осекся. - Я все же не верю, что он осуществил бы свою угрозу.
     - Но ведь он был готов пожертвовать Марсали, разве не так?
     - Синклер - удачная партия, - неуверенно возразил Гэвин.
     - Я думал, ты любишь сестру, - отрезал Патрик с презрением, задевшим Гэвина за живое.
     - За эту помолвку в ответе маркиз Бринэйр, - огрызнулся он. - Разве мог наш отец благословить твой брак с Марсали после того, как твой оклеветал Маргарет - а может быть, и убил ее?
     Патрик ответил не сразу. Тема Маргарет была слишком сложной, начинать следовало не с нее.
     - Хочу, чтобы ты знал: к тому набегу на ваши земли я не причастен. Ни я, ни мой отец не повинны в убийстве ваших людей.
     - Тогда кто же? - сузив глаза, спросил Гэвин.
     - Пожалуй, далеко искать незачем. Приглядись получше к своему уважаемому будущему шурину, - отозвался Патрик.
     - У тебя есть доказательства?
     - Только здравый смысл.
     - На них были ваши пледы.
     - Мне сказали, - кивнул Патрик. - И кто-то назвал мое имя. Но меня там не было, и если кто-то мог украсть мое имя, то точно так же могли украсть наши пледы.
     - Зачем?
     - Подумай сам. Эдвард Синклер ищет дружбы с вашим кланом. Объединившись с Ганнами, он может стереть Сазерлендов с лица земли - это его заветная мечта.
     На это Гэвину нечего было возразить.
     - Но к исчезновению Маргарет Синклер никакого отношения не имел, - не сдавался он.
     - Так ли? - приподнял бровь Патрик. Пораженный, Гэвин уставился на него.
     - Так ты обвиняешь Маргарет...
     - Нет. Я любил ее. Она была всегда добра к моей сестре и к брату. Я не больше верю в ее измену отцу, чем, скажем, в твою.
     Этот ответ потряс Гэвина, как, впрочем, и весь разговор. Он ожидал уверений в невиновности, выпадов против Маргарет, оправданий непростительному поведению маркиза...
     Отойдя от озерца, он бессильно прислонился к холодному камню.
     - Чего ты хочешь?
     - Во-первых, - отвечал Патрик, - хочу знать, веришь ли ты мне.
     Гэвин хрипло, с трудом рассмеялся и покачал головой.
     - Ты доверился мне настолько, что приехал один.
     - Да, - согласился Гэвин, - и всю дорогу обзывал себя последним дураком.
     - Но ведь приехал.
     Помявшись, Гэвин наконец заговорил:
     - Да, приехал, потому, что верю мальчишке, с которым вместе вырос и учился. Верю мужчине, что тайно вернулся домой из изгнания, чтобы повидать тех, кого любил. Но с тех пор прошло шесть лет, а шесть лет многое могут сделать с человеком. Не знаю, могу ли я верить тебе, каков ты есть теперь; да и твои поступки не дают мне на то особых причин.
     Патрик тяжело вздохнул.
     - Ты прав, у тебя есть причины не доверять мне. И шесть лет могут многое изменить в человеке. Но даже вся жизнь не может изменить его природы. - Он замолчал, строго и пытливо взглянул на старого друга. - Гэвин, солгал ли я тебе хоть раз? Видел ли ты, чтобы я ударил слабого? Случалось ли, чтобы я взвалил вину за то, что сам натворил, на другого?
     Гэвин во все глаза смотрел на человека, которого знал так хорошо - и не знал вовсе. Он искал в его лице хоть тень обмана - и понимал, что не найдет, сколько бы ни старался. Патрик Сазерленд не был ни лжецом, ни разбойником и никогда не позволил бы, как честный человек, другому нести бремя вины за то, что сделал сам.
     - Нет, - ответил наконец Гэвин. - Но твой отец...
     - Мой отец - не святой, и никто не знает этого лучше меня. Но Маргарет он не убивал. - Гэвин попытался перебить, но Патрик знаком остановил его. - Он чувствовал себя опозоренным, преданным; наверняка считал, что вправе убить ее. Так что если б он это сделал, то не скрывал бы.
     - Но она не могла наложить на себя руки, - возразил Гэвин. - В душе она не переставала быть католичкой.
     - Значит, она ушла от него по своей воле, - сказал Патрик. - Или ее увели. Гэвин нахмурился.
     - Если ты прав, кто-то шутит с нами нехорошие шутки.
     - А кому, кроме одного человека, это может быть нужно? - тихо ответил Патрик. - Король Карл старается принести к нам в Хайленд мир. Если мы и дальше будем задирать друг друга, он, пожалуй, объявит оба наших клана вне закона. И кто тогда беспрепятственно завладеет нашими стадами и землями?
     Хайленд - северная, горная часть Шотландии.
     - Синклер, - машинально, почти не думая, промолвил Гэвин. Мысли его бешено вертелись вокруг странного предположения Патрика. Если оно верно, коварство Эдварда было поистине дьявольским. - Но ведь если Синклер стоит за всем этим и если он связан с моим отцом, то и его могут объявить вне закона?
     Патрик покачал головою.
     - Нет, если он будет осмотрителен. А до сих пор ему это удавалось. За два года никто не нашел и следа Маргарет. И вспомни, сколько раз он стравливал наших отцов, подстрекая их возводить напраслину друг на друга.
     - Что же ты предлагаешь? - осторожно осведомился Гэвин.
     - Ты мог бы поговорить с отцом?
     - О твоем отце? - Гэвин невесело рассмеялся. - Он и имени Грегора Сазерленда не желает слышать.
     - А остальные Ганны?
     Гэвин тряхнул головой.
     - Они против него не пойдут. И я не пойду. Попробуй только я встать во главе клана - и клан распадется. Патрик угрюмо вздохнул.
     - Итак, мы с тобой должны найти способ удержать двух старых упрямцев, готовых из-за ложной гордости погубить собственные кланы и жизнь своих детей. Но, прежде чем мы начнем, мне надо знать, веришь ли ты мне, как раньше. Если нет, у нас ничего не выйдет.
     Гэвин выпрямился, посмотрел в ясные зеленые глаза Патрика, заглянул к себе в душу. Два года он беспомощно наблюдал, как медленно рушится его семья. Отец уж не был счастлив и весел, как прежде. Маргарет, которую он любил и почитал, как мать, исчезла. Обе сестры сбежали из дому. Две семьи сородичей потеряли кормильцев и лишились коров, без которых трудно будет пережить наступающую зиму.
     И все же, невзирая ни на что, он верил Патрику Сазерленду. Да охранит его господь, он всегда ему верил.
     - Да, Патрик, верю. Думаю, я не пришел бы сюда сегодня, если бы это было не так.
     В награду за его искренность Патрик широко улыбнулся.
     - У меня есть план. Но об этом потом, а сначала я наконец должен сказать: Гэвин, ей-богу, я рад видеть тебя.
     Он протянул Гэвину руку; Гэвин шагнул к нему, и, глядя друг другу в глаза, они обменялись рукопожатием, положив, как встарь, друг другу на плечи левые руки. Однако какая-то робость - или осторожность - мешала Гэвину от рукопожатия перейти к грубоватым, по-медвежьи крепким объятиям - их с Патриком обычному приветствию, испытанию силы и знаку мужской дружбы. Он решил погодить и приглядеться получше.
     - Расскажи, что у тебя за план, - попросил он, улыбаясь нетерпению, загоревшемуся в глазах Патрика и оживившему его лицо. Он боялся, что, научившись скрывать свои чувства, его друг забыл, как выказывать их.
     - Есть у тебя люди, которым можно доверять? - спросил Патрик. - Те, у кого нет ни жен, ни детей, но зато, возможно, есть родня среди Сазерлендов?
     - Да, - кивнул Гэвин. Бог знает, сколько лет подряд Ганны женились и выходили замуж за Сазерлендов. Труднее было бы найти Ганна, никак не связанного с кланом Патрика.
     Патрик хитро улыбнулся, и шрам на его лице, казалось, стал глубже. Эту улыбку Гэвин узнал: она означала, что и его, и Патрика ждут крупные неприятности.
     - Ладно, - сказал Патрик. - Слушай, вот что я предлагаю сделать.
     Выслушав план Патрика до конца, Гэвин пришел к выводу, что прошедшие двенадцать лет помрачили разум наследника Сазерлендов. Но взгляд Патрика был по-прежнему ясен, и самые дикие замыслы он поверял Гэвину спокойным, негромким голосом. Его план был чистейшим безумием. Решительно невозможно было согласиться. Гэвину стало обидно, что не он сам все это придумал.
     - Нас обоих могут лишить наследства, - сказал он.
     - Да, могут, - согласился Патрик, - если поймают.
     Сам того не желая, Гэвин почувствовал, что его лицо расплывается в широкой улыбке. Патрик был дерзок и безрассуден, как всегда.
     - Хорошо, - сказал он. - Я выполню свою роль. Даю слово. - И, сказав, почувствовал, как на душе у него стало немного легче.
     - Я скучал по тебе, друг, - тихо проговорил Патрик. - По тебе и до Эберни.
     - Ты вернешься, - откликнулся Гэвин, с изумлением заметив влажный блеск в глазах Патрика.
     Это от солнца, успокоил он себя. Иначе почему и у него самого жжет глаза?

11.

     Воротясь в Бринэйр, Патрик застал во дворе замка беседующих Хирама и Руфуса. Первый был крайне взбудоражен, второй - невозмутим.
     - Я боялся уж не увидеть тебя живым, - накинулся Хирам на Патрика, едва тот спешился и отдал поводья конюху.
     Патрик кивнул Руфусу и обернулся к Хираму:
     - Коровы целы?
     - Мы их распустили по лесу, как ты велел.
     - А кто следит за ними?
     - Те, кого ты выбрал. Патрик, разве ты не знаешь - я всегда точно выполняю приказы и делаю все, как ты хочешь?
     Патрик рассмеялся. Хирам редко делал, что велено, и куда чаще поступал так, как сам считал нужным. Правда, в конце концов - и Патрик действительно хорошо знал это - все получалось именно так, как он хотел вначале.
     - А ты что расскажешь? - обратился он к Руфусу. Тот отвесил замысловатый поклон.
     - Ты посылал за мною?
     - Да. Соскучился по твоему дерзкому языку.
     - И моему обаянию, верно?
     Патрик кивнул, ожидая объяснений.
     Руфус правильно истолковал его молчание и заговорил уже обычным голосом; слишком обычным, как показалось Патрику:
     - Я хотел убедиться, что у девушки все в порядке.
     - Убедился?
     Мрачная физиономия Руфуса стала совершенно непроницаемой.
     - Кажется, она всем довольна. Я привез письмецо для леди Марсали, но отдать еще не успел.
     - Я сам отдам.
     - А почему тебе так не терпелось увидеть меня?
     - Нашел нового ценителя твоих редкостных талантов.
     - Неужто? Кто же это?
     - Некто Эдвард Синклер.
     Руфус нехорошо ухмыльнулся.
     - Так его интересуют мои самые необычные навыки?
     - Хм... Я только слышал, Синклеру нужны наемники.
     - И мне, как лучшему из них, следует ему понравиться?
     - Мне будет не хватать твоей скромности.
     - И моей верной руки.
     Хирам громко кашлянул.
     - Когда мне отправляться?
     - Сейчас, - отвечал Патрик. - Пока тебя не было, кто-то устроил набег на земли Ганнов.
     - Да, Хирам мне говорил.
     - Я хочу, чтобы ты выяснил, не причастен ли к этому Синклер. Я подозреваю его в первую очередь. И послушай, не говорят ли чего о человеке по имени Быстрый Гарри. Он пошел следом за разбойниками, и с тех пор никто его не видел.
     - А когда я раскрою коварный заговор? - с показным смирением спросил Руфус.
     Патрик улыбнулся.
     - У границы с землями Синклера есть лесок, Хирам покажет тебе. Выберем место. Там я или он будем ждать тебя каждый понедельник и четверг в полдень. Если что-нибудь узнаешь - хоть что-нибудь, - приходи или оставь записку.
     Руфус кивнул и собрался идти.
     - Руфус...
     Тот обернулся, вопросительно поднял черные брови.
     - Постарайся остаться в живых.
     - Постараюсь, - кивнул Руфус. - Теперь мне есть зачем жить до самой старости.

***

     Эти слова еще звучали в ушах Патрика, когда он поднимался наверх, в комнату для гостей. Ему тоже было ради чего жить, вернее, ради кого. Если только она еще захочет говорить с ним...
     Вот и комната Марсали. Дверь была приоткрыта, из-за нее доносились голоса и тихий смех. У Патрика точно гора с плеч свалилась: никакой беды не стряслось. Он постучал в полуоткрытую дверь и, не дожидаясь приглашения, зашел и остановился на пороге.
     Марсали и его сестра, веселые и румяные, сидели рядышком на кровати и играли с ласками. Слава богу, сонное зелье никак не повредило Марсали: она выглядела хорошо, просто чудесно, и темно-синяя туника удивительно шла к ее глазам. Но что действительно удивило Патрика, так это поведение сестры. Хотя смех ее смолк тут же, едва она увидела брата, глаза Элизабет искрились, а щеки рдели, как лепестки шиповника; обычно неприметная, почти дурнушка, сейчас она казалась прямо красавицей.
     Тут один из зверьков заметил Патрика и оскалил зубы. Патрик искренне огорчился. Элизабет ласки доверяли, позволяли гладить себя, а на него злились. Он поднял голову и встретил испытующий, вопросительный взгляд широко открытых синих глаз Марсали.
     Воцарилась звенящая, напряженная тишина. Наконец Элизабет пролепетала: "Я пойду", отдала Марсали ласочку, которую держала на руках, вскочила с кровати и бочком проскользнула в дверь.
     Зверек на коленях у Марсали угрожающе выгнул спинку, готовый защищать хозяйку изо всех своих силенок.
     - Ты можешь объяснить ему... или ей... что я не причиню тебе зла? - спросил Патрик.
     - Боишься? - приподняла брови Марсали.
     - Боюсь.
     На ее губах мелькнула улыбка - мелькнула и тут же пропала.
     - Твой отец сказал, ты ездил в Эберни воровать коров.
     - Забирать назад то, что принадлежит тебе, - не воровство, - мягко возразил Патрик.
     - Кто-нибудь...
     - Нет, - тихо сказал он. - Никто не пострадал.
     Девушка вздохнула с видимым облегчением. Патрик сделал несколько шагов к кровати.
     - А ты? Как ты тут?
     Она не ответила, но по огню, полыхавшему в ее глазах, он понял, что не все благополучно.
     - Отец? Что он сделал?
     - Не более того, что я могла ожидать от Сазерленда, - резко ответила Марсали.
     - Настолько плохо? - поддразнил он, силясь улыбнуться.
     - Тебе-то что? Я всего-навсего твоя пленница.
     - Марсали... - Он шагнул к кровати, но зверьки оскалились и сердито заверещали. Тихо чертыхнувшись, Патрик замер на месте.
     Марсали сухо усмехнулась:
     - Они похожи на твоего отца.
     - Ему бы вряд ли польстило такое сравнение, - ответил Патрик, радуясь, что невзгоды не сломили девушку.
     Она взяла беспокойных, извивающихся ласок на руки, что-то шепнула им и посадила в корзинку, которую, видимо, принесла Элизабет. Затем выпрямилась и молча взглянула на него синими, как озеро, подернутое льдом, глазами.
     - Что тебе нужно?
     Патрик достал из-за пояса кусок пергамента, что передал ему Руфус.
     - Это от твоей сестры.
     Не говоря ни слова, Марсали взяла пергамент, стиснула его так, что пальцы побелели, словно боялась, что Патрик отберет его назад.
     - Марсали?
     Ему так отчаянно, до боли хотелось коснуться ее руки...
     Она отпрянула.
     - С тех пор как я вернулся домой, - серьезно промолвил он, - я еще не слышал, чтобы моя сестра смеялась. Спасибо тебе.
     И вдруг заметил, как в уголке ее глаз блеснули слезы: точно растаял лед. Теперь глаза Марсали наполнились тоской и болью.
     - Милая...
     В один миг преодолев разделявшую их пропасть, он взял ее за тоненькое запястье, притянул к себе, заключил в объятия хрупкое, напряженно-неподатливое тело, вытер слезу, уже катившуюся по ее щеке.
     - Не плачь, - шепнул он, - все будет хорошо.
     И знал, что так будет, пусть даже ценой его жизни.
     Она хотела заговорить, но так ничего и не сказала. Снова стали непроницаемыми глаза, какая-то пелена заволокла их, пряча ее душу, скрывая ее от него. И нельзя было снова попросить о доверии, хотя, господи боже, как хотелось ему попросить. Как нужны ему были ее вера, ее любовь. Но он понимал, почему лишен их.
     Его рука бессильно упала, и Марсали немедленно отступила прочь.
     - Я пойду, чтобы не мешать тебе читать письмо, - вздохнул он, собираясь уходить. Но ее слова остановили его:
     - У тебя такой усталый вид...
     Так ей не все равно? Не совсем все равно?
     - Долгая была ночь, - ответил Патрик.
     - И для Гэвина тоже?
     Он поднял на нее ошеломленный взгляд. Черт, она как будто читала в его душе, в его сердце. Не дождавшись ответа, Марсали заговорила снова:
     - Ведь ты видел его, да?
     - Да.
     Лгать Марсали ему не хотелось, но надо было соблюдать осторожность. Путь, который избрали они с Гэвином, изобиловал неожиданностями и опасностями, и чем меньше будет о нем известно, тем безопасней для всех.
     - Вы поговорили? - не отступала Марсали!
     Она настороженно смотрела на него, и Патрик понял: она хотела - и боялась - спросить, не случилось ли беды.
     - Поговорили.
     - Вы не дрались?
     - Нет.
     - Он был один?
     - Да.
     - Так вы просто поговорили? - повторила она с надеждой.
     - Да.
     - Ты можешь сказать что-нибудь, кроме да и нет?
     - Только то, что ты нынче утром очень красивая.
     Марсали топнула ножкой с досады, и ласки тотчас завозились и залопотали в своей корзинке.
     Патрик и Марсали одновременно посмотрели на корзинку, потом - друг на друга и замерли, будто не в силах отвести глаз. Несколько шагов, разделявшие их, казались непреодолимой пропастью. Патрику хотелось обнять Марсали, чтобы разочарование и боль исчезли из ее глаз; хотелось снова стать ее героем, ее рыцарем, а сильнее всего - да поможет ему господь - хотелось поцеловать ее, вновь ощутить искру того чудесного огня, который, он знал, был скрыт под разочарованием и обидой и лишь ждал своего часа.
     Но час еще не пришел... Марсали отступала от него шаг за шагом, без слов говоря, что не прощает.
     - Патрик, - с горечью прошептала она.
     - Я ни минуты не хотел причинить тебе зло, - хрипло ответил он. - Богом клянусь, Марсали, не хотел. Я только пытаюсь положить конец всему этому.
     Ее губы дрогнули.
     - Я хотела бы верить тебе. Но ты выкрал меня, бесчувственную, из моей спальни. Ты угнал стадо коров из-под стен Эберни, и я не могу понять, как это поможет положить конец распрям между нашими кланами. Скорее ты подливаешь масла в огонь, который уже и без того трудно погасить.
     Патрик тяжело вздохнул.
     - Я скажу тебе одно: я верю, что делаю единственно возможное для того, чтобы прекратить никому не нужную войну.
     - На словах у тебя всегда все получается гладко, - возразила Марсали. - Ты ловко играешь ими. Сколько раз ты заговаривал зубы Гэвину, мне, даже отцу, и мы невольно начинали верить в то, что было нужно тебе. Я уверовала, что ты можешь все, - она горько усмехнулась, - даже достать звезду с неба. Я думала, ты не такой, как другие мужчины, и тебя волнуют не одни войны и месть.
     - Так и есть, - произнес он. - Меня волнует еще очень многое. Пожалуйста... - Он запнулся, устало прикрыл глаза. - Прошу тебя, поверь мне снова. Хоть ненадолго.
     Марсали смотрела на него враждебно, осуждающе, ее взгляд был полон боли.
     - Поверить тебе, говоришь ты? Но ты ничего не объясняешь. Ты просто хочешь сделать меня безвольной пешкой в игре, в которую ты - и, наверное, Гэвин - втягиваете оба наших клана. - Она нахмурилась еще больше, покачала головой. - Все эти годы я так гордилась тобой, когда до меня доходили вести о твоей доблести, о твоих победах. Но теперь я знаю, какой ценой ты и другие мужчины готовы платить за такую славу. Знаю, что проливать невинную кровь, умножать число вдов и сирот - небольшая доблесть. И уж, конечно, сеять смерть и разрушение - не самое праведное дело. - Она закрыла глаза. - В твоей игре мне нет места.
     "Мне ничего от тебя не нужно". Из всего сказанного Патрик услышал только эти слова, хотя Марсали не произнесла их. Но даже скажи она их вслух, яснее выразить свои чувства ей уже не удалось бы.
     Он отвернулся к окну, напряженно выпрямившись, чтобы не взвыть от тоски и горя, ибо ни одна из многих ран, полученных на поле боя, не причиняла ему таких страданий. Он стоял спиной к Марсали и бездумно смотрел на уходящую за горизонт цепь горных вершин, - стоял долго, пока не почувствовал, что снова владеет собою и голос его не задрожит. Тогда он повернулся к Марсали, хотя по-прежнему избегал смотреть ей в глаза.
     - Прости за неудобства, что я доставил тебе, - промолвил он. - Как только будет возможно, я отвезу тебя обратно в Эберни. Знаю, ты не веришь мне, - конечно, ты вправе мне не верить, - но у меня есть несколько срочных дел. - Он понимал, что его голос звуч