не знала и другого: откуда у меня такая уверенность в своих силах. Я просто шла по жизни с одной мыслью: быть лучше всех.
     - Точно так же, как твой отец.
     - Ты его знаешь? - изумленно спросила Рейн.
     - Многие в нашем кругу знают Чандлер-Смита, - уклончиво бросил Корд.
     На сей раз Рейн не стала ни о чем допытываться. Ей нравилось держать его за руку, видеть, что он расслабился. Как хорошо, что он сейчас так близко! Она с наслаждением вдыхала его терпкий мужской запах. Это должно скоро кончиться, поэтому не надо омрачать прекрасные мгновения ненужными вопросами, на которые она не получит ответа...
     Они остановились на вершине небольшого холма. Корд посмотрел издали на сухое русло реки.
     - Еще светло, Рейн. Стоит поснимать.
     Она потянулась к камере, а потом спохватилась, что ее рука все еще покоится в его руке. Взглянув на Корда, она увидела свое отражение в его горящих голубых глазах. Он медленно перебирал ее пальцы, и каждое прикосновение отзывалось в ней чувственной дрожью. Когда он отпустил руку Рейн, она испытала странную сосущую пустоту.
     Корд отвел взгляд от ее дрожащих рук, настраивавших телеобъектив, и стал смотреть вдаль. Борясь с искушением обнять Рейн, он вынул из рюкзака блокнот и карандаш. Быстрыми, точными движениями он сделал набросок пейзажа на белом листе.
     Взглянув на Рейн, Корд увидел, что она с трудом удерживает камеру с тяжелым объективом, установив экспозицию в одну секунду, чтобы поймать свет умирающего дня.
     Всякий раз, взводя затвор, Рейн задерживала дыхание.
     А затем отпускала кнопку, искренне надеясь, что аппарат не дернется во время съемки и изображение не смажется. Поскольку Рейн не собиралась оставаться здесь допоздна, то она не взяла с собой штатив для фотоаппарата.
     С огромным сожалением она слушала, как медленно опускается затвор. Нет, ей никак не удержать камеру с объективом в полной неподвижности.
     - Проклятие! - выдохнула она.
     Корд мгновенно опустился перед ней на колени и повернулся спиной. Пораженная, Рейн смотрела на широкие плечи и черные короткие гладкие волосы.
     - Вот тебе и штатив, - сказал он.
     Она немного поколебалась, прежде чем опустить длиннофокусный объектив ему на плечо. Потом склонилась над ним, вздохнула, навела на резкость и сделала снимок.
     Корд замер в неподвижности.
     - Немного вправо, - попросила она.
     Он передвинулся и снова замер.
     - Я сейчас закруглюсь, - пообещала Рейн. - Я знаю, как трудно не шевелиться.
     Но вместо того чтобы заняться съемкой и сделать панораму сплошной, без пропусков, она принялась разглядывать Корда. Ей неодолимо хотелось прикоснуться к нему, исцелить его душевные раны, развеять все тревоги и сомнения...
     - Закончила? - спросил он, шевеля одними губами.
     - Гм... - Рейн пыталась собраться с мыслями. - Еще раз. Чуть вправо.
     Он безропотно подчинился. Она сделала снимок, потом еще один, для страховки.
     - Все, - быстро сказала она, - Если ты когда-нибудь захочешь поменять род деятельности, я дам самые лучшие рекомендации. Из тебя получился прекрасный штатив. Где ты этому научился?
     - На охоте в джунглях. - Он поднялся и оказался лицом к ней.
     Его реакция поразила Рейн не меньше слов. Она и сама знала, что люди вроде Корда охотились в джунглях исключительно на людей. Ей не надо было об этом спрашивать.
     Ветер разметал ее каштановые волосы и швырнул прядь в лицо Корду. Он жадно вдохнул запах Рейн.
     - Я могу дать тебе карту твоей дистанции с точностью до последнего сантиметра, - спокойно проговорил он. - На полях ее полно замечаний: контроль за толпой, возможные точки для снайперов, траектории полета пуль, укромные места, возможные мишени, направление распыляемых газов в зависимости от ветра и влажности. Но ты не хочешь, не так ли? Даже если я бы стер все эти ужасные пометки. Тебе претит иметь преимущества перед другими наездниками.
     Словно завороженная, не в силах произнести ни слова, Рейн кивала.
     Газы. Снайпер. Цель.
     Она всегда смотрела на карьеру отца глазами ребенка: отца никогда не было там, где ей хотелось бы.
     Но теперь Рейн посмотрела на нее другими глазами.
     Внезапно она всеми фибрами души ощутила, как опасна такая работа. Казалось бы неуязвимый, Корд Эллиот каждый день ходит по лезвию бритвы. Смерть всегда рядом, всегда начеку, она подстерегает любую неудачу, не прощает ни малейшей оплошности.
     По крайней мере отца ждут жена и дети; у него есть дом, полный любви и тепла, где он может укрыться и зализать раны. У Корда нет подобного пристанища. Он посвятил свою жизнь охране хрупкого мира, в котором сам никогда не был достаточно удачлив. Он мог умереть, не узнав, что такое семейный тыл.
     Снайпер. Бомбы. Засада.
     Смерть.
     Рейн похолодела от ужаса, одновременно ощутив, как возведенная ею стена начинает таять, а оборона - рушиться. В Корде Эллиоте было что-то такое, от чего она не могла отмахнуться, чего не могла игнорировать; правда, подходящее слово не приходило в голову, поскольку оно было из другого языка, доселе незнакомого ей.
     Рейн спрашивала себя; а знает ли Корд этот язык, разделяет ли он ее чувства? Если знает, тогда ясно, почему он стоит так же неподвижно, как и она, не в силах сбросить оцепенение: мир сошел со своей оси. В нем не осталось никого, кроме Корда.
     - Корд, - прошептала Рейн, потянувшись к нему.
     Сигнал электронного устройства сработал прежде, чем она дотронулась до Корда. Этот звук Рейн узнала сразу.
     Ее руки дернулись и упали, а пальцы сами собой начали сжиматься в кулаки. В тот момент девушке безумно захотелось вернуться в Санта-Аниту и пообедать с Кордом Эллиотом.
     Она отчаянно пыталась взять себя в руки, и вскоре ей это удалось.
     Не сводя с нее глаз, Корд потянулся к ремню. Нажав большим пальцем кнопку, он подтвердил прием.
     Рейн захлестнула злость. Да она просто дура! Ну зачем ей мужчина, который ушел с головой в работу и проводит свою жизнь на электронной привязи? Она же специально оставила тот мир. И не собирается возвращаться туда, несмотря ни на что.
     Немного погодя злость сменилась обидой.
     - Поторапливайся, - холодно сказала Рейн. Она взяла у него блокнот и карандаш и спрятала в рюкзак, который сняла с его плеча. - Ближайший телефон в здании клуба.
     - Рейн.
     Корд взял ее за плечи и нежно привлек к себе. Он смотрел на нее и, казалось, боялся, что она сейчас исчезнет. Растает в сумеречном воздухе, как видение.
     - Пойдем со мной, - торопливо предложил он. - Не искушай судьбу. В мире полно мужчин, которые готовы убить за такую улыбку, как твоя.
     Глядя на Корда, она ощущала и его силу, и его уязвимость; она видела тело, обученное приносить смерть другим, и видела глаза, жадные до жизни. Под воздействием чар мужчины, ворвавшегося в ее обособленный, безопасный мир, злость постепенно испарилась.
     На глаза Рейн навернулись слезы, из-за них лицо Корда расплылось, и она различала только сверкающий пристальный взгляд бледно-голубых глаз. Он резко отнял руки и отстранился.
     - Не бойся меня, - сказал Корд недовольно. - Я не дикарь. Я возьму только то, что ты сама захочешь мне отдать.
     Рейн покачала головой и, сглотнув, пробормотала:
     - Я тебя не боюсь.
     - Не правда. Почему же ты плакала?
     - Ты так рисковал, - прошептала она. - Ты так много сделал. Но ты не знаешь, что такое домашний уют.
     Ты можешь погибнуть и не узнать, за что отдал свою жизнь.
     Он осторожно отер ее слезу;
     - И я тоже могла погибнуть, - сказала она хрипло. - Сегодня я была на волосок от смерти. Только кажется, что жизнь длится вечно.
     Корд привлек Рейн к себе, и рюкзак выскользнул у нее из рук. Обхватив ее лицо ладонями, он медленно стал приближаться к ней, словно оставляя время уклониться от поцелуя. Но она и не собиралась избегать его ласки и потянулась к нему, как цветок тянется к солнцу.
     В тишине, нарушаемой лишь шепотом ветра, Корд принялся осыпать Рейн легкими, быстрыми поцелуями.
     Дрожа всем телом, Рейн прильнула ближе. Щемящая нежность Корда сводила ее с ума. Однако в следующий миг она поняла, что он изнемогает от желания.
     Теплое дыхание Корда обдавало ее шею. Он покрыл поцелуями ее лицо от подбородка до лба.
     Корд знал: ему надо остановиться на этих поцелуях.
     Он сначала испугал ее, потом успокоил, а теперь.., флиртовал с ней. С самого начала он должен был держаться от нее на почтительном расстоянии.
     Он должен остановиться. Он не имеет никаких прав на эту женщину, созданную для настоящей любви, а не для случайных связей с такими, как он.
     Нет! Он еще не насытился ею.
     Пусть огонь ее души согреет его, прогонит холод, который заполз в сердце и притаился, чтобы наброситься в самый неподходящий момент.
     Рейн пылко отвечала на его поцелуи. Ощутив ласковое вторжение его языка, она застонала от удовольствия и неожиданности.
     Корд воспарил, словно на гребне высокой волны, борясь из последних сил с желанием повалить Рейн на траву и заниматься с ней любовью, забыв обо всем на свете.
     Только закат, ускользающий в ночь, только их сплетенные, разгоряченные тела, и больше ничего...
     До Рейн донесся его тихий стон. Корд неторопливо посасывал ее язык, не желая закончить поцелуй.
     Рейн отчаянно цеплялась за Корда. Все, чего ей хотелось сейчас, - это ощущать его сильное, мускулистое тело и наслаждаться поцелуями, молясь, чтобы он не размыкал объятий.
     Податливое и в то же время напряженное тело девушки сказало Корду больше любых слов. Он жадно впитывал сладость, огонь и страсть Рейн.
     Наконец Корд заставил себя оторваться от ее губ. Если он не остановится сию секунду, то неминуемо овладеет Рейн.
     А он мечтал, чтобы их желание было взаимным.
     Охвативший его голод был для него внове. Это нельзя было назвать обыкновенной жаждой. Корд давно научился управлять своими плотскими желаниями. Но теперь он чувствовал себя так, словно дамба разрушилась и его затопила лавина желаний.
     Он закрыл глаза, борясь с собой, но требовательно раскрытые губы Рейн сводили его с ума.
     Знаешь ли ты, Рейн Чандлер-Смит, что ты ослепительное, прекрасное, соблазнительное создание?
     Взглянув на Рейн, Корд увидел в ее глазах восхищение и понял главное: он нужен ей. Его охватило ликование.
     - Ты возвращаешься со мной, - не терпящим возражений тоном произнес он.
     Рейн знала - спорить бесполезно. Да и о чем тут спорить? Во-первых, день угас, для съемок мало света.
     Во-вторых, глупо болтаться в одиночку в неизвестном месте в темноте.
     И в-третьих, призналась она себе, ей не хотелось расставаться с Кордом.
     - Хорошо, - сказала она хрипло.
     Кончиками пальцев он быстро коснулся ее рта, потом отвернулся и, подняв рюкзак, взял ее за руку. Их пальцы сами собой переплелись. Корд и Рейн направились обратно, к сельскому клубу. Он замедлил шаг, чтобы приспособиться к ее более короткому шагу, а она старалась шагать шире, чтобы не отстать. Внезапно они посмотрели друг на друга, улыбнулись и, не сговариваясь, зашагали в ногу.
     В закатном небе горели далекие огни домов. Ни Корд, ни Рейн не проронили ни слова. Они оба чувствовали, что безопаснее молчать.
     Когда они подошли к зданию клуба, то увидели в конце автостоянки, поодаль от немногих припаркованных машин, вертолет. Он был маленький и с абсолютно чистыми боками. Никаких надписей, никаких отличительных знаков - ни военных, ни гражданских. Его винты лениво вращались в режиме ожидания.
     У Рейн подкосились ноги, и ей пришлось остановиться. Ее отец не раз взбирался в такие вертолеты и исчезал на несколько недель без всякого предупреждения. Она отпустила руку Корда. Какое право она имеет цепляться за него и что-то требовать? Она давно уже не ребенок.
     Корд чувствовал, как напряглась Рейн. Ей незачем было говорить, что эта винтокрылая машина ждет его. Дочь Блю знает, что такое внезапное расставание.
     И он знал это и ненавидел всей душой.
     Корд молча проклинал свою жизнь, которая неслась вскачь, как непослушный мустанг. Многим женщинам его работа казалась романтичной: секретность, опасность, владение оружием...
     Но Рейн знала, что его работа - это смертельный враг близости.
     Хрипло застонав. Корд привлек Рейн к себе, не обращая внимания на бинокль и камеру, которые болтались у нее на шее. Почувствовав сопротивление плотно сжатого рта девушки, он крепко стиснул ее, настойчиво требуя своего.
     Какой-то нескончаемо долгий миг она противилась. А потом сдалась на милость победителя.
     Корд завладел ее губами, и она забыла обо всем, наслаждаясь его вкусом и огнем тела. Страсть и горечь, сила и тоска, опасность, нежность и жестокость - все было в этом поцелуе.
     Корд подобно урагану ворвался в спокойную, упорядоченную жизнь Рейн Смит. Он лишил ее способности обороняться, настойчиво отвоевывая место в ее сердце.
     Когда он наконец отстранился, Рейн едва стояла на ногах. Она закрыла глаза, но Корд неотступно стоял перед ее внутренним взглядом.
     Он нуждался в ней.
     - Завтра вечером, - сказал он. - В семь часов.
     Обед.
     - Нет, - ответила Рейн, не открывая глаз. - Ты не знаешь, где будешь завтра вечером.
     - Я буду там, где будешь ты. В семь часов. Посмотри на меня, Рейн.
     Беспомощно качая головой, она открыла глаза. Взгляд, которым он наградил ее, был таким же потрясающим, как и поцелуй.
     - Договорились, - сказала она.
     Но по тону было ясно: она не верила, что он появится в назначенное время.
     Прежде чем Корд успел что-то сказать, винты вертолета быстро закрутились. Стальная машина задрожала, как хищник, притаившийся при виде добычи. Корд отдал Рейн рюкзак и быстро отошел от нее.
     Сощурившись от слез и резкого ветра, поднятого винтами вертолета, Рейн смотрела на уходящего Корда.
     Вертолет поднялся в воздух, расцветив сумерки огнями. Сжав кулаки, Рейн закрыла глаза.
     Спустя несколько минут вертолет поглотила ночь. В ушах стоял только рев его моторов.
     Когда Рейн открыла глаза, она была совершенно одна.

Глава 4

     В деннике Рейн чистила щеткой Ватерлоо Девлина, высокого мускулистого жеребца. Дев не слишком-то нуждался сейчас в заботе конюха или в беседе, но терпеливо сносил и то и другое.
     Рейн жаловалась своему молчаливому слушателю на то, что ненавидит ожидание начала соревнований. Терпения у нее маловато, да и характер беспокойный. Дни перед любым троеборьем невероятно трудны. А сейчас, перед Олимпийскими играми, время ползет и вовсе как черепаха.
     Вот это-то предстартовое безумие и погнало ее в конюшню. Там в общем-то совершенно нечего делать - и лошади готовы, и наездники. Животным требуются лишь ежедневная часовая прогулка и уход.
     Более того, долгие часы тренировок выматывают лошадей перед соревнованиями. Но как наезднику скоротать время, если не заниматься лошадьми?
     Сами наездники тоже были на пределе своих сил. Они хорошо знали, что ни алкоголь, ни наркотики не помогут - работая под кайфом, наездник скиснет раньше своей лошади.
     Конники, подобно другим спортсменам, снимали стресс любовными интрижками. Прекрасно помогает убить время, и нет никакого риска перетрудиться перед выступлениями.
     Мужчины не раз объясняли Рейн выгоды такого способа. Она же, в свою очередь, невозмутимо говорила, что предпочитает ухаживать за Ватерлоо Девлина.
     Только однажды Рейн поддалась всеобщему безумию.
     Ей было девятнадцать, впервые она соревновалась в Европе в числе всадников мирового класса. И это случилось - накануне выступлений ее совратил французский наездник.
     Рейн покорила его чисто галльская галантность. Он встревожился, обнаружив ее девственность и, что еще хуже, принадлежность к фамилии Чандлер-Смит. Несмотря на это, он был с ней очень нежен и морочил ей голову несколько недель подряд, пока не исчез из ее жизни.
     Немного погодя Рейн поняла, что учтивый француз нанес удар скорее ее гордости, чем сердцу. Когда на нее обратил внимание товарищ по команде - серьезный, трудолюбивый наездник, - она приняла его ухаживания.
     Но однажды он уговорил ее лечь в постель и принял неопытность и скованность Рейн за личное оскорбление.
     Он стал распускать о ней грязные слухи.
     Несколько месяцев после этого в воздухе вокруг конюшен витало сильное напряжение. С тех пор Рейн держалась очень осторожно со своими коллегами, избегая любовных интрижек. Она наслаждалась мужским обществом, шутила, налево и направо раздавала советы насчет лошадей, устраивала потрясающие вечеринки и была своим парнем для женатых наездников, желающих излить душу.
     Невозмутимая, щедрая, чертовски умелая наездница, младшая сестренка, острая на язык.., неприкасаемая. Такими словами можно было описать Рейн Смит. Но никто не догадывался, как тщательно она скрывает свою тоску и одиночество.
     Впрочем, вчерашняя встреча с Кордом Эллиотом многое изменила в ее жизни.
     Выругавшись, Рейн швырнула щетку, которой чистила Дева, в коробку, подвешенную на широкой двери стойла.
     Она много думала о случившемся вчера. Темные круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. Она несколько часов ворочалась в постели, силясь понять, что же превратило уравновешенную наездницу в требовательную, влюбленную женщину.
     Должно быть, всему виной сильное нервное напряжение и переутомление. Она была совершенно выведена из равновесия. А Корд, принявший ее за террористку, уже готов был взорваться от возмущения.
     Подобные обстоятельства толкнули на неординарные действия. Неудивительно, что он поцеловал ее. Не стоит поражаться и собственной неожиданно вспыхнувшей чувственности. Они были просто мужчина и женщина, откликнувшиеся на зов плоти.
     Да, одним словом, все это - предстартовое безумие.
     - Рейн?
     От неожиданности она вздрогнула и оглянулась.
     - О, капитан Джон. Привет. Я не слышала, как вы подошли.
     Высокий, седеющий, жилистый, капитан Джон ожидал за дверью денника. Он не собирался входить внутрь, опасаясь копыт и зубов Дева.
     - Тебя к телефону, - сказал он.
     Рейн машинально взглянула на солидные наручные часы.
     Пять тридцать. Поздновато для кого-то из членов семейства, чтобы звонить ей. Или слишком рано, если брат в Японии, а мать в Берлине.
     Возможно, звонит сестра или, что еще вероятнее, один из репортеров, число которых множится день ото дня. Они пронюхали, что наездница Рейн Смит - это Лоррейн Тодхантер Чандлер-Смит, "дочь старых денег и старой власти".
     - Только бы это был не репортер, - проговорила она. - Я не умею вежливо дурить им голову.
     Удивленный капитан Джон отступил подальше от двери стойла и открыл ее.
     - Рейн, не забывай о роли рекламы в соревнованиях.
     - Хорошо.
     - И не вздумай дурить мне голову.
     Она широко улыбнулась.
     - Вам - нет. Вы единственный человек, кто может помочь мне с Девом.
     - Что не свидетельствует о моем интеллекте, не так ли?
     Все еще улыбаясь, Рейн ласково погладила Дева по крупу и вышла из денника, закрыв за собой дверь. Широкий проход между рядами был чист, освещен солнцем, в лучах которого плясали пылинки, несмотря на то что постоянно поливали из брандспойтов, которые висели перед каждым денником. Горячие лошади стояли спокойно, их шкуры лоснились, а во влажных карих глазах сквозила тревога.
     Пока они с капитаном шли по проходу, лошади тыкались головой в двери. Некоторые из лошадей вытягивали морду, желая, чтобы Рейн погладила их или прикоснулась.
     Рассеянно поглаживая бархатистые морды лошадей, она шла дальше, к телефону, который висел в конце длинного прохода, - Я окликнул тебя три раза, прежде чем ты обратила на меня внимание, - проворчал капитан Джон. - Не прицепить ли к тебе сигнальное устройство?
     - Да это же сущий ад.
     Его белесые брови поднялись вверх.
     - Неужели тебе не нравится?
     - Я не люблю электронную привязь.
     - Не валяй дурака, - ответил он невинным тоном.
     Американский сленг в устах швейцарского аристократа, окончивше