ереливающегося в огнях шелка.
     На мгновение Риба почувствовала себя так, словно очутилась в огромном драгоценном камне, мечте ошеломительной красоты и блеска, многогранном мире, таком же сложном, как и человек, превративший обыкновенный гостиничный номер в мечту и магический дворец. Ключ выпал из пальцев, и Риба медленно обернулась, пытаясь найти Чанса, но видела лишь красоту турмалинов, окружающую ее, увеличенную во много раз непролившимися, стоявшими в глазах слезами. Но нигде не нашла своего мужчину, воплощение мужской силы и грации, человека, которого полюбила.
     - Чанс, - прошептала Риба, слепо протягивая руки, - пожалуйста, будь здесь.
     Она почувствовала его присутствие за мгновение до того, как услышала тихий стук двери спальни. Мужские руки коснулись ее плеч, руки жесткие и нежные, теплые, как солнечный свет. Пробормотав что-то неразборчивое, она повернулась, стремясь обрести его тепло, и только сейчас осознала, что эти большие руки уверенно, крепко держат ее. Риба судорожно прижалась к нему, не в состоянии говорить, боясь, что проснется и все исчезнет. Его губы скользили по душистой коже, осыпая ее тело поцелуями.
     - Всю мою жизнь я был одержим поисками сокровищ, - сказал наконец Чанс глубоким, чуть дрожавшим от обуревавших его эмоций голосом. - И это было так, словно если я буду искать по-настоящему, трудиться день и ночь, наверняка отыщу что-нибудь ошеломляюще великолепное, необыкновенно редкое, такое же могущественное, прекрасное и вечное, как сама земля. Но что бы я ни находил, это не оправдывало моих ожиданий. Неважно, каким бы оно ни было красивым, ценным или редкостным...
     Он снова нашел ее губы. Язык обводил очертания ее улыбки, пробуя на вкус слезы, деля с ней дыхание, наполняя сладостную мягкость ее рта, пока Риба льнула к нему в поцелуе, больше любых слов говорившем о мучительной жажде.
     -...и потом я поцеловал тебя в Долине Смерти, и мой мир перевернулся, - продолжал Чанс, осторожно проводя кончиком пальца по линии ее шеи и руки.
     - Я мог отнять Чайна Куин у Сильвии, но не у женщины, доверившейся мне настолько, чтобы рыдать в моих объятиях, а потом целовать меня так, словно для нее не было и не будет другого мужчины.
     Он осторожно снял одинокую слезинку, ползущую по щеке Рибы.
     - Я никогда не верил, что ты можешь быть второй Сильвией. Но пытался. Потому что хотел Чайна Куин больше всего на свете. Я знал, твердо знал, чего искать в шахте. Но потом вошел в твой кабинет и увидел, как этот пьяный ублюдок тянет к тебе лапы. - Руки Чанса невольно сжались. - Хорошо, что Тодд не успел коснуться тебя, chaton. Иначе я просто прикончил бы его.
     Риба затрепетала; водоворот чувств, захвативших ее, не давал вымолвить слова, вздохнуть, пошевелиться. Она была не в силах отвести взгляда от светящихся нежностью глаз Чанса, прислушивалась к низкому голосу, не в силах поверить, что он наконец рядом.
     - Я пытался рассказать тебе о шахте при второй встрече, - продолжал Чанс, едва прикасаясь к бриллиактовой застежке на левом плече, - но Тим не вовремя вмешался. Потом ты взяла меня с собой на пляж, а когда мы добрались до автостоянки, сказала, что ни один мужчина в мире не хотел тебя ради тебя же самой. Ты была так горда и прекрасна... и я понял, что если попытаюсь завести разговор насчет Чайна Куин, ты просто возненавидишь меня. Поэтому я и сказал себе, что если мы проведем достаточно времени вместе, я смогу заставить тебя понять: независимо от того, почему я появился в Долине Смерти, в Лос-Анджелес меня привели совершенно иные причины.
     Его ладони сжали ее щеки. Чанс с почти неслышным стоном нагнулся, чтобы снова завладеть ее губами.
     Эта стальная сдержанность, почти нестерпимый жар тела, нескрываемое желание, потрясли Рибу точно так же, как то мгновение, когда она, шагнув в спальню, обнаружила всю эту фантастическую красоту, окружавшую ее.
     И когда он подхватил ее на руки и понес к покрытой шелком постели, Риба все же попыталась сказать ему о своей любви, но смогла лишь отвечать на ласки, нежные, скорее молившие, чем требовавшие ответной страсти. Чанс осторожно поставил ее на ноги, поцеловал в глаза и губы, не переставая говорить; голос и слова словно обволакивали ее такой же чарующей чувственностью, как и ласки могучих рук, обнимавших ее.
     - И с каждой проведенной наедине с тобой минутой я хотел тебя все больше, - пробормотал Чанс; теплая ладонь опустилась на ее плечо, откидывая шелк, хранивший ее тепло и благоухание.
     Дрожь желания прошла по телу Чанса, безмолвно говоря Рибе, как по-прежнему сильно он хочет ее, а может быть, еще сильнее, чем раньше. Ее пальцы побежали по пуговицам накрахмаленной сорочки, - Рибе не терпелось ощутить жар его обнаженной кожи на своей. Она зарылась губами в поросль жестких волос, пока ее платье медленно скользило на пол, разлившись у ног блестящей лужицей. Риба осталась лишь в атласном поясе с подвязками и золотистых кружевных трусиках.
     Губы Чанса прижались к чувствительному местечку на шее, чуть пониже бриллиантовой сережки.
     - Золотой песок и алмазы, - хрипло прошептал он, и прежде чем Риба успела ответить, впился губами в ее губы, покоряя, побеждая, владея... его язык проникал все глубже, медленно, неспешно, а руки ласкали красоту, еще недавно скрытую под тонким шелком вечернего наряда.
     Почувствовав, какие перемены совершаются в ней под его прикосновениями, Чанс, простонав что-то, неожиданно оторвал ее от пола, поднося ее груди к своему жадному рту. Риба тихо вскрикнула, когда Чанс со свирепой сдержанностью впился губами в розовый сосок, зубами и языком превращая нежную плоть в тугой бутон, Огненная буря страсти захватила Рибу, заставив таять как воск в его объятиях. Теперь ей было все равно, любит ее Чанс или нет. Он хотел ее, и это главное.
     Чанс опустил ее на постель и одним грациозно-сильным движением, заставившем Рибу умирать от желания коснуться его, держать в объятиях, любить до беспамятства, избавился от сорочки, а потом раздел Рибу, оставив на ней лишь серьги. Поспешно сбросив с себя одежду, он выпрямился, глядя на нее сверкающими глазами.
     - После того, как мы выбрались из завала, оказались на поверхности, и ты, смеясь, повернулась ко мне, деля радость жизни и солнечный свет, я понял, что не смогу рискнуть сказать тебе правду. Не смогу рискнуть потерять тебя. Я думал, что если мы поженимся, все, что случилось раньше не будет иметь значения. Мы все начнем заново, с того момента, как мыли друг друга в ручье. Но тут появилась Глори и двумя словами развеяла в прах мою мечту.
     Подняв голову, Риба увидела боль, скрытую за упрямо сжатым ртом и нахмуренными бровями. Она попыталась заговорить, сказать что-то, не в силах видеть его страданий, но Чанс продолжал, напряженно, глухо.
     - Я не поверил, что ты сможешь уйти от того, что было между нами. Конечно, ты была взбешена. Я так безжалостно тебя ранил. Но подумал, что если ты лишь позволишь мне коснуться тебя, любить, ласкать, я сумею заставить понять, что никогда и никого не хотел обманывать.
     Чанс лег рядом, не дотрагиваясь до нее, несмотря на то, что едва не терял рассудок от нетерпения, заполнявшего каждую частицу существа, и одновременно необходимости сдерживать себя. Его глаза на мгновение закрылись, но тут же распахнулись снова - грустные, словно глядевшие куда-то вдаль.
     - Но потом ты убежала от меня, не оставив ничего. Поэтому я и спустился в эту подлую тварь-шахту и начал копать так, словно если проникну достаточно глубоко, достаточно быстро, достаточно далеко, каким-то образом сумею вернуть потерянное - женщину и любовь. И все, что получил взамен, - кристаллы, холодные и твердые, утешение глупца. Но кому нужен подобный глупец? Кто его захочет?
     Горечь, звучавшая в голосе Чанса, болью сдавила сердце Рибы.
     - Чанс... - прошептала она прерывающимся голосом, - Но ты не хотела говорить со мной, видеть меня, - тоскливо продолжал он. - Я знал, что сегодня ты обязательно будешь на балу в память Джереми. Поэтому и пришел.
     Рука Чанса взметнулась, но вместо того чтобы коснуться Рибы, пальцы сомкнулись на листке бумаги, лежавшем между их телами, словно осколок льда на черном шелке.
     - Я не понимал, почему ты просила меня отказаться от Чайна Куин, - тихо пробормотал он. - Зато понимаю сейчас. Когда-то я мог бы удовлетвориться холодными сокровищами Чайна Куин. Но теперь... теперь я не могу жить без твоего живого тепла, смеха, рук, обнимающих меня. Ты - единственная найденная мной драгоценность, которая становится все красивее под моим взглядом, храня магическую красоту во мраке и солнечном свете, и никакими словами, сравнениями и рассуждениями нельзя понять и объяснить, как дорого то, что мне посчастливилось отыскать. Всю свою жизнь я пробирался сквозь тьму, разыскивая тебя в глубинах земли, и даже не подозревал об этом.
     Риба, выдохнув его имя, сжала ладонями любимое лицо, но Чанс осторожно отнял ее руки и положил в них листок бумаги.
     - Прочти, - велел он.
     Риба попыталась разобрать слова, но слезы застилали глаза.
     - Не могу.
     - Это право владения на Чайна Куин. Шахта твоя, Риба, только твоя. И была твоей с тех пор, как ты меня покинула.
     - Не нужна мне никакая Чайна Куин, - с отчаянием простонала Риба и, смяв бумагу, отбросила куда-то во тьму. - Неужели не понимаешь?!
     И тут она снова вскрикнула, но уже по другой причине. Ладони Чанса вновь скользнули по ее телу, зажигая огонь своими прикосновениями, воспламеняя острое, почти болезненное желание. Риба закрыла глаза. Издавая нечленораздельные звуки, она извивалась под его ласками, не помня себя от счастья. Но Чанс порывисто приподнялся и заглянул ей в глаза.
     - Если хочешь, я отдам Чайна Куин первому человеку, который пройдет по коридору, - свирепо прошептал он. - Я избавлюсь от нее прямо сейчас, выброшу все до последнего проклятого кристалла. Отдам все, о чем попросишь. Кроме тебя. Этого я не сделаю, не смогу. Я наконец понял, что такое любовь. И никогда ее не предам. Я люблю тебя, Риба.
     Ее глаза широко открылись, огромные, удивленные, переполненные хаосом чувств. Озноб прошел по телу Чанса, озноб, грозивший лишить его последних сил - слишком тяжелым испытанием оказалась близость женщины, которую он полюбил.
     - Скажи что-нибудь, chaton. He заставляй мучиться мыслями о том, действительно ли я потерял твою любовь навсегда.
     - Сохрани Чайна Куин, - прошептала Риба.
     Лицо Чанса мгновенно изменилось; боль, какая-то странная беззащитность и отчаяние проступили в резких чертах.
     - Для наших детей, - быстро добавила Риба, улыбаясь и плача одновременно, мгновенно сообразив, что он не так ее понял. Она спрятала лицо у него на груди, обнимая его изо всех сил, так, что заныли руки.
     - Ты никогда не сможешь потерять мою любовь, Чанс. Я буду вечно любить тебя.
     Его пальцы зарылись в ее волосы, отыскивая прячущиеся в густых прядях золотые гребни. Медовые локоны скользнули вниз с тихим шорохом, таким же сладостным, как слова, которые Чанс повторял вновь и вновь, словно, один раз заговорив о любви, не мог остановиться, говоря ей каждым вздохом, каждой лаской, как бесконечно она дорога ему. Его слова смешивались с ее признаниями, когда Риба повторяла в ответ, все, что он сказал ей.
     И потом они стали одним целым, слились, и в объятиях Рибы горело страстью жаркое, блестящее тело Тигриного Бога, явившегося, чтобы навеки остаться с ней.



   Элизабет ЛОУЭЛЛ
   ДО КРАЯ ЗЕМЛИ

Перевод с английского А.В. Анисимова. OCR Angelbooks




Анонс

     Трэвис Дэнверс, миллионер с лицом н телом античного бога и душой бесстрашного искателя приключений, был мужчиной, опасным для женщин. Но судьба посмеялась над ним - послала ему встречу с Кэт Кохран, имеющей все основания не доверять роду мужскому. И теперь Трэвис, впервые в жизни пылая подлинной страстью, снова и снова пытается любой ценой завоевать любовь и доверие Кэт и доказать, что может сделать ее счастливой,-а сделать это будет непросто...

     Пусть у моей любимой будет свой Эван.

Пролог

     Она была прекрасна - изящная, чувственная, реагирующая на легчайшее прикосновение.
     Она таила в себе опасность для того, кто попытается управлять ею. Чтобы сделать это, ему надо обладать кошачьими рефлексами. Малейшая неосторожность приведет...
     Услышав телефонный звонок, Трэвис Дэнверс оторвал от экрана компьютера сине-зеленые глаза, рассеянно погладил свою короткую светло-каштановую бородку и сильно тряхнул головой, пытаясь вернуться в реальное время и пространство от постоянно меняющейся картины взаимодействия ветра и воды с парусами и корпусом яхты.
     Через открытое окно в комнату доносился шелест океанских волн, приводивший Трэвиса в чувство гораздо быстрее, чем человеческая речь. Смог, постоянно висевший над Южной Калифорнией, разносился ветром по всему побережью вплоть до острова Каталины. Окрестные земли представали в бросовом великолепии позднего лета. Внизу искрился волнующийся голубой океан.
     Он должен быть там, в море, ощущать под ногами палубу ?Повелительницы ветров?, наблюдать, как наполняются ее паруса, как она поворачивается по курсу.
     Телефон продолжал звонить.
     Трэвис злобно посмотрел на надоедливый аппарат. Он вообще ненавидел все телефоны на свете, а уж этот - особенно сильно.
     Этот аппарат был розовым.
     ?Черт возьми, о чем думала моя кузина, проводя косметический ремонт в этом доме, - о пасхальных яйцах или о детской??
     Телефон зазвонил в восьмой раз. Трэвис затаил дыхание, подумав, что лучше плюнуть на аппарат и снова окунуться в виртуальный мир компьютера, где он проверял свои новые идеи, пытаясь выяснить, могут ли паруса яхты улавливать малейшее дуновение ветра. Телефон снова зазвонил. В девятый раз. Выругавшись, Трэвис сохранил последние изменения в программе, схватил большой рукой дурацкую розовую трубку и прорычал в нее свое обычное телефонное приветствие:
     - Ну!
     - Клянусь Богом, Дэнверс, тебе нужно поучиться хорошим манерам.
     Раздражение Трэвиса улетучилось, едва он узнал Родни Харрингтона, одного из тех, какому, он относился благосклонно.
     - А почему я должен учиться телефонному этикету? - Трэвис выпрямился и зевнул. - Только тебе известен номер телефона моей кузины.
     Харрингтон радостно хмыкнул.
     - Значит, ты действительно в Лагуне-Бич, и мой звонок не переадресован в Тьерра-дель-Фьюго или в какое-нибудь другое потаенное местечко?
     - Да, к тому же здесь есть розовый телефон и вся обстановка тоже розовая.
     - Извини, не понял.
     - Моя кузина снова поменяла интерьер дома после моего последнего визита. Розовое. Розовое. Опять розовое. Все розовое.
     - Тебя окружает все розовое?
     - В основном да, но есть еще и сиреневое.
     - Гм. Хотелось бы взглянуть. Весьма пикантно, что человек твоей комплекции расположился отдыхать на розовой вилле...
     - Так навести меня. Я отведу тебе комнату для гостей - единственную, где кровать застелена полосатым покрывалом.
     Харрингтон усмехнулся.
     - Значит, ты скоро и корпус ?Повелительницы ветров? перекрасишь в цвет фуксии?
     - И ты позвонил мне только для того, чтобы узнать, буду ли я перекрашивать мою яхту?
     - Если честно, да.
     -Тогда до свидания.
     - Я хотел убедиться, что ?Повелительница ветров? приведена в порядок и готова к дебюту.
     Трэвис с недоумением посмотрел на розовую трубку.
     - Харрингтон, с тобой все в порядке?
     - Да, конечно, все в розовом цвете.
     - Ужасный каламбур. Надеюсь, ты и в самом деле здоров.
     Трэвис расправил плечи, пытаясь избавиться от напряжения после многочасового сидения за компьютером. Его длинное, поджарое тело было создано для физической работы. Если бы Трэвис при его росте не плавал подолгу по утрам, то не смог бы выдержать длительной неподвижности за своим необычным компьютером.
     - Что ты сказал о дебюте моей яхты? Ты ведь знаешь, ?Повелительница ветров? еще почти не видела моря.
     - Вспомни о моей идее насчет яркой, эффектной книги, рекламирующей тебя, твою яхту и твои разработки.
     - От твоих слов у меня свербит не в горле, а гораздо ниже, - усмехнулся Трэвис.
     - Встань и пройдись по комнате, - посоветовал Харрингтон. - Бог создает таких, как ты, для активной жизни, а не для сидения за компьютером. Я нашел отличного фотографа.
     - Если это еще одна твоя...
     - Кохран! - перебил его Харрингтон, - Не понимаю, почему я не подумал о ней сразу. Она...
     - Ты уже думал о ней, - отрезал Трэвис, - и я запретил тебе это делать.
     - Почему же?
     - Потому что она женщина.
     - Это свидетельствует лишь о твоих предрассудках, мальчик.
     - Спасибо.
     - Клянусь Богом, Дэнверс, от тебя действительно может засвербеть в заднице.
     Трэвис взглянул в окно на каменистую линию берега и бесконечный простор Тихого океана. Он знал, что поступает безрассудно, отвергая под разными предлогами всех фотографов-мужчин, предложенных Харрингтоном. Однако ему не хотелось, чтобы посторонние вертелись под ногами на ?Повелительнице ветров? и подсматривали из-за плеча, когда он занимается разработкой конструкции парусов и корпуса яхты на своем компьютере.
     Но Трэвис был слишком многим обязан Харрингтону, а тот уже давно мечтал выпустить такую книгу.
     - Ты сейчас в Лагуне, - продолжал Харрингтон. - Кохран тоже живет в Лагуне. Ты проведешь там еще несколько недель. Твое судно находится на Мысе Дана. У Кохран есть автомобиль, и она знакома с яхтами, как с моторными, так и с парусными.
     Трэвис мысленно застонал, ибо знал, что когда-нибудь ему придется уступить другу. Но сегодня... Может, потянуть еще немного, пока не будет сшита и установлена новая конструкция парусов, которую предстоит испытать в море...
     - Род, ты решил...
     - Не перебивай, это невежливо. Издатель почти согласился и готов заплатить фотографу хороший аванс.
     - А мне? - осведомился Трэвис.
     - Тебе? Да ты так же богат, как и я, а возможно, еще и богаче, если последовал моему совету насчет фондовой биржи.
     - Кстати, я давно собирался спросить тебя о...
     - Лучше не спрашивай. Сегодня мы говорим про книгу о тебе и о твоих впечатляющих проектах. На гонорар не рассчитывай. Ты должен только, не замечая фотографа, заниматься своей обычной работой.
     - Ну ладно, - сдался Трэвис. - Назначь мне встречу с этим фотографом на конец недели, а там посмотрим. Ничего тебе не обещаю.
     - На следующий четверг. Ты и Кохран прекрасно поладите друг с другом.
     - Что ты имеешь в виду? - насторожился Трэвис.
     - Ничего. Кохран, как и ты, настолько поглощена работой, что забывает о таких земных делах, как сон и необходимость отвечать на телефонные звонки. Кстати, учти, что Кохран - мой друг.
     - Любовница?
     - Нет, - засмеялся Харрингтон.- Ей не нравится противоположный пол. Это у вас тоже общая черта.
     - Но мне нравится противоположный пол! - возмутился Трэвис.
     - Тебе нравится секс, а это не одно и то же.
     - А тебе не нравится? - съязвил Трэвис.
     - Я люблю женщин. Секс, конечно, часть любви, но еще не все. Женщины смотрят на мир совсем иначе, чем мы, и это очаровательно. Всякий раз, когда я думаю, что постиг женщин, они преподносят мне сюрпризы.
     - Предпочитаю конструировать яхты и плавать на них.
     - Если ты действительно в это веришь, то у тебя весьма интимные отношения с твоей яхтой,- сострил Харрингтон.
     - Яхты тебя не бросают. Что ты в них заложишь, то и получишь.
     - Но после Тины прошло уже много времени.
     Трэвис сильно сжал трубку. Тина дала ему жестокий урок, заставив понять, что мировоззрение мужчин и женщин совершенно различно. Лишь через несколько лет он смирился с ее чудовищным предательством. Конечно, прошлое не изменить, но Трэвис решил проявлять чертовскую осторожность, чтобы такое никогда не повторилось.
     Он упростил свои отношения с женщинами до взаимовыгодных деловых контрактов. Никаких сильных чувств и никаких сожалений между заключившими договор взрослыми людьми.
     - Тина была самой б