, и эта ласка была восхитительной и опьяняющей.
     Когда Калеб на несколько мгновений замер, Виллоу открыла глаза и прошептала его имя.
     - Да? - спросил он, удерживая себя от того, чтобы снова не прильнуть к дрожащему, соблазнительному девичьему рту.
     - Ты... поцелуешь меня еще?
     - Это были не поцелуи.
     - Это были не поцелуи?
     - Несколько лучей не сделают весь день солнечным... Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя?
     Она кивнула. Распространив благоухание, ее волосы накрыли его руки.
     Калеб, улыбаясь, снова наклонился к Виллоу. Его губы снова прижались к ней в ласке, к которой она столь быстро привыкла. Затем кончик его языка скользнул между дрожащих девичьих губ. Дыхание у Виллоу сбилось, она ахнула и напряглась.
     - Душа моя, мне казалось, ты хотела, чтобы я поцеловал тебя.
     - Я х-хочу.
     Калеб отыскал ее глаза, заглянул в них.
     - Тогда почему же ты отодвинулась?
     - Я... не привыкла к поцелуям. Это было... годы назад.
     Черные ресницы опустились, скрыв всплеск страсти в глазах Калеба. Он испытал глубочайшее удовлетворение, узнав, что мужчина не прикасался к Виллоу в течение долгого времени. Даже если она и доступная женщина, ее нельзя обвинить в неразборчивости.
     - Не беспокойся, душа моя. Мы сделаем все не спеша, постепенно, словно в первый раз.
     Длинные пальцы Калеба погрузились в волосы Виллоу, стали легонько гладить ее кожу. Это было очень приятно, и она вздохнула. Он уловил шелест ее дыхания, когда касался ртом розовых губ, слегка нажал на них, заставив раскрыться. Когда язык Калеба снова коснулся девичьих губ, Виллоу не отпрянула. Он медленно двигал языком по чувствительным краям, и Виллоу затрепетала. Язык Калеба снова обжег ее своим прикосновением и наконец проник внутрь.
     - Мята, - прошептал он, улыбаясь. - Поделись щедрее со мной.
     Виллоу, поколебавшись, спросила:
     - Как?
     - Оближи свои губы.
     Виллоу машинально повиновалась. Она не поняла, почему Калеб вдруг прищурил свои золотые глаза.
     - Еще.
     Он еще ниже опустил голову, чтобы его язык мог соприкоснуться с ее. Виллоу дрожала, крепко вцепившись в предплечье Калеба, но не отодвигала голову.
     - Мята, - тихо повторил Калеб, ощущая новый прилив страсти. - Боже, теперь мята всегда будет напоминать мне об этом. Лизни мои губы, душа моя. Ты мне очень нравишься на вкус.
     - Калеб, - прошептала Виллоу.
     Это было все, что она могла сказать.
     - Ты не помнишь, как это делается? - пробормотал он. - Ну ничего... Я покажу тебе.
     Он пропустил язык между девичьими губами, лаская их нежную внутреннюю поверхность и тем самым показывая, какими чувствительными они могут быть. Она лежала немо и неподвижно, лишь сердце гулко колотилось в груди, и мечтала о том, чтобы все это никогда не кончалось
     И время, кажется, остановилось.
     - Теперь твоя очередь, - услышала Виллоу шепотом произнесенные слова.
     Она издала тихий вздох разочарования, из которого Калеб заключил, что ей понравилась его ласка.
     - Что-то не так? - спросил он, желая подразнить ее.
     - Я не хочу, чтобы поцелуй кончался, - призналась Виллоу.
     - Это пока еще не был поцелуй.
     - Еще не был поцелуй? - удивленно переспросила Виллоу.
     - Нет. - Его рот блуждал над приоткрытыми девичьими губами. - Но мы идем к нему, душа моя. Мы движемся к нему... Лизни мои губы.
     Поколебавшись лишь мгновение, Виллоу повиновалась. Вначале она едва коснулась Калеба. Кратковременность ласки могла объясняться либо застенчивостью, либо опытностью женщины, которая знает, как распалить мужчину. Калеб по-охотничьи терпеливо ждал, понимая, что подобная чувственная игра распаляет их обоих, тем более, если речь идет о столь страстной партнерше, какой оказалась Виллоу.
     Он не сомневался в ее страсти. Те отдельные вспышки пламени, которые он заметил, манили и притягивали его едва ли не больше, чем золотые волосы и упоительное, знойное тело. Эта страсть будила в нем какой-то особый отзвук, обвораживала, словно усыпляющая песнь сирены.
     После нескольких прикосновений Виллоу осмелела. Ее язык скользил по застывшим в медленной, ленивой улыбке губам Калеба. Она обнаружила, что его губы гладкие и теплые, словно согретый солнцем атлас. Края его рта были столь же чувствительны, как и у нее, поскольку они вздрагивали от прикосновений ее языка. Мысль, что она может заставить дрожать это могучее тело пробудила в ней неведомое до того чувство. Страсть поднималась и разрасталась в ней, накрывая горячей волной.
     Виллоу невольно еще сильнее прильнула к мужчине, от которого исходила сила и тепло и который нежно поддерживал ее. Ее язык снова медленно стал ласкать рот, дерзко раздвигая губы, ощущая вкус поцелуя - пряный вкус мяты, смешанный с мужским теплом.
     Когда Виллоу наконец подняла голову, глаза Калеба были прикрыты, остались только узкие золотистые щелочки.
     - Это был поцелуй? - шепотом спросила Виллоу
     - Не совсем, - хрипло ответил Калеб.
     - Я что-то упустила?
     - Открой рот, и я покажу тебе.
     - Как?
     - Вот так, - выдохнул он. - Именно так.
     Плавно наклонив голову, Калеб поймал рот Виллоу Кончик его языка ласкал внутреннюю поверхность губ, все более возбуждая ее. Когда его язык скользнул между ее зубов, она напряглась и издала прерывистый вздох.
     - Почти то, что нужно, - сказал Калеб, не отрывая рта от Виллоу. - Открой чуть сильнее, душка. Дай мне почувствовать вкус твоего сладостного язычка.
     Она колебалась лишь мгновенье, ибо искушение оказалось сильнее робости.
     - Еще чуть-чуть, - увещевал Калеб, глядя на темно-розовые пухлые губы, будучи не в состоянии скрыть желание. - Лишь чуть-чуть... Я чувствую тебя...
     Слова Калеба потонули в стоне, когда его рот прижался к приоткрытым губам Виллоу. Бархатное проникновение языка было одновременно шоком и откровением для нее. Медленно убрав язык, он затем еще глубже проник в ее рот, исторгнув у Виллоу короткий стон.
     От этого звука каждый мускул тела Калеба напрягся. Он продолжал медленно и целенаправленно соблазнять рот Виллоу, дразнить и ласкать ее язык, заманивать в свой рот, демонстрировать, каким обжигающим может быть поцелуй. Томный танеи обольщения и отступления продолжался до тех пор, пока Виллоу не потеряла способности ощущать что-либо, кроме собственного бешеного сердцебиения и вкуса Калеба. От предплечья ее руки соскользнули ему на плечи, затем крепко обвились вокруг шеи. Калеб в ответ обнял Виллоу, и ее соски прижались к мускулистой груди.
     Сладостный трепет пронизал Виллоу. Объятия сделались более тесными, он ритмично покачивал ее тело. Виллоу издала возглас удовольствия и инстинктивно открыла рот, словно приглашая к поцелую. Ее влекла эта могучая сила, эта способность чутко отвечать на зов ее тела.
     Характер поцелуя изменился, он стал еще более глубоким, дыхание Виллоу прерывистым, движения ее тела неуправляемыми. Ее чувственное пламя сводило Калеба с ума. Он не встречал женщины, способной с такой страстью отдаваться поцелую, так зажечься и зажечь мужчину. Не знал он и того, что сам был способен на такую страсть, способен оказаться во власти желания, кроме которого в мире ничего не существовало.
     Калеб забыл об игре обольщения и отступления, которую он вел, забыл об осторожности, обо всем, кроме девушки, которая пылала пламенем в его объятиях, сжигая в этом пламени его самого. Его ладони заскользили от спины к бедрам, лаская молодое податливое тело. В молчании его язык исступленно ласкал рот Виллоу, его пальцы жаждали отыскать средоточие ее страсти.
     Одежда Виллоу не могла быть серьезной преградой для его рук, ибо у ее панталон внизу не было шва. Пальцы Калеба скользнули под тонкую материю и легли на мягкое, шелковистое, теплое гнездышко волос между ног. Некоторое время он перебирал их, затем его пальцы двинулись ниже, где раздвоенная плоть была еще мягче, еще теплее.
     В смятении Виллоу напряглась. Она сжала ноги, схватила его за руку и попыталась оттащить ее. Но это было равносильно тому, чтобы сдвинуть гору.
     - Нет, Калеб, пожалуйста, не надо!
     - Все будет хорошо. - Голос Калеба был низкий и хриплый. - Я не сделаю тебе больно. Ты такая мягкая, горячая... все будет хорошо.
     Его гибкие подвижные пальцы действовали все более откровенно и дерзко.
     - Нет! Ты говорил только о поцелуях! Боже мой. Калеб, прошу тебя, не надо!
     Несколько мгновений Калеб вглядывался в искаженное страхом девичье лицо. Оба они понимали всю тщетность ее сопротивления. Собственное тело предавало ее. В тех местах, где он касался ее, она была податливой, горячей, жаждущей. Калеб испытывал огромный соблазн, несмотря на ее мольбы, взять ее и погрузиться в жгучее пламя.
     Виллоу чувствовала неодолимую силу Калеба, видела дикие огоньки в его глазах и молилась о том, чтобы он оказался человеком слова.
     - Калеб, - прошептала она. - Ты обещал... Пожалуйста... Остановись...
     Калеб внезапно, резко отпрянул и вскочил на ноги, разъяренный оттого, что Виллоу отказывала ему в том, чего совершенно определенно хотело ее тело. Несколько мгновений, которые для Виллоу длились целую вечность, он смотрел на нее.
     - Запомни, - сказал он наконец сквозь зубы, - в один прекрасный день ты будешь на коленях умолять меня, но совсем не о том, чтобы я остановился.
     Калеб резко повернулся и пошел прочь, предоставив эху многократно повторять свои в сердцах сказанные слова.

9

     Как и предсказывал Калеб, дождь снова пришел в горы Виллоу было отрадно услышать его шелест, поскольку тишина давила и угнетала ее.
     Калеба не было в лагере, когда она наконец собрала высохшую одежду и все свое мужество и возвратилась к костру. Все семь лошадей продолжали пастись на лугу, своим присутствием свидетельствуя, что, куда бы Калеб ни ушел, он должен будет вернуться. Конечно, лошади не могли сказать Виллоу, когда это случится. Она нарвала съедобной зелени на лугу и приказала себе не вспоминать об ощущениях, когда тебя целует Калеб Блэк и весь мир занимается пламенем.
     Однако забыть это было невозможно. Время от времени память высвечивала те или иные мгновения, бросая Виллоу в сладостную дрожь и рождая в ней страстное томление.
     Дождь начался, когда последние отблески зари еще золотили западную часть неба. Виллоу забралась в шалаш и переоделась в походную форму. Она села у входа и стала ожидать, когда из-за пелены дождя вынырнет знакомая высокая фигура. Однако никто не появлялся. В конце концов Виллоу задремала.
     Она проснулась под одеялами. Калеб точил нож, а на костре жарилось мясо. На небе розовела омытая дождем утренняя заря. Хотя Виллоу не пошевелилась и не издала ни звука, Калеб каким-то образом догадался, что она проснулась. Он повернулся и бросил взгляд на шалаш.
     - Кофе горячий, - сказал он, вновь сосредоточив внимание на оселке, который держал в руках. Огромное лезвие охотничьего ножа поблескивало, когда он правил его о камень. - В вашем распоряжении пятнадцать минут... Мы отправляемся. Вы меня слышите?
     У Виллоу упало сердце, когда она услышала, каким холодным тоном было это сказано.
     - Да, слышу.
     Когда Виллоу вернулась из леса, Калеб подал ей палочку с куском мяса на ней. Ничего не сказав, он возобновил правку ножа. Виллоу, не глядя на него, вгрызлась зубами в мясо.
     - Свежая оленина? - удивилась она.
     Калеб хмыкнул.
     - Но я не слышала выстрела, - добавила Виллоу, пытаясь сообразить, в какую даль ходил Калеб на охоту. Звуки выстрелов в горах слышны на много миль.
     - Я не пользовался ружьем.
     - А как же тогда... - Она уставилась на него. - Калеб Блэк, уж не хотите ли вы мне сказать, что поймали оленя таким же способом, что и безмозглую форель?
     - Не совсем, южная леди. - Сталь взвизгивала и пела под его рукой. - Я воспользовался ножом.
     - Вы бросили его?
     - Это было бы глупо с моей стороны. А я ведь, несмотря на мое вчерашнее глупое поведение, не такой уж дурак.
     Виллоу вспыхнула и предприняла попытку извиниться.
     - Калеб, я вовсе не имела в виду...
     - Я подкрался к оленю и перерезал ему горло, - продолжал Калеб, игнорируя ее попытки закончить фразу.
     - Вы... что вы сделали? - Ее глаза в смятении широко раскрылись.
     - Вы все прекрасно слышали.
     - Но это невозможно!
     - И вы это говорите, продолжая есть свежую оленину!.. Кстати, не особенно с этим тяните. Нам предстоит преодолеть высокий перевал до нового дождя.
     Калеб попробовал остроту лезвия, сбрив волоски на руке. Удовлетворенный результатом, он вложил нож в ножны, взял дробовик и стал разбирать и чистить его.
     Пока Виллоу завтракала, Калеб успел почистить дробовик, ружье и шестизарядный револьвер. Чувствовалось, что он свободно владеет всеми видами оружия.
     Он работал быстро, уверенно, его движения были выверенными и экономными. Виллоу зачарованно следила за большими, ловкими руками Калеба, и в ее мозгу рождались воспоминания, от которых замирало сердце.
     - Калеб, - хрипло начала она.
     - Южная леди, уж не ждете ли вы, что кто-то поднимет вас и водрузит на лошадь? Поцелуи были довольно приятными, но я не стою в очереди, чтобы наняться к вам в горничные.
     Слова Калеба падали, как удары кнута, рождая у Виллоу гнев, который был обращен и на него, и на самое себя.
     - Это хорошо, потому что я не стою в очереди за вашими поцелуями.
     Она швырнула недоеденную оленину в костер, встала и направилась к лугу.
     Виллоу больше не делала попыток заговорить с Калебом. Они покидали лагерь в молчании, нарушаемом лишь скрипом седел и ритмичным постукиванием копыт. После часа езды Калеб остановился у начала затяжного подъема, чтобы дать лошадям передышку, а сам стал внимательно изучать предстоящий путь в бинокль. Затем он вынул журнал и заполнил несколько белых мест на карте, на которой он отмечал свой маршрут от самого Каньон-Сити. Покончив со всем этим, он повернулся к Виллоу, которая оставалась поодаль, и нетерпеливо направил к ней Трея.
     - Поднимитесь повыше, посмотрите, какой открывается вид, - сказал он.
     Зрелище и в самом деле способно было привести в восхищение. Околдованная красотой, Виллоу в молчании вглядывалась в дали.
     Среди горных цепей на много миль расстилалась свободная от леса равнина. Осины, елки и сосны жались к ее краям, да еще отмечали своим присутствием овражки и редкие пригорки. Насколько хватало глаз, все пространство было покрыто изумрудной сочной травой и расцвечено яркими дикими цветами. По зелени извивалась бледно-голубая лента реки. Тут и там на солнце поблескивали построенные бобрами заводи. Весь этот простор охраняли остроконечные, покрытые льдом вершины, которые не теряли своего величия даже на фоне бездонного неба.
     - Посмотрите налево, где две вершины напоминают собаку с опущенным ухом. Видите? - спросил Калеб.
     - Да.
     - Я хочу, чтобы вы поехали к этой вершине, держась левой стороны долины. Если вы увидите что-то такое, что вам не понравится, скачите в лес. Если кто-то погонится за вами, стреляйте из дробовика во все то, что в пределах досягаемости.
     Виллоу оторвала взгляд от вершин и перевела его на мужчину, который был рядом, но смотрел на нее так холодно и отрешенно, что даже отдаленные заснеженные вершины показались ей более близкими и теплыми.
     - Где... - Ее голос прервался. Она прокашлялась и начала сначала, уговаривая себя успокоиться, хотя при мысли о том, что она окажется брошенной в этой дикой местности, ее начинало трясти. - А после той вершины куда мне ехать?
     Страх в голосе Виллоу звучал настолько отчетливо, что его невозможно было не заметить. Калеб понял, о чем подумала Виллоу.
     - Я не собираюсь бросать вас и убегать, - холодно сказал он. - Может быть, так привыкли поступать ваши мужчины, но я не отношусь к их числу. Если я даю слово, я держу его.
     Глядя куда угодно, только не в глаза Калебу, Виллоу кивнула.
     - Когда я охотился, то увидел следы убитого оленя, - продолжил объяснение Калеб. - Это произошло, может быть, за день или за два до того. Там были волки, но я точно знаю, что олень был убит человеком.
     - Индейцами?
     - Бандитами, - сказал Калеб резко. - Некоторые лошади были подкованы, другие нет. Похоже, что это команчи. У них уйма огненной воды.
     - Что это такое?
     - Спотыкач, сок тарантула, всякое зелье, - нетерпеливо пояснил Калеб.
     - А, виски.
     Калеб хмыкнул.
     - Можно называть это как угодно, важно, что у них этого так много, что они оставили полдюйма зелья в бутылке.
     Виллоу нахмурилась. Об этом она слыхала немало - и, к сожалению, ничего хорошего. Этот сброд был весьма пестрый: белые и мексиканские бродяги, порвавшие со своим племенем индейцы, полукровки, которые не признавали законов ни белых, ни индейцев.
     - Но ведь команчи обычно обитают гораздо южнее, - с надеждой сказала Виллоу.
     - Это когда армия прогоняет их. Армия воевала с повстанцами, ей некогда было заниматься индейцами и бандитами. Сейчас война между штатами закончилась, армия возвращается. Дела пойдут веселее... Когда армия занята, команчи рыщут везде, как койоты.
     Виллоу теперь уже с чувством тревоги окинула взглядом обширную живописную страну, которая служила естественным сборным пунктом для людей, ищущих проход через горы.
     - Хорошо, а? - спросил Калеб так, словно он владел этими просторами. - Отсюда не видно, но с той стороны с гор круглый год бежит ручей. Там можно построить дом, который будет защищен с трех сторон, а с четвертой стороны могут пожаловать, разве что горные козы. Вода вкусная, и ее в избытке.
     Эмоциональность, с которой говорил Калеб, заставила Виллоу оторвать взгляд от пейзажа и посмотреть на человека. Калеб любил эту страну. И хотя он знал ее суровый нрав, он продолжал восхищаться ее возможностями.
     - Если построить дом в правильном месте, человек будет чувствовать себя в безопасности, - продолжал Калеб. - Скот будет пастись летом на высокогорье, а на зиму сено можно косить в низине. Через несколько лет, если человек хорошо поработает, он обеспечит себя почище любого джентльмена из Виргинии.
     Виллоу снова посмотрела вокруг, на этот раз глазами Калеба, увидев места, где можно надежно укрыться, а также места, которые могут подвергнуться нападению.
     - Вы всегда так рассуждаете? - спросила она.
     - Я уже десять лет мечтаю разводить скот. Остановка лишь за тем, чтобы найти подходящее место и деньги для начала.
     - Нет, я имею в виду, вы всегда думаете о сражениях?
     Калеб бросил искоса на Виллоу взгляд, в котором читались изумление и недоверие.
     - Южная леди, каждый, кто хочет здесь выжить, рассуждает таким же образом. Это так же естественно, как помнить о межевом столбе впереди и позади. Бог создал эту землю красивой и привлекательной для самого дьявола. Если ты не будешь смотреть в оба и держать ушки на макушке, тебя здесь ждет печальный конец.
     - Тогда зачем вы хотите стать владельцем ранчо именно здесь?
     Улыбку Калеба нельзя было назвать ни доброжелательной, ни веселой.
     - На востоке и в Калифорнии лучшие земли уже заняты другими людьми. Здесь все иначе. Человек может взять себе столько земли, сколько сможет защитить. Я неплохой боец, Виллоу, и знаю толк в скотоводстве.
     - Значит, вы хотите поселиться здесь и стать фермером?
     Калеб с отсутствующим видом кивнул, продолжая, в отличие от женщины, смотревшей на него, любоваться пейзажем.
     - Такие горы и долины можно найти и в нескольких днях езды к югу от Сан-Хуана, - сказал он. - Пастбища там отличные, но на каждом шагу встретишь если не апачеи, то команчей, а стрел в твоих коровах будет больше, чем у дикобраза игл. Так что большого удовольствия и большой выгоды не получишь.
     Еще раз окинув взглядом живописную долину, Виллоу снова посмотрела на человека с суровым лицом, который внимательно следил за любым движением в кустах, стараясь определить, был ли причиной этого ветер или человек. Скорее всего - люди.
     Команчи.
     Беспокойство охватило Виллоу. Она никогда не счит