь упоенно глядя друг другу в глаза. Время шло, они молчали, и Марсали почувствовала, как ледяной холод, сковавший сердце, сменяется ласковым, разливающимся по всему телу теплом.
     Они были одни сейчас - почти одни, ибо Быстрый Гарри лежал в забытьи, а Хирам еще не вернулся. По глазам Патрика Марсали увидела, что он тоже думает об этом. Его взгляд, прикованный к ее лицу, горел зеленым огнем, и огонь этот согревал ей сердце, обжигал ее. Она чего-то ждала; Патрик медленно, осторожно преодолел разделявшее их расстояние. Сердце стучало в груди, точно молот, дыхание стало частым и неровным. Вот Патрик протянул руку, коснулся кончиками пальцев ее щеки, провел сверху вниз, и почему-то эта простая ласка еще больше взволновала Марсали.
     Дрожь волнами пробегала по ее спине; казалось, дрожит сам воздух между нею и Патриком. Он наклонился к ней... Марсали понимала, что должна отступить, но тело не слушалось, и, вместо того чтобы отпрянуть, она сама шагнула к нему, поднялась на цыпочки, запрокинула голову и приоткрыла губы в мучительном нетерпении.
     - Марсали, - простонал он.
     Их губы встретились, и ее пронзил трепет нетерпеливого желания. Казалось, она вся переполнена падающими звездами, и тело гудит и изнывает от наслаждения, когда они налетают друг на друга и взрываются сверкающими искрами. Патрик целовал ее нежно, но так властно, что у нее захватывало дух. Его запах, вкус его поцелуя, ощущение его горячего тела проникали в нее, наполняли изнутри, и от этой чудесной близости Марсали было и спокойно, и страшно, и само это противоречие дурманило ее.
     Он - опасный человек. И то, как он заставляет ее чувствовать себя, - особенно опасно. Он околдовал ее; тело жило своей, новой, особой жизнью, оно пело, ликовало и больше не подчинялось ей.
     "Нельзя ему верить", - говорил разум, но сердце отказывалось слушать, когда пальцы Патрика легко, едва касаясь, гладили ее затылок, а губы ласкали ее губы, и его дыхание, неровное и прерывистое, сливалось с ее дыханием.
     Она не увидела, а скорее почувствовала, что Патрик пытается отстраниться, сдержать рвущуюся на волю страсть. Но сейчас ей не нужна была его сдержанность - и даже нежность; только звериное, первобытное желание, которое она уже испытывала в его объятиях несколько ночей тому назад. Ей хотелось забыть о страхе и недоверии, хотелось отдаться волшебному наваждению, дарившему им с Патриком удивительный мир, в котором они были одни, вдвоем, навсегда.
     Патрик слышал, как часто дышит Марсали, как она дрожит в его руках. Ее тело яснее любых слов говорило о ее желаниях, голодные губы жадно отвечали на каждое движение его губ... Земляной пол хижины плыл у него под ногами. Боже правый, ведь он уже боялся, что навсегда потерял ее, а она льнула к нему так, будто не было этих последних нескольких дней - дней неверия, разочарования и гнева!
     Марсали обвивалась вокруг него, погружала пальцы в густые длинные волосы, гладила... У Патрика вырвался невольный стон. Он упивался сладким пробуждением ее страсти, невинностью, с которой она прижималась к нему, ища того, чего еще толком не понимала. Иисусе сладчайший, он любил эту девушку, желал ее, и с каждым прикосновением ее рук к его лицу, спине, волосам, пульсирующая плоть все настойчивей напоминала о себе.
     Все его тело горело, мысли путались, дышать становилось все труднее. Жажда женщины, о которой он мечтал столько лет, заполонила разум - жажда узнать ее тело, ощутить и увидеть его нагим, кожей к коже...
     Но точно ледяная молния сверкнула в мозгу. Это же безумие, он потеряет ее, если не остановится немедленно! Один раз он опоил ее вином, и если теперь опоит страстью, соблазнит на то, о чем после она будет горько жалеть, - то никогда не станет принадлежать всецело ему свободно, по доброй воле. И о чем он только думает, целуя ее вот так, когда Хирам может войти в любую минуту, а на полу, всего в паре ярдов, лежит Быстрый Гарри?
     Застонав, Патрик оторвал губы от губ Марсали и с огромным усилием воли выпустил из своих объятий. Она смотрела на него ничего не понимающими, затуманенными страстью глазами, и, о боже, как прекрасна она была в эту минуту, со спутанными от ветра и его ласк волосами, с опухшими от его поцелуев губами! За" всю свою жизнь Патрик ни разу не испытывал такого, ни разу не желал женщину с такой силой, как эту, единственную женщину.
     Но она заслуживала большего, чем простая похоть. Она заслуживала чести и уважения.
     Весь дрожа, Патрик заставил себя отвернуться и не смотреть на Марсали, зная, что иначе не сможет совладать с собою. Нужно уйти; если он останется, это грозит позором и ей, и ему.
     Кроме того, пора вспомнить и о других делах: ждать вестей от Руфуса, вернуться в Бринэйр, чтобы принять на себя гнев отца, когда тот узнает о том, что у них опять угнали коров. Патрик чувствовал себя придворным шутом, жонглирующим факелами. Упади один - и остальные тоже попадают, и начнется пожар.
     - Патрик? - тихо позвала Марсали.
     Он глубоко вздохнул и, проверяя выдержку, медленно повернулся к ней лицом.
     - Мне пора, - сказал он, пытаясь не замечать ее растерянного, вопрошающего взгляда. - С Хирамом ты в полной безопасности. Он будет поддерживать огонь в очаге, да и охотник не из последних.
     - Но куда... - начала она и запнулась, не решаясь договорить.
     - Обещай мне, что не попытаешься уйти, - глядя ей в глаза, произнес Патрик.
     - А ты поверишь моему слову?
     - Да. Если б не верил, все это не имело бы смысла.
     - Все? Что все? - насторожилась Марсали. Патрик замялся.
     - Девочка моя, у меня есть план. Если все пойдет как надо, мы, быть может, раскроем тайну исчезновения твоей тетки и узнаем, кто в ответе за набег на ваши земли. И тогда, если нам повезет, мы сможем положить конец вражде между нашими семьями.
     - Расскажи мне, - упрашивала она.
     Он и сам хотел рассказать, понимал, как нужно ей знать, что происходит, а главное - убедиться в том, что он не злоупотребил ее доверием. Но много лет он никому не верил, и это сделало его болезненно осторожным.
     - Чем меньше народу знает, тем лучше, - мягко ответил он, убирая непокорную кудрявую прядь за ушко Марсали, и заметил, не мог не заметить, как ее лицо на миг исказилось от гнева.
     - Быстрый Гарри - часть твоего плана? - не отступала она.
     Патрик нахмурился.
     - Не знаю. Может быть.
     - Патрик, прошу тебя. Его жена и дети сходят с ума от тревоги за него. Пожалуйста, не заставляй их мучиться больше.
     Он посмотрел на нее. Если б она пропала, если б ее считали погибшей, он точно сошел бы с ума. Инстинкт подсказывал ему обратное, но он кивнул.
     - Постараюсь передать его жене, что он жив.
     - Спасибо, - прикрыв глаза, пробормотала Марсали, но успокоилась лишь на минуту. - Прошу тебя, расскажи мне, что у тебя за план. Участвует ли в нем Гэвин? Узнали вы хоть что-нибудь о Маргарет? Патрик, пожалуйста, ведь я имею право знать.
     Да, верно, она имела право... Но как же трудно заставить себя расстаться с приобретенной за долгие двенадцать лет борьбы за выживание привычкой молчать!
     - Прежде я просил тебя верить мне, - сказал он наконец. - Знаю, сейчас ты думаешь, что я предал твое доверие. Может, так оно и есть, какие бы благие намерения мною ни двигали, как бы ни был я уверен, что делаю единственно возможное, чтобы защитить тебя. Но, родная моя, я не лгал тебе, никогда не лгал. И вот, хоть я и понимаю, что у тебя нет причин верить мне снова, я все-таки прошу тебя попытаться еще раз.
     И, затаив дыхание, заглянул ей в глаза.
     - Я не знаю, - помолчав, ответила Марсали. По крайней мере, честно... По крайней мере, она не отвергла его сразу же, не отказалась выслушать.
     - Ты останешься здесь, не попытаешься убежать?
     Она смотрела в сторону и долго колебалась, прежде чем ответить.
     - Останусь. Хотя бы пока Быстрому Гарри не станет лучше.
     Этого было мало. Как сейчас вернуть ее в Эберни? Окажись она дома, в безопасности, и ее отец может немедля пойти открытой войной на Сазерлендов. А в союзники позвать Эдварда Синклера.
     - Я не могу так рисковать, - уговаривал Патрик. - Пойми, слишком много жизней под угрозой. Твоя, Гэвина, наших отцов, наших сородичей. Все наши жизни под угрозой, Марсали. Ты должна даТь мне слово, что не уйдешь, пока я не вернусь. - Он помолчал, во рту стало горько от слов, которые он вынужден произнести. - А если ты не дашь слова, придется мне велеть Хираму держать тебя взаперти в хижине.
     Марсали выпрямилась, подняла подбородок, исполненная праведного гнева.
     - Я забыла, ты ведь мой тюремщик, - с горечью промолвила она. - Но, клянусь, больше я не допущу подобной ошибки.
     Ее слова задели Патрика за живое, но он не подал виду.
     - Обещай мне, Марсали, - повторил он. - Прошу, не вынуждай меня к тому, что причинит нам обоим только боль.
     В ее глазах мелькнуло сомнение. Неужели она не понимает? Неужели думает, что ему приятно держать ее в плену? Или ей кажется, что, обращаясь с нею вот так, он сам остается совершенно спокоен? Эта мысль потрясла его.
     Марсали долго смотрела на лежавшего в беспамятстве на соломенной подстилке Быстрого Гарри, мертвенно-бледного даже в красноватом свете пламени. Потом наконец вздохнула и подняла глаза на Патрика.
     - Даю слово, - тусклым, надломленным голосом сказала она.
     Взгляд ее стал холодным и безучастным, на губах не осталось и тени улыбки, и Патрик с ужасом подумал, что, выиграв это сражение, он, быть может, проиграл всю войну. Единственную войну, в которой искренне хотел победить.

14.

     Гэвин оглядел стадо коров длинношерстной, горской породы. Коровы оказались именно там, где говорил ему Патрик. Не слишком ли все легко получается?
     Нет ли здесь ловушки? Он так часто задавал себе этот вопрос, что уже успел затвердить его, как "Отче наш". Что их ждет - да, впрочем, понятно, что, - если Патрик предал его? Но в душе Гэвин ни минуты не верил, что Патрик Сазерленд способен предать того, кого называл другом.
     Он оглянулся на своих спутников. Три верных друга-приятеля с детских лет - а значит, Патрику они тоже были друзьями. Гэвин выбирал их с великой осторожностью: все холостые, бездетные, и все связаны так или иначе - кровным родством или дружбой - с кланом Сазерлендов.
     К нему подъехал Иэн Ганн, двоюродный брат Гэвина, усмехнулся, блеснув в темноте зубами.
     - Давненько я не ходил в набеги, - заметил он. - Ты уверен, что поблизости нет Сазерлендов?
     - Уверен, - ответил Гэвин. - Они, как видно, считают, что надежно спрятали наших коров. Я вчера набрел на стадо случайно, пока искал Быстрого Гарри. - Господи, подумал он, как же противно врать. Патрик, будь он неладен, рассчитал верно: его безумие должно сработать.
     - Твой отец будет доволен.
     - Да, - буркнул Гэвин, и ему стало еще более тошно от необходимости обманывать отца. Но, впрочем, сейчас цель оправдывала средства. Если маленький обман поможет положить конец распре между Ганнами и Сазерлендами, то бог его простит.
     Он посмотрел на небо: луна уже успела взойти. Часа через три-четыре ляжет туман, и от луны не будет никакого света. Окинул взглядом горы, черные купы деревьев на востоке - ни движения, ни шороха. Все спокойно. Пора.
     Кивком головы он подал знак выгонять коров. Бедные животные. Если б они знали, какая роль отведена им в плане Патрика, то вряд ли бы обрадовались. А если ссора между кланами затянется надолго, коровы вконец отощают.

***

     Эдвард Синклер вперил взгляд в гонца.
     - Марсали у этого ублюдка?
     - Да. Он держит ее в Бринэйре и даже отписал об этом ее отцу. Говорит, что увез ее по праву, что, дескать, его помолвку с Марсали никто не отменял.
     Эдвард выругался и начал нервно расхаживать взад-вперед, даже не заметив посторонившегося Горди.
     - А граф? Что он предпринимает?
     - Ничего, - отвечал гонец.
     - Ничего?! Вот так, запросто, мирится с тем, что его дочь держат заложницей?
     - А что он может сделать? - пожал плечами гонец. - Сначала, конечно, взбесился, хотел снарядить погоню, но сын отговорил его.
     - Почему?
     - Сказал, что новый король благоволит к Сазерлендам. И еще: Карл в самом деле пальцем не пошевелит, чтобы расстроить свадьбу, которая может прекратить войну между Ганнами и Сазерлендами. Король хочет мира, что верно, то верно.
     - И Эберни согласился? - взвился Эдвард.
     - Его пришлось уговаривать, а потом - да, согласился. Одному-то идти на Сазерлендов у него сил не хватит. Так что вместо этого он направил протест в парламент Шотландии. И королю тоже. Так подсказал ему молодой лорд.
     Эдвард едва сдерживал ярость. Мало того, что невеста сбежала от него у самого алтаря, так теперь еще ославят перед парламентом!.. Подумать только!
     - Карл будет на стороне Сазерленда, - пробормотал он.
     Взгляд Эдварда выхватил из полумрака в дальнем углу комнаты темную фигуру. Наемник, полушотландец-полуангличанин, что появился у его ворот года два тому назад; редкостный урод с голосом, напоминающим скрежет железа по камню, и странным, почти маниакальным огнем в желтых, как у рыси, глазах. При этом в нем было нечто притягательное, какая-то непонятная сила: женщины сходили по нему с ума.
     Фостер ненавидел Патрика Сазерленда; почему - Эдвард не знал, да это его и не волновало. Важно, что сам он испытывал к наследнику Бринэйра сходное чувство. Вместе с Фостером они придумали подробный план, как рассорить Ганнов с Сазерлендами, и вот уже два года план успешно работал, но потом вернулся из Европы Патрик Сазерленд, и с тех пор все пошло наперекосяк.
     Медленно пройдя мимо Горди и точно не заметив его, Фостер оказался посреди комнаты.
     - Гэвин Ганн прав. Король не обидит Сазерленда. Сазерленды воевали за его отца, а такое Карл не забывает. Придется тебе брать дело в свои руки.
     - Как это? - огрызнулся Синклер. Признавать собственную беспомощность он терпеть не мог, а Фостер был из тех, кто вечно норовит напомнить о чужой слабости.
     - Еще пара набегов, - продолжал Фостер, - и Эберни будет вынужден что-нибудь предпринять, чтобы не лишиться уважения своего клана. А мы пока что должны разведать, где прячут младшую сестру. Судя по твоим словам, Марсали пойдет на все, чтобы защитить ее. Эдвард круто обернулся к гонцу:
     - Ты точно что-то разнюхал. Они нашли Сесили?
     - И следа ее не нашли, - покачал головою тот. - Брат сам рыскал повсюду, и тоже без толку.
     Эдвард снова выругался. Если девчонку держат в Бринэйре, нет ни малейших шансов выкрасть ее: замок хорошо укреплен, без пушек его не взять.
     - А Гэвин? - спросил Фостер. - Он ведь, кажется, когда-то дружил с молодым Сазерлендом? Разве не может быть, что он сейчас останавливает отца, потому что до сих пор сохраняет к нему дружеские чувства?
     Эдвард остановился как вкопанный.
     - И разве не может быть, - продолжал Фостер, - что на след младшей сестры он не напал только потому, что не хочет ее искать?
     Мысли Эдварда закружились бешеным вихрем. Гэвин? Насколько он знал Гэвина, этот сопляк вряд ли решился бы предать отца. Нет, это невозможно. А впрочем...
     - Да, так Сазерленду было бы намного проще, - признал он. - Пробраться в Эберни и выкрасть Марсали, если кто-то согласился помочь...
     - Вот-вот, - кивнул Фостер.
     Эдвард снова впился взглядом в лицо гонца.
     - Возвращайся в Эберни и не спускай глаз с Гэвина Ганна. Если он выйдет из замка, следуй за ним как тень.
     - Понял, - сказал тот.
     - Ступай.
     Гонец почтительно склонил голову и вышел. Синклер обернулся к Горди, не сказавшему ни слова за весь разговор.
     - Тот новый человек, которого ты нанял, - спросил он, меняя тему, - что ты о нем знаешь?
     - Только то, что с мечом он управляться умеет. Говорит, что воевал против Монтроза. Я расспросил его: действительно, назвал по именам командиров, перечислил полки. Я ему поверил, я знаю, чего ему надо. Кроме денег, его ничто не заботит.
     - Значит, с Сазерлендами он дела не имел?
     - Нет, вряд ли, - отвечал Горди. - Я спрашивал всех тамошних наших: никто его не знает. Один, правда, говорит, что видел его в Эберни, но Руфус уже объяснил мне сам, что забрел туда в поисках работы, а там ему сказали, что в Эберни наемники не нужны.
     - Так мы можем доверять ему?
     - Пока платим как следует, - пожал плечами Горди.
     - Все вы одним миром мазаны, - кисло усмехнулся Эдвард.
     - Все, кроме Фостера, - во