вынимая гребень.
     - В тебе не может быть ничего унылого, - заметил он, сгребая непокорные пряди и взвешивая их на ладони, словно золотой песок, сверкающий на солнце, а потом, оттянув ее голову, поцеловал в губы, медленно, крепко. - Расскажи, - пробормотал он, опять прижимая ее к груди.
     - У меня никогда не было отца. Собственно говоря...
     Риба, поколебавшись, пожала плечами. Вряд ли такого человека, как Чанс, могут шокировать ее слова.
     - Думаю, я незаконнорожденная.
     - Дитя любви, - весело поправил он, пытаясь снять копившееся в ней напряжение.
     Риба коротко рассмеялась.
     - Хороша любовь! Мать так и не открыла его имени. Иногда мне кажется, она сама его не знала.
     - Не нужно, котенок. Если очень больно, не рассказывай.
     Риба потерлась щекой о его рубашку.
     - Мать воспитывала идеального ребенка. Другие девочки могли испачкаться, но только не я. Другие девочки могли злиться, но не я. Другие девочки могли ходить на рождественские танцы и целоваться под омелой. Другие девочки могли ходить на свидания и встречаться с мальчишками и даже обниматься в машинах. Но не я. Мать была просто помешана на том, чтобы не давать соседям повода для сплетен. Безупречность. Вот ее Эльдорадо и самый большой в мире алмаз.
     - Но ты вышла замуж!
     - Мать сама выбрала его. В восемнадцать я была слишком наивна, чтобы понимать, что к чему. Он был моим преподавателем французского в колледже. Достаточно стар, чтобы годиться мне в отцы. Думаю, именно этого я и хотела. Отца. А ему была нужна маленькая девочка, всегда готовая смотреть на него снизу вверх. Но у маленьких девочек есть ужасная привычка становиться взрослыми.
     - Особенно у умных маленьких девочек, - пробормотал Чанс, гладя ее по голове. - Я рад, что ты выросла, Риба.
     - И я тоже. Мать, однако, была не очень довольна. После развода она отказалась разговаривать со мной. Вот уже семь лет.
     Чанс передвинулся так, чтобы взглянуть в глаза Рибы.
     - Почему?
     - Я больше не была идеальной, - бесстрастно ответила Риба. - Мать никогда по-настоящему не любила меня. Она любила ту, выдуманную, которую хотела создать. И когда обнаружила, что я совершенно другая, она меня совсем разлюбила. То же самое произошло и с мужем. Он любил не меня, не такую, какой я была на самом деле. Никто не любил меня до Джереми Синклера.
     Чанс на какую-то долю мгновения застыл.
     - Расскажи о нем, - попросил он без всякого выражения, прикрыв глаза.
     Риба поколебалась, не зная, с чего начать.
     - Я встретилась с ним случайно. Как-то у меня кончился бензин, и я заехала на автозаправку и неожиданно услышала настоящие потоки французского, изливающиеся из соседней машины. Присмотревшись, я увидела седоволосого мужчину, пытавшегося объяснить на французском причины неполадок сбитому с толку механику-американцу, вчетверо младше Джереми.
     Чанс издал странный заглушенный звук.
     - Что? - спросила она, поднимая глаза.
     - Сколько лет, - осторожно сказал он, - было Джереми?
     - Когда мы познакомились? Семьдесят три.
     Впервые с момента их встречи Риба увидела, что Чанс совершенно ошеломлен.
     - Ты не поверил, когда я говорила, что я и Джереми не были любовниками?
     - Ты никогда этого не говорила. Сказала только, что красавчик ошибается насчет ваших отношений. Он считал тебя потаскухой. Но ты совсем не такая. Хотя, впрочем, это не означает, что ты не могла быть любовницей Джереми. Откуда мне знать? Кроме того, - добавил Чанс, глядя на ее губы жадными зелеными глазами, - любой мужчина, достаточно молодой, чтобы дышать, захотел бы взять тебя.
     - Но с Джереми было совсем по-другому, - не повышая голоса, ответила она.
     - Верю, - кивнул Чанс, неожиданным толчком укладывая ее на одеяло рядом с собой. - Но я все равно хотел бы тебя, независимо от того, сколько бы мне было лет.
     Руки Чанса скользили по телу Рибы, без слов говоря, как сильно он желает ее сейчас. Риба попыталась снова сесть, досказать правду о том, что было между ней и Джереми.
     - Не противься мне, - пробормотал Чанс в ее душистые волосы. - Я просто хотел обнимать тебя, пока ты говоришь о человеке, которого любила.
     Оцепенение медленно покинуло Рибу.
     - Я стала переводчиком, секретарем и водителем Джереми. Я жила в его доме вместе с кухаркой, горничной и дворецким.
     Положив руки на грудь Чанса, она взглянула в его лицо. Но в нем не было ни сомнения, ни недоверия, лишь неутолимый голод, зажегший глаза изумрудным светом.
     - У Джереми была процветающая экспортно-импортная контора, но очень немного наличных. Он все тратил на коллекцию. Жена оставила его очень давно, а сын умер. Единственным оставшимся родственником Джереми была эта безмозглая груда мяса, называемая Тоддом Синклером.
     Риба остановилась передохнуть. Чанс улыбнулся, снова блеснув белоснежными зубами. Пальцы, пробравшись под шелк волос, неустанно массировали кожу на голове, посылая озноб наслаждения по позвоночнику.
     - Продолжай, - пробормотал он.
     - Осталось совсем немного. Коллекция Джереми заворожила меня. Я начала задавать вопросы. Он ответил на все до последнего. Через пять лет я получила достаточно знаний, чтобы открыть собственное дело. Джереми помог мне войти в мир антикваров, встать на ноги, относился ко мне как к собственной дочери и представил меня всем людям, которые любят редкости. Иногда я думаю, что он наслаждался моими успехами куда больше меня самой.
     Риба закрыла глаза, снова ощущая неверие и отчаяние, ошеломившие ее, когда она поняла, как сильно болен Джереми.
     - Шесть недель назад у него случился удар. Все это время я была с ним в больнице. И чувствовала себя такой ненужной. Он столько сделал для меня, учил, любил, помог начать уважать себя за то, что я есть, а не за то, кем хотели меня видеть другие. Он так много дал мне... а все, что могла сделать я - держать его за руку и наблюдать, как он медленно умирает. Иногда, - добавила Риба сдавленным, хриплым голосом, - иногда при одной мысли об этом хочется кричать.
     - Скоро станет легче, - заверил он, гладя ее по голове.
     - Правда? - спросила она, наблюдая за Чансом потемневшими глазами. - И я наконец забуду?
     - Нельзя забыть, как на твоих глазах умирает тот, кого ты любишь, - покачал головой Чанс. - Просто научаешься жить с этим. Научаешься не позволять смерти управлять собственной жизнью. Но не забудешь никогда.
     - Ну и милая мы парочка, не правда ли? - хрипло сказала Риба. - У тебя ничего не осталось от детства, кроме грустных воспоминаний и жажды к поискам камней. А у меня... - она горько усмехнулась, - только грустные воспоминания о детстве и права собственности на половину ничего не стоящей турмалиновой шахты. Да, мы встретились не по простому совпадению.
     Напряжение прошило тело Чанса, словно электрический разряд, заставляя мышцы затвердеть.
     - Что ты имела в виду? - требовательно спросил он.
     - Ничего, - выдохнула она, глядя на него с явным удивлением. - Господь, должно быть, обладает неплохим чувством юмора. Только и всего.
     Она не поняла ни причины мгновенной холодности его взгляда, ни внезапно усилившейся хватки пальцев, больно впившихся в кожу. Медленно, очень медленно он расслабился. Риба потерла руки.
     - Что-то неладно? - спросила она, не в силах понять причину боли, гнева и других эмоций, которые, очевидно, бурлили под оцепенелым спокойствием.
     - Ничего. - Чанс тихо, злобно выругался. - Я последний дурак, потому что лежу здесь, с тобой, задавая вопросы и получая печальные ответы, заставляя тебя грустить, когда ты так чудесна в моих объятиях. Позволь мне просто держать тебя, котенок, - прошептал он. - Целуя твои губы, я верю, что все возможно.
     Его желанию невозможно было противиться. Риба забыла о его странном испуге при упоминании о том, что она владеет половиной давно заброшенной шахты, забыла о боли в руках, там, где его пальцы оставили следы на коже, и отдалась на волю его чувств без всякой боязни и сдержанности, обнимая его и замирая в его объятиях, пока не осталось ничего, кроме его низкого голоса, бормочущего слова на странном, тягучем языке. Его ладони скользнули под шелк блузки, вминая Рибу в мускулистое тело, пока она не превратилась в мягкий покорный комок тепла.
     Он быстро перевернулся, навис над ней, накрывая собой в одной долгой безумной ласке. Руки Рибы инстинктивно взлетели к его плечам, поползли по мышцам спины, разминая жесткую плоть с чувственной негой, столько лет похороненной под воспитанной с детства сдержанностью. Чанс обнимал ее, пытаясь научить, каким сладким может быть буйство страсти. Язык неустанно ласкал ее губы, Риба трепетала под ним, издавая нечленораздельные крики, охваченная таким же свирепым голодом.
     Чанс медленно поднял голову - но только для того, чтобы вновь осыпать ее мелкими поцелуями-укусами, и Риба снова застонала. Чанс чуть привстал, так, чтобы увидеть ее мягкие губы, почувствовать теплое дыхание, вырывавшееся изо рта. Когда он припал губами к бившейся на горле голубой жилке, Риба откинула голову и выгнулась, прижимаясь к Чансу.
     Он что-то говорил, тихо, несвязно, бормоча странные певучие, похожие на ласку слова. Его губы прильнули к шее, открытой вырезом блузки. Кончик языка коснулся выпуклости груди, рука скользнула по соску. Риба издала какой-то странный звук и уставилась на Чанса ошеломленными золотисто-карими глазами.
     - Когда ты касаешься меня... не понимаю, что со мной... Чанс?..
     - Я дурак, - прошептал он, - проклятый дурак.
     И его рот снова прижался к ее губам, наполняя Рибу своим жаром и голодом.
     Только гораздо позже, слишком поздно, она вспомнит эти слова - о том, какой он дурак. И тогда горько рассмеется, зная, что в тот день на пляже из них двоих дураком был отнюдь не он.

Глава 4

     Риба сидела за письменным столом в ?Обже д'Арт?, бесцельно глядя на Тигриного Бога, вместо того чтобы углубиться в изучение оценочных ведомостей и счет-фактур. Свет гипнотически-таинственно разливался по поверхности скульптуры, создавая бесконечный узор из сливающихся, переходящих друг в друга полос золотого и мерцающего коричневого цвета, завораживающих и бесконечно чувственных. Неизвестный мастер сумел воплотить в камне сущность мужской мощи и грации.
     А под всем этим, под атласной полировкой и прихотливыми изгибами, крылись первобытная дикость, сила и буйство, говорившие с ней на языке таком же древнем, как любовь и желание.
     Риба закрыла глаза, по-прежнему ощущая всепо-давляющее присутствие Тигриного Бога. Перед ее мысленным взором статуэтка менялась, глаза светились серебристой зеленью, темные густые волосы казались под ладонью такими мягкими, упругие мускулы бугрились под гладкой кожей, нежные руки своим прикосновением рождали сладостную боль, заставляя Рибу томиться неведомой доселе жаждой, которую было невозможно утолить.
     Она вновь ощущала, как Чанс накрывает ее своим телом, как мир стремительно сужается, пока не остались лишь он и она да отдаленные крики чаек над морем. До сих пор она не ведала что это такое - хотеть мужчину. Это когда ты во власти безумия и томления, неотвязной потребности подарить ему наслаждение и одновременно опалить безумной страстью. Желания и чувства разрывали Рибу на части, пока она не теряла способности думать и рассуждать и лишь беспомощно содрогалась под ним, забыв обо всем, о том, кто он и кто она, и покоряясь лишь вкусу его губ и ощущению тяжести мужского тела.
     Когда Чанс внезапно оторвался от Рибы и откатился подальше, словно опасаясь прикоснуться к ней, она почувствовала, что сбита с толку, окончательно растеряна. Но потом, вспомнив, где находится, не знала, плакать или смеяться. Подумать только, они с Чансом обнимаются на пляже, словно парочка подростков!
     И, словно прочитав мысли Рибы, Чанс осторожно сжал ее руку. Слабая дрожь, пронизавшая его, когда их пальцы соприкоснулись, подсказала Рибе, что сдержанность и самоконтроль даются ему нелегко. Риба не одинока в том головокружительном новом мире, открытом для нее Чансом.
     Она не хотела возвращаться в ?Обже д'Арт?. Он не хотел провожать ее туда. Но в этот вечер Риба больше не видела Чанса - ей было необходимо встретиться с клиентами, собиравшимися посмотреть часть коллекции Джереми, и, поскольку те прилетели из Египта, не могло быть и речи о том, чтобы опоздать на переговоры. И отказаться невозможно...
     Потенциальные покупатели ушли лишь в два часа ночи, и, конечно, звонить Чансу в отель было уже слишком поздно. Но она едва удерживалась, чтобы не набрать номер.
     С девяти часов утра, как только Риба открыла магазин, в двери хлынул поток коллекционеров, охранников и издерганных, нервничающих страховых агентов. Не было ни времени, ни возможности позвонить Чансу - она ни на минуту не оставалась одна.
     К четырем часам для Рибы стало очевидным, что ?Обже д'Арт? слишком мал, чтобы вместить всех любителей антиквариата, заинтересовавшихся коллекцией Джереми. У нее не осталось ни сил, ни энергии объясняться с клиентами, отвечать на одни и те же бесконечные, монотонно повторяемые вопросы.
     Только в четыре часа она избавилась от последнего посетителя и еще целый час вела переговоры об условиях очередного показа коллекции на следующей неделе в ?Хотел дел Колорадо? городка Сан-Диего. Днем назначена демонстрация экспонатов, потом последуют ужин, вечерний аукцион и полуночный бал. Джереми, конечно, одобрил бы все это. Он любил сочетание утонченности шампанского и примитивного соперничества коллекционеров, охваченных нерассуждающим желанием приобрести одну и ту же редкость.
     Мягко улыбаясь, Риба провела кончиками пальцев по Тигриному Богу. Даже с закрытыми глазами она могла видеть мощные формы статуэтки. Она вовсе не была идеализированным изображением гиганта Геракла, высеченным из камня. Нет, перед ней был настоящий мужчина - широкие плечи, узкие бедра, мускулистые руки и сильные ноги, в каждом изгибе - чисто мужские непринужденность и уверенность. Лицо было скорее волевым, чем красивым, скорее завораживающим, чем идеальным.
     Интересно, подумала она, если бы Тигриный Бог сумел заговорить, был бы его голос глубоким, низким, с чуть тягучим выговором?
     - Можно? - лениво протянул низкий глубокий голос.
     Глаза Рибы широко распахнулись, с губ сорвалось испуганное восклицание. Перед ней стоял Чанс Уокер, протягивая к статуэтке руку. Риба безмолвно отдала ему Тигриного Бога. Чанс медленно перевернул фигурку, восхищаясь превосходным образчиком тигрового глаза и искусством мастера. Загорелые пальцы медленно скользили по атласной поверхности статуэтки, осторожно обводя контуры.
     - Потрясающе, - тихо пробормотал он, отдавая статуэтку Рибе. - Никогда не видел экземпляра лучше. Ни трещинки, ни смещения, ни единого недостатка. Камень, стоящий художника, обработавшего его.
     - Это часть коллекции Джереми, - пояснила Риба, ставя Тигриного Бога в нишу за письменным столом. Погладив его в последний раз, она повернулась к Чансу.
     - Рад, что это всего лишь камень, - объявил он.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Будь он живым, его было бы трудно увезти подальше в пустыню и оставить там, - едва заметно улыбаясь, пробормотал Чанс. - С таким нелегко сладить. Однако он не коварен. Никаких засад, ударов в спину, только встреча лицом к лицу в честном поединке. Ему ни к чему хитрость. Он силен и знает это. И пошел бы охотиться на самого дьявола с этим золотым луком. Кстати, он продается?
     Риба покачала головой.
     - Завещанием мне дано право выбрать два экспоната из коллекции Джереми. Тигриный Бог - мой.
     - Тигриный Бог, - мягко повторил Чанс. - Это имя ему подходит. Его назвала так ты?
     - Да.
     Чанс, едва прикасаясь, провел кончиками пальцев от бровей до подбородка Рибы.
     - Никогда не думал, что стану ревновать к проклятому камню, - почти грубо бросил он.
     - Не нужно, - зачарованно выдохнула Риба, не отрывая взгляда от серебристо-зеленых озер его глаз. - Я выбрала статуэтку и придумала название после Долины Смерти.
     Она почувствовала перемену в нем, как только Чанс понял смысл ее слов. Его глаза закрылись, а пальцы застыли на изгибе ее подбородка. Когда Чанс снова посмотрел на Рибу, она задохнулась. Во взгляде светилась почти физически ощутимая напряженность.
     - Chaton, - пробормотал Чанс, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. - Нам нужно поговорить. Я должен что-то...
     Но в этот момент в кабинете появился Тим, громко объясняя на ходу:
     - Босс, старик Мерсер считает... О, черт, прошу прощения. Дверь была открыта.
     Он повернулся, чтобы выйти.
     Чанс разразился негромкими проклятиями, но все же язвительно усмехнулся и отступил. Риба про себя вторила ему, но пришлось обернуться к Тиму.
     - Все в порядке, - сказала она, тоном, явно противоречившим вежливым словам, и, услышав собственный голос, сокрушенно воздела руки: - Все в порядке, хотя на самом деле это совсем не так.
     - Ну да, - улыбнулся Тим, - понимаю, о чем ты толкуешь. - Он протянул руку. В ладони уютно умостился крошечный, вызывающе розовый китайский флакончик. - Мерсер считает, что цена слишком высока.
     Чанс перевел взгляд с прозрачного пузырька на Рибу.
     - Не стесняйся, - кивнула она.
     Тот взял бутылочку с ладони Тима. Убедившись, что крохотная пробка надежно сидит на месте, Чанс повернул галогенную лампу на столе Рибы так, чтобы рассмотреть пузырек на просвет. Сразу же выявилась тончайшая сетка трещин, рассеивавших и преломлявших свет; мгновение, и флакончик наполнился горячим розовым сиянием, столь характерным для камня, из которого был вырезан.
     - Турмалин из Палы, - кивнул Чанс и начал медленно поворачивать безделушку, подставляя лучам каждый изгиб. - Превосходный образец. Единственный в своем роде. Трещин как раз хватает, чтобы подтвердить подлинность, но недостаточно, чтобы угрожать целостности самого пузырька. Цвет идеальный. Нет другого рубеллита - розового турмалина - в мире, который мог бы сравняться с найденными в северном округе Сан-Диего. Абсолютно уникален.
     Чанс взял со стола Рибы большую лупу и снова стал рассматривать прозрачную сверкающую бутылочку.
     - Я не очень много знаю о китайском искусстве резьбы по камню и не могу точно определить возраст бутылочки. Скорее всего, вторая половина девятнадцатого века. Вдовствующая императрица Китая была просто одержима турмалинами из Палы. Вся добыча из рудников Палы покупалась только ею. Она владела мировой монополией на розовый турмалин. После ее смерти в 1908 году спрос на турмалины из Палы почти полностью исчез.
     Чанс наклонился и еще раз внимательно рассмотрел резьбу.
     - Прекрасная работа. Оригинальная пробка, острые края, симметричный и элегантный рисунок - не простая рыночная поделка. И в идеальном состоянии. Владелец флакончика, очевидно, берег его. Все остальные, которые мне приходилось видеть, потускнели, были покрыты сколами или реставрированы. Кроме того, сам цвет очень чистый и без примесей.
     Риба молча протянула ему оценочную ведомость на флакончик из розового турмалина, которую успела составить. Чанс быстро просмотрел ведомость.
     - Достаточно справедливая цена, - заметил он и, лениво улыбнувшись, вручил флакончик Тиму. - Если клиент откажется покупать, я знаю коллекционера в Австралии, почти такого же одержимого розовым турмалином, как вдовствующая императрица. Ред Дей отдаст, сколько запросите, и еще поблагодарит за находку.
     - Ты просто осчастливил меня, - ухмыльнулся Тим. - Мерсер - богатый, занудливый жлоб и скуп, как сам бес. - И, кивнув на прощание, вышел, с демонстративным старанием прикрыв за собой дверь.
     - Моя великолепная шахта, - объявила Риба шутливо, предлагая и Чансу посмеяться вместе с ней, - не так далеко от рудника, в котором нашли этот камень. Те же географические координаты, такое же геологическое строение. Только по-настоящему Ценных розовых турмалинов не хватит, чтобы наполнить детский кулачок. Все, что получали от Чайна Куин женщины семейства Фаррел, - тяжелый труд своих мужей, опасность и как раз стольк