телевизору   турнирную   таблицу   начавшегося
бейсбольного сезона. Он все еще  дулся  на  "Гигантов  Сан-Франциско"  и
желал победы кому угодно, только не им.
   Бейсбол был не способен надолго задержать его внимание. Вскоре  мысли
Дейна вновь переключились на Марли Кин. Ему вспомнилась бездонная синева
ее глаз, в которых было больше теней, чем на кладбище. Он не  знал  еще,
какую игру она ведет, но видел, что ей от этой игры самой  не  по  себе.
Всякий раз, когда она начинала вспоминать про тот вечер  в  пятницу,  ей
становилось плохо, и Дейну это было четко  видно  со  стороны.  Ни  одна
актриса, сколько бы "Оскаров" у нее ни было,  не  смогла  бы  по  заказу
изобразить ту мертвенную бледность, которая появилась на  лице  у  Марли
сегодня утром и днем.
   Он припомнил, как дрожали ее хрупкие плечи, и  вновь  ощутил  желание
обнять ее, прижать к себе и заверить,  что  все  будет  в  порядке,  все
обойдется. Да откуда же это все взялось, черт возьми?!  Он  не  возражал
против теории, которая утверждала, что мужчине свойственно сочувствовать
женщине,  потому  что  он  сильнее.  Свойственно  заслонять  женщину  от
опасности, которая может угрожать ей. Поддерживать  женщину,  когда  она
поднимается  или  спускается  по  лестнице,   пребывать   в   постоянной
готовности подхватить ее  на  руки,  если  высокие  каблуки  ее  туфелек
сыграют с ней злую шутку. Выполнять за женщину грязную работу,  где  это
только возможно, - разве это не естественно для мужчины?  Когда  он  был
патрульным и приезжал на аварии, то невольно проверял первым делом,  нет
ли среди пострадавших женщин и детей.
   Но, черт возьми, ему еще ни разу не хотелось утешить  того,  кого  он
подозревал в убийстве!
   Он полицейский, она подозреваемая.  И  интересовать  его  она  должна
исключительно в этом качестве. Все мысли о ней  необходимо  ограничивать
только теми, которые помогут в расследовании дела. Утешающие  объятия  -
это что-то совсем из другой оперы.
   Но со своими желаниями он ничего поделать не мог. Черт возьми, ровным
счетом ничего! Ему хотелось, чтобы она склонила  голову  ему  на  плечо,
хотелось провести рукой по ее щеке, шее... Хотелось,  чтобы  потом  рука
соскользнула ей на грудь, пробежала по животу, коснулась нежного бугорка
у нее между ног...
   Вскочив на ноги, Дейн выругался. Проклятье, сегодня он впервые увидел
ее и с той минуты потерял покой. Ослеп.
   Он сверился с часами. Девять пятнадцать. Может, пойти в участок и там
подождать Эвана?  По  крайней  мере,  хоть  как-то  отвлечется  от  этих
идиотских мыслей. Он стал нервно мерять шагами комнату, потом взял ключи
от машины и вышел.
   Как он и надеялся, Эван пришел  на  службу  пораньше.  У  большинства
полицейских это вошло  в  привычку.  Есть  время  спокойно  переодеться,
выпить чашку кофе и настроиться на рабочий  лад,  чтобы  к  фактическому
началу смены уже быть в полной готовности. Джим Эван оказался  ничем  не
примечательным молодым человеком: средний  рост,  средний  вес,  обычные
черты лица. Но его отличали глаза.  Это  были  наблюдательные,  циничные
глаза полицейского, который все видит  и  которого  не  удастся  застать
врасплох.
   Тот случай, который произошел с ним  в  пятницу  вечером,  он  помнил
очень живо.
   - Все выглядело довольно странно, - проговорил он  задумчиво.  -  Она
сидела в своей машине неподвижно, как статуя. Глаза были открыты, взгляд
остекленелый.  Поначалу  я  подумал:  ну  все,  труп.  Включил  фонарик,
посветил в кабине, но не заметил ничего подозрительного. А  потом  вижу,
вроде дышит. Постучал в стекло дверцы фонариком, но она очнулась  далеко
не сразу.
   По спине Дейна пробежали мурашки.
   - Она что, была без сознания?
   Эван пожал плечами.
   -  Такой  мертвый  взгляд  я  раньше  видел  только  у  покойников  и
сумасшедших. А когда теряешь сознание, глаза обычно закрываются.
   - Что случилось потом?
   - Поначалу она здорово растерялась, выглядела напуганной. Двигалась с
трудом, как будто отходила после наркоза. Но наконец ей удалось опустить
стекло. Она сказала, что страдает эпилепсией и, должно  быть,  перенесла
легкий приступ. Я попросил ее  выйти  из  машины.  Она  вышла.  Ее  била
сильная дрожь. Запаха алкоголя я не почувствовал. Не похоже было  также,
что она чем-то накачалась.  Я  проверил  по  рации  ее  номера,  выяснил
личность владельца. Все сошлось. Задерживать ее дольше у  меня  не  было
оснований. А поскольку она, как я уже сказал, была маленько не в себе, я
решил для верности проехаться с ней до ее дома.
   - В котором часу это было? - спросил Дейн.
   - Так, сейчас прикину... Я, конечно, могу свериться со своим журналом
и назвать точное время, если вам  нужно,  но...  Это  было  сразу  после
полуночи. Где-нибудь так в четверть первого.
   - Спасибо, - сказал Дейн, - вы мне очень помогли.
   - Всегда рад.

***

   Дейн вернулся домой, размышляя в машине над только что услышанным. Он
никак  не  ожидал  получить  от  этой  короткой  встречи   столь   много
информации.
   Во-первых, выяснилось, что примерно в то время, когда в доме  Виников
убивали хозяйку, Марли Кин находилась в противоположном конце города.
   Наблюдения Эвана фактически подтверждали слова Марли о том,  как  она
переживает видения.
   Что  же  в  итоге?  Продолжать  держать  ее  в  списке  подозреваемых
нелогично. Странно, но у него появилось такое  ощущение,  будто  гора  с
плеч свалилась.
   Значит, в доме Виников ее  не  было.  У  нее  есть  алиби.  Ничто  не
связывало ее  с  преступлением...  кроме  ее  собственных  слов.  И  она
утверждает, что видела, как совершалось убийство.
   Каким же образом она видела, если ее там не было?
   "Марли что-то знает. Что-то такое,  о  чем  не  хочет  мне  говорить.
Что-то такое, что таится в глубине ее взгляда..."
   Он решил узнать все, отыскать связующую нить между ней и убийством.
   Конечно, можно еще поверить в то, что она на самом деле экстрасенс. А
в это Дейн поверить не мог. Пока.

Глава 6

   Провожая глазами уходившую женщину, он чувствовал, как  кипит  в  нем
ярость. Но не давал ей выплеснуться наружу, держал ее под  полным  своим
контролем, как и все в этой жизни. Еще рано. Показывать сейчас  то,  что
переливалось у него внутри, было бы  неуместно.  Всему  свое  время.  Он
опустил взгляд на бланк жалобы, который  она  заполнила,  и  усмехнулся,
прочитав ее имя и домашний  адрес:  Жаклин  Шитс,  Кипарис-терес,  3311.
Мысль о неизбежном возмездии несколько успокоила его. Закрывшись  спиной
от Анетты, он быстро сунул бланк к себе в карман,  чтобы  избавиться  от
него позже. Только последний дурак мог оставить его здесь.  Чтобы  потом
какой-нибудь гад, любящий совать свой нос в чужие дела, запомнил?  Кэрол
Джейнз не считал себя дураком. Совсем напротив. Он гордился тем, что все
всегда умеет предусмотреть, не пренебрегая ни единой деталью.
   - Ума не приложу, как вы можете оставаться спокойным, когда  вам  так
откровенно хамят, мистер  Джейнз,  -  послышался  за  его  спиной  голос
Анетты. - Мне так и хотелось дать ей по наглой физиономии!
   На его лице пребывало выражение полнейшей безмятежности.
   - О, придет день, когда ей воздается! - только и ответил он.
   Джейнз с симпатией относился к Анетте, которой приходилось мириться с
тем  же,  с  чем  мирился  он.  И  когда  его  оскорбляли,  она   всегда
сочувствовала ему. Вообще большинство людей вели себя вполне учтиво,  но
попадались и  такие,  которым  требовалось  преподать  урок.  Анетта,  к
примеру, всегда уважительно называла его "мистер",  что  ему  нравилось.
Анетта  была  совсем  домашняя,   невысокого   роста,   темноволосая   и
некрасивая, но при этом неизменно приветливая.  Она  не  раздражала  его
так, как раздражали многие женщины своей глупостью и обидчивостью.
   У  Кэрола  Джейнза  всегда  была  прямая  спина,  настоящая   военная
выправка. Он часто думал о  том,  что  из  него  получился  бы  неплохой
военный. Офицер, конечно. Он был бы первым на курсе в академии, если  бы
мог поступить туда. К сожалению, у него не имелось  связей,  необходимых
для поступления в военную академию. Связи в таком деле  играют  решающую
роль. А без них не видать академии как своих ушей. Высший класс общества
плотно сомкнул свои ряды и не пускает к себе снизу никого. Завербоваться
сначала на срочную службу? Нет, об этом даже речи быть не  могло.  Точно
так же он отверг учебный корпус офицеров запаса и офицерскую школу.  Все
это даже близко к академии не  стояло.  В  результате  вместо  блестящей
военной  карьеры  ему  выпала  жалкая   доля,   унижающая   человеческое
достоинство работа  в  огромном  универсальном  магазине:  принимать  от
населения их жалобы. Но это еще не значило, что из-за  этого  он  должен
опуститься.
   В нем было пять футов и десять дюймов  роста,  но  постоянная  прямая
осанка делала его в глазах окружающих несколько  выше.  Он  считал,  что
выглядит  довольно  привлекательно:   подтянут   -   дважды   в   неделю
гимнастический зал, густые и вьющиеся светлые волосы,  правильные  черты
лица. Ему нравилось хорошо одеваться.  Он  тщательно  следил  за  собой,
холил себя, уделяя внимание самым, казалось бы, незначительным  мелочам.
Именно  в  этом,  как  он  считал,  кроется  различие  между   человеком
преуспевающим и неудачником. Джейнз всегда помнил об этом.
   Интересно, что сказала бы Анетта, если бы узнала о том, каких  усилий
стоит ему сдерживаться до той минуты, когда все можно выпустить  наружу?
Впрочем, об этом не догадывался никто. И меньше других Анетта.  Мысль  о
том, что  ему  удается  обманывать  весь  мир,  приносила  ему  ощущение
огромного удовлетворения. А полицейские, так те вообще идиоты.  Куда  им
тягаться с ним.
   Он терпеливо дождался той минуты,  когда  Анетта  ушла  на  обеденный
перерыв, и подошел к компьютеру. Интересно, есть ли у Жаклин  Шитс  свой
счет  в  магазине?  Первоначальная  информация,   которую   можно   было
почерпнуть из компьютера - если она там была, - всегда  облегчала  дело.
Ага,  вот  он.  Расчеты  Жаклин  Шитс  с  магазином  его,  конечно,   не
интересовали. Он искал те сведения, которые указывались  вверху  бланка,
заполнявшегося всякий раз, когда клиент  просил  в  магазине  кредит.  А
именно: семейное положение и место работы. Так, Жаклин  Шитс  разведена.
Он прищелкнул языком. "Ай-яй-яй! Она не сумела  сохранить  семью.  Какая
жалость..."
   Это, разумеется, еще не означало, что она живет одна. Варианты  могли
быть  самыми  разными:  дети,  постоянный  любовник,  подруга-лесбиянка.
Наконец, мать. Любой из этих раскладов дополнительно усложнит задачу. Но
никоим образом не сделает ее невыполнимой. Каждый раз он втайне надеялся
на то, что впереди обозначится  какое-нибудь  препятствие,  ибо  в  этом
случае он получит возможность устроить более  серьезную  проверку  своим
нервам и уму.
   То, что он так скоро задумал новое дело, было необычно. Но им  владел
интерес: покажет ли он себя еще ярче, чем в прошлый раз,  или  нет?  Как
атлет, который увеличил нагрузку в  тренировочном  процессе?  Или  будет
спад? Втайне Джейнз надеялся на то,  что  проявит  еще  большую  силу  и
скорость реакции, мыслить будет четче и испытает новые переживания.
   В  тот  день,  уходя  с  работы,  Джейнз  уже   радостно   предвкушал
удовольствие и от полноты чувств даже напевал. Но он  скоро  отогнал  от
себя  приятное  возбуждение:  спокойнее,  еще  не  время.   Чем   дольше
сдерживаешь наслаждение, тем  оно  в  конце  концов  получается  острее.
Поэтому  он  настроился  на  обычный  распорядок  дня:  приехал   домой,
пролистал газету, сунул ужин в  микроволновку,  а  пока  тот  готовился,
сервировал себе стол: салфетка под тарелку, еще  одна,  бумажная,  но  с
красным рисунком, ну и все остальное, как полагается. Он  жил  один,  но
это еще не повод опускаться.
   И только когда за окном совсем стемнело, он  позволил  себе  вытащить
карту Орландо и отыскать на ней Кипарис-терес. Джейнз  прокладывал  свой
маршрут желтым
   Вороты. Оказалось, что цель не так далека, как он думал: всего  минут
пятнадцать на машине. Очень удобно.
   Потом он выехал из дома на вечернюю прогулку, подставляя лицо мягкому
весеннему ветерку. "Первое знакомство" заключалось в том,  чтобы  только
отыскать нужный дом, запомнить его местоположение  и  обогнуть  со  всех
сторон, чтобы обследовать окрестности: как близко стоят  соседние  дома,
много ли в микрорайоне собак и детей?  Окружен  ли  двор  дома  забором,
сколько машин припарковано перед крыльцом или  в  гараже,  если  таковой
имеется? И прочие мелочи. Детали. Позже он узнает много  больше.  Каждая
новая поездка будет обогащать его новым знанием.  Наконец  он  проникнет
внутрь дома,  чтобы  заучить  расположение  комнат.  Тогда  можно  будет
позволить себе несколько раскрепоститься:  он  почувствует,  как  где-то
внутри уже начинает рождаться наслаждение. Ибо ему всегда  было  приятно
гулять по дому в отсутствие хозяйки, прикасаясь к ее вещам, заглядывая в
ящички шкафов в спальне и ванной. Он, в сущности, уже овладеет  ею,  как
только переступит порог ее дома, а она еще не будет  об  этом  знать.  И
тогда придет время заключительного акта, финала.
   Он проехал мимо ее дома -  Кипарис-терес,  3311  -  и  вместо  гаража
увидел навес, рассчитанный только на одну машину. Под ним как раз  стоял
пятилетний "понтиак". Других машин не было. Не заметил он  и  велосипеда
или скейтборда, что указывало бы на то, что она живет с детьми. Во  всем
доме горела только одна лампа: либо члены семьи в ту минуту собрались  в
одной комнате, либо вся семья состояла из одного человека. Скорее  всего
верно последнее.
   Он обогнул квартал и вторично проехал мимо дома - это был максимум из
того, что он мог  себе  позволить  в  первую  поездку.  Если  кто-нибудь
случайно подсмотрел -  что  само  по  себе  маловероятно,  -  то  второе
появление одной и той же машины на  улице  логично  объяснить  тем,  что
водитель просто заплутал в незнакомом для себя районе.  Третий  же  круг
вокруг квартала будет выглядеть уже подозрительно.
   Проезжая мимо дома во второй  раз,  он  заметил,  что  забор  тянется
только вдоль левой его стороны, противоположной от той,  где  был  навес
для машины. Забор - это всегда хорошо: надежное укрытие. Правда,  правая
сторона была открыта, и ему это не очень  понравилось,  но  в  целом  он
оценил обстановку, как исключительно благоприятную. Исключительно.

***

   Марли сидела на диване, подобрав  под  себя  ноги,  и  читала  книгу,
которая  была   не   особенно   интересной,   но   помогала   постепенно
расслабиться. Весь день прошел в напряжении. Уходя с работы, она думала,
что детектив Холлистер будет ждать  ее  на  автостоянке,  как  и  вчера.
Боялась, что новой встречи с этим человеком,  который  был  настроен  по
отношению к ней явно враждебно, она не выдержит. Но вместе с  тем  Марли
невольно начала как-то сиротливо озираться по сторонам, когда  вышла  из
банка и не увидела его поблизости.
   Откинув голову на спинку дивана, она закрыла глаза.  Перед  мысленным
взором тут же возник его образ: грубые, словно  вырубленные  из  дерева,
черты лица, сломанный нос, глубоко посаженные карие  с  зеленым  отливом
глаза. Да, такое лицо не назовешь лицом интеллектуала. И даже если черты
были бы более правильными, глаза бы  выдали  -  глаза  хищника,  который
вечно ищет жертву. Взгляд их отличался  необыкновенной  колючестью.  Она
даже считала, что жители Орландо должны благодарить судьбу  за  то,  что
Холлистер выступает на стороне закона  и  охотится  не  за  ними,  а  за
преступниками. В его глазах было еще и то, что делает  всех  полицейских
похожими друг  на  друга:  предельный  цинизм,  холодная  отчужденность,
своего рода стена, которую служители закона  воздвигают  между  собой  и
теми, кому они служат.
   Марли повидала на своем веку полицейских, и у всех них подмечала  эту
особенность. Полицейский может раскрыться только перед  своим  коллегой,
человеком, который видит то, что и он  сам,  занимается  тем  же  делом.
Возвращаясь со службы домой, они  не  рассказывают  своим  женам  о  той
грязи, с которой сталкиваются ежедневно. Да и как заикнешься об этом,  к
примеру, за  ужином?  Как  говорится,  приятного  аппетита!  Напряжение,
которое  накладывает  на  жизнь  полицейского  его   профессия,   просто
невероятно. Поэтому среди них очень высок процент разводов.
   Полицейские никогда не знали, как им  относиться  к  Марли.  Сначала,
конечно, они все  принимали  за  шутку.  А  когда  ее  правота  получала
подтверждение, им всем становилось не по  себе  рядом  с  ней,  ибо  они
знали, что ее дар распространяется и на них. А ведь полицейский считает,
что понять его может только другой полицейский. Они чувствовали, что она
знает все, что у них внутри, видит их злость, страх и неприязнь к  себе.
Не в силах защититься, отгородиться от  нее  стеной,  они  ощущали  себя
уязвимыми.
   Только шесть лет назад Марли стала учиться жить так,  как  живут  все
люди; общаться  с  ними,  не  заглядывая  к  ним  в  души,  а  пользуясь
стандартным  для  нормального  человека   набором   подсказок:   смыслом
сказанных слов, жестами, тоном голоса, выражением лица.  Какое-то  время
она была в положении младенца, который только-только учится говорить или
ходить, ведь в прежней жизни ей не приходилось общаться с внешним  миром
нормальным способом. Поначалу она даже не хотела ничему учиться,  думала
только об одном: "Оставьте меня в покое, в моей  блаженной  тишине".  Но
полная изоляция не свойственна человеку.  Даже  отшельники  общаются  со
своими домашними животными. И  со  временем,  когда  Марли  окончательно
успокоилась и перестала бояться, она инстинктивно  потянулась  к  людям,
стала  наблюдать,  пыталась  понять  их.  Понять  детектива   Холлистера
оказалось, впрочем, непросто... Она усмехнулась. Может, это потому,  что
ей трудно  заставить  себя  просто  посмотреть  ему  в  лицо?  Нет,  его
внешность нельзя назвать отталкивающей. Дело не в не  правильности  черт
лица,  а  в  пронзительности  его  взгляда,  от  которого  Марли  просто
терялась. Холлистер  давил  на  нее  своим  яростным  взором,  принуждая
вспоминать то, о чем она так хотела навсегда забыть!
   Марли не боялась его, как бы ни тщился он вызвать в ней  этот  страх.
Ему не удастся притянуть ее к делу об убийстве Надин Виник,  потому  что
притягивать не за что. Ему не удастся найти против нее улики, потому что
их не существует в природе.  А  смущение,  которое  он  вызывал  в  ней,
объяснялось...
   Вдруг Марли замерла, глаза ее широко раскрылись, и  взгляд  уперся  в
пустоту. В голове мелькнуло что-то... Не видение, нет, и  вообще  не  из
того ряда  переживаний,  которые  завладевают  на  время  ее  разумом  и
сознанием. Но вместе с тем  она  определенно  ощутила  какую-то  смутную
ледяную угрозу.
   Марли порывисто поднялась с дивана и стала  расхаживать  по  комнате,
пытаясь разобраться в своих мыслях. Что происходит? Что это? Возвращение
видения или обычная реакция нормального человека на сильное напряжение в
течение всего дня?
   Итак... Она думала  о  Холлистере,  и  вдруг  стало  как-то  неловко,
тревожно... Легко  было  предположить,  что  источником  этого  ощущения
угрозы как раз и являлся Холлистер. Да, многие именно так и подумали бы.
Но Марли проанализировала все снова и поняла, что тревога не связана  ни
с Холлистером, ни с расследованием, которое тот вел.
   Черная волна смутной угрозы вновь нахлынула на нее, на этот  раз  уже
сильнее. Марли стала хватать широко  открытым  ртом  воздух,  подступила
дурнота.
   Что-то происходит. Господи, что-то происходит! Но что? Связано ли это
как-нибудь с Холлистером? Может быть, ему угрожает опасность?..
   Она резко остановилась, качнувшись по инерции  вперед,  непроизвольно
сжала кулачки. Может, стоит позвонить ему, убедиться, что с  ним  все  в
порядке? Но что она ем