или ужин.
     - Я нашел дерево с медом. Пчелы уже улеглись спать и не слишком возражали, когда я утащил у них кусок сот.
     - Пчелы вас не ужалили? - спросила тотчас же Виллоу, пытаясь прочитать ответ в его лице.
     - Ну, может, разок-другой.
     Тихонько ахнув, она опустилась на колени перед Калебом.
     - Куда?
     - Сюда и сюда, - сказал он, пожимая плечами.
     Калеб почувствовал, как пальцы Виллоу легонько коснулись его заросших щетиной щек, лба, шеи, проверяя, нет ли следов укуса. Выражение тревоги на ее лице настолько разволновало Калеба, что к горлу его подступил комок. Кажется, уже целую вечность никто не проявлял такой заботы па поводу разного рода ран, которые ежедневно наносила ему жизнь.
     - Куда же? - не отступала Виллоу.
     - В шею и в руку, - хрипло сказал Калеб, глядя на ее губы.
     - Дайте взглянуть.
     Калеб покорно протянул левую руку. Виллоу обхватила ее своими ладошками и потянула к огню. На тыльной стороне пальцев под черными курчавыми волосками виднелась небольшая припухлость.
     - Покажите второй укус.
     Не говоря ни слова, Калеб расстегнул шерстяную рубашку и открыл левую сторону шеи. В том месте, где начиналась кудрявая поросль на груди, также была видна припухлость.
     - Наклонитесь посильнее к огню, - сказала Виллоу. - Вы такой высокий, что я не могу рассмотреть, не осталось ли жало.
     Калеб повиновался. Когда он ощутил тепло дыхания Виллоу на груди, им овладело искушение схватить ее и показать ей ту часть своего тела, которая беспокоила его несравнимо больше, чем пчелиный укус на шее.
     - Больно? - спросила Виллоу.
     Он скривил рот, затем медленно покачал головой.
     - Я не вижу жала. - Виллоу подняла взгляд и поразилась тому, насколько близко к Калебу она находилась. Его глаза были всего в нескольких дюймах от ее лица, в них отражались языки пламени костра.
     - А вы собираетесь предложить поцелуй и тем облегчить боль? - проговорил Калеб, пристально глядя ей в глаза.
     Румянец появился на щеках Виллоу.
     - Вы, конечно, слишком стары для этого?
     - Я буду стар для женского поцелуя лишь в тот день, когда можно будет прочитать надпись на моей могиле.
     В течение некоторого времени Калеб и Виллоу смотрели в глаза друг Другу. Она не отводила глаз, в которых читалось то ли желание, то ли страх. Этого времени было достаточно для того, чтобы сделать продолжительный вдох. Он предложил ей чувственную приманку. Она отвергла ее. Тем самым вопрос для него закрывался. Будь она даже девушкой легкого поведения, она имеет право выбрать мужчину.
     - Ложитесь спать, Виллоу.
     Голос Калеба показался холодным, словно ветер с гор. Она прищурилась, удивляясь тому, как быстро на смену теплой хрипотце в его голосе пришла отрешенная холодность.
     - Пищевая сода, - сказала Виллоу.
     - Что?
     - Пищевая сода утишит боль от укусов.
     - Я предпочел бы, чтобы вы своим теплым язычком зализали мои раны.
     Виллоу замерла, задержав дыхание.
     - Идите спать, южная леди. Идите спать сейчас.
     Огонь костра отражался в глазах Калеба, и эти золотые отражения казались яснее и горячее самого пламени. Виллоу бросила взгляд на Калеба, будучи не в состоянии решить для себя, бежать ли, ей от него или к нему. Желание броситься в его объятия было настолько сильным, что она заставила себя встать и кружным путем пойти к шалашу, лишь бы не проходить рядом с Калебом.
     Однако, расположившись на душистой постели, Виллоу не могла заснуть. В ее ушах звучали его слова, она вспоминала, какой страстью горели его глаза, и чувствовала, что в каких-то глубинах ее тела рождается ответная страсть. Прислушиваясь к шуму несущего свежесть ветра, Виллоу задавала себе вопрос: что случилось бы, если бы она ответила на чувственный призыв глаз Калеба?
     Виллоу стала уже засыпать, когда услышала негромкие звуки гармоники. Музыка словно жаловалась луне и горам. Виллоу сразу узнала песню - плач о молодом человеке, погибшем на войне. Тихая, сладостная печаль завладела ею. Слезы подступили к глазам при воспоминании о том времени, когда в доме семьи Моранов звучал мужской смех и ее мама была счастлива в окружении мужа, пятерых рослых сыновей и дочери с такими золотистыми волосами, что даже ангел мог заплакать от зависти.
     За "Парнишкой Дэнни" последовали другие, совсем уж старые песни, привезенные в Америку предками Калеба более ста лет назад, - баллады и причитания из Англии и Ирландии, Шотландии и Уэльса. Калеб знал множество мелодий. Они звучали в ночной тиши, и Виллоу была потрясена музыкальностью Калеба. Она смотрела на него сквозь ветки, видела его лицо, освещенное снизу пламенем костра, и его пляшущую тень.
     Когда сон сморил Виллоу, Калеб превратился в неземное видение, в архангела, чей гармоничный голос был настолько же чистым, насколько притягательным было его тело. Но еще более притягательным казался его взгляд, сулящий страсть - пламя, обжигающее ее, обещающее ей одновременно ад и рай.

***

     Пахло дождем и лесом. Капли барабанили по брезенту, которым был накрыт шалаш, и скатывались вниз. Места в шалаше было достаточно, чтобы сидеть, правда, голова Калеба касалась веток. Время от времени порывы ветра заставляли лес стонать и сотрясали крышу их убежища. Тем не менее шалашу удавалось удержать натиск ветра. Ручейки дождя стекали по сосновым веткам и попадали в продуманно расставленные кружки, тарелки и кофейник. Нельзя было сказать, что Виллоу и Калеб промокли, но и сухими их вряд ли можно было назвать.
     - Три одинаковых, - сказал Калеб, держа веером карты над седлом, которое служило им в этот момент столом.
     Виллоу нахмурилась при виде своих карт. Черная дама, рыжий валет и три разномастные мелкие карты столь же хмуро посмотрели на нее.
     - Ничего нет, - сказала она. - Наверное, я чего-то недопонимаю в этой игре.
     Калеб бросил на Виллоу быстрый взгляд из-под черных густых ресниц, собрал влажные карты и стал быстро тасовать их.
     - Просто вам не идет нужная карта, - сказал он и начал ловко сдавать. - Я знаю, вы не поверите мне, но обычно начинающим везет.
     - Ну а мне не везет, - Виллоу взяла свои карты, взглянула на них и от души засмеялась. - Сколько карт я должна оставить?
     - По крайней мере две.
     - Так много?
     Улыбка тронула уголки рта Калеба. Множество женщин и еще больше мужчин, с которыми Калеб когда-либо играл в карты, сердились бы и дулись, если бы им до такой степени не везло. Но не такой была Виллоу. Она так же стоически воспринимала плохую карту, как и изнурительную езду, дурную погоду и ненадежное укрытие от дождя. Он лишь смотрел на Виллоу, а хотелось ему поднять ее, пронести над седлом и посадить к себе на колени. Калеб и раньше ощущал приливы страсти, стоило ему лишь оказаться рядом с Виллоу, но сейчас страсть прямо-таки терзала и сотрясала его.
     Стиснув зубы, пытаясь овладеть собой, Калеб взял карты в руки.
     - Ухти-ухти, - произнесла себе под нос Виллоу. Несмотря на напряженность в теле, Калеб засмеялся. Виллоу зарекомендовала себя отличным дорожным компаньоном: она никогда не жаловалась и обладала поразительным чувством юмора. Она оказалась совсем не такой, какой, по его понятиям, должна быть испорченная девица.
     - Надо по-другому, голубушка.
     - Ничего другого не остается, - возразила Виллоу. Она положила на седло три карты лицом вниз. - Пожалуйста, дайте мне три карты.
     Покачав головой, Калеб сдал ей затребованные три карты, подложив отвергнутые под низ колоды.
     Виллоу с восхищением смотрела на точные и быстрые движения его рук. Для нее это оказалось неожиданным, ибо она всегда считала, что столь могучий человек должен быть слегка неловким. Она взяла карты и взглянула на них, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, что, по словам Калеба, было совершенно необходимым условием для игры в карты.
     - Что, так плохо? - с сочувствием спросил Калеб.
     - Вам потребуется пятнадцать сосновых иголок, чтобы выяснить это.
     Калеб улыбнулся, вспомнив категорический отказ Виллоу играть на деньги, отсчитал пятнадцать сосновых игл из находящейся перед ним кучки.
     - Открывайте, - сказал он.
     - Семь, шесть, - называла Виллоу карты красной и черной масти по мере того как открывала их, - пять, четыре и два.
     - У меня две пары.
     - Это лучше того, что я имею?
     - Голубушка, любая комбинация лучше того, что имеете вы.
     Калеб оторвал взгляд от своих карт и снова посмотрел на никудышную карту Виллоу.
     - Вам должно чертовски везти в любви, потому что как картежный игрок вы и цента не стоите.
     - А вот вы игрок великолепный, - будничным тоном сказала Виллоу, наблюдая за Калебом из-за опущенных густых ресниц. - Значит, вам не везет в любви?
     - Так бы и было, если бы она существовала. Еще партию?
     На какое-то время Виллоу онемела от изумления.
     - Вы хотите сказать, что не верите в любовь?
     - А вы хотите сказать, что верите? - парировал Калеб, с поразительной скоростью тасуя карты.
     - Во что же вы в таком случае верите?
     - Относительно того, что может быть между мужчиной и женщиной?
     Она кивнула.
     - В страсть, - лаконично ответил Калеб, чувствуя, как желание нахлынуло на него с новой силой.
     Говоря это, он продолжал тасовать карты, демонстрируя неимоверную, поистине фантастическую ловкость рук.
     - И это все? Всего лишь страсть? - спросила Виллоу почти шепотом.
     - Это больше того, что обычно мужчины получают от женщины. - Калеб пожал плечами и стал сдавать карты. - Женщины ждут от мужчины заботы о них. Мужчины хотят согреть женщине постель. Женщины называют это любовью. Мужчины называют это совсем другим словом. - Он взглянул на Виллоу - Не надо делать вид, что вас это шокирует, миссис Моран. Вы не хуже моего знаете всю подноготную об игре полов.
     Виллоу многое отдала бы за то, чтобы не залиться румянцем после того, как Калеб сделал акцент на слове "миссис", однако справиться с собой она была не в состоянии Она молча взяла карты в руки и невидящими глазами уставилась в них.
     Стук дождевых капель по брезенту прекратился так же внезапно, как и начался. Навалилась тяжелая тишина. Набежавший ветер сотряс шалаш. Калеб вылил дождевую воду из кружки в кофейник и снова подставил ее под капли.
     - Сколько? - спросил он. Его голос был напряженным под стать телу.
     Виллоу прищурилась и посмотрела на Калеба так, словно видела его в первый раз.
     - Простите?
     - Сколько карт вам нужно? - нетерпеливо повторил он
     - Ни одной, - ответила Виллоу, отбрасывая карты - Дождь перестал. Не пора ли нам двигаться дальше?
     - Вам не терпится увидеть... вашего мужа?
     - Да, - шепотом ответила Виллоу и закрыла глаза, чтобы не видеть презрительного взгляда Калеба. - Да, я очень хочу увидеть Метью.
     - Наверное, ему все известно о любви. - В голосе Калеба слышались гнев и презрение.
     Виллоу открыла глаза и с трудом выдохнула.
     - Да, Метью любит меня.
     Калеб устремил взгляд на Виллоу. На сей раз на ее щеках не вспыхнул румянец, она не уклонилась от его взгляда. При упоминании о замужестве она краснела, но в том, что Метью Моран любит ее, она была абсолютно уверена.
     Эта мысль отнюдь не принесла Калебу успокоения.
     - Когда вы его видели в последний раз? - спросил он.
     - Слишком давно.
     - Как давно? - продолжал допытываться Калеб. - Месяц назад? Шесть месяцев? Год? Больше года? - Он с трудом удержал себя от вопроса, который вертелся у него на языке. "Где вы были, когда Рено соблазнил мою сестру, посеял свое семя и оставил ее умирать?"
     Но если бы он задал этот вопрос, у Виллоу появились бы свои вопросы. Она наверняка не сказала бы ему, где скрывается ее возлюбленный, ожидая прибытия своей женщины и состояния в виде арабских скакунов.
     Калеб в сердцах отшвырнул карты, которые только что раздал.
     Виллоу заметила это, но ничего не сказала. Она не могла понять, что руководит Калебом, но ясно чувствовала его свирепость.
     - Отвечайте на вопрос, - прорычал Калеб.
     - Какое это имеет значение, когда я видела Метью в последний раз?
     Дрожащие руки Виллоу могли сказать наблюдательному человеку, чего ей стоило сохранять спокойный тон, но Калеб не смотрел на ее руки. Он смотрел на ее рот. Губы у Виллоу были глянцевыми, полными и розовыми, как и язык. Их форма сводила Калеба с ума. А еще он жаждал прикоснуться, попробовать на вкус, ощутить упругую мягкость ее грудей. Но более всего ему хотелось сорвать все эти кожаные и фланелевые покровы и прижать ладонь к треугольнику между бедер, скрывающему женские тайны. Воспоминание о темном пятне, просвечивающем сквозь промокшие панталоны, постоянно преследовало его.
     Калеб внезапно понял, что, если бы он остался чуть дольше в полутемном шалаше наедине с Виллоу, он потребовал бы от нее чего-то большего, чем те бесполезные сведения, которые исходили из ее уст. Несколько минут назад она могла бы подарить ему поцелуй, о котором он так мечтал, и кое-что еще в придачу. Но не сейчас. Сейчас она была напугана. В эту минуту ей нужен был возлюбленный, который рассказывал бы ей сказочки о любви.
     Калеб знал, что винить за случившееся он должен одного себя. Он позволил разгореться желанию и, в конечном итоге, перестал быть хозяином своего тела. Это было глупо. Рено соблазнял девчонок не суровыми словами: расшнуровывая им корсаж и лишая их главного богатства, он нашептывал им побасенки о любви. Именно по этому тосковала Виллоу - по сладеньким сказочкам и по лощеным джентльменским манерам.
     И если Калеб хочет обладать Виллоу, ему не следует выплескивать на нее свой гнев. Возможно, в этом случае он сможет обуздать страсть, которая сжигает его.
     Негромко чертыхнувшись, он схватил шляпу и ружье и покинул убежище. Виллоу тяжело вздохнула, недоумевая, почему разговор о замужестве и Метью Моране постоянно выводил Калеба из равновесия.
     - Я хочу кое-что осмотреть, - донесся снаружи голос Калеба. - Вернусь через несколько часов. Не разводите костер.
     - Хорошо, - ответила Виллоу.
     Она ждала, прислушиваясь к окружающим звукам, едва осмеливаясь дышать при воспоминании о свирепых нотках в голосе Калеба. Но она слышала лишь шум ветра, который временами налетал словно для того, чтобы сообщить об окончании бури. Когда Виллоу рискнула выйти из шалаша, она обнаружила, что поблизости никого нет, а солнце изливает на землю золотое тепло. Облака редели и рассеивались, открывая побелевшие от снега вершины.
     - Калеб был прав, - сказала громко Виллоу, надеясь, что звуки ее собственного голоса взбодрят ее и развеют чувство одиночества. - Значит, Калеб всегда прав? Вот поэтому я и наняла его.
     Дрожь пробежала по телу Виллоу, когда она вспомнила, как сурово расспрашивал ее Калеб о Метью. Похоже, сам факт существования брата почему-то задевал его.
     - Не брата, а мужа, - быстро поправила себя Виллоу. - Моего мужа. Я должна постоянно помнить об этом. Метью - мой муж, а не брат.
     Ей вспомнился взгляд Калеба, когда он следил за тем, как она слизывает мед с пальцев, его хриплый голос, когда он спросил, не собирается ли она поцеловать его раны, чтобы облегчить боль. И Виллоу была близка к тому, чтобы поддаться искушению, очень близка, и он это видел. Он желал ее, ее влекло к нему, а он думал, что она замужем.
     Она залилась густым румянцем, когда поняла, что он может думать о ней в лучшем случае и что - в худшем.
     Он мог считать ее девицей нестрогих правил.
     Чтобы как-то успокоиться, Виллоу сделала глубокий вздох. Это продлится еще несколько дней. Может быть, неделю. Затем они окажутся у пяти вершин, их найдет Метью, и они от души посмеются над тем, что ей пришлось маскироваться под замужнюю женщину. А до того времени ей нужно сохранять тайну.
     Калеб... При мысли о нем она ощущала дикий, сладостный огонь в крови.

8

     Виллоу заставила себя не думать больше о человеке, чей неровный нрав и ироническая улыбка выводили ее из равновесия. Она смотрела, как солнце одерживало полную победу, разгоняя туманную завесу над влажной землей. И хотя земля была еще холодной, воздух быстро прогревался.
     Стали видны лошади, мирно пасшиеся у опушки леса. Они жадно щипали траву, периодически поднимали головы, чтобы осмотреться, но не испытывали никакой тревоги, и это было подтверждением того, что поблизости никого не было. Некоторое время Виллоу наблюдала, как от лошадей шел пар. Присутствие арабских скакунов придало ей бодрости и уверенности. Через час лошади высохнут, то же самое произойдет и с лугом.
     Виллоу вернулась в шалаш и вышла вновь с дробовиком, одеялом, лавандовым мылом, кавалерийской рубашкой Кале-ба и чистыми панталонами и лифчиком. Внимательно следя, не подаст ли Измаил знак о приближении какого-нибудь чужака, она направилась к ручью и пошла по берегу вниз по течению, пока не отыскала купу ивовых кустов, склонившихся над водой. Под их прикрытием Виллоу разделась, оставшись лишь в красных фланелевых рейтузах.
     Наклонившись к воде и попробовав ее рукой, Виллоу невольно вскрикнула. Вода здесь была значительно холоднее, чем в ручьях в Западной Виргинии, а тем более в прогретых солнцем прудах, куда она любила убегать купаться.
     - Солнце тебя обогреет, - строго сказала себе Виллоу. - Поспеши, пока Калеб не вернулся.
     Однако она сделала себе поблажку и не стала раздеваться до конца. Она намочила и намылила волосы, затем быстро дважды их ополоснула. Сидя на корточках, Виллоу отжала волосы и распустила их сзади, подставив солнцу. После этого она сняла рейтузы и помылась, ахая и скрежеща зубами, когда ледяная вода обжигала наиболее чувствительные части тела.
     Виллоу растерла тело фланелью и надела панталоны и лифчик. Встряхнув рубашку Калеба, она натянула ее, выпустила поверх нее волосы. Все это заняло несколько минут. После этого собрала вещи и вышла из ивовых кустов, собираясь найти теплое, солнечное место, где она могла бы постирать одежду.
     В сотне ярдов поднялась голова Измаила. Он навострил уши, когда из укрытия вышла Виллоу. Некоторое время Измаил понаблюдал за ней, затем снова наклонился к траве. Ясно было, что никто не проскочит незаметно мимо него, разве что Калеб. Виллоу опустилась на колени, положила рядом дробовик и стала стирать белье. Покончив со стиркой, она разложила его на траве.
     Солнце грело все жарче. Граница снега на горных пиках с каждой минутой поднималась все выше. Воздух был почти горячим. Его сухость действовала тонизирующе после стольких дней облачности и дождей. Виллоу трудно было представить, что ей понадобится теплая одежда, после того как солнце зайдет. В эту минуту ей было настолько тепло, что хотелось снять шерстяную рубашку Калеба и позагорать, лежа на одеяле, пока сохнут волосы. В порядке компромисса она расстегнула пуговицы рубашки, открыв правый бок.
     Лошади продолжали спокойно пастись, вселяя в Виллоу уверенность, что она на лугу одна. Она вылезла из одеяла, отодвинула дробовик и стала расчесывать длинные, до бедер, волосы. Это была скучная и утомительная работа, но постепенно потемневшие от воды волосы ровной волной легли на спину. Издав вздох облегчения, Виллоу улеглась на живот, давая возможность солнцу завершить свою работу. После этого она пройдется по высохшим волосам щеткой.
     Легкий ветерок, жужжание насекомых над лугом, умиротворяющее пение птиц и жаркое солнце расслабили Виллоу. Протяжно зевнув, она погрузилась в дрему.
     Когда Измаил заржал, Виллоу мгновенно проснулась. Ее рука схватилась за дробовик, и в это мгновение она узнала Калеба, приближающегося к ней широкими, легкими шагами. Она поспешно села и набросила на ноги одеяло. Золотая копна волос рассыпалась по ее плечам. Виллоу стала торопливо шарить рукой по одеялу, пытаясь найти гребень и щетку.
     - Хорошо, что никого нет поблизости, - сказал Калеб. - Этого гнедого жеребца и ваше белье, что сохнет на траве, разве что слепой не заметит.
     - Вы не сказали, что лошадей надо держать в лесу, - пробормотала Виллоу, прикрывая одеялом голые ноги.
     - Я не говорил также, ч