лостно, не глядя на нее. - Я - единственный мужчина, который у тебя будет.
     - Да. И я ваша единственная жена. Пока смерть не разлучит нас. И вы предадите меня безвременной смерти, когда соберетесь жениться еще раз? Этого мне следует опасаться?
     - Что за чушь? - требовательно спросил он.
     Мэг внезапно вздрогнула. Ее щеки побелели так, будто холод смерти уже коснулся ее.
     - Вы слышите? - прошептала она.
     - Что?
     - Смех.
     Доминик прислушался.
     - Я ничего не слышу.
     - Это лорд Джон.
     - Что?
     - Это его смех. Он-то знает, какую злую шутку сыграл с вами. - Затуманенные зеленые глаза смотрели на Доминика. - Вы умрете, не оставив после себя сыновей.
     Доминик сжал плечо Мэг с такой силой, словно она пыталась убежать от него.
     - У меня будут сыновья!
     - Нет, - шепотом возразила Мэг, не обращая внимания на слезы, потоком струившиеся по ее лицу. - Чтобы родить сына Глендруидов, нужна любовь. А в вас нет любви, Доминик Ле Сабр.

     Глава 13

     К тому времени, когда Саймон вернулся в замок, Доминик уже снял боевое облачение и праздно сидел в комнате Джона. Здесь он мог говорить со своими людьми без свидетелей, для чего большой зал совсем не подходил. Тема разговора - что же нашел Саймон, пройдя по следу Мэг, - определенно требовала таких предосторожностей.
     Бледное, искаженное лицо жены, отсутствующий взгляд и молчание, в котором они вдвоем верхом возвращались в замок, расстроили Доминика, и он не понимал почему.
     Помимо уединения, комната Джона была теплее прочих, и это тепло согревало не только тело, но и душу Доминика. Огонь ярко пылал в большом очаге, изгоняя холод, принесенный весенним дождем и приумноженный каменными стенами, хранившими ледяное дыхание зимы. Хотя узкие высокие окна уюта не прибавляли, здесь было лучше, чем где-нибудь еще. Кроме покоев Мэг.
     - Ты выглядишь, как мокрая собака, - сказал Доминик спокойно, когда Саймон вошел, стряхивая плащ.
     - Уж чувствую-то я себя точно как собака.
     - Согрейся. Потом поговорим.
     Пока Саймон разоблачался и устраивался у огня, Доминик обратился к слуге, ожидавшему в дверях приказаний хозяина.
     - Эль для моего брата, - распорядился Доминик. - Хлеб и сыр. И что-нибудь горячее - суп, например?
     - Да.
     - И, пока будет готовиться все это, выясни, куда запропастилась Старая Гвин. Я уже давно послал за ней.
     - Да, лорд.
     Выпрямившись, Доминик ждал, когда стихнут шаги слуги. Убедившись, что тот ушел достаточно далеко и не сможет их подслушать, Доминик вернулся к столу, на котором была свалена груда золотых украшений. С отсутствующим видом он перебирал безделушки.
     Сладостный звон раздавался в воздухе, подобно пению птиц с золотыми горлышками. Это пели крошечные колокольчики, украшавшие запястья, щиколотки, бедра и талии любимых наложниц султана. Когда Доминик взял город, женщин невредимыми вернули владельцу. Золотые украшения - нет.
     - Как твой сокол? - спросил Саймон, которому перезвон колокольцев напомнил о птице.
     В любом случае Саймон не торопился говорить о Мэг, и Доминик отметил это.
     - Он быстро обучается, - произнес Доминик равнодушно. - Я снял с него колпак, когда вернулся из леса. Птица не испугалась и не попыталась улететь. Она идет на мою руку и на мой свист, как будто знала меня с самого рождения. Завтра вечером вынесу ее ненадолго во двор, а там уже можно будет брать ее с собой за стены крепости.
     - Чудесно, - отметил Саймон, довольный, что хоть что-то идет хорошо.
     - Да...
     Доминик прикрыл глаза, словно для того, чтобы лучше слышать изысканную мелодию колокольчиков.
     - Можно подумать, кто-то уже приручал его, - добавил он мгновение спустя.
     - Это так? - спросил Саймон.
     - Мне сказали, что сокола поймали взрослым, а не взяли птенцом из гнезда. Но сокольничий уверял меня, что сообразительность не в диковинку для здешних птиц, если колдунья Мэг обучает их.
     Саймон ухмыльнулся.
     - Что же ты обнаружил, пройдя по ее следу? - поинтересовался Доминик почти так же спокойно.
     Почти, но не совсем. И этой едва заметной перемены было достаточно, чтобы напомнить Саймону, что его брата беспокоит непокорная жена, с которой он вынужден основать династию.
     - Я не нашел ничего, - сказал Саймон прямо. - Прыгунья потеряла след.
     Звук колокольчиков затих. Доминик внимательно смотрел на Саймона.
     - Потеряла след? Как странно. У Прыгуньи самый острый нюх из всех моих собак.
     - Да, - согласился Саймон.
     - А какие-нибудь еще следы вокруг?
     - Крупный олень живет выше по ручью, который впадает в реку Блэкторн. Лиса поймала зайца. Орел и пять ворон вышли на охоту.
     Доминик отмахнулся от этих известий. Саймон перечислял лесные новости, желая хоть отчасти его развлечь.
     - А следы лошадей?
     - Никаких, даже местных диких лошадей.
     - Мулы? Повозки? Отпечатки башмаков? - настаивал Доминик.
     - Нет.
     - Где вы потеряли след?
     - Как раз там, где говорила леди Маргарет. Возле камней, окружавших языческое кладбище.
     - И никаких следов присутствия другого человека?
     - Ни малейших, - ответил Саймон убедительно. - Если только Дункан Максвелл - или кто-то другой - был с твоей женой этим утром, он прилетел на крыльях орла и так же вернулся назад.
     Доминик хмыкнул.
     - Может быть, она делала именно то, что и сказала, - собирала растения, - предположил Саймон.
     - Может быть, но они, я видел, растут и ближе к дому.
     - Что за чертовы листья?
     - Садовник таких не знает, - сказал Доминик.
     Вот почему Доминик был сейчас в комнате Джона, а Мэг - у себя; ему нужно было время подумать. Первое сражение за будущих сыновей окончилось не в его пользу. Но Доминик был слишком хорошим тактиком, чтобы повторять свои ошибки. Никогда еще он не участвовал в столь важной для него битве.
     - Я недооценил свою жену, - признал Доминик, - и, пожалуй, несправедливо обошелся с ней.
     - Разве? Любой другой на твоем месте мог бы побить ее только за то, что она ушла в лес одна, никому не сказав ни слова.
     - С чего ты взял, что я не сделал этого? - возразил Доминик без всякого раздражения.
     - После того как я вытащил тебя из турецкой тюрьмы, ты поклялся, что никогда не позволишь использовать плети или палки в своих владениях, когда они у тебя будут. А ты человек слова.
     Внезапно Доминик поднялся на ноги. Его пребывание в тюрьме было так ужасно, что он вспоминал о нем только в страшных снах. И, просыпаясь, старался поскорее забыть. Это не всегда удавалось.
     - Я уже благодарил тебя, Саймон, благодарю еще раз.
     - Мы спасали жизнь друг другу столько раз, что смешно вспоминать об этом, - произнес брат сухо.
     - Но сейчас ты спасаешь не мою жизнь, а мою душу.
     Колокольцы зазвенели, потревоженные нервным движением Доминика, сжавшего в кулаке холодные золотые цепи.
     - У меня есть новое поручение для тебя, - объявил Доминик немного погодя. - Охрана.
     Встревоженный Саймон поспешно повернулся к нему.
     - Свен узнал, что против нас затевается что-то дурное?
     - Ты должен охранять не меня, а мою жену.
     - Черт возьми, - с отвращением пробормотал Саймон.
     - В ком еще я могу быть уверен, что он не соблазнит ее или не будет соблазнен? - просто объяснил Доминик.
     - Теперь я понимаю, почему султаны используют евнухов в качестве стражи.
     - По-моему, это не такая уж большая жертва.
     - Еще какая большая! - ответил Саймон, проводя рукой по волосам. - Ты уж меня, брат, не делай евнухом.
     Смех Доминика смешался с тихим перезвоном колокольчиков, которые он небрежно перебирал.
     - Ты только должен будешь смотреть за тем, чтобы никто, кроме меня, не входил в комнаты Мэг, - пояснил Доминик.
     - А ее служанка?
     - Служанка? Зачем она там? Я могу сам одеть - и раздеть - свою жену, если нужно.
     Саймон старался не рассмеяться вслух, но веселье было написано на его лице.
     - Первое время, - говорил Доминик, - Мэг будет как сокол, которого недавно посадили в мою клетку. Она должна есть из моих рук. Пить из моих уст. Спать только рядом со мной. При пробуждении она должна слышать мое дыхание и чувствовать мое тепло.
     Саймон удивленно приподнял брови, но не проронил ни слова.
     - Мэг сказала, что я не знаю ее, - продолжал Доминик, размышляя вслух, как он часто делал в присутствии Саймона. - Она права. Это моя вина. Поначалу она кажется доступной, но во многих отношениях она сильнее, чем иные города, которые я брал.
     Саймон молчал, думая о том, что произошло между его братом и Мэг, когда он оставил их одних в лесу. Но он ни о чем не спрашивал. Он знал, что не стоит вмешиваться, когда Доминик обдумывает план взятия крепости.
     Или женщины.
     - К тому времени, как ее ежемесячное истечение закончится, - сказал Доминик, - я буду знать ее гораздо лучше. Но не так, как муж познает свою жену. Это совсем другое знание.
     - Ты известил ее, что она будет заперта в своем собственном замке? - спокойно спросил Саймон.
     - Да.
     - И что она ответила?
     Доминик прищурился.
     - Ничего. Она не разговаривает со мной с тех пор, как сообщила, что я умру, не имея сыновей.
     - Боже праведный, - испуганно прошептал Саймон.
     Прежде чем Доминик заговорил снова, вернулся слуга. За ним шла Старая Гвин. Слуга с поклоном поставил на стол поднос. Саймон подошел к столу и набросился на еду. Доминик жестом пригласил старую женщину поближе к огню.
     - Ты ужинала? - осведомился он любезно.
     - Да, лорд, спасибо.
     Доминик замолчал, обдумывая, как лучше начать разговор о родовом проклятии Глендруидов, о покойном Джоне и его детях и еще о том, что было правдой, а что - пустыми предрассудками. В конце концов он пожал плечами и последовал примеру жителей Блэкторна. Джон и Мэг обычно говорили прямо. Доминик решил поступить так же.
     - Расскажи мне о женах рода Глендруидов, - просто попросил Доминик.
     - Они только женщины.
     За спиной Доминика Саймон то ли смеялся, то ли божился, то ли и то и другое одновременно.
     - Да, - произнес Доминик спокойно. - Это я заметил. Это так же бесспорно, как то, что я мужчина.
     Блеклые глаза Старой Гвин смеялись.
     - А разве нужно что-нибудь еще говорить, лорд?
     - Многое, - отрезал Доминик. - Объясни мне, чем жены из рода Глендруидов отличаются от других женщин.
     - У них глаза необычного зеленого цвета.
     - Так, продолжай, - велел Доминик.
     - Они умеют обращаться с растениями и со всеми живыми существами.
     Он ждал.
     И Старая Гвин ждала.
     - Господи! - умоляюще воскликнул Доминик. - Что ты тянешь кота за хвост? Говори!
     - Дело пойдет быстрее, если вы объясните мне, что именно вы хотите знать, - сказала Старая Гвин безмятежно. - Здесь уютно, а мои старые кости так любят тепло. Я ведь могу начать с самого рождения леди Маргарет и рассказывать обо всей ее жизни вплоть до сегодняшнего дня.
     Доминик сжал кулаки и стал изучать противницу. Она тоже разглядывала его, не столь воинственно, но презрения в ее глазах было не меньше.
     - Я слышал, женщины из рода Глендруидов упрямы, - начал Доминик немного погодя.
     - Да.
     - Бесстрашны.
     Старая Гвин наклонила голову, словно размышляя.
     - Мы не робки, - произнесла она мгновение спустя. Потом помолчала немного и добавила:
     - Это не одно и то же, лорд.
     - Да, - согласился Доминик, пораженный проницательностью старой женщины. - Люди называют это отвагой.
     Он снова взял колокольчики и начал перебирать их, обдумывая, как вести расспросы дальше. Их нежный звон привлек внимание Старой Гвин. Она с интересом разглядывала диковинную цепочку.
     - Если бы цветы могли петь, - проговорила она с довольным видом, - у них были бы точно такие же голоса.
     Доминик взглянул на нее.
     - Ты удивляешь меня, старуха.
     - Думаю, трудно удивить чем-нибудь человека, который сосредоточен только на одной-единственной вещи и не обращает внимания ни на что другое.
     - Может, ты объяснишь на чем? - спросил Доминик сухо.
     Старая Гвин кивнула.
     - Так чем же я озабочен?
     - Династией.
     - Не более, чем любой другой мужчина.
     - Нет, - возразила она. - Другие мужчины хотят многого. Одни - постепенно, большинство - немедленно.
     - И поэтому не получают ничего.
     Теперь была очередь Старой Гвин удивляться.
     - Да, - согласилась она. - Это так. Но вы не похожи на других мужчин. Вы грезите об одном, и только об одном. О сыне.
     Доминик прищурился, и в его глазах сверкнула ярость - это была слишком больная тема.
     - В любом случае, - промолвил он вкрадчиво, - сейчас я обременен бесплодной женой.
     - Это не так!
     В голосе старухи не было и тени сомнения.
     - Тогда почему же Мэг уверена, что я умру, не оставив сыновей? - требовательно произнес Доминик.
     Старая Гвин удивленно отступила и, прищурившись, уставилась на высокого воина, стоящего перед ней. Она вдруг поняла, какая буря свирепствует у него в душе втайне от всех.
     - Это она вам сказала? - осторожно спросила Гвин.
     - Да.
     - Именно это? Слово в слово, лорд? Я должна быть уверена.
     Сначала Доминик хотел выгнать нахальную старуху вон. Но было что-то в ее глазах, что заставило его сдаться, - что-то колдовское.
     - Она сказала: "Для того чтобы родился сын Глендруидов, нужна любовь. А в тебе нет любви, Доминик Ле Сабр".
     Из груди Старой Гвин вырвался вздох, слившись с гудением огня в очаге. Она начала тереть глаза, словно утомившись. Потом посмотрела на человека, сжигаемого единственным желанием.
     - Это не значит, что Мэг бесплодна, лорд Доминик. Это означает, что сына Глендруидов нельзя зачать, если между мужчиной и женщиной нет любви. Одной плотской близости мало.
     - Как такое может быть, старуха?
     - Я не знаю, - ответила она. - Я знаю только, что так обстоит дело с той поры, когда был утерян Волк Глендруидов.
     - И давно это было?
     - Давным-давно, лорд. Так давно, что на земле еще жили древние боги.
     - Только не надо сказок, - произнес Доминик голосом, полным сарказма. - Неужели ты хочешь, чтобы я поверил, что за такое долгое время ни один мужчина не сумел убедить женщину из рода Глендруидов, что любит ее?
     Старая Гвин хмыкнула:
     - Не имеет значения, что он наплетет, чтобы заполучить ее в свою постель. Во-первых, он врет. Во-вторых, проклятие лежит на женщине, а не на мужчине. Многие женщины хотели зачать сына, чтобы принести мир на свою землю. Но ни одна из них не могла полюбить так, чтобы родился сын.
     Доминик прищурился. Когда он узнал о ловушках и укреплениях города, который необходимо взять, у него опустились руки.
     - Значит, то, что сказал Джон, правда, - пробормотал он. - Колдунья холодна, как склеп. Она не чувствует страсти.
     Старая Гвин странно улыбнулась:
     - Вы больше верите Джону или нетронутому девичьему телу, которое отзывается на ваш зов, как сокол на зов хозяина.
     От напоминания, что он действительно вызывает желание у Мэг, в его теле возникло было напряжение, но быстро исчезло при мысли о родовом проклятии, сыновьях, которых не будет, и прочих сложностях.
     - Но почему они не могли полюбить? Они не способны к этому?
     - Некоторые да. Способность любить редка среди людей. Особенно в нашем роду. Но Мэг не такая. Спросите любого из жителей замка.
     - А что же те женщины, которые могли любить? - настаивал Доминик. - Или они были замужем за скотами, недостойными их?
     - Скотами? Нет. Они были замужем за обыкновенными людьми, лорд, просто людьми.
     - Ты говоришь загадками, - нетерпеливо сказал он.
     - Нет. Это вы не хотите понимать. Вы могли бы полюбить женщину, если бы знали, что нужны ей только для того, чтобы получить земли, богатство и наследников?
     - Проклятие, что за чушь...
     - Можете ли вы, - продолжала старуха, не обращая внимания на его слова, - полюбить женщину? Пустить ее в свою тщательно охраняемую душу?
     Доминик недоуменно посмотрел на нее.
     - Разве я похож на идиота? Подчиняться, зависеть от кого-то - это не мужское дело!
     Слезы выступили на глазах Старой Гвин, но она удержала их. Она слишком долго жила на земле, чтобы верить, что слезами можно что-то изменить.
     - Тогда у вас не будет сыновей, и мне ничего не остается, как молиться, чтобы другие поколения все же избавились от проклятия.
     - Я не верю тебе, - зарычал Доминик.
     - Тогда поверьте другому: женщины из рода Глендруидов видят не только широкие плечи и приятные лица. Они видят душу человека. Поэтому любить для них трудно, почти невозможно. Понимать кого-то и все-таки любить, несмотря на это, могут только ангелы. Людям такого не дано.
     Лицо Доминика окаменело, отражая холод, проникавший в его душу по мере того, как уверенность и печаль старой женщины темной волной окутывали его. Неожиданно он ударил кулаком по столу. Цепочки подпрыгнули и зазвенели, будто закричали, резко и недовольно. И наступила тишина.
     Никто не шевельнулся и не проронил ни слова.
     Саймон смотрел то на Старую Гвин, то на своего брата.
     Доминик сидел, прищурившись, с видом человека, погруженного в раздумья.
     Саймон облегченно вздохнул. Если его брат решил справиться с чем-то, будь то крепость, город или женщина, он справится с ними силой или хитростью.
     Или использует предательство, если будет необходимо.
     После долгого молчания Доминик обратился к Старой Гвин. Его глаза смотрели холодно и твердо. И когда он заговорил, в его голосе тоже слышался лед.
     - Благодарю тебя. Твои слова кое-что объяснили мне.
     Он отпускал ее, и она поняла это. Старуха кивнула и незаметно исчезла.
     Доминик повернулся к брату и резко спросил:
     - Ты веришь старой колдунье?
     - Я чувствую, что она сама верит тому, что говорит.
     - Да, - произнес Доминик горько. - Я участвовал в войне за Гроб Господень и знаю, что такая вера творит чудеса.
     И он снова ударил кулаком по столу, заставив колокольчики протестующе зарыдать; только они рискнули пойти против воли человека, который окружил себя ледяной стеной.
     - Что ты будешь делать? - поинтересовался Саймон немного погодя. - Объявишь брак недействительным из-за того, что она бесплодная?
     - Нет, - ответил он, - никогда.
     Убежденность, с которой он говорил, удивила обоих.
     - Мы удержим крепость, даже если будут сопротивляться и таны, и вассалы, - сказал Саймон. - Если люди откажутся работать в поле для тебя, у нашего отца больше крестьян, чем требуется в его владениях. Крепостные будут рады прибыть сюда, если каждому пообещать свой огород и свинью.
     - Да.
     Больше Доминик ничего не сказал. Слова Саймона были верными, но почему-то не устраивали Доминика. Он вдруг понял почему. Крестьяне и замок никак не разрешали его проблем с Мэг. А колдунья Глендруидов, которая была его женой, была и его главной заботой.
     Нахмурившись, Доминик посмотрел на изящные золотые колокольчики и ударил по ним пальцем.
     "Если бы цветы могли петь...
     Если бы она могла полюбить..."
     - Да! - воскликнул Доминик. - Вот оно!
     - Что?
     - Решение, брат мой, очень просто. Я должен научить колдунью любить меня!

     Глава 14

     Доминик и Саймон шли через зал к лестнице, ведущей к одной из угловых башен замка. Нежный звон колокольчиков, которые Доминик захватил с собой, терялся за шумом и голосами слуг, скребущих деревянный пол.
     По мере того как половицы отчищались, другие слуги с ушатами воды, жидкого мыла и грубыми щетками в руках брались за работу. Кучи грязных ветвей громоздились вдоль стены, ожидая, когда их бросят в печь. Огонь в огромном камине пылал с такой силой, словно предвкушал богатое угощение.
     Увидев Доминика, управляющий заметался, подгоняя людей, чтобы они работали усерднее и быстрее.
     - По крайней мере хоть управляющий знает, кто его новый хозяин, - пробормотал Доминик.
     - Все знают, кто их новый хозяин. Только некоторые никак не могут с этим