нужен и желанен.
     Дрю открыл глаза и посмотрел на Габриэль. Может, в другой раз он бы и поверил в ее искренность, в отчаянную мольбу, светившуюся в ее глазах. Может быть, он снова поверил бы, что она вправду огорчена и хочет исправить причиненное зло. И он, Дрю Камерон, ей действительно нужен!
     - Я тебя не выдам, - отрывисто сказал он. - Я поддержу твою ложь, пока ты сама не поймешь, что ошиблась. Ты этого хочешь?
     И пошел прочь, не дожидаясь ответа, не давая ей возможности снова поймать его в ловушку и использовать в корыстных целях.
     Дрю еще успел услышать, как девушка прошептала "нет!" и направилась к реке. Краем глаза он заметил, что Верный, опустив хвост, поплелся за ним.
***
     Хорек проник в курятник! Наблюдая за переправой, Керби Кингсли исходил яростью. Его терзало глубочайшее разочарование. Мало он кому верил так, как поверил Дрю Камерону. Ему больно было думать, что именно этот человек взял с собой женщину для тайных утех... но другого объяснения присутствию женщины в лагере он не находил.
     Но это же глупо! Тайно взять на перегон девку! Это же так не похоже на Дрю Камерона. Этот человек был редкостно, даже как-то болезненно честен, и поэтому Керби во всем обвинял женщину. Что за чертовщина такая, "Гэйб Льюис"? Если она не подружка Камерона, то зачем оказалась здесь? А может, она имеет отношение к тем двум засадам? Керби так и не смог отделаться от неприятной мысли, что обе засады как-то связаны с тем его давним преступлением... но сейчас об этом нельзя думать. Надо переправить через реку стадо в десять тысяч голов.
     Бросившись за молодой нетелью, которую понесло течением, Керби решил, что этот перегон проклят с самого начала, - и теперь он знал почему.
***
     Габриэль весь день пекла пироги и булки и варила бобы с приправами, как учил ее Джед. Она вытащила одеяла из хозяйственного фургона, расстелила их, чтобы просушить, а затем стала проверять наличие припасов. И между делом все время наблюдала за тем, чтобы в котелках было достаточно кофе для погонщиков, которые весь день подъезжали, чтобы опрокинуть кружку.
     Короче говоря, она старалась быть незаменимой. Ей не хотелось покидать перегон - и не только потому, что она жаждала справедливости.
     Габриэль, наверное, все бы отдала, только бы Дрю снова ей поверил. Она, правда, мало на это надеялась и только молилась, чтобы шотландец ее не возненавидел. Если она уйдет с перегона, то больше никогда не увидит Дрю Камерона, и у него останется о ней самое скверное мнение. Эта мысль была совершенно нестерпимой.
     Что, если прямо сейчас обо всем рассказать Кингсли, выложить ему все свои подозрения? Но что будет, если он и вправду убийца? Габриэль прекрасно знала, что Кингсли и его племянники, которые, безусловно, поддерживают его во всем, отменные стрелки. Они постараются заткнуть рот и Дрю, не только ей. Дрю не справится со всеми тремя.
     С другой стороны, если она прилюдно обвинит Кингсли в убийстве, но он окажется невиновен, Дрю ей этого ни за что не простит.
     Да, положение безвыходное. Что бы ни предприняла Габриэль, Дрю она все равно потеряет. И, возможно, свою жизнь - тоже.
     А она отчаянно не хотела умирать. Пустившись в это путешествие, она не дорожила ничем, у нее была одна-единственная цель - свести счеты с человеком, который убил ее отца. Но, как девушка и призналась Дрю, многое в ней самой за эту дорогу изменилось. Она больше не чувствовала себя одинокой. Здесь, во время перегона, она нашла свое место в жизни, свое дело. Ей надо было кормить мужчин и животных, она была им нужна. И если бы Дрю только позволил ей так думать - она нашла и мужчину, который, столь же отчаянно нуждался в любви, как она сама.
     Сейчас этот мужчина стоял на высоком берегу реки, молчаливый и одинокий. Поглядывая на него издали, Габриэль пыталась представить, о чем он думает, глядя на кипевшую вокруг работу, от которой был отстранен. Его последние слова были исполнены такой горечи...
     Нет, Габриэль не хотела, чтобы Дрю из-за нее тоже лгал, губил свою честную и цельную душу.
     Не желала, чтобы он разрывался между любовью и дружбой.
     Габриэль знала, что такое верность, - она сама была нежно привязана к родителям. Переезжая вместе с ними из города в город, из театра в театр, она редко успевала обзавестись друзьями. В эти несколько недель она поняла, что глубоко и нежно предана Дрю. И потому ни за что не должна его подвести. Ничто другое - ни месть, ни справедливость - теперь не значило для нее так много, как Дрю Камерон.
     Весь день Габриэль терпеливо сносила испытующие взгляды погонщиков, которые подходили за кофе или ломтем хлеба, прежде чем снова вернуться на берег реки. Эти взгляды ее не беспокоили - бывало и похуже. И к тому же она радовалась от души, избавившись наконец от душного грязного плаща и потрепанной шляпы. Одежда на ней просохла, волосы, чуть отросшие, легли шапкой тугих завитков, и Габриэль расчесала их, чувствуя себя легко и свободно.
     Когда она приготовила ужин, испекла достаточно пирогов на следующие день-два и больше нечем было себя занять, Габриэль стряхнула муку с ладоней и тоже пошла на берег реки - смотреть, как переправляют остатки стада. К тому времени, как переправа закончилась и стадо уже паслось в полумиле от лагеря, на прерию пали сумерки и небо зловеще побагровело.
     Внезапно Габриэль ощутила, что сзади кто-то стоит, - и круто обернулась. Над ней возвышался Кингсли, небритый и взмокший от пота, с холодными безжалостными глазами. Сейчас он как две капли воды походил на наемного убийцу.
     - Я требую объяснений, - сказал он. - Ты здесь явно не потому, что нуждаешься в работе, - он окинул девушку оценивающим, почти оскорбительным взглядом. - В любом салуне ты легко бы нашла себе непыльную работенку.
     Габриэль сама это знала - одно время она пела и в салуне, но признаться в этом Кингсли была еще не готова. Кроме того, ему ведь безразлично, чем она занимается, - он предпочитает верить в худшее. Краем глаза девушка заметила, что и Дрю направился к ним.
     Керби жестом велел ему остановиться.
     - Это Скотти привез тебя сюда, чтобы ты согревала ему постель?
     Габриэль широко раскрыла глаза. Что за нелепость - решить, будто она нанялась на перегон ради мужчины? Вот уж этого обвинения она никак не ожидала!
     - Нет! - воскликнула девушка. - Дрю даже не знал ничего, пока...
     - Ну-ну?
     - Пока мы не поехали в Уиллоу-Спрингс. Я тогда тоже упала в воду, - с вызовом прибавила она, лихорадочно прикидывая, насколько откровенной можно быть с Кингсли.
     - Значит, несколько недель, - с сердцем проворчал Кингсли. - Он знал об этом несколько недель - и скрывал от меня. Он не имел на это права!
     Раскаяние охватило Габриэль. Это она не имела права втягивать Дрю в свои делишки!
     - Я ему рассказала, что меня преследует, что моя жизнь в опасности. Я умоляла его никому об этом не рассказывать, потому что вы тогда уволили бы меня.
     - Что верно, то верно, - сказал Кингсли и ненадолго смолк. - Это правда, что тебя преследуют?
     - Да. Кто-то хочет меня убить.
     Кингсли немного помолчал и заметил, словно размышляя вслух:
     - Что же, Скотти у нас парень галантный...
     - Он хотел вам рассказать. И еще хотел, чтобы я сама вам обо всем рассказала. Только я заставила его пообещать, что он будет молчать.
     Яростный взгляд Кингсли, казалось, пронзал ее насквозь.
     - На перегоне скота женщине не место!
     - Но мне больше некуда было податься, - с отчаянием в голосе ответила Габриэль.
     - А к шерифу ты обращалась?
     Габриэль не могла признаться ему, что обращалась и, по сути дела, обвинила его, Кингсли.
     - Он не захотел мне помочь. - Может, потому, что ты сама нарушила закон?
     В голосе его внезапно прозвучало сочувствие, очень ее удивившее. Да и весь разговор на редкость странный. Габриэль ожидала, что на нее посыплется град обвинений, подозрений, угроз - все, что мог сказать или подумать человек, способный на убийство. Вместо этого в сердитых глазах Кингсли уже зажглись дружелюбные огоньки.
     Девушка с трудом сглотнула. Она почти решилась выложить Кингсли всю правду, бросить ему в лицо свои подозрения... но он не задавал никаких каверзных вопросов, и все, что она ему рассказала, было чистейшей правдой.
     - Можно мне остаться? - спросила Габриэль, Он заколебался, снова окинул ее оценивающим взглядом, а затем просто кивнул.
     - Оставайся, пока я не подыщу настоящего повара, - а там посмотрим.
     И вдруг улыбнулся - широко и на редкость обаятельно.
     - Бедный околдованный Дрю! - пробормотал он и пошел прочь, оставив Габриэль в совершеннейшем недоумении.

15.

     Несмотря на неудобства прежнего положения, Габриэль очень жалела о тех временах, когда она была всего только Шкетом. Если Дрю питал к ней теперь презрение, то этого никак нельзя было сказать о других погонщиках.
     Прошло три дня после того, как была обнаружена истина, а Габриэль уже вовсю баловали и лелеяли. Она перестала быть незаметным Гэйбом Льюисом и превратилась в объект самого пристального и восхищенного мужского интереса.
     Уже в самый первый вечер после роковой переправы ей преподали первый пример внимания, которое почти обрушилось на нее, как лавина. Габриэль разжигала костер, когда один из погонщиков бросился к ней на помощь, взял из ее рук растопку и сам занялся огнем, повергнув ее в изумление. Прежде чем она успела возразить, языкастый Хэнк Флэнниган, который целую вечность назад готов был прозакладывать свою шляпу против ее, застенчиво приблизился к ней. Лицо его, обрамленное густыми соломенными кудрями, порозовело. Он неловко переминался с ноги на ногу, комкая в руках свою потертую шляпу, - а затем сунул ее Габриэль.
     - Вам, мэм, она может сгодиться. То есть, я хотел сказать, мисс, вам она потребоваться может.
     Другой погонщик неловко бочком подошел к ней.
     - Вы нас простите, мэм, за грубое обращение. Мы просто так, дурачились.
     - Если потребуется помощь, - вмешался Долговязый, - вы только кликните меня.
     Теперь Габриэль уже не могла поднять мешок с мукой или охапку хвороста - кто-нибудь из погонщиков тут же оказывался рядом с желанием обязательно помочь. Только Дэмиен Кингсли позволял себе насмешки и ухмылки, и это ей очень не нравилось. И он, и многие погонщики теперь, конечно, припоминали, сколько раз, будучи Шкетом, она оставалась с шотландцем наедине.
     Больше всего, однако, удивляло Габриэль отношение к ней Кингсли. Такой терпимости с его стороны она никак не ожидала. Он даже на свой лад забавлялся такой ситуацией. Габриэль видела, что после разговора с ней на берегу он о чем-то беседовал с Дрю, после чего тот бросил на девушку загадочный быстрый взгляд, вскочил в седло и поехал в ночной дозор. Кингсли, заметив ее, насмешливо фыркнул и зашагал прочь. Габриэль ничего не понимала.
     С тех пор Кингсли редко бывал в лагере. Несмотря на возражения тех, кто опасался за его жизнь, он снова и снова отправлялся на разведку. Иногда он отсутствовал почти целый день и появлялся только к вечеру, чтобы отдать необходимые распоряжения.
     А самым заветным желанием Габриэль было снова обрести прежнюю близость с Дрю, но она опасалась, что это уже невозможно.
     Хотя все неуклюже старались ей помочь, весь день она была занята. Даже слишком. В ее фургоне расположились уже три новорожденных теленка, которых, смущаясь, поручили ее заботам погонщики. Сэмми уже достаточно подрос, чтобы находиться рядом с матерью, но каждый вечер Габриэль надо было отыскивать для других телят их матерей, и ей пришлось привязать им на рога разноцветные лоскутки. Верный принял на себя обязанность охранять телят и загонял их обратно в фургон, чтобы они куда-нибудь не убрели. Билли Бонс тоже требовал ее внимания и, конечно же, Сэмми - не говоря уже о вечно голодных погонщиках.
     Дни в постоянных хлопотах проходили быстро, но душевное одиночество становилось все глубже и острее, все больнее и пронзительнее. Кингсли не скрывал, что постарается как можно скорее нанять нового повара, и время текло неумолимо, как песок в песочных часах...
     Габриэль оторвала взгляд от сковородок и увидела, что в лагерь галопом скачет Кингсли. Это значит, что он узнал важные новости. Его быстро окружили свободные от дежурства погонщики. Она тоже неуверенно подошла ближе.
     - Военные говорят, что дали хорошую взбучку индейцам киова... Лейтенант утверждает, что армия одержала славную победу, - добавил Кингсли довольно сухо. - Ну, военные всегда так говорят, даже когда им хвост накрутят, но они утверждают, что опасности больше нет. По крайней мере, со стороны беглых индейцев.
     Погонщики радостно зашевелились.
     - А это значит, что мы теперь можем жить вольготнее и отменить ночные дежурства.
     Погонщики обрадовались еще больше.
     - Только это не значит, что не существует других опасностей. Шайенны вышли на тропу войны, да и другие племена не прочь украсть корову-другую, так что смотрите в оба.
     Ковбои закивали в знак согласия.
     - Поеду вперед и оповещу остальных, - продолжал Кингсли, наливая себе кружку кофе. - Дэмиен в дозоре?
     - Дэмиен, Скотти, Долговязый и Хэнк, - доложил Терри Кингсли.
     При упоминании о шотландце Кингсли глянул на Габриэль. Она изо всех сил старалась не покраснеть, но безуспешно, - и отвернулась, желая скрыть навернувшиеся слезы. Это было ужасно унизительно. Шкет ни за что бы не расплакался. И все же, отчаянно борясь с волнением и удивляясь, почему раньше таких затруднений не возникало, новость, сообщенную Керби, Габриэль встретила с облегчением. Она опасалась за Дрю - да и за всех погонщиков, когда они уезжали за пределы лагеря.
     Мужчины мало-помалу занялись игрой в покер. Теперь, когда непосредственная угроза нападения индейцев миновала, Габриэль решила по вечерам приучать Билли Бонса к верховым поездкам. Дни были долгие, темнота наступала поздно, поэтому у нее оставались по крайней мере два светлых часа. Ей необходимо было на время укрыться от пытливых или влюбленных взглядов. Найдя седло в хозяйственном фургоне, она взнуздала Билли, который тоненько ржал от возбуждения. Теперь конь выглядел совсем иначе, бока у него округлялись, шкура блестела от частого соприкосновения со скребницей. Очевидно, Билли и сам чувствовал, что стал настоящим красавцем.
     Верный, повизгивая, запросился с ними. Все телята были отведены к матерям, напились молока и улеглись на землю спать. Только Сэмми не ложился, демонстрируя свою независимость.
     - Ладно, - сказала Габриэль Верному, - но не отставать от меня ни на шаг.
     Верный легонько вильнул хвостом в знак согласия, а затем внимательно стал наблюдать, как хозяйка без особой ловкости забралась в седло. Искусства изящно и легко садиться на лошадь Габриэль еще не постигла. Она вздохнула, подумав, что у нее слишком мало времени для практики. Когда лошадь подкидывала задом, всадница тяжело оседала на круп.
     - Мисс, мэм, э... - Долговязый загородил дорогу Билли. - Опасно вам выезжать одной.
     Никто о ней не беспокоился, когда она была некрасивым, грязным парнишкой.
     - Да ведь киова больше нет, - отвечала она.
     - Все равно, мисс Габриэль, кругом полно разных негодяев.
     - Но со мной Верный, - возразила она, чувствуя себя пленницей.
     - Тогда я поеду с вами, - объявил погонщик с надеждой во взгляде.
     Притворно потупившись, девушка прибегла к предлогу, который должен был убедить Долговязого.
     - Я... гм... нуждаюсь в некотором уединении.
     Бронзовое лицо полукровки застыло от смущения.
     - Но вы недалеко уедете?
     - Нет, недалеко, - соврала она так убедительно, как могла. Шпоры Габриэль не носила. С ними, конечно, удобнее, но все равно жестоко пускать их в ход. Вместо этого она дернула поводья, и Билли тотчас ее понял. Он припустился легкой рысцой. Верный бежал следом.
     Габриэль ехала вперед и вперед. С обязанностями на сегодня покончено, все поужинали, и на тлеющих угольях стоит котел со свежим кофе для тех, кто придет с дежурства. Она даже испекла подовый хлеб на следующий день - чтобы погонщикам было что пожевать во время перегона.
     Габриэль старательно примечала дорогу. Ее бросало в дрожь при мысли, что можно потеряться в. этих бескрайних просторах, но ей просто необходимо было уехать. Чтобы подумать, наметить план.
     Пока что все ее планы кончались крахом. Никогда нельзя солгать единожды, думала она, даже малюсенькая ложь из самых благих побуждений может разрастись в огромный глубок лжи и не правды. Неудивительно, что Дрю ненавидит, когда лгут. Но почему все-таки он так болезненно к этому относится? Явно, что ему лгали и он пострадал от этой лжи. Но кто его обманул?
     Женщина? Не потому ли он держится поодаль, хотя каждый раз при взгляде на Габриэль его глаза полыхают огнем?
     Она постаралась сосредоточиться только на езде и сделать так, как учил ее Дрю. Расслабиться. Отдаться на волю лошади. Стать с ней единым существом. Не принуждать ее ни к чему. И все же Габриэль изо всех сил держалась за седельную луку, и ритм ее движений не совпадал с мерным шагом Билли.
     Вдруг Верный залаял, описал большой круг и остановился как вкопанный, к чему-то прислушиваясь. Снова залаял и побежал влево.
     - Верный!
     Собака помедлила секунду, но потом бросилась прочь. Габриэль снова крикнула: "Верный!" Она не может потерять пса. Его доверил ей Дрю. В ужасе девушка пустила Билли галопом вслед за собакой, чей пестрый хвост мелькал, точно флажок, в высокой траве. Почувствовав, что она уже не трясется, как куль с картошкой, в седле, она с робкой радостью вознесла молитву небесам.
     И едва не растоптала Верного, который что-то обнюхивал на земле. Габриэль спешилась и увидела, что пес деловито облизывает шевелящийся сверток. Она подошла поближе и споткнулась обо что-то мягкое. Крик застрял у нее в горле, когда она увидела женщину в одежде из оленьих шкур, неподвижно лежащую на земле. На груди запеклось темно-красное пятно. Габриэль нагнулась и дотронулась до женщины. Холодная.
     Габриэль с трудом проглотила комок в горле. Черные волосы женщины доходили до плеч и были заплетены в косички. Тело было такое худое, что напоминало скелет. Сверток около нее снова дрогнул, и Габриэль внимательно к нему присмотрелась. Младенец, всего несколько месяцев от роду, завернутый в кусок полотна, снова тихонько пискнул - словно котенок мяукнул. Она быстро развернула ткань - мальчик, совсем отощавший, но ран на нем не видно.
     Это солдаты, подумала Габриэль. Солдаты, которые гордятся своей славной победой. Женщина, очевидно, бежала из пекла войны вместе с ребенком, чтобы вот так умереть от потери крови.
     Верный взвизгнул и снова попытался лизнуть ребенка. Чувствительное сердце Габриэль едва не разорвалось от горя при виде несчастного малыша. Индейский ребенок. Вряд ли кто захочет приютить его и позаботиться о нем, если он выживет.
     Она взяла ребенка на руки и заворковала, пытаясь его успокоить, а Верный с надеждой уставился на нее блестящими глазами, ожидая похвалы за находку.
     - Ты хорошая собака, - прошептала Габриэль с чувством. И впервые за все время Верный лихорадочно завертел хвостом.
     Зачем, недоумевала Габриэль, женщина взяла с собой младенца в опасную дорогу? Или ее заставили? И мать, и ребенок ужасно отощали. Наверное, оголодали в резервации.
     Этого она теперь никогда не узнает. Но... значит, надо как можно скорее вернуться в лагерь. Мать Сэмми даст пропитание голодному младенцу. И надо будет похоронить несчастную женщину, а для этого потребуется помощь.
     Но если Габриэль было трудно сесть на лошадь, держа в руках младенца, то держать его в одной, а другой править лошадью было почти невозможно. И она взглянула на небо, словно в надежде на подсказку. Горизонт пылал в закатных лучах солнца. Девушка быстро спешилась и подошла к мертвой женщине. Печально, однако она должна быть практичной. Как эта женщина ухитрилась нести ребенка всю дорогу?
     Габриэль неохотно положила младенца на землю и посмотрела на мертвую. Лицо ее было